Главком Николай II, или Цена победы

Часть 1

Диверсия литературно-статистическая

Настанет время, когда безпристрастная история воздаст должное Величайшему из Русских Царей Дома Романовых, в царствование коего, несмотря на полное отсутствие способных помощников и на ведение двух кровопролитнейших войн, Россия шла колоссальными шагами по пути прогресса и обогащения.

Теперь ни для кого не секрет, что Россия была накануне полной победы и, не будь измены ближайших к Трону лиц, Европейская война была бы закончена блестяще, и Россия была бы первой державой мира и народ ее самым богатым.

Доведением войны до конца Россия была бы обязана одному лишь Государю Императору.

Он единственный до последнего дня не терял присутствия духа, не знал усталости или упадка энергии. Все с той же неизменной улыбкой, всегда ласковый и бесконечно добрый, Государь, приняв на Себя всю ответственность, окруженный сплошь недоброжелателями или зазнавшимися рабами, спокойно делал свое дело, как часовой на посту.

Можно смело сказать, что Государь был единственным человеком в России, который упорно желал довести войну до победного конца, что и было одной из причин Его гибели…

Флигель-адъютант, контр-адмирал С.С. Фабрицкий

Главком Николай II или Цена победы

Об истинных потерях Русской Императорской Армии в Первую мировую войну

Цена победы

Часть 2

Диверсия литературно-статистическая

СОДЕРЖАНИЕ

Внезапное увеличение потерь: в три раза

Статистик и демограф

Уточнение или искажение?

За повышенную точность?

Первые шаги

О Восточно-Прусской операции 1914 года и генерале Ренненкампфе

Итоговые цифры не устраивают

Как уже было указано

Артиллерия решает бой

Пропавшие без вести

Пять цифр. Но все слишком низкие

О дополнительно убитых

В поисках дополнительного подтверждения

Соотношения потерь

Умершие от ран

О суммарных потерях

Подход к итогам

На тихом Дону

Для полноты картины

Даже расчеты Урланиса кажутся вменяемыми на фоне…

Рост на 4 миллиона человек за 1914-1916 годы

Об истинных потерях Русской Императорской Армии в Первую мировую войну

Цена победы

Часть 2

Диверсия литературно-статистическая

Итак, повторим, какова все же была цена победы, на пороге которой стояла Русская Армия в первый весенний день 1917 года? Сколько русских солдат и офицеров уже отдали за нее свои жизни к этому дню?

Напомним читателю, что вопрос о боевых потерях в Первую мировую войну был закрыт, казалось бы, однажды и навсегда, с выходом 50-го тома 2-го издания БСЭ.

Однако, прошло немногим более года со дня выхода сего тома, как была проведена литературно-статистическая акция, которую иначе как диверсией под русскую военную историю назвать невозможно.

Литературно эта акция была оформлена в скромный черный томик под названием «Войны и народонаселение Европы». С подзаголовком «Людские потери вооруженных сил европейских стран в войнах XVII-XX вв. (Историко-статистическое исследование)». Издан этот труд был в 1960 году московским издательством социально-экономической литературы. Автором же его был известный советский ученый-демограф и статистик, доктор экономических – за неимением демографических – наук Б.Ц. Урланис.

По словам В.А. Борисова, сказанным на заседании Демографической секции Дома Учёных РАН, посвященной памяти Урланиса, работал тот над этой книгой чуть ли не 1944 года, но, то мешала борьба с космополитизмом, то еще какие-то пертурбации, а потому вышла она только, когда вышла. И то в урезанном цензурою виде – сняли якобы данные о потерях СССР в Отечественную войну.

Строго говоря, – данные об этих потерях уже были опубликованы в сборнике статей «Итоги второй мировой войны», вышедшей в издательстве Иностранная литература в 1957 году. Там в статье профессора Гельмута Арнтца, со ссылкой на данные бывшего сотрудника аппарата Советской военной администрации в Берлине, сбежавшего на Запад в 1949 году, озвучена цифра потерь Вооруженных Сил СССР «убитыми 13,6 млн. человек; в том числе (в млн.):

Погибшими и пропавшими без вести − 8,5

Умершими от ран − 2,5

Погибшими в плену − 2,6».

Естественно, в примечании редакции к этим данным там же было указано, что изменнику Родины, бывшему полковнику Калинову верить нельзя. В переиздании же этой книги 1998 года, просто говорится об измене полковника, учитывая, что порядок приведенных им данных подтвержден с тех пор неоднократно.

Таким образом, если и были у Б.Ц. Урланиса свежие мысли о наших потерях в ВОВ, узнать это в настоящее время представляется затруднительным.

Внезапное увеличение потерь: в три раза

Но зато от прочтения, напечатанного в 1960 году и перепечатанного в наши дни текста, возникает ощущение, что единственной прослеживаемой целью его написания была именно корректировка потерь России в Первую мировую войну в сторону внезапного их увеличения.

Причем сразу в три раза, на триста процентов, не мелочась. До 1 млн. 811 тысяч человек!

Между тем, в данные о потерях вооруженных сил европейских государств в войнах с XVII по XX век, вплоть до русско-японской, никаких свежих идей по их коррекции Урланисом не внесено.

Да и по Первой мировой видно практически полное доверие автора к данным официальных органов стран-участниц по понесенным ими утратам. Хотя должно было быть, казалось бы, с точностью до наоборот. Поскольку учет потерь на государственном уровне был четко поставлен именно в Российской Империи.

По словам самого Урланиса: «В отличие от некоторых других стран − участниц первой мировой войны, в России в Главном штабе армии существовал регулярный учет потерь по отдельным их видам. Эти данные были сведены справочным отделом Главного штаба и опубликованы в “Трудах комиссии по обследованию санитарных последствий войны”.

Согласно этим данным, число убитых солдат и офицеров русской армии составило 511 068 человек^[1]»^[2].

Далее разъясняется, что именно на основе этой цифры потерь, обработанной специалистами отдела Военной статистики ЦСУ СССР, и была выведена обобщающая цифра потерь убитыми в 626 440 человек, приведенная в сборнике «Россия и мировая война».

Заметим, кстати, что, во всяком случае, в первое послереволюционное время специалисты таких отделов были достаточно квалифицированными людьми именно в избранных специальностях. Что касается предыдущей статистико-демографической карьеры самого Урланиса, то ничего близкого к статистике именно военной усмотреть в ней не удается.

Вот что говорят о нем биографические издания^[3].

Статистик и демограф

Борис Цезаревич Урланис (1906-1981) − советский ученый-демограф, специалист по проблемам народонаселения. Родился в Киеве, был десятым ребенком в семье служащего страхового общества, а полгода спустя, в январе 1907 года, семья переехала в Москву, где Б. Урланис и прожил до конца своих дней.

В 1922 году окончил "трудовую школу 2-й ступени". Обучение в последних классах совмещал с работой, и уже в 1922-1923 годах работал в аппарате ЦК РКП(б) в качестве научного сотрудника по вопросам истории партии, [по другим сведениям – работал в партархиве. Сам в партию не вступал. – БГ].

В 1926 году окончил статистическое отделение факультета общественных наук Московского государственного университета. Учась в университете, также работал в качестве литературного сотрудника Главполитпросвета и Госиздата.

После окончания университета работал научным сотрудником, занимаясь проблемами экономики и статистики в финансово-экономическом бюро Наркомзема СССР и НИИ организации социалистического сельского хозяйства, а с 1930 года перешел на преподавательскую работу.

Преподавал общую теорию статистики на географическом и экономическом факультетах Московского государственного университета (1930-1949).

В разгар "кампании борьбы с космополитизмом" в 1949 году был "вычищен" из МГУ и нашел пристанище на экономическом факультете Всесоюзного государственного института кинематографии (ВГИК), где прослужил шесть лет, с 1949 по 1955, читая лекции все по той же теории статистики.

Затем заведовал кафедрой статистики и математики Всесоюзного заочного экономического (с 1958 года ‒ финансово-экономического) института (1956-1959).

В декабре 1959 года перешел на работу в сектор трудовых ресурсов Института экономики АН СССР, где и работал до конца жизни в должности старшего научного сотрудника. Одновременно, с 1963 по 1974 год, преподавал демографию на факультете статистики Московского экономико-статистического института.

Борис Цезаревич Урланис

На протяжении своей научной и преподавательской карьеры Б. Урланису приходилось заниматься разными вопросами, он много работал в области теории статистики, экономической статистики, в частности, статистики сельского хозяйства, но главной областью его научных интересов, можно даже сказать, главной любовью его жизни была демография.

Уточнение или искажение?

Таким образом, к военной статистике по роду своих основных интересов, Б.Ц. Урланис ни в предвоенное, ни в послевоенное время прямого отношение не имел. Единственным исключением можно считать восьмистраничную главу «Войны и их влияние» в докторской диссертации Урланиса, вышедшей в 1941 году в Госполитиздате в виде монографии «Рост населения Европы», дающей весьма общую сводку влияния войн последних веков на европейскую демографию. Упоминание о влияния войн есть, конечно, и на других страницах монографии. Но намерения подвергнуть сомнению официально признанные цифры потерь нигде не наблюдается.

Совершенно очевидно, что опытный демограф, каким является Урланис, по предложенной цифре военных потерь населения страны, может выявить влияние таковых на демографическую ситуацию в стране. Но вот чтобы выявить саму цифру, или более того, оспорить цифру, предложенную трудами коллектива военных статистиков, располагавших всеми доступными материалами о прошедшей войне, следует, как минимум быть специалистом не только в вопросах статистических, но и в собственно военных.

И, разумеется, следует быть хорошо осведомленным о ходе боевых действий данной войны, степени их интенсивности на том или ином этапе, какие силы противостояли войскам армии, потери которой желается уточнить, и еще многое в том же роде.

В противном случае, вместо уточнения действительно важного вопроса о потерях Русской армии в Мировую войну, особенно до 1 марта 1917 года, может выйти грубое искажение ответа на этот вопрос, каковым и является часть работы Урланиса, данному вопросу посвященная.

Впрочем, при внимательном прочтении работы складывается впечатление, что Борис Цезаревич не по своей охоте ввязался в это достаточно темное дело, а выполнял некий заказ, выполнение которого, возможно, и стало условием напечатания его труда.

Иначе трудно объяснить те очевидные ляпы, а временами нечто очень похожее на демагогию, которыми сопровождает Урланис свои исчисления. Впрочем, может быть и обычная некомпетентность в достаточно специфических вопросах военной статистики.

Сейчас у нас будет возможность убедиться в этом на конкретном материале.

За повышенную точность?

Свою борьбу за повышенную точность Б.Ц. Урланис начинает со справедливого указания на фантастичность западных цифр о потерях Русской Армии. Делая при этом вид, что не курсе их опровержения еще Заведующим отделом Военной статистики В.П. Ефремовым в его вступительной статье к сборнику 1925 года. Повторимся:

«Иностранные исследователи определяют численность убитых в 1 500 000 и даже в 2 500 000, но цифры эти явно преувеличены, основаны на предположительных исчислениях и не подтверждаются, ни материалами, имеющимися в распоряжении ЦСУ, ни данными, коими располагала комиссия по обследованию санитарных последствий войны».

Да и мудрено было бы приводить Урланису эти слова, если вся дальнейшая работа его свелась к подтягиванию цифры русских потерь в Мировую войну к 1 млн. 811 тысяч человек, что выходит даже за 1 500 000 человек – первую из цифр опровергаемую В.П. Ефремовым.

Последователи Урланиса в лице военных историков современной РФ-ии смогли подтянуть его цифру потерь до 2 млн. 250 тысяч человек^[4]. То есть, фактически легализовали, основанные на предположительных исчислениях и никакими фактическими материалами не подтвержденные, цифры «иностранных исследователей».

Тем самым, неравная борьба отечественных военных статистиков 1925 года с фальсификацией потерь русской армии в Мировую войну может считаться сегодня проигранной вчистую.

Мертвые сраму не имут, но и слова не имеют.

И нынче по всем популярным и не очень справочным изданиям о русских потерях в Первую мировую войну гуляет последняя цифирь из труда генерала Кривошеева и его команды.

Но без предварительно проведенной Урланисом работы цена ей, − цифири этой − понятно, грош. Поэтому изначально надо разобраться с основоположником этой военно-статистической дезинформации.

Тем более, следует сказать заранее, что никаких новых документальных данных, которые не были бы отражены в сборнике 1925 года, Урланис, а за ним и адепты его, не приводят, а рассуждения ведут исключительно в рамках логики, которую трудно назвать Аристотелевой. Итак, начнем наше небольшое военно-статистическое расследование.

Первые шаги

Заявив о фантастичности цифр, фигурирующих в «мировой печати ... о русских потерях в войне 1914-1918 гг.», Урланис, к сожалению, не подчеркивает, что эти цифры «не подтверждаются, ни материалами, имеющимися в распоряжении ЦСУ, ни данными, коими располагала комиссия по обследованию санитарных последствий войны», а значит просто представляют собой основанную на слухах и предположениях псевдо-статистическую макулатуру.

Нет, острие своей критики Борис Цезаревич направляет как раз на те самые материалы и данные, бывшие в распоряжении ЦСУ при составлении сборника «Россия в мировой войне (в цифрах)». А также на военных статистиков, не сумевших грамотно обработать эти данные. И дает им так сказать посмертный урок, как следовало бы тем поступить, чтобы не слишком отличаться в окончательных результатах от продвинутого Запада.

Давайте и мы проследим за нитью рассуждений демографа и статистика, в надежде, что она и станет нитью Ариадны, выводящей нас из лабиринта противоречивых свидетельств.

Приведя данную справочным отделом Главного штаба цифру убитых солдат и офицеров, равную, напомним, 511 068 человекам, Урланис немедленно заявляет, что «что она не может претендовать на полноту. В периоды крупных неудач на фронтах, как, например, при разгроме 2-й армии под командованием генерала Самсонова и поражении 1-й армии Северо-Западного фронта (из-за предательства генерала Ренненкампфа), приток в центр материалов о потерях значительно уменьшался и был неполным. Поэтому приведенная выше цифра не может рассматриваться как действительное число убитых»^[5].

Поскольку приведенной цитатой практически исчерпывается теоретическая база, подводимая Урланисом под свои дальнейшие действия, нам придется немного прокомментировать приводимые в ней факты ней факты и воспроизводимые там же мнения о них.

О Восточно-Прусской операции 1914 года и генерале Ренненкампфе

Прежде всего, отметим, что, приводимая в качестве примера крупной неудачи на фронте, Восточно-Прусская операция 1-й и 2-й армий Северо-Западного фронта августа-сентября 1914 года, была действительно крупной неудачей. Но неудачей, прежде всего психологической, информационной, а лишь за тем – тактической.

Стратегически же эта операция [раз уж мы все равно имели несчастье ввязаться в эту войну на стороне Антанты] ‒ была самой удачной операцией войск Антанты за всю эту войну. Несмотря на все просчеты, допущенные русской Ставкой, операция эта навсегда поставила крест на возможности победы Центральных держав.

Для ликвидации нашего прорыва в Восточную Пруссию, с Западного фронта в разгар битвы на Марне были сорваны два германских корпуса – гвардейский резервный и 11-й армейский – и 8-я саксонская кавдивизия – 120 000 штыков и сабель!

Именно это помешало, ‒ по мнению военных аналитиков (и к моему глубокому сожалению), ‒ генералам Александру фон Клуку и Карлу фон Бюлову взять Париж еще в августе 1914 года.

Генерал-оберст Александр фон Клук

А затем, развернувшись сбросить в море британские экспедиционные силы. Дюнкерк мог состояться не в 1940, а на 26 лет раньше. Тем более британская армия и сама рвалась уже за Канал. «После десяти дней кампании он [английский фельдмаршал Дж. Френч] принял решение бросить разбитых французов и отправить экспедиционный корпус обратно в Англию»^[6].

А вот с победоносной германской армией, переброшенной затем на Восточный фронт, нам было бы действительно справиться не легко. При наличии пока целой австро-венгерской армии с очень неплохим Главнокомандованием в лице Франца Конрада фон Гётцендорфа^[7].

Хорошо, если Петербург удалось бы отстоять. Правда, в этом случае удалось, может быть заключить сепаратный мир, который бы спас обе империи. Но, увы.

Так что, стратегически Первая мировая война была проиграна Германией именно в результате этой самой «крупной неудачи» русских армий в Восточной Пруссии.

Это первое.

Второе. Никакого поражения 1-я армия генерала Павла Карловича фон Ренненкампфа не понесла. Напротив. Свой марш-бросок в Восточную Пруссию она начала с блестящей победы под Гумбинненом (ныне Гусев).

Павел-Георг Карлович фон Ренненкампф ‒ генерал, выигравший под Гумбинненом Мировую войну

Огнем русской артиллерии и ружейно-пулеметным огнем русской пехоты были наголову разбиты и обращены в бегство 1-й корпус генерала Германа фон Франсуа и 17-й корпус генерала Августа фон Макензена. При этом русские корпуса под Гумбинненом насчитывали 64 тыс. человек, а германские – 75 тыс. человек, да вдобавок имели тяжелую артиллерию[8].

Как пишут немецкие авторы: «Сцепление несчастных обстоятельств привело к тому, что великолепно обученные войска, позднее всюду достойно себя проявившие, при первом столкновении с противником потеряли свою выдержку.

Корпус [Макензена] тяжело пострадал. В одной пехоте потери достигли в круглых цифрах 8 000 человек – треть всех наличных сил, причем 200 офицеров было убито и ранено»^[9].

Русскими было взято в плен 1 000 человек и захвачено 12 орудий.

День русской славы – Гумбиннен, стратегического значения победа на 3-й день войны, − вызвал панику в Берлине, страшный психологический шок в Германии в целом. Именно победа под Гумбинненом, заставила германское командование принять решение об ослаблении наступающих на Париж армий[10].

Одной этой победы, даже при дальнейшей неудаче 2-й армии, при сколько-нибудь нормально поставленной военной пропаганде, должно было хватить для внушения обществу и народу Российской Империи уверенности в конечном выигрыше войны.

Вместо этого у нас до сих пор идет перепев легенд о немецкой победе и нашем тяжелом поражении в Восточной Пруссии.

Разница между тактикой и стратегией все еще не доступна не только профанам.

Между тем, еще 1930 году Уинстон Черчилль так характеризовал значение Гумбинена:

«Очень мало людей слышали о Гумбиннене, и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа. Русская контратака 3 корпуса, тяжелые потери Макензена вызвали в 8-й немецкой армии панику; она покинула поле сражения, оставив на нем своих убитых и раненых.

Она признала факт, что была подавлена мощью России»^[11].

Спасение Парижа было для самих французов столь невероятно, что свою неожиданную победу на Марне они назвали «чудом на Марне». О том, кто был истинным творцом этого «чуда» напомнил в апреле 1939 года, когда над Европой вновь нависла тень большой войны, такой профессиональный русофоб как Ллойд-Джордж:

«Идеалом Германии является и всегда была война, быстро доводимая до конца... В 1914 году планы были составлены точно с такой же целью, и она чуть-чуть не была достигнута, если бы не Россия...

Если бы не было жертв со стороны России в 1914 году, то немецкие войска не только захватили бы Париж, но их гарнизоны по сие время находились бы в Бельгии и Франции»[12].

К сожалению, начав с блестящей победы под Гумбинненом, 1-я армия была задержана под Кенигсбергом действительно каким-то вредительским распоряжением Ставки, что не дало ей возможность вовремя поддержать 2-ю армию. Но уж отойти-то отошла она в полном порядке, с умеренными, и хорошо известными потерями.

На донесение Ренненкампфа непосредственно Верховному Главнокомандующему о том, что «все корпуса вышли из боя», Великий Князь Николай Николаевич ответил: «От всего любящего Вас сердца благодарю за радостную несть. Поблагодарите геройскую 1-ю армию за ее труды. В дальнейшем при Вашей энергии и помощи Божьей уверен».

Есть все основания считать, что дальнейшая судьба генерала Павла Карловича Ренненкампфа, одного из лучших генералов Русской армии, определилась тем, что он был один из уже немногих абсолютно верных Престолу Русских генералов. Либеральные круги, свившие себе гнездо и в высоких военных сферах, постарались избавиться от опасного для них генерала.

Человека, выигравшего под Гумбинненом Мировую войну, обвинят чуть ли не в предательстве.

В первый раз номер не прошел, и с поста пришлось уйти командующему Северо-Западным фронтом генералу Жилинскому, несущему полную ответственность за гибель части 2-й армии в Августовских лесах. Последующую замену Жилинского генералом Н.В. Рузским нельзя назвать удачной − «… ни один из генералов Русской армии не принес столько вреда, как Рузский»[13].

Именно по проискам этого будущего предателя, свалившего на Ренненкампфа свою неудачу в Лодзинской операции, был в 1915 году отстранен без объяснения причин от командования и удален от армии один из самых преданных Государю генералов^[14].

Как сказал один из его биографов: «Гадать вообще нецелесообразно, но все-таки можно предположить, что если в феврале 1917 года в Пскове был бы не генерал Рузский, а генерал Ренненкампф, то совета отрекаться он бы Государю не дал»^[15].

Все, что мы знаем о генерале Ренненкампфе, позволяет сказать, что не только он не дал бы совета об отречении, но силами своего фронта в день бы задавил мятеж в Петрограде.

И в этом не сомневались, судя по их действиям, его враги.

И третье. При отступлении 2-й армии генерала Самсонова 16/29 августа 1914 года в окружение попали 13 и 15 корпуса и 2-я дивизия из состава 23 корпуса. Общей численностью 80 тыс. человек. Из них с боем прорвались 20 тысяч человек.

Боевые потери 2-й армии составили 6 000 человек убитыми, 20 000 тысяч ранеными, в основном пополнившими число пленных, и более 30 000 пленных как таковых.

Общие потери 1-й и 2-й армий русского Северо-Западного фронта убитыми, ранеными и пленными составили 80 тыс. человек. Германские потери составили в этой операции 60 тыс. человек.

Разница исключительно за счет числа пленных^[16].

Приведем эти цифры уже сейчас, потому что Урланис только недоучтенное, по его мнению, число убитых в Восточно-Прусской операции 1914 года увеличит до сакраментальной отметки в 100 тысяч человек.

Круглые числа суммировать проще. Это правда.

Итоговые цифры не устраивают

В том, что цифра убитых в 511 068 человек Главного штаба отражает не всех павших на поле брани, − хотя иного, заметим, никто, с документами в руках, до сих пор еще не доказал! – возможно были сомнения и у работников Военного отдела ЦСУ. В связи с чем Урланис продолжает: «Позднее материалы Главного штаба были обработаны Центральным статистическим управлением (ЦСУ) и опубликованы впервые в 1924 г. в кратком справочнике “Народное хозяйство СССР в цифрах”. Затем эти же итоги были приведены в сборнике “Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)”, изданном ЦСУ в 1925 г.

Согласно этим итоговым данным, число убитых русских солдат и офицеров составило 626 440 человек. Это число подвергалось группировке по времени потерь, по чинам и по родам войск, но во всех таблицах фигурирует один и тот же итог: 626 440»^[17].

И итог этот Урланиса категорически не устраивает: «Несмотря на то что авторы текста говорят об обработке сводок Генерального штаба, имеются основания предполагать, что эта обработка была весьма поверхностной и во всяком случае не затронула итоговых цифр, а именно они и представляют наибольший интерес»^[18].

С этим последним наблюдением насчет важности именно итоговых цифр также невозможно не согласиться. Вот только почему обработка, увеличившая исходную цифру в 511 068 человек на 115 372 человека, то есть более чем на 20%, признается поверхностной, Урланис своему доверчивому читателю объяснить не желает, а повторяет вновь:

«А между тем материалы Главного штаба [в 511 068 погибших] очень нуждались в основательной проверке с точки зрения правильности итогов»^[19].

Ну, проверило правильность итогов ЦСУ. Получило свои 626 440. Дальше что?

А дальше вот что.

По мнению Урланиса: «Можно считать бесспорным, что число убитых [511 068 человек], по данным Главного штаба, значительно преуменьшено, так как в группу убитых попадали только те солдаты и офицеры, о которых было твердо известно, что они убиты.

К тому же, как уже было указано, значительная часть отчетных материалов терялась при отступлении. О значении этого обстоятельства [потери значительной части отчетных материалов при отступлении] можно судить, сопоставляя числа убитых по годам:

Год	Число убитых
1914	42 507
1915	269 699
1916	261 097

Потери в 1915 и 1916 годов в 6 раз превышали потери 1914 года, хотя именно в этом году имели место тяжелые и кровопролитные бои. Ясно, что такая разница не может быть объяснена только тем, что военные действия в 1914 года длились пять с половиной месяцев, а должна быть отнесена за счет потери документов при отступлении из Восточной Пруссии.

Приведенное выше сопоставление числа убитых по годам войны следует рассматривать как доказательство того, что цифра в 626 440 убитых значительно преуменьшена»^[20].

Как уже было указано

Как уже было указано нами выше, пример утери части отчетных материалов при отступлении русских армий из Восточной Пруссии в августе 1914 года выбран Урланисом для доказательства своего тезиса исключительно неудачно.

А уж «приведенное выше сопоставление числа убитых по годам войны следует рассматривать как доказательство того», что почтенный демограф и статистик не только плохо знаком с конкретикой военных действий в различные годы Мировой войны, но даже не в курсе даты начала боевых действий, во всяком случае, на русском фронте. В противном случае, он никак бы не смог заявить, что военные действия, реально начавшиеся во второй половине августа 1914 года, «длились пять с половиной месяцев»!

Строго говоря, с этого момента любые дебаты с Урланисом можно было бы прекратить в ввиду вопиющей некомпетенции последнего в реалиях Первой мировой.

Но удивительно, что утверждение про пять с половиной месяцев боевых действий в 1914 году, не вызвало никаких комментариев у команды военных статистиков генерал-полковника Григория Федотовича Кривошеева, считающих, напротив, что Урланису «удалось добиться наибольшей достоверности в подсчете потерь русской армии в первой мировой войне»^[21]!

И это весьма печально, поскольку ставит под вопрос компетентность самой этой команды вместе со всеми ее выводами и достижениями.

Вернемся теперь к приведенной Урланисом таблице потерь по годам войны.

Цифру 42 507 убитых за 1914 год он приводит по отчетам Военного Министерства, опубликованных в 1942 году.

В сборнике «Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)» приводится суммарная цифра потерь убитыми за 1914-1915 годы в 312 607 человек. Также суммарно приводится там число убитых «с начала войны по 1 мая 1915 года», равное 123 387 человекам, затем число 62 828 человек, погибших за май-июль 1915 года, и только с августа 1915 и по ноябрь 1917 года даются уже собственно потери по месяцам. Точнее, даются они по декабрь 1917, но там действительно был абсолютный нуль.

Бдительный Урланис отмечает, что число убитых за 1914-1915 годы по данным отчета Военного Министерства составляет 312 606 человек, что аж на одного человека (!) отличается от цифры в 312 607 человек сборника 1925 года, что неопровержимо свидетельствует, по его мнению, о халтурности обработки данных потерь составителями сборника. По-видимому, если бы их цифры отличались от министерских данных тысяч хотя бы на сто, а лучше сразу на миллион двести тысяч, как итоговые цифры самого Урланиса, то тут претензий к обработке не было бы.

Вместе с тем, следует признать, что из приведенной таблички, даже с учетом того, что реально военные действия велись в 1914 году немногим более четырех месяцев, видно, что среднемесячные потери в 1914 году составляют порядка 10 тыс. в месяц, а в следующие два года войны они равны примерно 22 тысячам в месяц. Последнее может показаться − не только Урланису − доказательством того, что потери русской армии 1914 года существенно – примерно в два раза! – официальными сводками преуменьшены.

Артиллерия решает бой

На самом деле, никаких здесь не точностей нет, да и быть не может, поскольку именно в 1914 году воевала еще, по сути, кадровая армия Российской Империи.

Воевала в массе своей на австрийском фронте против армии австро-венгерской, регулярно проигрывавшей за последние полвека все мыслимые войны, отличные от карательных операций против мятежных балканских и рядом живущих народов. Воевала Русская Армия, артиллерия которой, будучи по качеству подготовки однозначно лучшей в мире, не знала еще недостатка в снарядах. Когда пехота привыкла идти в атаку только за валом огневого прикрытия, о чем с некоторым даже неодобрением пишет в своем труде о снабжении Русской армии в Великую войну генерал Алексей Алексеевич Маниковский, возглавивший в 1915 году Главное Артиллерийское Управление.

Генерал Алексей Алексеевич Маниковский

В частности, он приводит слова известного русского артиллериста, бывшего начальника Михайловского артиллерийского училища генерала Петра Петровича Карачана, из его отчета по командировке с 28 октября по 22 ноября 1914 года. Целью командировки было выяснить причины большого расхода снарядов в операциях Юго-Западного фронта.

«Второй причиной большого расхода выстрелов ген. Карачан считал то значение, какое приобрела в эту войну артиллерия, и вследствие которого она часто была вынуждена стрелять более того, чем это было необходимо. Благодаря огромному могуществу своего огня и отличной подготовке своего личного состава, артиллерия, открывая огонь, достигала быстро блестящих результатов. Противник отдавал должное русской артиллерии, называя ее волшебной. Пехота боготворила свою артиллерию, называя ее своей спасительницей.

"Артиллерия начинает бой, она его ведет и решает", так говорилось в отчете ген. Карачана. Пехота не делала ни одного шага без артиллерийского огня; она требовала беспрерывной стрельбы, даже для морального действия»^[22].

Следует учесть еще одно важное и редко упоминаемое свидетельство.

Генерал Андрей Евгеньевич Снесарев в своих фронтовых дневниках в записи от 1 декабря 1916 года рассказывает о своем разговоре с английским наблюдателем при Русской Армии Бернардом Пирсом (Bernard Pares): «Сегодня мы с ним много говорили, и он рассказал много любопытного.

Генерал-майор Снесарев на фронте с проверкой в 7-м истребительном авиаотряде И. А. Орлова (справа от генерала). Примерно март 1917 г.

По плану Германии Австрия с началом войны передала всю тяжелую артиллерию на западный фронт, и потому-то мы так живо и победоносно прошли всю Галицию. В начале 15-го года Тосса^[23] был в Берлине и грозил заключить сепаратный мир, если в Галицию не передадут весь тяжелый арсенал, с прибавкой своего, что и было выполнено»^[24].

В 1915 году германским командованием решено было, вопреки первоначальному плану войны, главным считать Восточный, Русский фронт, куда были брошены основные силы. И вот с мая 1915 года началось так называемое Великое отступление Русских армий после Горлицкого прорыва Макензена, успех которого был обеспечен 40-кратным превосходством немцев в тяжелой артиллерии, и 6-кратным превосходством в артиллерии в целом. Когда на огонь тяжелой артиллерии нам приходилось отвечать зачастую только ружейным огнем. Почему сложилась такая ситуация – разговор отдельный. И тут все не так очевидно, как принято считать.

Но в данном случае нас интересует другое. Зададим вопрос:

Потери в 1915 году пехоты, огрызающейся огнем трехлинеек на уничтожающий огонь Больших Берт, стянутых германцами с Западного фронта, (на котором и без Ремарка все одно было без перемен), могут быть в два или даже в три раза выше потерь пехоты, наступающей в 1914 году на противника, позиции которого вычищены огнем родной артиллерии? Да еще когда у противника к тому же значительная часть артиллерии перемещена на Западный фронт.

И если да, то осведомлен ли был о таковом факте, как сам Урланис, так и члены команды генерала Кривошеева, столь высоко оценившие его труды?

Урланис в своем труде счел вышеприведенную аргументацию «того, что цифра в 626 440 убитых значительно преуменьшена» исчерпывающей, что позволяет ему в дальнейших расчетах пренебречь данными сборника Военного отдела ЦСУ 1925 года, а перейти к рассмотрению иных источников.

Пропавшие без вести

«Другим источником о потерях русской армии могут служить данные военно-санитарных органов. Так, в отчете главного военно-санитарного инспектора, поступившем в ставку в начале 1917 г., указано, что за период с начала войны по 1 сентября 1916 г. было убито и умерло до поступления в лечебные заведения 562 644 солдата и офицера^[25].

По этому же ведомству имеются данные и за более позднее время. Они приведены в статье Аврамова, которая является весьма ценным документом о потерях в войне 1914-1918 годов^[26]. Число убитых Аврамов определяет в 664 890, т. е. на 38 тыс. больше цифры, опубликованной в сборнике, и на 154 тыс. больше цифры Главного штаба»^[27].

Довольно резонный вопрос, почему данным статьи сотрудника Наркомздрава следует доверять больше, чем цифре того же Главного штаба, и тем более цифре, полученной военными статистиками, с материалами Наркомздрава пятилетней давности во всяком случае знакомыми, похоже, автору приведенной цитаты не приходит в голову.

Но и цифра Абрамова не устраивает Б.Ц. Урланиса. «Еще более высокая цифра убитых приведена в справке управления дежурного генерала Главного штаба в ответ на запрос главы французской военной миссии генерала Жанена о потерях и резервах русской армии. В этой справке, датированной 10 октября 1917 г., число убитых вместе с пропавшими без вести определено в 775 369 человек^[28], т. е. на 110 тыс. больше цифры Аврамова»^[29]. С этой цифрой мы уже встречались во вступительной статье В.П. Ефремова, но Урланисом она комментируется совершенно замечательным образом: «Включение пропавших без вести в общую цифру вместе с убитыми не может рассматриваться как обстоятельство, преувеличивающее число убитых»^[30].

То, что число пропавших без вести удивительным образом совпадает, например, с числом дезертиров, о чем было уже сказано выше, проходит мимо внимания автора, или же игнорируется.

В связи с этим вспоминается мне один достаточно давний, августа 1998 года, разговор с полковником из авторского коллектива генерала Кривошеева. Одной из тем этого разговора был развернутый ответ на мой вопрос, как удалось им значительно уменьшить потери Красной армии, по сравнению с давно озвученными 13,5 млн. убитых и умерших от ран.

В частности, им было отмечено, и, на мой взгляд, достаточно убедительно, что одно из преувеличений потерь, причем не маленькое, порядка миллиона человек, было связано с тем, что, например, потери армии лета 1941 года фактически суммировались дважды. Поскольку многие бойцы из разбитых частей летом 1941 года не вышли к своим, но в значительной мере не попали и в плен, а расточились по местным селам, где пребывали до лета 1944 года, когда территория Белоруссии был освобождена в результате операции «Багратион».

После чего все они были благополучно вновь мобилизованы. Часть из них погибла, часть ранена, что в этот раз было достаточно аккуратно учтено. Но суть в том, что все они уже проходили по графе «без вести пропавшие». И общие потери суммировали потерю одних и тех же людей в 1941 и 1944 годах, пусть и по разным графам проходящие.

И главный вывод из этого разговора у меня остался один: число пропавших без вести ни в коем случае не следует добавлять к числу погибших, без дополнительных серьезных обоснований.

Пять цифр. Но все слишком низкие

Таким образом, к рассмотрению читателя автором «Войны и народонаселение Европы» предлагаются пять цифр определяющих число убитых: «Итак, мы имеем пять официальных или полуофициальных цифр числа убитых русских солдат и офицеров в первой мировой войне: 511 068, 562 644, 626 440, 664 890 и 775 369»^[31].

Заметим себе, что в этом перечне с непринужденной простотой соединены четыре первых цифры, дающих число действительно убитых, с цифрой пятой, дающей суммарное число убитых и пропавших без вести. Это суммирование Урланис больше не считает нужным оговаривать, считая, что сказанной им выше фразы вполне достаточно для столь свежего взгляда на возможности и роль военной статистики.

Поскольку мы уже уловили тенденцию, то заранее ждем, что дальнейшие гримасы роста числа погибших начнутся именно с последней цифры:

«Мы считаем, ‒ пишет Урланис, ‒ что все приведенные цифры числа убитых ниже действительных, и напрасно некоторые исследователи исходили из этих цифр.... Если и нам, подобно указанным исследователям, положить в основу одну из приведенных пяти цифр, то во всяком случае следует взять наивысшую из них, так как включение пропавших без вести несколько сокращает огромный недоучет числа убитых»^[32].

Повторим еще раз, что никаких других доказательств своего тезиса об «огромном недоучете», кроме пресловутой версии об утери документов при отходе в августе 1914-го из Восточной Пруссии автор пока не привел. И в дальнейшем изложении не приводит. Идет упрямое повторение собственного измышления о неучтенных потерях, связанных с утерей учетных документов. Причем утрате столь массовой, что на одного учтенного, приходится двое неучтенных.

И вот это высосанное в буквальном смысле слова из пальца, и не подкрепленное никакими фактами, предположение статистика и демографа, по какому-то более чем полувековому недоразумению, считается новым словом в военной статистике! А потому проследим ход этой по-своему грандиозной историко-статистической аферы по шагам.

Первый шаг, при котором доктор экономических наук, не моргнув глазом, и не приведя ни одного вразумительного аргумента, смог увеличить число павших с документально зафиксированной цифры в 511 068 человек до 775 400 мы уже сделали^[33].

О дополнительно убитых

Освоив цифру 775 400 человек, практически наверняка включающую вполне живых дезертиров, доктор Урланис немедленно увеличивает ее. Сначала на 30 тысяч, которые, по его мнению, должны были погибнуть с момента ее озвучивания по февраль 1918 г.^[34] Затем плюсует к ней еще примерно 5 или 6 тысяч флотских потерь, получив в результате уже 810 000 убитых. Для начала, казалось бы, вполне приличная надбавка. Но Урланису вновь не дает покоя недоучет потерь в 1914 году. Вновь повторяется в развернутом виде приведенная выше таблица среднемесячных потерь в 1914, 1915 и 1916 годах. Причем настойчиво проводится в жизнь идея о пяти с половиной месяцах боевых действий в 1914 году.

Понятно, что разнесенные на лишний месяц, среднемесячные потери 1914 года становятся у него равными 8 тыс. вместо реальных 10 тысяч, как быть должно при реальных четырех с половиной месяцах боевых действий. Хорошо, что по двум другим годам, среднемесячные потери остаются примерно равными 22 тысячам.^[35] О причинах этой разницы среднемесячных потерь в 1914 году и 1915-1916 годах подробно говорилось выше. Но Урланису военная конкретика то ли неизвестна, то ли недоступна по сугубо мирному складу мышления. А потому полученные им 8-тысячные потери в месяц 1914 года он дополняет до 23 тысяч среднемесячных потерь года 1915.

Получив лишние 15 тыс. потерь убитыми за каждый месяц 1914 года, и помножив это число на пять с половиной (!) месяцев того же года, в которые по мнению Урланиса шли боевые действия, он получает уже 82,5 тыс. дополнительно убитых в 1914 году! Эти 82,5 тыс. он вначале небрежно превращает в 83 тысячи, не будем мелочными!

А затем – не смейтесь – действительно в 100 тысяч недоучтенных потерь в 1914 году: «Так как потери русской армии в 1914 г. были более значительными, чем в 1915 г.»^[36] (!!!)

В принципе, повторим, уже здесь разговор с Урланисом мог быть закончен. Поскольку из последней цитаты ясно видно, что он либо просто ничего не знает и не понимает в реалиях Первой мировой войны, либо сознательно их искажает с не вполне ясными целями.

В поисках дополнительного подтверждения

Так или иначе, доктор экономических наук делает следующий шаг. Фантомные 100 тысяч, лично уничтоженных на страницах своего труда любящим точность статистиком, добавляются к отважно натянутой им цифре в 810 тыс. убитых (и пропавших без вести).

Результирующая цифра потерь убитыми становится равной уже 910 тысячам. Впрочем, видимо для показа собственной научной добросовестности Урланис выводит цифру в 908 тысяч.

Вот эти, недостающие до сравнительно круглой цифры 910, две тысячи вернее всего показывают, что автор этих цифр лучше прочих понимал всю, скажем так, научную некорректность совершаемых им действий. И стыдливо прикрылся фиговым листком претензии на точность.

Казалось бы, набрав неподтвержденные «ни материалами, имеющимися в распоряжении ЦСУ, ни данными, коими располагала комиссия по обследованию санитарных последствий войны», то ли 280, то ли вовсе 400 тысяч «неучтенных» убитых, и тем самым приблизив потери Императорской Армии к миллиону убитых, можно немного и почить на лаврах: все что можно было извлечь из братских могил в Восточно-Прусских августовских лесах 1914 года, эксгумировано из них уже по несколько раз.

Полученная цифра потерь уже отличается от реальной и сколько-нибудь документально зарегистрированной, как клятва от простого да. Но процесс только набирает скорость.

Следующий шаг делает честь хитроумию демографа.

Поняв, что из отечественных материалов больше не выжмешь, Урланис вдруг вновь вспоминает об уже почти забытой иностранной фантастике. Там среди прочих, преувеличенных, основанных на непонятно каких вычислениях и ничем не подтвержденных данных о численности наших потерь, фигурирует и такая цифра, как 4 млн убитых русских солдат и офицеров, полученная американским экономистом Е. Богартом^[37].

Приведя ее среди прочих «ничем не подтвержденных» данных о русских потерях, и словно забыв свои недавние слова о химеричности этих цифр, Урланис глубокомысленно заявляет: «Из приведенных данных видно, что число убитых в русской армии определяется в весьма широких пределах − от 500 тыс. до 4 млн. человек»^[38]. Тем самым, уравнивая во мнении доверчивого читателя научную работу советских военных статистиков, с западной, да и отечественной цифровой эквилибристикой, и с кровью вырванными из контекста отрывочными статистическими данными.

И дальше следует заявка на следующий шаг: «Это обязывает к тому, чтобы предварительно намеченная нами цифра в 900 тыс. убитых получила дополнительное подтверждение на основании каких-либо других указаний»^[39].

Соотношения потерь

Другими указаниями оказываются следующие. В результате работы с неким, называемым им статистическим, материалом Урланис приходит к выводу, что на Западном фронте суммарные потери союзников англичан и французов в 1,6 млн. человек противостоят 1,1 млн. немецких потерь. «Следовательно, немцы на Западном фронте имели в 1,5 раза меньшие потери, чем их противники»^[40]. Строго говоря, в 1,45.

Но что же из этого следует? Немцы к 1914 году, очевидно, были лучшей армией Западной Европы. И были ей со времен австро-прусской и франко-прусской войн.

А следует из этого вот что. По расчетам Урланиса на Русском фронте немцы и их союзники, включая турок, потеряли 900 тысяч человек, (что является крайне заниженной цифрой, как будет показано далее). Но пока пусть. По его же расчетам потери русских войск составляют те же 900 тысяч человек.

А поскольку на фронте западном потери германских войск по отношению к их противникам относятся как 1:1,5, то почему бы не перенести это же соотношение на фронт Восточный?

«В свете этих цифр трудно предположить, чтобы на Восточном фронте существовало чуть ли не обратное соотношение, которое получается, если исходить, например, из цифры убитых русских по Аврамову [цифры сборника 1925 года, из которых получается соотношение потерь в пользу русской армии еще более выгодное, Урланис отныне предпочитает вовсе забыть. – БГ], хотя они и получили признание у многих исследователей.

Даже предварительно предложенная нами цифра в 900 тыс. убитых в свете анализа потерь противника представляется преуменьшенной»^[41].

Ну, разумеется, в свете такого анализа, может и не то представиться.

И Урланис делает следующий шаг.

«Выше мы получили, что на 900 тыс. убитых немцев, австрийцев, венгров и турок приходилось 900 тыс. убитых русских (соотношение 1:1). В то же время на Западном фронте на 1,1 млн. немецких потерь приходилось 1,6 млн. потерь союзников (соотношение примерно 3:4)»^[42].

Прервем на минуту цитирование классика и займемся арифметикой:

Отношение 3:4 = 0,75, а обратное соотношение 4:3 = 1,33.

Отношение же 1,1:1,6 = 0,69. Обратное отношение 1,6:1,1 = 1,45.

Как видим отношения довольно-таки разные. И в зависимости от того, какое из них применить к тем большим числам, которыми оперирует выдающийся статистик, результаты будут разниться весьма и весьма. Между тем Урланис совершенно замазывает это различие, демонстрируя недоступность для него корректных арифметических операций в пределах пятого или шестого класса. Продолжаем цитату:

«Если для русского фронта принять такое же соотношение,

[какое же именно: если 1,33, то 0,9 × 1,33 = 1,2; а вот если 1,45, то 0,9 × 1,45 = 1,31. – БГ]

то тогда число убитых русских повысится до 1,2 млн. человек, т. е. будет на 300 тыс. человек больше, чем по данным «баланса расхода людской силы», составленного ставкой в 1917 году с учетом наших дополнений»^[43].

Еще раз прервем цитату. По неясной причине, Урланис не применяет им самим выведенное соотношение 1,45 отношения потерь на Западном фронте, а берет вовсе с потолка взятое 1,33. Хотя первое дало бы прибавку русских потерь убитыми не в 300 тысяч, а в 410 тысяч.

Это говорит о том, что сам Урланис понимал всю научную неадекватность своих действий, и не осмелился в полной мере воспользоваться предложенным им самим коэффициентом перевода данных. Поэтому цифра потерь убитыми составила пока 1 млн. 200 тыс. человек.

«Эта цифра, надо думать, значительно ближе подходит к действительности, чем фигурировавшие часто цифры в 500-600 тыс. и фантастические цифры в 3-4 млн. убитых, встречавшиеся в иностранной печати»^[44].

Упорное повторение слов «фантастические цифры ... встречавшиеся в иностранной печати», явным образом служит отвлечению внимания читателя, от фантастичности цифры, предложенной сами автором. Хотя нейролингвистическая психология не получила еще в то давнее время своего официального признания.

Умершие от ран

После ознакомления с методикой получения «правдивых» данных о боевых потерях русской армии в Мировую войну, обозначим штрихами дальнейшие шаги получения сводной цифры потерь России в эту войну в 1 млн. 811 тысяч человек.

Вначале к 1 млн. 200 тысячам суммируется 240 тысяч умерших от ран^[45].

Но эти 240 тысяч тоже надо предварительно получить. Для этого вначале делается заявление: «По русской армии число умерших от ран может быть определено лишь приблизительно, так как полные первичные данные отсутствуют»^[46].

Указанные в сборнике «Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)» 17 174 умерших от ран Урланис не упоминает вообще, отметив только: «Хотя в документах Главного штаба и в отчетах военного министерства фигурирует группа “умерших от ран”, но она чрезвычайно малочисленна и, по-видимому, охватывала категорию “умерших при части”, т. е. солдат и офицеров, убранных с поля боя, но не доживших до помещения их в какое-либо лечебное учреждение»^[47].

Через несколько абзацев, когда наступит время суммирования «умерших от ран» Урланис вновь говорит про «число солдат «умерших при части (около 18 тыс., по Аврамову), и число офицеров, умерших от ран (около 4 тыс.)»^[48].

Это, конечно, мелочь, но нельзя не упомянуть, что цифра 18 378 умерших при части ‒ по Аврамову [табл. 80 сборника «Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)»], включает в себя как солдат, так и офицеров. Судя по контексту, цифра 17 174 табл. 22 этого сборника также дает цифру умерших от ран при части, но более достоверную, чем у Аврамова. Впрочем, в масштабах потерь обе цифры практически совпадают.

В качестве исходного материала для подсчета числа умерших от ран в лечебных заведениях Урланисом приводится ссылка на «сведения главного военно-санитарного инспектора, поступившие в Ставку в начале января 1917 г. и охватывавшие весь период с начала войны по 1 октября 1916 г., а по кавказской армии − по 1 июня 1916 г.

Согласно этим сведениям, 2 474 935 раненых и контуженных было эвакуировано в лечебные учреждения и, по-видимому, из этого числа 97 939 человек умерло»^[49].

Не совсем ясно, правда, к чему здесь относится слово «по-видимому». То ли выражает оно сомнение в том, что указанное число человек умерло, то ли в том, что оно умерло «из этого числа». Для простоты, пренебрежем этим сомнением, считая, что число умерших от ран дано именно для приведенного числа эвакуированных в госпитали и лечебницы.

Приведенное число отправленных для излечения в госпитали и лечебницы, и число умерших в них, а вернее их соотношение, в целом согласуется с отношением числа умерших от ран в лечебных заведениях к общему числу раненых, помещенных в эти заведения, полученным во время русско-японской войны. Данные по русско-японской войне приведены в табл. 75 сборника «Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)». Из них следует, что число умерших от ран в лечебных заведениях составляет 0,042 от общего числа раненых.

Применяя этот коэффициент к цифре 2 474 935, получаем число 103 947. Оно превышает данные главного санитарного инспектора о 97 939 умерших от ран, но зато согласуется со словами Урланиса, что военная медицина в Мировую войну достигла высокого уровня.

Так что коэффициент 0,042 японской войны оказывается даже завышенным.

Но пусть. Применим именно этот коэффициент к общему числу раненых и контуженных в 2 715 603 человека с начала войны и по декабрь 1917 года, приведенному в табл. 22 сборника «Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)».

Получим цифру в 114 055 человек, умерших от ран.

Согласно данным Вл. Аврамова, приведенных в табл. 80 того же сборника, число убитых, как мы уже знаем, составляет 664 890 человек, а число раненых 3 748 669. Из них умерло при части 18 378 человек, осталось при части 319 445 бойцов, и отправлено в лечебные заведения 3 410 846. Применяя к последней цифре коэффициент 0,042, получим 143 255 человек, умерших от ран в лечебных заведениях. Что в совокупности с умершими при части составит 161 634 человека.

Это число можно считать абсолютным максимумом умерших от ран в Мировую войну. И хотя данные Аврамова прекрасно известны авторам сборника «Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)» и сочтены ими завышенными, все равно 160 тысяч – это не 240.

О суммарных потерях

Таким образом, даже по завышенным данным Аврамова, суммарное число боевых потерь убитыми и умершими от ран составит 844 902 человека. И даже если к ним добавить число погибших при газовых атаках, по тем же данным Аврамова, (почти в два раза превышающих соответствующие данные Бюро о потерях Отчетно-Статистического отдела Управления РККА), равное 8 110 человек, то итоговая цифра боевых потерь русской армии в войне 1914-1918 годов, составит 853 012 человек.

Что также будет абсолютным максимумом русских боевых потерь, согласно сколько-нибудь документально подтвержденным данным.

Любое превышающее число относится уже к области ненаучной фантастики.

Если же считать по данным Бюро о потерях, приведенных в таблице 22, то наиболее реальное итоговое число боевых потерь с убитыми, умершими от ран при части и в лечебных заведениях составит 757 669 человек. В совокупности с числом погибших при газовых атаках равным по этим данным 4 804 человека окончательный итог будет равен 762 473 погибшим воинам. Причем это число тоже не по нижней грани потерь, если вспомним что цифры сборника 1925 года уже увеличены на 20% по сравнению с исходными.

Проследим теперь ход дальнейших расчетов Урланиса. Число 97 939 умерших от ран в лечебных заведениях по 1 октября 1916 года, он экстраполирует на недоучтенные месяцы до конца войны, как всегда не обращая внимания на тот факт, что интенсивность боевых действий после февраля 1917 резко упала. Таким образом, он из 98 тыс. легко получает 160. А прибавляя к нему умерших при части по Аврамову, получает уже 180 тыс. умерших от ран. Что почти на 20 тыс. превышает данные самого Аврамова.

Далее, применяя к этому числу «гипотетический процент летальности раненых», − по «различным источникам», разумеется, − Урланис и получает искомые 240 тыс.

Число же погибших в газовых атаках он определяет в 11 тыс. Число в целом небольшое, поэтому детали этой мелкой махинации несущественны.

Затем Урланис благополучно суммирует расчетные 1,2 млн (опять спросим, а почему не 1,31 млн? ‒ БГ) убитых с расчетными же 240 тыс. умерших от ран и 11 расчетными тысячами умерших от газов. В итоге суммарное число погибших в Первой мировой войне становится равным 1 млн 451 тыс. человек^[50]. Завидная точность.

Подход к итогам

В части IV своего труда «Общие итоги людских потерь в войнах» Урланис вновь возвращается к потерям России в Мировой войне, работая в основном с иностранными источниками. И получает, наконец, искомый результат.

«Суммируя приведенные выше материалы, можно дать следующий итоговый свод данных о потерях России в войне 1914-1918 гг.»^[51].

Прежде, чем привести следующую в книге за этой фразой таблицу, отметим еще один маленький нюанс в системе подбора автором итоговых данных. На страницах 374-377 своего труда Урланис помещает таблицу «Свод данных о погибших во время первой мировой войны по различным источникам (в тыс.)» на пять шестых иностранным. Но есть и отечественные.

Номера 19 и 29 в этом своде занимают ссылки на БСЭ 1-го издания. При этом под номером 19 идет ссылка на том 44, а под номером 29 на том 12. И надо признать, что данные, приведенные в этих томах о потерях убитыми русской армии в Мировую войну, сильно различаются.

Цифра потерь т. 44 больше чем на млн превышает цифру потерь т. 12. Именно: 1 млн 800 тыс. протии 775 тыс. В авторской сноске различие это объясняется так: «Расхождение с цифрой, приведенной в т. 44 “Большой Советской Энциклопедии” (№ 19 настоящей таблицы), объясняется тем, что 12-й том вышел в 1928 г., а 44-й – в 1939 г.; за этот период были опубликованы материалы, позволившие уточнить потери в войне 1914-1918 гг.»^[52].

При этом автор ни слова не говорит ни о том, какие же материалы были опубликованы в промежутке между выходом т. 12 и 44, позволивших в 3 раза увеличить цифру реальных потерь, и к чему тогда его собственное творчество.

Более того. Урланис вовсе не упоминает данные о потерях Русской Армии в Первую мировую войну, помещенные в т. 50 БСЭ 2-го издания.

Причем томе, вышедшем буквально за пару лет до издания книги Урланиса, и в котором должны были учтены материалы, не только вышедшие к 1939 году, но и позже. И данные эти, как мы помним, вполне подтверждают данные о потерях сборника 1925 года. Не знать этого Урланис просто не мог. А значит, научной добросовестности ради должен был их упомянуть среди прочих, и как-то прокомментировать. Хотя бы резко критически.

Но ни слова, ни звука, будто и не было этих данных… Право, единственная ассоциация, приходящая в голову, это знаменитый сеанс одновременной игры в «Шахматном клубе четырех коней» в городе Васюки, в ходе которого гроссмейстер О. Бендер спрятал в карман черную ладью.

Теперь можно привести и таблицу, результирующую усилия автора «Людских потерь вооруженных сил»^[53]. Хотя, с другой стороны, какие уж тут усилия, если точно такая же «уточненная» цифра потерь приведена в т. 44 БСЭ 1939 года?

Вид потерь	Количество, тыс. чел.
Убитые	1 200
Умершие от ран	240
Умершие от отравления газами	11
Итого безвозвратные боевые потери	1 457
Умершие от болезней	155
Умершие в плену	100
Умершие от несч. сл-в и проч. причин	15
Итого безвозвратные небоевые потери	300
Всего	1 811

Вслед за таблицей следует еще один пассаж: «Установленную нами цифру потерь России в войне 1914-1918 гг. можно подвергнуть проверке на основе местных выборочных обследований, проведенных после войны. Нам известны два таких обследования − на Украине и на Дону»^[54].

И автор действительно провел такие сравнения с обследованием на Украине в 1923 году^[55], и обследованием на Дону в 1924 году^[56]. И все прекрасно совпало. Уже после сравнения с украинским обследованием автор с законной гордостью отмечает, «что результаты обследования полностью подтверждают нашу цифру потерь России»^[57].

А после сравнения с обследованием на Тихом Дону подводится скромное с достоинством резюме: «Таким образом, установленная нами цифра потерь России в 1,8 млн. убитых и умерших в войне 1914-1918 гг. получила веское подтверждение по материалам двух местных массовых обследований»^[58]. Это «веское подтверждение» требует комментария.

На тихом Дону

В связи с послевоенными обследованиями на Дону, в частности с обследованием, проведенным в 1924 году крупным отечественным статистиком А.И. Гозуловым, уместно добавить следующее. В 1979 году в Париже в «Вестнике РХД» № 128 было напечатано статистическое исследование историка и статистика Михаила Бернштама «Стороны в гражданской войне 1917-1922 гг.». Исследование содержит анализ отечественных статистических данных по этой теме до 1979 года, а также данных зарубежной статистики, с подробнейшими ссылками на источники.

В 1992 году оно, наконец, увидело свет в России. Из этого исследования, в частности следует, что потери в Мировой войны практически не сказались на демографической ситуации на Дону, «поскольку Мировая война не принесла в естественное движение населения естественной убыли и не повысила норму смертности на Дону»^[59].

Зато в результате войны гражданской и геноцида казачества как этноса, из 3 891 595 человек населения области Войска Донского на 1916 год, в живых осталось в 1920 году 2 212 670 человек.

А из 1 508 000 чисто казачьего населения истреблено было за эти годы более 70%, преимущественно мирных жителей. «Из безвозвратных потерь за 1917-1920 гг. только 50 тыс. приходится на убитых в белых и красных армиях, то есть на то, что принято называть гражданской войной.

Остальные почти 1,25 млн человек − это погибшее население, из них 100 000 повстанцев, остальные умерли от красного террора, подавлений Дона как такового − или, как говорили в те годы, − «Русской Вандеи», − голода, эпидемий и всей послереволюционной политики»^[60].

Всего за 1917-1922 годы было уничтожены около 2 млн населения Дона.

«Следует подчеркнуть, что казаков уничтожали именно по принципу принадлежности к определённой сложившейся группе людей, с её вековыми обычаями, родом занятий, обрядностью, одеждой, топонимикой, особым национальным самосознанием, мифологией и фольклором, и именно эти критерии лежали в основе политики разказачивания.

Вполне строго говоря, можно утверждать, что казаков уничтожали − по их этническим признакам. Возможно, и не будучи отдельной нацией, отличной от великорусской нации, − казаки, тем не менее, осознали себя как отдельную нацию, и их внешне-этническое отличие от других жителей России было как бы признано политикой разказачивания.

Тем самым в уничтожении 70% донского казачества и около половины населения Дона, около 2 млн человек за пять революционных лет, − слились, не только особая социальная политика революции, но и − это следует сказать прямо − достаточно самоосознанный геноцид»^[61].

Но если слова о геноциде казаков нынешний политкорректный читатель может счесть ненаучными эмоциями, то приведенные сухие цифры достаточно четко свидетельствуют, что ситуация 1924 года в бывшей Области Войска Донского, в том числе демографическая, мало способствовала выяснению потерь населения Дона именно в Мировую войну.

Ситуация на Украине была несравненно благополучней, но и там в 1923 году, после недавних петлюровщин, махновщин и прочих превратностей недавнего прошлого, много могло быть граждан, готовых клятвенно подтвердить, что тот или иной родич погиб именно в германскую, а не в гражданскую. Если однозначно не был уже объявлен красным пролетарским героем.

Следовательно, ни одно из этих «выборочных обследований» подтвердить цифру 1 811 тысяч потерь по Урланису, равно, впрочем, как и опровергнуть, не в состоянии по своему существу. Для нашего исследования это собственно ничего не меняет. Воздушность конструкций, из которых Урланис воздвигает свои башни, очевидна и без этого.

Далее. Урланис очень аккуратно затрагивает проблему потерь в гражданскую войну, действуя, по крайней мере, в отношении Красной армии по линии их минимизации, и вовсе практически не касаясь потерь мирного населения.

Между тем, «за неполных 3 первых года социалистической революции на части территории бывшей Российской империи (с осени 1917 по 28 августа 1920), попавшей в зону работы этой революции, население потеряло [12 186 314 человек или] 8,3% своего исходного состава»^[62].

Потери «из них мирного населения (без служащих)», по данным Бернштама составили около 8 200 000 человек^[63]. В основном, истребленных ни за что.

Советская власть при Хрущеве и его преемниках вновь занявшаяся героизацией склонившихся над телом русской нации «комиссаров в пыльных шлемах», признавать эти потери никоим образом не собиралась.

Поэтому демографический спад в России, начавшийся с середины 1917 года и усилиями ленинского руководства быстро переросший в демографическую катастрофу^[64], следовало замазать чем угодно, хотя бы завышенными потерями в Первую мировую войну.

И с этой точки зрения работа Б.Ц. Урланиса оказалась весьма социально востребована для той части партийного руководства, которая оказалось у власти в результате событий 1953-1957 годов и неуклонно направляла Советский Союз к его гибели в результате катастрофы 1991 года.

Для полноты картины

Даже расчеты Урланиса кажутся вменяемыми на фоне…

Для полноты картины следует отметить, что проблема потерь русской армии в Первую мировую войну затрагивалась в постсоветское время помимо труда команды генерала Кривошеева еще в двух исследованиях. Первое из них носит название «Первая мировая война: пролог XX века»^[65]. Второе – «Население России в XX веке. Т. I. 1900-1939 гг.»^[66].

Потерям в Мировой войне в первом посвящена глава части V «Общие демографические потери населения России в период Первой мировой войны», во втором ‒ глава IV «Людские потери в ходе Первой мировой войны». Обе главы принадлежат перу Александра Игоревича Степанова, кандидата исторических наук, старшего научного сотрудника Института российской истории РАН. Хотя основной интерес автора составляет учет общих демографических потерь России в Первой мировой войне, уделяет он внимание и армейским потерям. Поскольку обе работы практически идентичны в том, что касается этих потерь, то остановимся на более поздней из них по дате издания.

Как и Б.Ц. Урланису А.И. Степанову не нравятся данные сборника 1925: «В 1925 г. под руководством заведующего отделом военной статистики ЦСУ СССР В.П. Ефремова был издан сборник “Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (таблица 72 А и Б)^[67] (в цифрах)”, в котором данные М.П. Павловича были перепутаны с материалами Троицкого и объявлены сильно преувеличенными без какой-либо аргументации»^[68].

Хотелось бы думать, что приведенная цитата в значительной мере приходится на совести редактора или корректора этого почтенного академического издания, и на самом деле вышеприведенное должно выглядеть следующим образом: «В 1925 г. под руководством заведующего отделом военной статистики ЦСУ СССР В.П. Ефремова был издан сборник “Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)”, в котором (таблица 72 А и Б) данные М.П. Павлóвича были перепутаны с материалами Троицкого и объявлены сильно преувеличенными без какой-либо аргументации».

Не буду спорить данные каких авторов перепутаны в таблицах 72 А и Б, скажу только, что в таблице А число убитых русских воинов определяется в 2,5 млн. человек (якобы по Троицкому), а в Б – в 1,5 млн. человек (уже по Павловичу), и к обеим цифрам даны примечания, что число убитых (равно как и раненых) завышено. Поскольку именно у Павловича цифра убитых составляет, как указывает Степанов, 2,5 млн., то приписывание его заслуг Троицкому, кажется Степанову обидным.

Что касается его слов о том, что данные обоих названных персоналий «объявлены сильно преувеличенными без какой-либо аргументации», то они могут быть объяснены лишь полным незнакомством Степанова с многократно цитированными выше словами В.П. Ефремова из его вступительной статьи к сборнику: «Иностранные исследователи определяют численность убитых в 1 500 000 и даже в 2 500 000, но цифры эти явно преувеличены, основаны на предположительных исчислениях и не подтверждаются, ни материалами, имеющимися в распоряжении ЦСУ, ни данными, коими располагала комиссия по обследованию санитарных последствий войны».

Возможно, впрочем, что поскольку Троицкий и Павлович (Вельтман) относятся к исследователям отечественным, то, по-видимому, по мнению А.И. Степанова, на их миллионы, должны были быть даны В.П. Ефремовым отдельные разъяснения.

К сожалению, текст Степанова и сразу за приведенной цитатой остается также не вполне вменяемым: «В качестве официальных данных [в сборнике 1925 года] были приведены ежемесячные сводки Бюро о потерях Отчетно-статистического отдела Управления РККА (бывшей Ставки), которые дают следующую картину: убитых – 624 440, умерших от ран – 17 174, отравленных газами – 38 599, раненых – 2 588 838, контуженных – 126 765, пленных и без ввести пропавших – 3 638 271^[69]».

Прервав цитату, позволю себе спросить, следует ли понимать пассаж: «ежемесячные сводки Бюро о потерях Отчетно-статистического отдела Управления РККА (бывшей Ставки)», как свидетельство, что в Бюро о потерях Отчетно-статистического отдела Управления Рабоче-Крестьянской Красной армии был преобразован аппарат бывшей Ставки, в целях его трудоустройства в послереволюционный период?

Отметим также, что на странице 30 статистического сборника 1925 года приведена таблица 22, полное название коей таково: «Сведения о боевых потерях действующей армии в войну 1914-1918 гг. по времени (По данным Бюро о потерях Отчетно-Статистического отдела РККА)». Те же обобщенные данные потерь уже без разбивки по месяцам, приведены в таблицах 23 и 24 на страницах 31и 32. Причем в таблице 23 из числа пленных и пропавших без вести выделено отдельно число пропавших без вести ‒ 228 838, и отдельно число пленных – 3 409 433.

На странице 15 сборника дан следующий комментарий к таблицам 22-24: «Сведения о боевых потерях получены ЦСУ путем обработки сводок бывш. Главного Управления Генерального Штаба, составлявшихся на убитых, контуженных и отравленных газами, по сведениям, полученным с театра военных действий, а в отношении военнопленных и без вести пропавших ‒ по сообщениям Комитета по делам военнопленных Красного Креста, находившегося в Копенгагене. Данные не заключают в себе потерь эвакуационного характера (т.е. умерших в лазаретах и больных, эвакуированных в тыл). Сырой табличный материал был любезно предоставлен ЦСУ Отчетно-Статистическим Отделом РККА»^[70].

Как видим «бывшая Ставка» никак не фигурирует в вышеприведенных данных, полученных обработкой сводок «бывш.» Главного Управления Генерального Штаба.

Продолжим прерванную цитату:

«Эти первые данные официальной статистики не только меньше неполных сведений В.Г. Аврамова, но в несколько раз меньше, чем данные таблицы 25 того же сборника. Так, число убитых во всей действующей армии за июнь и июль 1917 года определяется в 3 965 солдат, в то же время только на одном Юго-Западном фронте с 18 июня по 6 июля 1917 года погибло 6 905 солдат, ранено соответственно 14 218 и 36 240^[71].

Эти данные как минимум в 2-3 раза меньше реальных потерь»^[72].

Из слов А.И. Степанова можно понять, что в таблице 25 на странице 32 «того же сборника» приведены данные о потерях за всю войну ставящие под сомнение все данные таблиц 22-24.

Между тем, в таблице 25 приведены только «Потери в людях армий Юго-Западного фронта за период с 18 июня по 6 июля 1917 г. при наступлении Керенского. (По данным бывш. Ставки)». Что и прокомментировано в примечании к этой таблице на странице 15: «Данные о потерях во время июньского наступления Керенского извлечены из материалов бывшей Ставки».

Расхождение с помесячными данными таблицы 22 действительно налицо. Но в условиях творившегося в стране и в армии со 2 марта 1917 года беспредела, расхождение в оперативных сводках Ставки и их аналитической обработки в непонятно как еще функционирующем Генштабе, мало удивительно. Возможно было все что угодно, начиная от обычной канцелярской небрежности.

Скажем по месячным данным потерь той же таблицы 22 суммарные потери армии за сентябрь-октябрь 1917 года, когда никаких наступлений не велось, а уже разложенная армия откатывалась при малейшем давлении на нее, суммарно указанное число убитых ‒ 8 090, а раненных ‒ 44 136.

А если еще прибавить данные за ноябрь: 3 263 убитых и 18 399 раненых.

Только вот вопрос: где? Не при атаке ли 3-го конного корпуса генерала Петра Краснова на большевистский Петроград? Во всяком случае, данные таблицы 25 по июньскому наступлению Керенского, прекрасно известные авторам сборника 1925 года, ни в малейшей степени не мешают им, равно как и сотрудникам Отчетно-статистического отдела РККА, однозначно определять суммарную цифру потерь убитыми за 1917 год в 52 737 человек.

Также, напомним, им хорошо известны данные Аврамова, приведенные в таблице 80, равно как и Троицкого с Павловичем (Вельтманом).

И еще раз подчеркнем, что никаких документальных первоисточников, кроме задействованных в сборнике 1925 года «Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)» до сих пор не обнаружено, да и обнаружено быть не может.

Сам же А.И. Степанов, по-видимому, считает, что его критики вполне хватает, чтобы дезавуировать эти материалы и продолжает: «В дальнейшем разные авторы приводили разные цифры»^[73]. Имеют право. Бумага терпит.

В целом даже расчеты Урланиса кажутся вменяемыми на фоне метода учета боевых потерь Степановым, где действительно с равным весом принимаются данные всех возможных отечественных и зарубежных авторов, кроме вышеуказанного сборника ЦСУ. Впрочем, приводимое Степановым в таблице 22^[74] число убитых в бою (с опорой на данные Аврамова), все же не превышает цифры 664 800 человек, что уже радует.

Хотя сам автор склоняется к цифре в 3 млн. убитых: «На то, что русская армия потеряла убитыми свыше 3 млн., указывали еще в двадцатые годы генерал К.В. Сахаров, М.Я. Нахимсон (Спектатор), М.В. Фрунзе, а также иностранные исследователи^[75]»^[76] (обратите внимание на ссылки).

Ну что же. Сердцу не прикажешь.

Отношение Степанова к Императорской России вполне выявляется, когда одной из причин того, что русская «армия в 1917 г. потеряла свою боеспособность и практически развалилась в конце 1917 – начале 1918 гг.»^[77], им указываются: «имперские амбиции, косность и низкая компетентность высших эшелонов российского имперского руководства, которые вместо “скорой и быстрой победы к Рождеству 1914 г.” получили длительную и с позором проигранную войну»^[78].

То, что это дремучая смесь советских и постсоветских либеральных взглядов на историческую Россию и ее истинную историю, очевидно, в общем, без комментариев. Сказать, что Русская армия, ‒ после предательства Февраля, Приказа № 1, и наконец, большевистского путча Октября 1917 года ‒ развалилась в результате «имперских амбиций имперского руководства» ‒ уметь надо!

Не говоря уж про: «с позором проигранную» имперским руководством, ‒ под которым очевидно подразумевается и Государь Император, ‒ войну.

Жаль, что такого рода «исследования» накладывают определенный отпечаток и на сами академические труды, частью которых они являются.

Что же касается демографических потерь России в целом, чему собственно и посвящены обе работы А.И. Степанова, то очевидно, что уже с весны 1917 года их нельзя отделить от потерь страны в Гражданской войне, латентная форма которой началась сразу после так называемого отречения Государя.

Именно и только с середины 1917 года в стране и начался демографический спад.

Рост на 4 миллиона человек за 1914-1916 годы

Прежде чем поставить окончательную точку в вопросе боевых потерь в Первую мировую войну, скажем несколько слов о той грани, которая пролегла в 1917 году между двумя периодами русской истории. Грани, в том числе и демографической.

Для многих, думаю, будет неожиданным тот факт, что население Российской Империи продолжало расти вплоть до самого 1917 года. Вновь слово Михаилу Бернштаму:

«В связи со сказанным надо провести грань между демографическими процессами, и она проляжет по второй половине 1917 года.

Экономический и политический кризис после Февральской революции 1917 года, который привёл к появлению этой грани − переходу от прироста к убыли населения, наслоился на отрицательное − но не катастрофическое! − влияние Мировой войны и стал переводить это влияние на демографический упадок.

Октябрьская резолюция и начавшаяся война на самой территории России, во всех без исключения ее частях, и волна голода в результате аграрной революции − перевели демографический кризис и упадок − в катастрофу.

Вторая половина 1917 года и является зоной демографического слома.

Разумеется, советские статистические источники так прямо это не формулируют, но цифры говорят сами за себя − и соответственно против обеих революций 1917 года.

... В самом деле, из позднее опубликованной статистики явствует, что война снизила естественный прирост за годы 1914-1917 лишь до 1/3 довоенного, и рождаемость в среднем была весьма выше смертности: ведь, как бы то ни было, население России в [советских] границах 1917-1939 годов, ... увеличилось за годы Первой мировой войны свыше чем на 4 миллиона человек, иначе говоря, давало в среднем свыше чем миллионный годовой прирост»^[79].

Поскольку с середины 1917 года в России начался демографический спад, стремительно переросший в демографическую катастрофу, то следует признать, что в первые годы Мировой войны, до Февральского крушения, население всей Российской Империи возрастало не менее чем на 2 миллиона человек в год.

Подчеркнем: более чем на 2 миллиона человек в год росло население страны, вынесшей на себе основную тяжесть самой кровопролитной из войн, которую знал мир до 1917 года.

Может быть, хотя бы это, теперь, ‒ сто с лишним лет спустя, ‒ сочтем заслугой Государя Николая II, как императора и полководца?

Окончание следует