ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ: Поход вглубь леса
Снова Пограничье. Лесорубы атакованы лёгкой пехотой
Иеремия Анахорет вскоре понял, что затея со строительством большой каменной крепости, несомненно, амбициозна, но практически неосуществима. Поэтому было принято совершенно логичное решение: пристроить к пограничному городку деревянную слободу, окружённую частоколом.
Материала для строительства деревянной слободы было предостаточно. Более того, наши ссыльные паганусы, будучи искусными и многоопытными плотниками, отыскали в лесу необычные деревья, похожие на некий род сосны, которые идеально подходили для изготовления частокола. Их стволы были ровными и прочными. Однако топор их брал и пила резала. Трудность лесозаготовки заключалась лишь в одном – Лес отступил от Замка, уступив место гарям. И теперь, прежде, чем обзавестись бревном, приходилось изрядно помесить почву, усеянную влажной золой.
Один из таких походов за пиломатериалом превратился в небольшую битву, которая ознаменовала собою начало целого похода, едва не ставшего роковым.
Лесорубы шли под предводительством Бранислава, который после победоносного поединка с язычником почитался в замке как самый настоящий герой. Раны, нанесённые ему дубинкой, уже практически зажили, хотя лицо порою неприятно немело, и снилась ему по ночам всякая невидаль. Но на сновидения он особого внимания не обращал, тем паче, что вкалывал крепко, и едва поужинав, валился с ног. Утром вставал до зари, так что размышлять о той дряни, которая лезла ему в голову под час ночных кошмаров, было недосуг.
Браниславу предлагали вступить в отряд воинов, однако пока что это было юридически невозможно: оказалось, что наш герой ещё не крещён. И пока отец Петрус готовил всё, что нужно для этого, ибо решил в данном случае не торопиться с таким важным делом, победитель лесной твари продолжал трудиться со своими деревенскими товарищами, мало помалу свыкавшимися с житьём тут, в ссылке.
В этот раз они подошли к лесу в другом месте: не там где обычно, а ближе к скалам. Нужные деревья приметили ещё издалека, хотя ранее они были незнакомы ни Браниславу, ни его товарищам, назначенным заготавливать лес. Таких деревьев в их местности уж точно не росло.
Лиственные деревья уже вовсю сбрасывали с себя багрянец и золото, которое, впрочем, достигая проквашенной дождём гари, становилось чем-то жёлто-бурым. Но даже и такие обрывки нарядов уснувших деревьев были милее сизо-чёрной копоти и золы подожжённого, но вскоре погасшего леса.
Впрочем, собственно деревьев сгорело не так и много – выгорел сухостой, кустарник и валежник. Но даже такой полуобгоревший вид уже позволил с гораздо большим удобством наблюдать за лесом.
А за лесом внимательно следили находившиеся неподалёку всадники. И Боб, отправленный вместе с прочими воинами на боевое дежурство, заметил, что среди стволов деревьев – шагах в двухстах от него – замелькали какие-то фигуры.
Он поёжился. Это – третья в его жизни встреча с супостатами из Леса. Неужели тот яд, которым они отравили вначале его душу, а затем ещё и кровь, – сделает его рабом страхов? Как тех страхов, которые выглядывали из памяти, так и того духа ужаса, который стал вползать во время снов, сделавшихся после ранения такими странными. Как будто он снова маленький и заболевший, сидит в лачуге колдуньи, а его родители о чём-то шепчутся с ворожеей, моля её о помощи.
Нет. Нужно переломить самого себя. Нужно победить себя, и это даст ему шанс победить врага. Даже если ценой этой победы станет его собственная жизнь!
Ведь в памяти товарищей он останется воином, храбрецом… они станут поминать его за упокой. И этот покой непременно будет дарован ему. Главное – переломить себя и побороть страх…
Он присмотрелся внимательнее.
Да. Так и есть!
Несколько лесных воинов крадутся. Пытаются зайти лесорубам в тыл и устроить засаду на пути их возможного бегства из леса в сторону замка.
Боб подал сигнал тревоги. Услышав звук горна, конные воины немедленно собрались возле Боба, а лесорубы повели себя именно так, как их вымуштровал Твердислав: вначале отошли от деревьев, которые могли бы послужить местом укрытия вездесущих воинов Леса, а затем собрались вместе, спина к спине – каждый наблюдает за своим сектором обзора. Лесорубы стали с топорами наизготовку, а Бранислав взял в руки подготовленную сеть, подмышкой левой руки прижимая шест с прочным крюком.
Лесные воины, внезапно появившиеся неподалёку от них, были, по всей видимости, вовсе не некими «знатными рыцарями», служившими злым своим покровителям. Это было что-то вроде лёгкой пехоты. Видимо, недостаточно опытной, чтобы приблизиться неприметно. Впрочем, их участь отягощалась ещё и тем, что лес, терявший листву, был во многих местах выжжен, и на фоне всей этой сырой копоти мелькающие за голыми стволами воины были хорошо заметны. Были они, несмотря на сырую и прохладную погоду, полуголыми – лишь набедренные повязки и какая-то совсем уж хлипкая обувка на ступнях. В левых руках они сжимали круглые тростниковые щиты, обтянутые размалёванной кожей, а в правых руках у них были дротики.
Эти дротики они метали при помощи некоего приспособления – копьеметалки, подобной древнегреческому орудию воинов-пельтастов. Дротик вкладывался таким образом, чтобы задняя его часть упиралась в специальную зарубку копьеметалки, а центральная вставлялась в кольцо в передней части. Два кольца снизу ложа, в которые просовывались указательный и средний пальцы, служили своего рода эластичной рукояткой. Стрелок делал плавный, но быстрый замах, в результате чего дротик в верхней точке траектории движения вылетал с зарубки, подталкиваемый ложем копьеметалки – как неким рычагом, многократно усиливающим силу броска.
Это был индейский атл-атль. В руках опытного воина этим оружием можно было поражать противника с дистанции в две сотни шагов. А с близкого расстояния дротик мог пробить даже лёгкие доспехи.
К счастью для наших дровосеков, на них напали вовсе не опытные воины, а совсем наоборот. Молодые воины были выпущены потренироваться в сумеречном северном лесу на неопасной, как казалось их повелителям, «дичи».
Из трёх выпущенных дротиков лишь один угодил в цель. Копье пробило ногу лесорубу, но кость не повредило. Бедолага выронил секиру, схватившись за раненую ногу, а Бранислав, приказав одному из товарищей оборонять раненого, сам с двумя другими бросился прямо на варваров.
Те, видимо, не ожидали такой реакции от «дичи», и спешно приготовились для повторного обстрела.
Не тут-то было. Бранислав ловко набросил на ближайшего копьеметателя сеть и, не останавливаясь, всей массой своего несущегося тела толкнул запутавшегося в сети противника. Смышлёный силач внимательно слушал рассказ рыцаря Монтшварца о поединке с рыцарем из дупла, и теперь практически воспроизвёл детали схватки у Храста. Двое других воинов Леса пытались было скрыться, но малоопытность не позволила им осуществить своё столь естественное желание. Один был растоптан конём Боба, мчавшегося на помощь товарищам, а другого поймали, набросив на шею аркан.
- Брόня, – обратился Боб к своему другу, – доставь раненого и тушки этих бескровных в замок. Всё толково объясни.
К Бобу возвращалось его чувство, и он снова с тихой радостью изображал грубоватого комедианта:
- Ну, ты же, Бранислав, уже, можно сказать… почти что культурный человек. Всё сам знаешь. Как, что и кому надобно доложить. Сигнал тревоги они уже услыхали, скоро прибудет сюда отряд. Эта мелкота – просто лёгкая пехота. Думаю, скоро двинутся ребята посерьёзнее. Давай, не задерживайся!
Лесорубы поспешили к замку, а трое всадников остались прикрывать их отход. Между тем, подул довольно пронизывающий ветер.
Впрочем, последовавшую вскоре схватку трудно назвать битвой.
Во-первых, воинов Леса было не настолько много, и сражались они не как стройное войско, но как дерзкие одиночки. К тому же весьма малочисленные, чтобы не просто заморочить головы своим мельтешением, но и добиться реальных результатов. Во-вторых, несмотря на то, что эти таинственные воины, очевидно, не ставили целью битвы захват пленных ради своих человеконенавистнических жертвоприношений, тактика обычного истребления живой силы противника была развита у них весьма слабо. А потому умелые и исключительно опасные в рукопашной схватке, они оказались весьма слабыми метателями дротиков.
Всего этого Боб и двое его товарищей, оставшихся защищать весьма удобную для конницы позицию, ещё не знали. Но они понимали – спасение только в сплочённости и в том, чтобы избегать зарослей, которые могут быть смертоносной засадой. На полянке, учитывая относительную оголённость лиственных деревьев, обусловленную временем года и каким-никаким пожаром, было безопаснее всего.
- Братцы, – воззвал к товарищам Боб. – Нас не трое. Нас больше. У нас наши боевые товарищи – наши кони. И ещё – с нами Крестная Сила!
Слова Роберта возымели своё действие. Но вот что странно: Боб был известным пересмешником и пьянчугой. И тут из его уст слова, исполненные высокого пафоса, прозвучали не как нечто дежурное или фальшивое, но, напротив, – с искренней верой и упованием на помощь. Коль уж такой повеса вспомнил о Крестной Силе, то это делало твёрдым дух даже и маловеров.
- Да, главное, чтоб варвары коней не перебили дротиками, – раздалось глухое бурчание Рыжего Томаса, человека, широко известного всем пограничникам своим безукоризненным пессимизмом. Конопатое его лицо было почти полностью закрыто кольчугой койфа. Но тревожное замечание было услышано.
- Двинем помаленьку, нечего стоять мишенями…
Трое воинов двинулись вперёд, держась подальше как от раскидистых деревьев, так и от зарослей.
Между тем, ветер всё усиливался.
- Хорошо, что буря поднимается, – продолжил Рыжий Томас, пытаясь перекричать завывающий ветер. – Стрелкам будет труднее в нас попасть.
- А вон, кстати, один из них! Двигаем прямо на него, смотрите, не упускайте его из виду, – закричал Боб, заметив мелькнувшее тело воина-ягуара. На фоне павшей листвы его костюм был бы практически незаметен, но Боб разглядел его не без подмоги «шестого чувства».
Всадники стремительно приблизились к тому месту, где была замечена фигура врага. Супостат понимал, что от троих всадников невозможно будет просто затаиться в кустах. Поэтому он выскочил из укрытия и метнул дротик. Как и предполагал Рыжий Томас, ветер изменил направление полёта тяжёлой стрелы, и она просто скользнула по корпусу Боба, разорвав неоднократно штопаную котту на левом плече.
Метнув дротик, воин-ягуар ловко вскарабкался на дерево и буквально исчез из виду.
Но воины решили не оставлять это дело недовершённым – коль уж заметили врага, нужно его непременно вывести из этой смертоносной игры.
Рыжий Томас остался под деревом, а его товарищи продвинулись немного дальше.
Вдруг Томас почувствовал сильный удар по плечам: воин-ягуар спрыгнул с дерева прямо на него, и попытался ударить его в горло сжатым в руке ножом. Однако попытка оказалась тщетной. Варвар попытался ударить в лицо сверху вниз, надеясь достать до горла. Он полагал, что койф – кольчужный капюшон – не будет защищать нижнюю часть лица. А у Рыжего Томаса – единственного из троих всадников – койф был практически сплошным: только прорези для глаз не были защищены кольчугой.
И будь воин-ягуар вооружён чем-то, вроде протостилета – мизерикордия[1], возможно, нашему воину было бы несдобровать. Но у него был обычный стеклянный нож, который просто скользнул по хорошо сплетённой кольчуге, а нового удара не последовало. Ягуару не удалось овладеть и конём. Он свалился с него оземь вместе с оглушённым, но вполне живым и при этом изрядно рассвирепевшим Рыжим Томасом.
Нож у варвара был зажат в левой руке, той, к которой был прикреплён тростниковый щит, обтянутый кожей, который сейчас был прижат весом облачённого в кольчугу Томаса. Правая рука лесного воина была занята бесполезной в рукопашной схватке копьеметалкой. Пока он лихорадочно пытался выхватить из колчана дротик и попытаться использовать его в качестве колющего орудия, Томас успел опередить противника – и несколько раз сильно ударил того кинжалом в корпус, защищённый лишь шкурой лесного хищника.
А тут и товарищи подоспели. Боб церемониться не стал – и обрушил на подмятого Томасом врага и колющие, и режущие… А после того, как Рыжий откатился в сторону – добил врага ещё и рубящими ударами. Изрубив останки противника, Боб приторочил к седлу шлем поверженного воина-ягуара, а Рыжий Томас взял себе щит.
Зато третий их товарищ, сутулый Курбэ, просто плюнул, выругался, и ничего себе брать не стал, напомнив любителям сувениров, что лес кишит соплеменниками только что приконченного варвара, которые мечтают прихватить в свои логова «собственные наши головы».
В этот самый момент конь Рыжего Томаса, Люмен, горестно заржал и медленно повалился – в него вонзилось одновременно два дротика. Действительно, варвары решили лишить наших воинов верных четвероногих соратников. Двое всадников помчались в ту сторону, откуда прилетели дротики, но копьеметателей и след простыл.
Томас от полноты чувств возможно и поцеловал бы раненого Люмена, но мы же помним, что он был в сплошном койфе, и губы его были скрыты железными кольцами.
Сзади раздался подозрительный шорох, и Томас инстинктивно отпрянул в сторону. На него бросился какой-то – как ему показалось – «гигантский мертвец».
На самом деле это был воин, чей шлем увенчивался человеческим черепом. От этой зловещей бутафории рост и так достаточно крупного воина казался ещё больше, а вид – ещё инфернальнее.
Томас отскочил ещё назад, став спиной к дереву. «Череп» размахнулся своей двуручной палицей, которая, несомненно, способна была размозжить голову воина, пусть даже и защищённого сплошным кольчужным капюшоном. Но порыв ветра или ещё что-то необъяснимое помешали лесному воину нанести точный удар. И вышло так, что самый краешек страшной палицы стукнулся о ствол дерева. Это спасло жизнь Томасу, который рубанул вначале снизу вверх, пропарывая шкуру противника, а затем, подхватив рукоять тесака левой рукой, обрушил удар сверху. Да так, что раскололись оба черепа – и тот, который прицеплен на шлеме, и тот, который был внутри этого самого шлема.
Гигант повалился, Томас отсёк ему разрубленную голову и побежал к своим, прихватив по пути щит, валявшийся рядом с истекавшим кровью конём Люменом.
Всадник остался только один…
Впрочем, всмотревшись, Томас увидел и второго воина. Боб передвигался уже на своих двоих. Его конь был убит.
Почему-то эта тактика врагов, достаточно логичная по-своему, привела Томаса в такую ярость, что, заметив бегущего в его сторону варвара, вооружённого двуручной палицей, он завопил, и уже шагов за десять замахнулся тесаком, подняв его высоко над головой. Противник инстинктивно поднял свою палицу вверх, оставив живот совершенно незащищённым. Томас с размаху врезал ногой супостату в пах, тот согнулся, и тут же уродливый шлем покатился по жёлтым листьям вместе с начинкой – головой поверженного врага.
Томас остановился, но в тот же момент что-то с такой силой ударило его в затылок, что он потерял сознание и повалился. Боб подскочил, чтобы защитить раненого товарища, а Курбэ поскакал, видимо, заметив воина, метнувшего при помощи пращи глиняные шары, наполненные стеклянной стружкой. Именно такой снаряд едва не вышиб мозги Томаса. Кольчужный капюшон спас его во второй раз.
Когда Боб оттаскивал бесчувственного Томаса подальше от деревьев, он услыхал ржание раненного коня Курбэ. Он не сомневался, что настала очередь сутулого ворчуна потерять своего жеребца.
Уложив Томаса, Боб бросился к Курбэ. Тот упал с коня крайне неудачно, оказался прижат к земле, и к нему уже бежали двое обладателей сравнительно скромных в своём демоническом уродстве обмундирований.
Боб сообразил, что, судя по скромному облачению, это какие-то совсем молодые бойцы, не удостоенные ещё правом носить на своих шлемах что бы то ни было отвратительное, и не защищающие свои тела ни пластинчатым доспехом, ни даже шкурами хищников.
Молодые копьеметатели подбежали к подстреленному ими коню в надежде добить всадника, но вместо этого столкнулись лицом к лицу с Бобом. Который быстро расправился с первым юношей, но второй успел отреагировать единственно правильным образом – бросился наутёк.
Бобу было, естественно, не до погони, поскольку нужно было помочь Курбэ выбраться из-под убитого коня, и обоим им отступить к раненому Томасу.
Послышался трубный глас. Приближался отряд.
«Хорошо. Спасены».
Боб, не останавливаясь ни на миг, подсоблял сутулому Курбэ ковылять к тому месту, где лежал Томас.
Первыми к Бобу, хлопочущему у раненных товарищей, подбежали пограничные псы: быстроногий Фидо, верный товарищ барона, Малыш Свена и ещё несколько псов. Фидо любил Боба, за последние месяцы они успели хорошо поладить между собой. Пёс ткнул мордой в перчатку Боба, а затем принялся лизать наконец освобождённое от спасительной кольчуги лицо Томаса, который, мало-помалу, начинал приходить в себя.
«Барон отпустил своего любимца? Не может быть. Наверное, и сам решил выдвинуться» – подумал Роберт.
И он не ошибся.
Действительно, Иеремия решил, что он засиделся в Замке, и что ему давно уже пора самолично принять участие в войне с лесными существами.
Когда передовые воины приблизились, Боб что-то невпопад говорил, подспудно наблюдая за тем, как Томаса погрузили на повозку и повезли в Замок, а останки поверженных язычников складывали поверх быстро сооружённой кучи сухого валежника, которая станет всем им погребальным костром.
Боб знал о том, что тела этих существ тают после своей гибели. Сам видел, как останки супостата, убитого Браниславом, спустя сутки превратились в какой-то кисель, а затем и вовсе растеклись, оставив лишь подобие скелета, на котором повисла сетчатая плёнка из неизвестного материала.
Дабы не осквернять землю выделениями непонятного состава, решено было предавать останки поверженных врагов огню.
Иеремия, увидев, сколько супостатов перебили наши воины, восторженно трепал Боба по плечу, требуя у того рассказа о деталях сражения.
- Потом, Ваша милость… Всё потом, – отрывисто отвечал тот. – Сейчас нужно двигаться туда…
Он махнул рукой в сторону возвышавшейся над лесом скалы, венчавшей большой холм, находившийся, судя по всему, в миле отсюда.
- Туда. Они. Лезли оттуда.
Страх пропал. И перед ними – как перед хитрыми воинами, мастерами дерзких нападений из засад. И перед ними – как существами некой отвратительно изысканной культуры. Никаких чувств не было. Было только какое-то омерзение.
Разумная слизь, принимавшая облик языческих воинов, калечит людей, а дух, повелевающий этими адскими куклами, вторгается в сны, превращая их в преддверия ада.
Так рассуждал арбалетчик Роберт, который давно уже перестал быть тем балагуром Бобом, который теперь переставал быть тем заражённым вирусом ужаса землекопом, каким был ещё несколько дней назад, в тот самый день, когда они с Браниславом столкнулись с лазутчиком…
Арка в скале
Очень вовремя возобновились приступы у Монтшварца, толком не вылечившегося после ранения. По крайней мере, так считал Иеремия. Накануне Монтшварцу стало совсем худо, потом полегчало, так что старый барон поручил молодому, но исключительно толковому рыцарю следить за порядком в Замке, а сам – с каким-то юношеским воодушевлением – торопливо облачился в боевые доспехи и возглавил отряд. Таким образом, состав отряда оказался предрешён.
Иначе и быть не могло, ведь Его преосвященство Гросс Шпигель так же изъявил желание выдвинуться в поход. С собой он взял и Амадеуса, дабы тот потом составил толковый и подробный отчёт о столкновении с таинственными существами. Да и Софоклис непременно хотел опробовать в столь необычном деле свой сифон огнеметательный. Конкретной цели для его использования указано не было – было благословение Высокопреосвященства ехать вместе со всеми.
Разве можно было доверить жизнь архиерея и целостность чудо-машины не старому барону, а какому-то молодому рыцарю: Свену или же расхворавшемуся Монтшварцу!?
Предвкушая триумф от победы огнедышащего механизма, – его детища, – над некими (возможно не менее огнедышащими) чудовищами, которые наверняка могут оказаться в лесу, Софоклис пренебрёг предупреждением Твердислава о том, что транспортировать машину в этой местности будет крайне проблематично.
Твердислав был толковым сержантом, он сумеет руководить воинами в случае даже серьёзной стычки. Но ведь сейчас стычка могла перерасти в нечто большее, и тогда решения стратегического характера нужно было бы принять незамедлительно.
И такие решения мог принять только он, прецептор Ордена на Пограничье барон Иеремия, прозванный Анахоретом.
Иеремия вместе с Твердиславом и двумя опытными воинами двинулся в авангарде, впрочем, не отрываясь от основного отряда слишком сильно.
Дабы не заблудиться, все участники похода оставляли на стволах деревьев многочисленные зарубки.
Софоклис, командовавший воинами, приставленными к огнеметательной машине, обратил внимание на то, что под корой этих самых странных хвойных деревьев с прямыми стволами, тоже обнаруживается нечто, сходное с той сетчатой плёнкой, которая покрывала скелет убитого существа.
Скелет, впрочем, больше походил на каркас какой-то хитроумно исполненной механической куклы, внешне напоминавшей человеческое существо
«Медузы!» – пронеслось у него в голове. – «Которые, будучи выброшенными волнами на песок, просто высыхают, оставляя после себя тончайшую плёнку».
Решение пришло к нему сразу.
Он подозвал Свена, Амадеуса и Твердислава, что-то горячо им растолковал, и те вскоре приказали всем воинам соорудить факела. Благо, деревьев со смолистой древесиной было в изобилии, воины наделали пучков, которые были хорошенько пропитаны в бочонке с горючей смесью, бывшей в запасе у огнеметателей.
Было велено при сближении с воинами леса всячески пытаться опалить им лицо, или, хотя бы то ослепить их внезапным тычком горящего факела, а уже потом производить удар. Софоклис решил так: если эти куклы имеют некий оптический прибор, то его можно повредить. Не оплавить огнём, нет. Алхимик был уверен, что материал, из которого сделаны линзы «глаз», вряд ли поддастся слабенькому относительно огню факела. Зато внезапной вспышкой света можно сбить фокус настройки. И вот уже тогда утратившего ориентацию в пространстве противника будет гораздо проще поразить.
Воинам приказано было двигаться парами так, чтобы левый держал факел в левой руке, а правый – соответственно – в правой. Именно в таком виде процессия вскоре приблизилась к подножью холма.
Тропа меж валунов была узкой и достаточно крутой. Из щелей между глыбами гранита лезли стебли колючего кустарника, яростно и зло впивавшиеся в одежду и царапавшие кожу.
- Нужно коней отправить в замок. Думаю, если поторопиться, то можно успеть перегнать их до полной темноты, – распорядился барон Иеремия. – Не хватало ещё, чтобы эти нелюди перебили дротиками коней.
Пара толковых бойцов из числа давних соратников Иеремии получили от барона распоряжения насчёт мер усиления обороны Замка во время отсутствия отряда, а затем сопроводили коней, двигаясь по уже знакомой тропинке.
Остальные принялись карабкаться вверх.
Скала, венчавшая холм, представляла собою естественную арку – огромный пролом, пройдя через который воины оказались на довольно ровной площадке, откуда открывался хороший вид на окрестности.
Первым проявил беспокойство Свен.
Он подозвал Амадеуса и Софоклиса, и показал им на какие-то строения, видневшиеся вдали – за Лесом.
- Неужели нечистый крутит нас кругами? И мы заблудились?
Вдали виднелись очертания построек Пограничного Замка.
- Ведь Замок должен был остаться позади?
Амадеус сам был ошарашен, но Софоклис взял в руки и себя, и товарищей:
- Не знаю, что является причиной того, что мы видим то, что, по идее, видеть не должны. Но ведь в этом загадочном месте происходит довольно много такого, чего происходить не должно, – грек стал рассуждать: – Это может быть оптическая иллюзия. Это может быть некое марево, которое воздействует не через наши органы чувств – глаза, а морочит сознания. Наконец, мы могли заблудиться.
Свен тёр глаза, но это не помогало.
- Если мы и заблудились, то дорогу домой найдём. Зарубки подскажут. Если оптический обман или психический какой-то эффект, то тут мы ничего не изменим. Сотворим молитву, и будем принимать коллегиальное решение. Ибо скоро стемнеет. И мы должны быть во всеоружии.
Ночное столкновение
Приняли решение развести вокруг скалы костры кольцом, и возле каждого костра непременно двое должны нести вахту, а третий – отдыхает. Отлучаться от своего поста строго воспрещалось. Твердислав в сопровождении Боба – оба с факелами в одной руке и обнажёнными мечами – в другой – постоянно инспектировали воинов, переходя от одного костра к другому.
Конечно, правильного круга не получилось, даже и эллипса, но, во всяком случае, скала была всё время под надзором, всё время освещена отблесками костров. Да и ночь была лунная, небо достаточно ясное, негаданный союзник рыцарей Креста – полуденный ветер – очень вовремя разметал всю небесную хмурь.
Часть скалы имела достаточно гладкую поверхность, и Свен, посовещавшись с Гросс Шпигелем, решил, что если скала и содержит таинственные врата, то они непременно должны располагаться именно на этой её грани.
Перед гладкой плоскостью скалы была достаточно обширная ровная площадка, которой было довольно места для того, чтобы разместить на ней огнеметательную машину, направив сифон в сторону скалы, дабы держать под прицелом место возможного проникновения вражеских лазутчиков.
Однако опасность появилась совсем не там, откуда её ожидали.
У подножья холма воины заметили бледную фигуру, которая, передвигаясь неестественными шагами, брела по тропе. Твердислав вызвался сразиться с неприятелем.
Старый барон напомнил ему обо всех указаниях Софоклиса, и Твердислав спрятался за огромным валуном так, чтобы пламя его факела не отражалось на стволах деревьев и кустов, росших по сторонам тропы.
Когда враг поравнялся с ним, отважный сержант мигом выскочил из укрытия и ткнул факелом прямо в глаза существу. Тот отпрянул, неуклюже взмахнув руками, но оружия не выронил. Щит он и так не мог выронить, ибо он удобно крепился к его левому предплечью, в этой же руке был сжат длинный кинжал. В правой была копьеметалка.
В долю мгновения сержант понял, что перед ним – уже практически труп, поэтому не стал делать лаконичного секущего удара, но, взмахнув мечом над головой, весьма эффектно обезглавил бродягу.
Подоспевшие воины шестами с крюками подцепили останки поверженного существа и подтащили к костру.
- Давайте разведём отдельный костёр и сожжём это там, – распорядился Епископ.
- Интересно: сколько их там ещё бродит, в Лесу?
- Да уж, не расслабляемся.
Под утро стало совсем зябко. Воины, пытаясь согреться, разминали ноги, бродя в поисках валежника, подкармливая им с новой силой запылавшие костры. В общем, никто уже не спал. Так что нет худа без добра. Все были начеку.
Впрочем, все и так были достаточно собраны – никаких игр в кости, вальяжной расслабленности и острых шуточек. Все, даже дремавшие после вахты воины, прислушивались к голосу архипастыря, возглашавшего слова акафиста Сердцу Иисусову:
- О, всепетое Сердце, раю сладостий Небесных, Место упокоения. В Тебе плод жизни вечныя, в Тебе источник вод живых. Отверзи нам недро Твое труждающимся и обременненым, да в нем упокоимся и поем Ти: Аллилуиа.
Сотворив молитву по окончании акафиста, Епископ присоединился к костру, у которого сидели рыцари и Софоклис.
- Да, Ваше преосвященство, – нарушил благоговейное безмолвие механик. – А ведь сердец у этих тварей нет вовсе. Это и не твари вовсе. Это механизмы. Куклы.
- Как куклы? – переспросил Иеремия, который при всей своей безусловной учёности и начитанности, всё-таки, такого вместить был не в состоянии.
- Высокоумно сконструированные куклы, барон, – продолжил грек. – Мой великий предок, который, увы, не оставил нам своих мемуаров, тем не менее остался в памяти эллинских мудрецов одним весьма серьёзным заявлением: «Я знаю, что ничего не знаю. Но другие не знают даже этого».
- И что значит сия софистическая сентеция? – переспросил барон.
- А то значит, достопочтенные сеньоры, что чем больше человек познаёт законов физики, то есть природы, тем больше непонятного открывается перед мысленным взором учёного. Однако, чем больше законов, описывающих процессы в тварном мире, мы познаём, тем яснее становится то, что рано или поздно, можно будет познать и то, что пока ещё кажется надёжно укутанным в покрывало тайны.
Амадеус подбросил в костёр охапку хвороста и высказал своё мнение:
- Достопочтенный Софоклис, Вы хотите сказать, что существа лесного воинства кем-то управляются подобно тому, как куклы-марионетки управляются тросточками и тросиками кукловода?
- Да, именно в этом я глубоко убеждён.
- Именно в этом, – повторил его слова Епископ.
- Из каких системных элементов состоит театр марионеток? – начал свою небольшую лекцию механик. – Из субъекта, управляющего куклой. Из инструментов, которые сообщают движение управляемым объектом. И, наконец, объекта управления. То есть самой куклы.
- Очень хорошо сказано, – согласился Гросс Шпигель. – С объектами этого инфернального кукольного театра понятно. Всё остальное неведомо. Что представляют собою инструменты манипулирования? Как, наконец, субъект, то есть манипулятор, «видит» нас? Ведь субъект должен обладать рядом качеств, в том числе и способностью воспринимать театральные подмостки. Если речь идёт не о силах злобы поднебесной, а о неких высокоучёных людях, которым по неизъяснимому Божьему промыслу, попущено стать нашим искушением… то как они видят нас?
- Существует огромное количество забавных игрушек со встроенными там зеркалами, которые позволяют нам заглядывать за угол, выглядывать с крыши дома и тому подобное. Корпускулы света отражаются в одной плоскости зеркала и переносятся на другую плоскость. Очевидно, что в муляжи голов этих существ вставлены некие зеркала, которые отражают то, что предстаёт пред ними. Например, мы с вами, господа рыцари и Вы, Ваше преосвященство.
- И как же эти корпускулы переносятся в неведомые миры? – спросил Свен.
- Вот этого я не знаю, и знать не могу, ввиду невежества своего. Но принцип, думаю, ясен.
- Именно по этой причине Вы порекомендовали всем воинам вооружиться факелами – дабы сильный свет дезориентировал тех, кто управляет этими существами! Ведь переноситься будет не изображение противника, а яркая вспышка!
- Именно так, Ваша милость! – Софоклис был рад пониманию.
- А как же они управляют этими куклами? Насколько далеко могут простираться трости и тросики?
- Не могу знать, дорогие мои учёные собеседники. По всей вероятности, речь идёт о неком роде магнетизма, секрет которого утерян человечеством после Великого Потопа.
- Неужели и вправду предки праведного Ноя обладали тайнами магнетизма и секретом превращения твёрдых предметов в жидкие? – воскликнул Иеремия и взглянул вопросительно на Гросс Шпигеля.
Тот, помолчав, ответил:
- Во всяком случае, мы с вами, друзья, видели своими глазами и прикасались своими руками к предметам, которые не мог бы изготовить ни один из искуснейших мастеров из числа наших современников. Я говорю об этих странных чёрных зеркальных плитах… И, кстати, насколько тщательно исследована эта скала? Есть ли на ней участок с подобного рода предметом?
- Светает, можно продолжить обследовать скалу, – предложил Твердислав.
Все встали, полные решимости немедленно приступить к обследованию.
Изваяние
Тщательно обследовав ровную плоскость скалы, никакой чёрной зеркальной плиты обнаружено не было.
Внезапно внимание наших исследователей привлёк крик:
- Поймал! Скорее сюда сеть!
Твердислав решил обойти лес у подножия холма, на котором расположился лагерь. И в ложбинке обнаружил жалкое зрелище: лесной воин лежал, свернувшись калачиком, обхватив колени руками. Оружие лежало рядышком.
Наш сержант был вооружён «кэчманом». «Кэчман» представлял собою ухват на длинном древке, которым приспособились хватать противника за ногу, руку или даже за шею.
Им он и прижал противника к земле, пока его товарищи бегом бежали с сетью.
Лесной воин был опутан и принесён в лагерь.
Его совершенно механические движения действительно более всего напоминали какой-то автомат, механическую куклу.
- А ведь как напоминает тех оживающих статуй, про которых столько басен да сарацинских сказок! – гомонили собравшиеся вокруг пленника воины.
- Выходит, басни и притчи Омира и прочих пиитов Эллады – не такие уж и басни? Стало быть, кое-что там описано именно как бывшее, а не измышленное? – риторически вопрошал Иеремия.
- Видимо, кое-что описано именно как бывшее. Мы же сами всё видим, – подтвердил епископ.
Оставив опутанное сетями существо на попечение молодого воина, барон, Епископ и все остальные вернулись к скале, дабы попытаться-таки обнаружить на ней тот участок, который мог бы скрывать от посторонних глаз искомую дверь.
И вновь поиски были прерваны криком.
На сей раз это был не торжествующий возглас, но крик боли.
Существо, опутанное сетями, ещё несколько минут назад способное лишь на вялое шевеление конечностями, внезапно разодрало сеть. Село, вцепилось стальной хваткой в копьё молодого воина, совершенно парализованного ужасом, вырвало это копьё из ослабевших рук своего стражника и, опершись на древко, вскочило на ноги. Потом ударило воина копьём, но, видимо, не смертельно, ибо раненный смог закричать.
Не теряя времени на добивание своего стража, существо метнуло копьё в подбегавшего на крик воина и стремительно побежало в сторону расселины в скале.
Перед взорами опешивших воинов предстала впечатляющая картина: воин, не останавливаясь, вбегает внутрь внезапно засиявшей каким-то алхимическим сиянием арки… и исчезает. Арка тускнеет и становится снова обычным камнем.
Никакого запаха серы.
Хотя… какой-то запах, всё-таки, появился.
Убедившись, что воин, хотя и серьёзно ранен, но не смертельно, и сделав всё необходимое для обработки раны, Софоклис подошёл к барону, который обменивался со своим сыном мнениями о произошедшем.
- Неужели оно просто притворилось немощным?
- Не думаю, – сходу вмешался в разговор учёный грек. – Дело не в том: притворялось это существо или нет. Точнее, не в том: каков был умысел кукловодов? Дело в том, что тут, вблизи портала – а мы убедились только что в том, что портал тут работает... И работает как отлаженный механизм… Дело в том, что вблизи портала, у существ заметно увеличивается мощь.
- Давайте отойдём от этого проёма подальше, – предложил барон. Но для начала, пожалуй, расставим ловушки, дабы существа, выпрыгивая из этого…
- Дупла, – подсказал Свен.
- Да! А, ведь, по сути – дупло и есть. Из одного мира – в другой…
Но как следует обдумать новое понимание не удалось. Контур проёма вновь засиял и оттуда – как будто из ниоткуда – стали выпрыгивать эти самые куклы. Выпрыгнув, каждое из этих существ озиралось, но боевого построения не получалось, они так и топтались – сгрудившись перед расщелиной.
Разработчики, создавшие аватаров, подготовили неплохих диверсантов-индивидуалистов, но для того, чтобы из пусть даже самых изощрённых мастеров удара из засады получился строй солдат, нужен был совсем иной подход в принципе. Пока что никакой слаженности действий не было и в помине. И опытный сержант Твердислав понял это в считанные мгновения.
Он схватил валявшуюся сеть, из которой только что вырвался бывший пленник, кивнул быстро соображавшему Бобу, и тот ухватился за другой край. Растянув её, они ринулись прямо на супостатов, которые отпрянули на полшага назад и совсем сгрудились в кучу малу.
- Все сюда! Desperta Ferro! – закричал Твердислав и многие воины, стоявшие рядом, обнажили мечи и устремились на появившихся из пустоты неприятелей.
Воинский клич «Сталь, пробудись!» Твердислав перенял у пограничников Каталонии, с которыми ему довелось одно время плечом к плечу нести службу на сарацинском кордоне. Каталонцы тогда только начинали побеждать, и после веков, проведённых в страхе перед могуществом мавров, наконец-то поверили в свои силы, и уже мало что могло удержать их от реконкисты – от отвоёвывания некогда утраченного. В первую очередь, отвоёвывания своего сердца, освобождения его от страха, сковывающего льдом Тартара, прозрачному граниту подобному.
Из пустоты сверкающего проёма ещё продолжали вываливаться вооружённые куклы, но все они в мгновение ока превращались в ошмётки мусора. Воины работали с безжалостным – и в то же время почти бесстрастным остервенением крестьян, которые обмолачивают зерно или прорубают тесаками заросли.
Да и откуда взяться жалости или страсти – крови не было, не было стонов.
Ломали кукол, которые столько времени наводили ужас на всех их – на простых арбалетчиков, на высокоумных рыцарей и даже самого архиепископа.
КОНЕЦ СЕДЬМОЙ ЧАСТИ
