Главком Николай II, или Цена победы

Часть 1

Часть 2

Хвала из уст противника звучит особенно громко

Настанет время, когда безпристрастная история воздаст должное Величайшему из Русских Царей Дома Романовых, в царствование коего, несмотря на полное отсутствие способных помощников и на ведение двух кровопролитнейших войн, Россия шла колоссальными шагами по пути прогресса и обогащения.

Теперь ни для кого не секрет, что Россия была накануне полной победы и, не будь измены ближайших к Трону лиц, Европейская война была бы закончена блестяще, и Россия была бы первой державой мира и народ ее самым богатым.

Доведением войны до конца Россия была бы обязана одному лишь Государю Императору.

Он единственный до последнего дня не терял присутствия духа, не знал усталости или упадка энергии. Все с той же неизменной улыбкой, всегда ласковый и бесконечно добрый, Государь, приняв на Себя всю ответственность, окруженный сплошь недоброжелателями или зазнавшимися рабами, спокойно делал свое дело, как часовой на посту.

Можно смело сказать, что Государь был единственным человеком в России, который упорно желал довести войну до победного конца, что и было одной из причин Его гибели…

Флигель-адъютант, контр-адмирал С.С. Фабрицкий

Главком Николай II или Цена победы

Об истинных потерях Русской Императорской Армии в Первую мировую войну

Цена победы

Часть 3

Хвала из уст противника звучит особенно громко

СОДЕРЖАНИЕ

Малоизвестный, но знаменательный факт

Немцы о Русской Армии

Союзниками было забыто все

От бывших противников чаще услышишь правду

Убирая с глаз шоры

Усвоение опыта Японской войны

Степень нашего сопротивления нами недооценивалась

Исполняя долг чести

Все были проникнуты твердой верой в победу

Атаки до конца

Борьба за окончательную победу

Не питая взаимной ненависти

Предвзятое мнение о легкости...

О сравнительных потерях на Западе и Востоке

В Ставке знали, что победа не за горами

Реальные соотношения

Свидетельство с турецкого фронта: Сарыкамыш и Дарданеллы

Итоговый подсчет

По второму критерию полководца

Железным резцом на скрижалях истории

Об истинных потерях Русской Императорской Армии в Первую мировую войну

Цена победы

Часть 3

Хвала из уст противника звучит особенно громко

Малоизвестный, но знаменательный факт

Рост населения страны во время Великой войны, столь неожиданный для большинства из нас, но подтвержденный данными вовсе неблагосклонной к Российской Империи советской статистической науки, мог произойти только вследствие одного неумолимого и неотменимого факта. Фактом этим является, что воевала Русская Императорская Армия до самых пределов своего существования грамотно, с минимально возможными боевыми потерями, максимально близко к действительности отраженными в сборнике «Россия и мировая война» и в таблице 7 статьи о Первой мировой войне во 2-м издании БСЭ^[1]. А вот урон нанести своим противникам смогла большой.

В главе Соотношение потерь было отмечено, что цифра в 900 тысяч человек, предложенная Урланисом для оценки потерь Центральных держав и их союзников на Русском фронте, является сильно заниженной. Пришла пора объяснить почему, а заодно определить истинное число потерь наших противников на наших фронтах.

При установлении потерь германской армии на Западном и Восточном фронтах Урланис опирается на данные, «опубликованные в фундаментальном санитарном отчете о войне 1914-1918 гг.»^[2].

Из данных этого отчета следует, что потери немцев на Западе почти в четыре раза больше соответствующих их потерь на Востоке.

В отличие, скажем, от отечественных данных, предложенных даже ЦСУ, данным немецким Урланис свято верит. Хотя возможная критика их лежит на поверхности. Учитывая год издания 1934, легко допустить, что авторы отчета решили польстить самолюбию бывшего солдата Западного фронта, а к моменту выхода отчета – фюрера и рейхсканцлера Адольфа Гитлера. Тот однозначно считал свой фронт главным. Читайте «Майн Кампф».

Урланис обнаруживает знакомство с известными словами генерала Гюнтера Блюментрита из сборника «Роковые решения». Приведем их в немного более развернутом виде, чем в книге Урланиса: «Во время Первой мировой войны мы близко познакомились с русской царской армией.

Я приведу малоизвестный, но знаменательный факт: наши потери на Восточном фронте были значительно больше потерь, понесенных нами на Западном фронте с 1914 по 1918 годы.

... Человек, который остался в живых после встречи с русским солдатом, знает, что такое война. После этого ему незачем учиться воевать»^[3].

Эти слова немецкого генерала Урланис комментирует так: «Остается неизвестным, однако, откуда Блюментрит почерпнул свои “знаменательные факты”»^[4].

Между тем, генерал Блюментрит высказал отнюдь не собственное экстравагантное мнение, а мнение германских ветеранов, из числа тех, кому довелось хлебнуть фронтового лиха в Мировую войну, как на Восточном, так и на Западном фронте. Приведем небольшой пример.

Немцы о Русской Армии

В 1939 году в Праге в издании русского «Морского журнала» − органа связи чинов Российского Императорского Флота – вышла небольшая книга, или вернее, брошюра под названием «Немцы о Русской Армии»^[5].

Автор − солдат Мировой войны, ‒ доброволец 2-го Конно-Егерского полка Гвардейской кавалерийской стрелковой дивизии германской армии ‒ а в тридцатые годы один из ведущих военных публицистов Германии Вальтер Бекман (1900-?).

Вальтер Бекман

Заслуги Бекмана в деле правдивого освещения германской военной истории были отмечены еще в 1933 году рейхспрезидентом Германии генерал-фельдмаршалом Паулем фон Гинденбургом.

Вступительное слово к книге написал издатель и безсменный редактор «Морского журнала» лейтенант Русского Императорского Флота Михаил Сергеевич Стахевич. Перевел же книгу с немецкого и составил к ней примечания генерального штаба генерал-майор Виктор Васильевич Чернавин.

Предисловие к русскому изданию своего труда написал и сам Вальтер Бекман. Начинается оно примечательными словами:

«Порт-Артур! Первое сильное впечатление моего детства о мужестве русского солдата связано с этим именем».

Заметим в скобках, что четырех-пятилетний немецкий мальчик мог восприять подвиг героев Порт-Артура как факт личной биографии, только в том случае, если освещение его в немецкой печати тех лет было исключительно дружественным по отношению к России. Это лишний раз подтверждает тот факт, что в 1904-1905 годах Германия была единственной мировой державой союзнически относившейся к нам во время русско-японской войны. В отличие от прямо враждебной Англии и прямо подыгрывающей ей в своем прояпонском нейтралитете Франции.

Русско-германские симпатии у многих, особенно военных людей не были разрушены окончательно даже чудовищными испытаниями Мировой войны и наступившими революционными катастрофами. Слова Вальтера Бекмана подтверждают это:

«Пришла Мировая война. Мрачная героика осенних операций в Польше и последующие годы войны на востоке углубили это впечатление и обратили его в убежденность. Изучение минувших войн, Семилетней, Освободительной^[6], Крымской подтвердило его правоту.

Долгом чести я счел разсеять те превратные представления, которые держатся отчасти в Германии o старой Русской Армии, дав понятие o coвершенном ею, об ее подвигах, a также и o pycском солдате и его выдающихся качествах...

Пусть написанное мною попадет в руки тех, кто во время Мировой войны в рядах славной Императорской Русской Армии сражался с нами...

Им посвящается эта книга!

Да послужит она и тому, чтобы память o славных делах их и их павших сотоварищей сохранена была до того лучшего времени, когда над русской землей взойдет солнце свободы»^[7].

Союзниками было забыто все

В своем вступительном слове лейтенант Стахович отмечает:

«Прошло 20 лет после раздела риз ‒ Версальского мира. И на протяжении этих 20 лет историк-изследователь тщетно искал бы свидетельств о доблести Армии и Флота Российской Империи во время Великой войны, исходивших от ее боевых союзников.

Было забыто все:

− и осеннее наступление 1914 года в Восточную Пруссию Русской Армии, еще не закончившей мобилизации, предпринятое исключительно для спасения Парижа − и Париж спасшее;

− и передача русским морским командованием англичанам копии секретного немецкого кода, давшая возможность знать предварительно о всех больших передвижениях германского флота;

− и „весеннее наступление" Русской Армии на Виленском направлении, предпринятое исключительно для облегчения участи Вердена...

− и доблестные действия русских частей на Салоникском фронте;

− и тягчайшие бои Русской Армии на протяжении трех лет войны;

− и количество австро-германо-турецких сил, сосредоточенных на Восточном фронте,

− забыто было все.

Действия Русской Армии рисовались союзниками самыми мрачными красками, ее успехи замалчивались, роль и значение ее во время Мировой войны умышленно искажались...

Но вот в стане бывших противников находится человек, который „долгом чести считает разсеять превратные представления" о Русской Армии. Онъ изучает историю Великой войны, помещает ряд статей в журналах и его изследование ‒ „Как представлял себе немецкий солдат своих противников" выходит и отдельной книгой.

Мы с благодарностью отмечаем работу Вальтера Бекмана...

Нам хочется отметить не политическую сторону его статей, а именно то, что бывший противник почувствовал необходимость сказать правдивое слово о доблести Русской Императорской Армии.

„Похвала из уст врага" − должна быть особенно приятна тем, кто двадцать лет тщетно ждал от своих бывших соратников не „похвалы", а хотя бы справедливой оценки действий своих частей»^[8].

От этих «соратников-союзничков», дождешься! Как было написано рукой Николки Турбина на голландских печных изразцах в доме № 13 по Алексеевскому спуску:

«Если тебе скажут, что союзники спешат к нам на выручку, − не верь.

Союзники – сволочи».

Даже после Второй мировой войны, где их участие по сравнению с нашим было вообще косметическим, в любом английском труде о ней, взять хоть того же Фуллера, описанию действий пары британских дивизий в Африке уделяется больше внимания, чем, например, Сталинграду...

От бывших противников чаще услышишь правду

Да, что там говорить.

От бывших противников чаще услышишь правду. В тридцатые годы прошлого века еще один немец отдал должное до сих неоцененной даже в Отечестве странице русской воинской славы – походу 2-й эскадры Тихого океана и его трагическому финалу: битве при Цусиме. Писатель Франк Тисс так и назвал написанную им в 1936 году книгу «Цусима». В английском переводе она получила подзаголовок «The Voyage of Forgotten Men» − «Поход забытых людей», или вернее «Поход обреченных».

В отличие от примерно тогда же увидевшего свет одноименного творения бывшего раздатчика рома с броненосца «Орел» А.С. Новикова-Прибоя, самое мягкое определение которого может быть дано словом пасквиль, «Цусима» германского автора – это героико-нордическая сага о непреклонном русском адмирале Зиновии Рожественском, которого Франк Тисс считает гением, и его моряках.

В 1943 году, когда чаша весов в войне на Тихом океане резко склонилась в пользу американцев, именно «Цусима» Тисса была переведена и опубликована в Японии.

Русский адмирал, с именем которого, по словам Франка Тисса, связаны, «... как при переходе Ганнибала через Альпы, отвага и безумство подвига, единственного в морских анналах», должен был стать примером для поданных императора Хирохито, как должно и в безнадежной ситуации стоять до конца за свою Империю и своего Императора.

Подданные и стояли. Верноподданно, до конца.

Так образ нашего «железного адмирала», воспетого немцем, укреплял дух самураев и камикадзе в их неравной борьбе.

Чудны дела Твои, Господи...

Так что в 1930-е годы, достаточно неожиданно во всяком случае для меня, слава русского оружия последних лет Империи была воспета нашими противниками в недавней Мировой войне.

Убирая с глаз шоры

Прежде чем продолжить нашу тему потерь русской армии и армий, противостоящей нашей в Мировую войну, следует раскрыть глаза на одно весьма распространенное заблуждение.

Одним из элементов информационной войны против России и русской истории, в частности истории Первой мировой войны, является традиционное противопоставление германской кайзеровской армии и армии царской русской. Причем обязательно с комплиментом германской армии, как якобы лучшей в мире.

На самом деле, если скинуть с глаз многолетние шоры, то становится понятным, что даже теоретически германская армия на начало Мировой войны, например, по офицерскому своему составу, просто физически не могла быть равной армии русской.

Германская армия воевала последний раз за 44 года до Первой мировой – в войну франко-прусскую. А командный состав русской армии, вплоть до ротно-батальонного звена в массе своей прошел обкатку в войну русско-японскую, вполне современную.

И никакие Мольтке и Шлиффены не способны заменить маневрами и прочей боевой подготовкой участие в реальных боевых действиях. А потому, даже если высшее командование будет у одной из сторон несколько более талантливым, на поле боя будут меньшие потери у тех подразделений, которые ведут в бой опытные боевые офицеры. И это отмечали и наши противники.

Обратимся к книге Вальтера Бекмана и комментариям к ней.

Усвоение опыта Японской войны

На одной из страниц своей работы Бекман отмечает, что «при относительной слабости русской артиллерии, тяжелые потери частей, бывших на русском фронте, должны быть отнесены главным образом на долю ружейного и пулеметного огня русской пехоты»^[9].

Генерал В.В. Чернавин так комментирует эти слова:

«Большая действительность ружейного и пулеметного огня русской пехоты была следствием высокой боевой подготовки Русской Армии к началу Мировой войны, что в свою очередь было результатом усвоения опыта войны 1904-1905 гг.

Вопреки обычному представлению о доминировании у нас перед Мировой войной плац-парадных тенденций и пренебрежении индивидуальной подготовкой бойца, именно на эту индивидуальную подготовку было обращено главное внимание.

Большим плюсом нашей армии над другими являлось также, то обстоятельство, что в ее строевом командном составе был значительный процент офицеров с боевым опытом.

Пишущий эти строки может привести некоторыя характерные данные из своего изследования о Русской Армии к началу войны.

Это изследование показывает, что около половины (48%) командиров рот и батальонов Русской Армии периода, непосредственно предшествовавшего Мировой войне, обладали боевым опытом.

Особенно много бывших участников русско-японской войны было в составе сибирских стрелковых полков. В большинстве этих полков было свыше 2/3 ротных и батальонных командиров − участников японской войны.

В ряде полков почти все ротные и батальонные командиры участвовали в войне в Маньчжурии. Этим обстоятельством в значительной степени объясняются высокие боевые качества сибирских частей, отмечаемые и В. Бекманом.

Свидетельствуя о губительности ружейного и пулеметного огня русских, В. Бекман указывает на слабость русской артиллерии. Эта слабость определялась недостаточностью запаса снарядов и отсутствием артиллерии тяжелых калибров.

По искусству же стрельбы русская артиллерия была на очень большой высоте (большая заслуга в этом генерал-инспектора артиллерии, Великого Князя Сергея Михайловича)»^[10].

Добавим, что по искусству стрельбы вне конкуренции была как армейская, так и флотская русская артиллерия. А нехватка снарядов у русской полевой артиллерии была по-настоящему заметной только весной-летом 1915 года.

Степень нашего сопротивления нами недооценивалась

Самое потрясающее, что было лично для меня действительно неожиданностью, это отмечаемые Вальтером Бекманом большие потери германских войск во время нашего Великого отступления после прорыва Макензена. Когда немцы вели наступление при полном превосходстве своей артиллерии.

Так вот оказывается:

«Летнее преследование 1915 года было для германских частей временем наиболее тяжелых потерь за всю войну»^[11]. (!!!)

Не меньше удивлен был и генерал Чернавин:

«Многие русские участники летнего отступления 1915 года, вероятно, не без удивления узнают о больших потерях немцев в это время.

Тогдашние впечатления наши сводились скорее к тому, что, подавляя наши части своей артиллерией, немцы несли минимальные потери.

По-видимому, степень нашего сопротивления нами недооценивалась»^[12].

«Недооценивалась…» Это точно. И уж сто с лишком лет как недооценивается!

Исполняя долг чести

Приведем еще несколько свидетельств из книги Бекмана с комментариями генерала Чернавина. Виктор Васильевич Чернавин (1877-1956) сам был не отнюдь не паркетным генералом. Окончил Николаевское инженерное училище и Николаевскую академию Генерального штаба (1904).

Ветеран-доброволец еще русско-японской войны. На фронт Мировой войны подполковник Чернавин выступил в рядах 1-й армии генерала Павла Карловича Ренненкампфа, старшим адъютантом оперативного отделения генерал-квартирмейстерской части штаба армии. Напомним, что успех 1-й армии в котором вынудил германцев перебросить на Русский фронт два корпуса с Французского. В результате Германия не получила "блицкрига", быстрого окончания войны...

День Гумбиннена для Чернавина стал одним из памятных в жизни. И о нем он напишет в эмиграции работы: «К вопросу о Восточно-Прусской операции» и // Русский инвалид. № 57 от 22 июля 1933 г.; «В дни Гумбинненского сражения»[13] // Русский инвалид. №71.1934. Сентябрь.

Атака казаков под Гумбинненом

С декабря 1914 года полковник «за боевые отличия». Награжден Георгиевским оружием (Высочайший Приказ 12.06.1915)[14].

С ноября 1915 по декабрь 1916 командир 24 пехотного Симбирского генерала Неверовского полка. В декабре 1916 – начальник штаба 36-й пехотной дивизии. В 1917 году – генерал-майор и исполняющий должность генерал-квартирмейстера 6-й армии.

Гражданскую прошел от звонка до звонка: с конца 1917 года по эвакуацию армии Врангеля из Крыма в ноябре 1920 года.

Генерал-квартирмейстер Крымско-азовской армии, начальник штаба 3-го армейского корпуса генерал Шиллинга. С марта 1920 был отчислен в распоряжение генерала Врангеля.

После эвакуации переехал в Чехословакию. В Праге был привлечен Земгором к собиранию материалов и документов по истории революции и гражданской войны. Деятельность Земгора финансировалась МИД Чехословакии. В марте 1928 Земгор передал Русский Зарубежный Исторический архив чешскому МИД, и генерал Чернавин стал штатным служащим этого архива до 1938 года.

Занимался архивной, военно-исторической и научной работой, пополнил архив редчайшими изданиями русских военных организаций за рубежом. Деятельность его была поддержана приказом председателя РОВС генерала Миллера от 24 мая 1930 года.

Генерал-майор Виктор Васильевич Чернавин

«Оставил обширные воспоминания о русско-японской войне и дополнения к ним, относящиеся к деятельности генерала Ренненкампфа в 1914 году. Воспоминания были переданы в РЗИА в Праге»^[15]. Автор замечательной работы: «К вопросу об офицерском составе старой Русской армии к концу ее существования»[16], в которой ясно обозначено:

«Общее заключение о командирском составе пехоты может быть выражено следующим образом:

К концу войны во главе пехотных полков стояли испытанные боевые офицеры». Единственным недостатком которых был тот, что «достаточным опытом в хозяйственно-административной области и в области воспитания своих частей большая часть этих командиров частей не обладала». [Последнее не удивительно, и думаю сказанное может быть близко к характеристике многих доблестных командиров полков Красной Армии последнего года войны, когда уже та стала лучшей армией мира. Наверняка опыта «в хозяйственно-административной области» большинству из них не хватало. Хорошо хоть воспитательная работа была в руках политруков. Жаль подходящего аналога в Царской Армии не было, глядишь и февраля 1917 избежали бы].

Словом, о Мировой войне генерал В.В. Чернавин знал не понаслышке[17].

Тем не менее, в небольшой по объему работе Вальтера Бекмана оказалось немало нового и для генерала: «Свидетельство „немецкого фронтового солдата" Вальтера Бекмана о Русской Армии представляет большой интерес для русских участников Мировой войны.

Значение этого свидетельства обусловливается в значительной степени и тем, что в нем мы находим указания на некоторые явления, нами не замечавшиеся или недооценивавшиеся»^[18]. Пример с Великим отступлением лета 1915 года мы уже видели.

Сам Бекман говорит о своем свидетельствовании так:

«Мы исполняем лишь долг чести в отношении храброго нашего противника, сообщая здесь еще некоторые данные, ярко характеризующие Русскую Армию, которой так часто отказывается в признании ее заслуг»^[19].

Вот еще несколько примеров.

Все были проникнуты твердой верой в победу

Первый из них связан с русскими пленными. Довольно распространенным мнением, причем не только в послереволюционных советских кругах, было, что русский солдат Первой мировой войны относительно легко сдавался в плен. Во всяком случае, по сравнению с прежними войнами.

Вот что пишет о русских солдатах второго и третьего года войны Вальтер Бекман:

«Тот, кто видел русского солдата того времени, никогда не станет утверждать, что сила сопротивления его была сломлена. Воспитанный в мирное время в безпрекословном повиновении начальникам, он в военное время выполнял всякий приказ, поскольку то было вообще мыслимо. Он скорее погибал на своем посту, чем оставлял его без приказа начальника.

Случалось, что отдельные русские отряды сдавались без серьезного сопротивления, но это было лишь тогда, когда, оставшись без начальников, люди не знали, что им делать»^[20].

И вот что говорит генерал Чернавин:

«Утверждение В. Бекмана по вопросу о сдаче в плен заслуживает внимания.

Оно противоречит довольно распространенному мнению о сравнительной легкости сдачи и частых массовых неоправдываемых обстоятельствами сдачах русских солдат.

Свидетельство В. Бекмана могло бы быть подкреплено другими.

Любопытную характеристику русских пленных, их состояния и настроений дают воспоминания переводчика 3-й австрийской армии (чеха по национальности), с которыми пишущий эти строки имел возможность ознакомиться (в рукописи).

Вот как, например, изображаются в этих воспоминаниях русские пленные лета и осени 1916 г.: „Русские солдаты того времени представляли собой прекрасно дисциплинированную массу, были отлично одеты.

Вид у всех бодрый, здоровый, настроение уверенное.

Все были проникнуты твердой верой в победу русского оружия"...

Автор воспоминаний категорически отрицает пораженческие настроения среди пленных (упадок духа наступил лишь после революции).

„В общем "могу сказать", пишет он, „что подавляющее большинство русских солдат, в особенности крестьянского происхождения, были проникнуты истинно патриотическим духом"...

Отмечается им любопытная черта у русских пленных − какое-то снисходительное чувство, даже презрение в отношении к австрийцам, как к противнику.

Вопрос о наших пленных в Мировую войну очень сложен и заслуживает детального изследования. Приведенные выше показания представителей бывших наших противников как бы указывают на возможность пересмотра некоторых сложившихся по этому вопросу представлений»^[21].

Атаки до конца

Второй момент, который счел нужным отметить генерал Чернавин в самом начале своих комментариев. Его поразило, какое большое место в своих заметках Бекман уделяет атакам русской пехоты: «Мы считали, что наша пехота способна была к крайне упорной, стойкой обороне, немецкий же участник войны на первый план выдвигает ее исключительную энергию и настойчивость в наступлении»^[22].

И далее. «Приводимые В. Бекманом эпизоды русских атак в 1916 году говорят о том, что до момента революционного развала фронта русская пехота не утратила способности идти в атаку на укрепленную позицию при условии, что система огневой обороны этой позиции не только не была подавлена, но даже и не была ослаблена в значительной степени.

Это явление заслуживает быть отмеченным, так как есть основания утверждать, что в это время в армиях союзников России пехота, как правило, атаковать разучилась и способна была лишь занимать те участки позиции противника, на которых всякое сопротивление было подавлено артиллерийской подготовкой.

О таких навыках могут быть приведены свидетельства русских участников войны, бывших на Западном и Салоникском фронтах.

Генерал Михаил Константинович Дитерихс

Так, начальник нашей 2-ой Особой бригады (Салоникский фронт), генерал Дитерихс, в своем рапорте начальнику Главного Управления Ген. Штаба (от 10/23 ноября 1916 г., № 1 066) о причинах неуспеха операции франко-русских частей в конце октября − начале ноября, как одну из основных причин этого неуспеха, указывает „потерю французской пехотой и ее начальниками действительной активности, стремление рассчитывать при атаке исключительно на свой подавляющий огонь".

Это являлось нормой на главном французском фронте с его могущественной техникой, но было недостижимо на Салоникском фронте, где огневые средства союзников были сравнительно слабы.

На русско-германском фронте оба противника до конца сохранили способность атаковать, несмотря на огонь»^[23].

Борьба за окончательную победу

Вальтер Бекман отмечает также доблесть русской кавалерии. «Вместе с русской пехотой блестяще показала себя и русская конница».

Атака барона Врангеля с эскадроном Лейб-гвардии Конного полка на германскую батарею.

А. Шелоумов

Он подчеркивает высокий боевой дух русской армии и особенно русской гвардии и в 1915 и 1916 годах.

«После спокойного периода позиционной войны зимой 1915-1916 гг. с новой силой вспыхнул в русской армии дух активности...

Под Поставами и на озере Нарочь, под Барановичами и Луцком, у Коломыи и Брод русские армии перешли в решительное наступление.

Прорыв у Луцка обратился в наиболее блестящую русскую победу за всю войну.

Дух русских армий стоял в это время на такой высоте, как еще никогда прежде. Борьба за окончательную победу велась в этих боях с крайним с обеих сторон ожесточением»^[24].

«Русская гвардия показала, что она является действительно отборной частью. Бои были ожесточенные, наши потери огромны. Пали почти все командиры рот»^[25].

Высокого мнения немецкий автор и о русском офицерском корпусе.

«Каков же был командный состав, возглавлявший эту испытанную, доблестную армию?

И здесь необходимо отказаться от многих предвзятых мнений.

Русский офицерский корпус имел в своих рядах много выдающихся начальников.

Следует учесть, кроме того, что ему все время приходилось преодолевать большие затруднения, являвшиеся следствием природы страны, обширной, но бедной путями сообщений, крайней недостаточностью в боевом снабжении и т.п.»^[26].

Русская Императорская Армия в годы Великой войны

«К лучшим в стратегическом отношении операциям русского командования в Мировую войну должны быть отнесены:

− наступление между Вислой и Бугом в первой Галицийской битве (август-сентябрь 1914 года),

− фланговый удар под Варшавой против армии ген. Макензена в октябре 1914 года,

− Луцкий прорыв ген. Брусилова в 1916 году.

На Кавказском фронте:

− Саракамышское сражение (декабрь 1914 г. − январь 1915 г.), закончившееся окружением X и XI турецких корпусов войсками генералов Юденича и Берхмана.

Здесь была осуществлена, хотя и не в крупном масштабе, идея Канн. Большим подвигом было взятие штурмом Эрзерума, одной из сильнейших природных крепостей.

За малыми исключениями, офицерский корпус Русской Армии в Мировую войну показал себя доблестным и благородным противником»^[27].

Не питая взаимной ненависти

Свою работу Вальтер Бекман заканчивает словами:

«Двадцать лет прошло с того момента, как окончилась война на Востоке. Меч не всегда разделял Россию и Германию и периоды их дружбы вели к процветанию обеих наций.

Но даже и тогда, когда злой рок бросил немецких и русских воинов друг против друга и поместил их в противоположные окопы, они, не питая взаимной ненависти, сражались, как честные противники.

Для большинства русских начальников, для большей части офицерского состава гигантская борьба на фронте кончилась крестным путем страдания и ужаса. В хаосе большевизма утрачены были русским фронтовым бойцом заслуженный почет и человеческие права; нет даже признания того, что было сделано им, его подвигов...

И нас, немцев, ничто не отделяет от русского народа, но целая пропасть лежит между нами и его губителями...»^[28].

Стоит напомнить, что и первым памятником Императору Николаю II стал установленный в 1924 году в Германии воевавшими с Россией немцами: офицеры одного из Прусских полков, шефом которого был Николай II, «воздвигли ему на чрезвычайно почетном месте достойный памятник»[29].

Предвзятое мнение о легкости...

В связи с тем, что Мировая война получила свое военное завершение на Западном фронте, не только в стане бывших «соратников», но частично и в Германии создалось, и вполне сознательно поддерживалось определенными силами следующее мнение.

Восточный фронт был-де второстепенным для Германии, а главные события разворачивались на Западе, где шла война моторов и больших калибров.

А значит, на Западе проливалась и основная кровь.

Причем это мнение стало создаваться, вопреки очевидности, еще во время войны. Вальтер Бекман пишет, что удивительным образом, в германской армии культивировалась «предвзятое мнение о легкости Восточного фронта».

Хотя «все более и более полков, начавших войну на Западе, перекидывалось на русский фронт. Причем, как правило, это сопровождалось внезапным и резким увеличением цифры потерь»^[30].

О сравнительных потерях на Западе и Востоке

Ген. Штаба генерал-майор Чернавин, так комментирует эти слова: «По поводу вопроса о сравнительных потерях германских частей на англо-французском и русском фронтах могут быть приведены любопытные данные из изследования полковника лейб-гвардии Финляндского полка, Д.И. Ходнева, составленного им по полковым историям немецких полков (часть этого исследования, под заглавием „Цифры говорят" напечатана в № 146/147 „Часового" за 1935 г.).

Вот несколько характерных цифр потерь убитыми по отдельным немецким полкам за войну:

Восточный фронт		Западный фронт
Полк	Число убитых	Полк	Число убитых
1-й Гренадерский	5 479	24-й пехотный	2 825
Учебный пехотный	5 600	Баварский лейб-гв.	3 304
3-й Гренадерский	5 730	25-й пехотный	3 637
43-й пехотный	6 072	16-й рез. Баварский	3 754
41-й пехотный	6 815	92-й пехотный	4 750
		140-й пехотный	4 925

Для сравнения взяты те полки, которые менее других перебрасывались с одного фронта на другой или не перебрасывались вовсе. В столбце Западного фронта более пострадавшие 92-й и 140-й полки приняли участие в боях и на Восточном фронте (в Галиции), где понесли большие потери»^[31].

Как видим, относительные потери германских полков на Восточном фронте почти вдвое превосходят соответствующие потери на Западном фронте. О том же говорит Антон Керсновский, в принципе склонный к мизантропическому взгляду на качество военных действий нашей армии в Мировую войну:

«С чувством глубокого удовлетворения русский историк просматривает списки потерь по полкам германской армии, дравшихся на Востоке и Западе. Русский фронт для них оказался вдвое убийственнее англо-французского.

Об австро-венгерской армии и говорить нечего. Весь цвет ее лег на полях Галиции и в ущельях Карпат. Итальянцы на Виттории Венето добивали остатки их эрзац ландштурма.

Наконец победители англо-французов − турки − сами потерпели от нас жесточайшие поражения за всю свою историю. Русский меч лежал грозной тяжестью на весах войны...»^[32].

К сожалению, сам Керсновский, признавая двойные немецкие потери на Восточном фронте в сравнении с Западным, следуя генералу Головину и некоторым иным эмигрантским и западным историкам, вздувает расчетные потери русской армии до высот космических.

Куда там даже Урланису. Недаром тот вынужден подвергнуть критике методы исчисления потерь генерала Головина^[33].

В Ставке знали, что победа не за горами

Понятно, кстати, откуда, например, у генерала Н.Н. Головина, сделавшего карьеру и при Керенском, желание, как и многих других генералов-эмигрантов, завысить потери русской армии в Мировую войну. Эти потери как бы оправдывали их собственное поведение в позорном и предательском феврале 1917 года. Отсюда идут максимально нелестные оценки в отношении подготовки к войне Русской Армии, и оценка тактических и стратегических ее достижений в течение этой войны.

Потому что, если признать истинные цифры потерь, и еще раз вспомнить, что лето 1917 года должно было стать летом полной нашей победы, то впору было не военно-исторические трактаты писать, а веревку на люстру прилаживать.

В той же Ставке, к примеру, прекрасно понимали и знали в том же феврале 1917, что победа не за горами. Существует малоизвестное свидетельство начальника штаба Кавказской Туземной конной дивизии («Дикой дивизии»), а при Временном правительстве Главнокомандующего войсками Петроградского Военного округа генерала Петра Александровича Половцова, о его пребывании в Ставке с 22 по 25 февраля 1917 года.

Был он там, в надежде пробить развертывание дивизии в корпус, но ему объяснили, что надо подождать до лета. А пока кавалерию следовало «отвезти на зиму в тыл и сохранить для ее настоящей работы, т.е. для преследования разбитого врага. Все считали, что летом 1917 года разгром немцев должен произойти, и тогда большие кавалерийские массы оказали бы неоценимые услуги»^[34].

Генерал-лейтенант Половцов Петр Александрович (1874-1964)

Так что за три дня до так называемой революции, все будущие февралисты, через несколько дней ставшие внушать Государю, что Россия проигрывает войну и надо-де для победы отрекаться, прекрасно все знали-понимали... Вот только нам от этого не легче. А предательство их от этого особенно гнусно. Но мы опять отвлеклись.

Реальные соотношения

Теперь, когда у нас в руках весь необходимый инструментарий, посчитаем реальное соотношение потерь русской армии и потерь ее противников на русском фронте. А также, реальное соотношение уже германских потерь к потерям союзников на Западном фронте.

Потери германской армии убитыми и умершими от ран, как в табл. 72 сборника «Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)», так и в труде Б.Ц. Урланиса оцениваются в 2 млн человек^[35].

Потери австро-венгерской оцениваются в тех же источниках от 1,5 млн (табл. 72) до 1,1 млн (Урланис, с. 163) убитыми и умершими от ран. Причем даже Урланис, приводя последнюю цифру из работы некоего Кернхаве, отмечает, что пропорционально цифре потерь 2 млн. германской армии, потери австрийской должны бы быть и вовсе 1,6 млн. человек. Отметим также, что по официальным данным на 31 марта 1919 года в австро-венгерской армии насчитывалось 905 299 убитых и 837 483 пропавших без вести^[36].

Так что цифра в 1,5 млн. убитых и умерших от ран в армии императора Франца-Иосифа, а с 1916 года императора Карла, представляется все же более близкой к реалиям.

Число турецких потерь дается цифрой 600 тысяч человек (табл. 72). Урланис приводит цифры от 250 тысяч до 550 тысяч, говоря, что прямых данных не приводит ни один источник. Но, в конце концов, склоняется к цифре 250 тысяч. Видимо, объективности ради для. Понятное дело, Турция не Россия, прямых указаний насчет увеличения ее потерь явно не было.

То же насчет Болгарии – разброс от 100 тысяч в табл. 72, до 50 тысяч у Урланиса, хотя и он упоминает цифру в 101 тысячу человек. Похоже, что цифры табл. 72 как-то ближе к истине.

Выше мы получили цифры суммарных потерь русской армии убитыми и умершими от ран при части и в госпиталях. Цифры эти, напомним, округло 850 тыс. – абсолютный максимум из документально подтвержденных, и 750-760 тыс. – по данным военного отдела ЦСУ и БСЭ 2-го издания, значительно более близкие к реалиям.

Но пусть, возьмем среднюю из них − 800 тыс. человек. Мы знаем теперь, что русский фронт оказался вдвое убийственней англо-французского для германской армии и единственно de facto убийственным для армий австрийской, турецкой и болгарской.

Свидетельство с турецкого фронта: Сарыкамыш и Дарданеллы

Отметим к месту, что убедительным свидетельством качественного превосходства Русской Армии над армиями британской и французской служат результаты действий этих армий на турецком фронте.

Разгром турецкой армии при Сарыкамыше

Так в сражении при Сарыкамыше (9/22 декабря 1914 – 4/17 января 1915 года) 63 тысячный Сарыкамышский отряд русской Кавказской армии под командованием генералов Николая Николаевича Юденича и Георгия Эдуардовича Берхмана разгромил и уничтожил наступавшую на Кавказ 3-ю турецкую армию под личным командованием военного министра Османской империи Энвера-паши. При этом начальником штаба у Энвера был германский генерал фон Шелендорф.

Генерал-квартирмейстер Кавказского фронта Генерального Штаба генерал-майор Евгений Васильевич Масловский в своем стратегическом очерке войны на Кавказе пишет:

«Майор Ларше, составивший описание турецкой войны, пользуясь официальными источниками турецкого генерального штаба, так описывает потери 3-й турецкой армии в этой операции^[37]: “9-турецкий корпус перестал существовать; также надо было вновь формировать 30-ю дивизию 10-го корпуса и 34-ю дивизию 11-го корпуса^[38]. 3-я турецкая армия в этой операции потеряла 90 тысяч человек. В рядах армии к 10 января 1915 года состояло лишь 12 400 человек”.

Это из 150 тысяч, начавших операцию. Фактически 3-я турецкая армия была уничтожена»^[39].

Русские же потери были порядка 20 тысяч человек.

И еще один штрих. Генерал Масловский в своем описании Сарыкамышской операции подчеркивает, что буквально за несколько часов до ее начала, передовые части Сарыкамышского отряда осчастливил своим прибытием Государь Император. Горные дороги и сейчас заставляют часто желать лучшего, и можно представить каковы они были без малого век назад.

Такое посещение войск и по опасности, и по значению можно приравнять к боевой операции. «Большому риску подвергался Государь Император, решив проехать из Сарыкамыша в Меджингерт... Позже во время самих боев, из расспросов пленных выяснилось, что при проезде Государя со свитой на автомобилях по горным лесистым дефиле, движение это наблюдали турецкие разведчики с лесистых склонов, примыкавших к дороге, и лишь случайность оградила Верховного Главу Империи от опасности возможного обстрела.

Начальник штаба армии настаивал на нежелательности этой поездки, указывая на рискованность и опасность пути от Сарыкамыша к Меджингерту, но Государь Император все же пожелал проехать в Меджингерт. Там были собраны предназначавшиеся к награждению за отличия в боях офицеры, солдаты и казаки, последние по пяти человек от каждой роты и сотни. Они удостоились получить награды из рук самого Императора.

Прибытие Государя в эти глухие места на окраине государства, возможность Его увидеть – произвело, конечно, сильнейшее впечатление на собравшихся представителей всех частей и передалось в войска, по возвращении в свои части награжденных. Оно способствовало, естественно, поднятию еще на большую высоту духа прекрасных войск, а в конечном результате – победному достижению»^[40].

Благодаря Сарыкамышской победе Кавказская армия смогла дать западному фронту полтора корпуса из своих немногочисленных людских резервов, в добавок к трем кавказским корпусам отправленных туда ранее.

Но и уменьшившись в числе русская Кавказская армия воевала с Турцией примерно в указанных соотношениях потерь, пока не случилась Февральская катастрофа 1917 года.

Вскоре после Саракамыша британские и французские армия и флот начали знаменитую Дарданелльскую операцию, чтобы раньше русских союзников прорваться в Константинополь и постараться, чтобы там и впредь русским духом не пахло.

Операция заняла почти год с февраля 1915 года по январь 1916-го.

В операции участвовало 18 линкоров, включая сверхдредноут «Куин Элизабет», 13 крейсеров, 36 эсминцев, 12 субмарин, 25 тральщиков, 2 сетевых заградителя, 1 авиатранспорт и 1 транспорт с аэростатом. Для десантных операций задействовано было в общей сложности 570 тысяч человек (490 тыс. англичан и 80 тыс. французов), под командованием одного из лучших английских генералов Яна Гамильтона, в японскую войну военного агента при армии генерала Куроки.

Десанту противостояла 250 тысячная турецкая армия под общим командованием германского же генерала Лимана фон Сандерса, укрепления Дарданелл и несравнимо слабейший турецкий флот.

Как признают все военные специалисты, из всех операций англо-французских войск безукоризненно была проведена только их эвакуация в ночь на 9 января 1916 года.

Турецкая армия, в которой особенно отличилась 19 дивизия под командованием полковника Мустафы Кемаля – будущего Ататюрка, отстояла Галлиполи.

Многие источники указывают, что на камнях Галлиполи и в окрашенных кровью волнах осталась молодая элита Британии. Потери союзников убитыми, ранеными, больными и пропавшими без вести составили более 250 тысяч человек. На море союзники потеряли 6 линкоров (из них 5 британских) и 7 подводных лодок (четыре британских, три французских).

Аналогичные потери турок составили 186 тысяч человек, один старый линкор и два малых эсминца. Сбросив англо-французский десант в море, турки смогли себе позволить перебросить значительное количество войск на другие фронты, в частности в Месопотамию.

В результате британский корпус в Месопотамии под командованием генерала Чарльза Таунсенда вынужден был капитулировать^[41].

Итоговый подсчет

Число сраженных на русском фронте воинов Центральных держав, считая умерших от ран у себя и в плену, мы получим, сложив все их потери и умножив на ⅔, считая, что пропорция германской армии соблюдается и для остальных, хотя там ситуация могла только усугубиться в сторону величины их потерь на русском фронте.

Считаем: 2 млн. потерь германских, плюс 1,5 млн. австро-венгерских, плюс 700 тысяч турко-болгарских. Итого 4,2 млн. человек. Умножая на ⅔ получим 2,8 млн. человек^[42].

800 тыс. относятся к 2 млн 800 тыс. как 1:3,5.

Следовательно, один погибший солдат Русской Императорской Армии ценой своей жизни наносил в 3,5 раза больший ущерб армиям, противостоящим русской на полях Мировой войны!

Если даже брать минимальные цифры – по Урланису – для Австрии, Турции и Болгарии, то отношение наших потерь к потерям наших противников станет 1:2,5. Характерно, что на Западном фронте отношение 1:2,5 характеризует уже соотношение германских потерь к потерям антантовцев. Но вернемся на Восточный фронт.

Соотношение потерь 1:2,5 − минимальное соотношение для оценки эффективности Русской Императорской Армии! И даже это соотношение обратно соотношению потерь советской армии с потерями немцев и их союзников в Великую Отечественную войну.

Все остальные оценки потерь и их соотношения с потерями наших оппонентов на фронтах Великой войны, являются плодами либо добросовестного заблуждения, либо преднамеренного, вызванного весьма неоднородными причинами, желания по-прежнему любым способом уничижить Историческую Россию, Российскую Империю. Любым способом принизить ее достижения, показать отсталость ее, в том числе и военной сфере.

А заодно показать и бездарность высшего руководства Империи, прежде всего самого носителя Верховной власти.

По второму критерию полководца

Сорт людей, особенно склонный к таким упражнениям, характеризовал еще Уинстон Черчилль в своей известной эпитафии Царской России:

«Поверхностные люди нашего времени пренебрежительно трактуют царский режим как недальновидную, разложившуюся, ни на что не способную тиранию.

Но обзор 30-ти месяцев войны с Германией и Австрией должен был бы исправить это ошибочное впечатление и выяснить главные факты. Мы должны измерять силу Российской Империи теми ударами, которые она выдержала. Теми неиссякаемыми силами, которые она обнаружила, и тем восстановлением сил, на которое она оказалась способна.

Когда в государстве происходят великие события, то вождь народа, кто бы он ни был, считается ответственным за неудачи и ему все прощается за успехи. Кто бы ни исполнял работу, кто бы ни составлял планы, порицание или признание относятся к верховной власти.

Почему этот строгий критерий не должен применяться к Николаю II? ...

Бремя главных решений лежало на нём…

Самоотверженный натиск русских армий, спасший Париж в 1914 году; преодоление агонии отступающих войск, лишенных снарядов и патронов; постепенный сбор новых сил; победы Брусилова, вступление России в кампанию 1917 года непобежденной, более сильной, чем когда-либо; разве нет во всем этом заслуги Царя?»^[43].

Добавим, что сейчас у всех желающих есть возможность по-новому взглянуть на все годы царствования Государя Николая II и оценить масштаб усилий и государственный ум человека, который, практически не имея в близком окружении «людей правды и совета», привел к двадцатой годовщине своего царствования вверенную Ему державу к экономическому и демографическому взлету.

В начале 1914 года Российская Империя по темпам своего развития однозначно шла в мировые гегемоны. Нужны были только те самые двадцать лет, мирных лет, о которых говорил Петр Аркадьевич Столыпин.

Вместо мира нам была навязана война. Государь поднял брошенную Ему перчатку. И к марту 1917 года «режим, который Он олицетворял, которого Он был главою, выиграл войну для России»^[44].

И выиграл Государь эту войну по масштабам Мировых войн XX века весьма малой кровью.

Так что и по «цене крови», по второму критерию полководца, Государь находится вне конкуренции среди главнокомандующих Первой мировой войны.

Высокая оценка Государя, как Главкома получает в последние годы признание со стороны академической науки. Так, доктор исторических наук Алексей Олейников, проведя подробный анализ руководства Императором Николаем II армией и флотом Империи, сравнивает его с такими командующими Мировой войны, как маршал Жозеф Жоффр и фельдмаршал Пауль фон Гинденбург, – вождями, способными повести армии к победе после поражений.

И приходит к заключению, что «принимая во внимание тяжесть обстановки и масштабность событий, а также объем ответственности, русского Государя в этом смысле можно смело поставить на первое место»^[45].

Железным резцом на скрижалях истории

Реквиемом Русской Императорской Армии звучат слова Вальтера Бекмана:

«Увенчанная славой, старая Императорская Русская Армия отошла в вечность. Исчезли ее гордые традиции. Не осталось памятников, напоминающих об ее деяниях. Над безвестными могилами тех, кто пал в ее рядах, шумят леса и ветер поет панихиды.

Но на скрижалях истории железным резцом врезана повесть об ее победах:

Полтава, Кунерсдорф, Бородино, Севастополь, Порт-Артур, Луцк и сотня других имен светит немеркнущим светом из сумрака прошлого.

Не забудется жертвенная смерть ... погибших в Великую войну, не забудется также и поистине героическая борьба Белых армий за национальную Россию.

Хвала из уст противника звучит особенно громко.

Да будет же позволено нам, германским фронтовым солдатам, воздать эту хвалу старой Русской Армии − соратнику прежних времен, доблестному противнику в Мировую войну.

В память этого честного врага в Великую войну опускает, салютуя, свою шпагу немецкий воин»^[46].

Вспоминая Великую войну, не пора ли и нам, потомкам героев Гумбиннена и Луцка, Саракамыша и Эрзерума, мыса Сарыч и Моонзунда воздать хвалу нашим доблестным предкам и их державному Вождю?

Москва, 2011-2021