Людмила Владимирова

ЗНАЮ!

диптих

«Вставай, страна огромная...»

Но Память не заходит к королям.
Она-то знает, женщина простая,
...Им слезы не нужны...

Е. Исаев

Знаю, когда безсонная
Боль родилась. Не со мной –
Раньше... Страна огромная
Встала на смертный бой.

Знаю: так близко к сердцу
Маминому была –
Не Шопеновским скерцо
Сжалось оно. Прожгла

Песня ли, марш, иль просто –
ГИМН – на все времена?..
Но... стала поменьше ростом
И страна, и – война.

Все, что несла с собою
Проклятая та орда,
Сами – своей рукою!
«Ломать – не строить» – о, да!

С детства – слезой горючей,
Скрытой – при звуках тех
Яростных и могучих...
Льются сегодня. – Грех?

«Память – удавка», – слышу
«Жизни хозяев» звон...
Знаю: ниспослана свыше
Залогом лучших времен.

10 апреля 1995

* * *

Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые…

А. Самойлов

«Где – ты?» – всю жизнь в тоске молила.
А нынче… – Скоро на покой…
Не разыскал, не встретил милый,
Тому, видать, война – виной.

«Сороковые, роковые»
Мне предназначенного – в тлен.
Фронт или будни тыловые,
Свинец, огонь, голодный плен,
Иль головенкою – об угол –
Моей, единственной! – палач…
Была война. И – вечен плач.

Считая павших миллионы,
Мою нежизнь не пропусти,
И доченек, мной не рожденных,
И сына горького. – Прости,
От одиночества лихого
Бежала… Чужд. Моя вина.
Плачу и плачу. Бьет сурово
Та, непрошедшая, война.

23 апреля 1995

Юлии Друниной

У нас отнимали жизни,
Но веру отнять не могли.

Ю. Друнина

– Знаешь, Зинка, я – против грусти,
Но сегодня она не в счет...

Ю. Друнина

Знаю, в час одинокий, страшный,
Твоем «Нет!» всей тупой возне,
Помянула товарищей, павших
Ни за что, видать, на войне...

Я прошу: Ты прости, Всевышний,
Не ее этот страшный грех.
Знаю: спросишь, и верю: взыщешь,
За разбитое сердце – тех,

«По-родству» растерзавших землю.
А спасти – нет сил, не суметь.
Ложь безстыдную не приемля,
Предпочла по-солдатски – смерть.

– Знаешь, Юлька, я – против грусти,
Но сегодня она – не в счет...
В бой последний с иуд «златоустьем»
Седовласый солдат встает.

9 марта 1992

Ольге Берггольц

Как хорошо: ушла в семидесятом.
Как горько: было только шестьдесят.
Невзрачный холмик, крест замысловатый,
Ни обелиска, ни плиты, лишь даты
И – имя. В нем – блокадный Ленинград.

Как хорошо: не видишь и не слышишь,
Того, что сталось с ним, со всей страной.
Как горько: не сумеешь, не опишешь
Ты казнь народа, не подонков рыжих,
Они – сыты, пустив народ с сумой.

Как хорошо: не знаем артобстрелов.
У улиц нет опасной стороны.
Но стонет скрипка у белее мела
Девчушки. Дружки промышляют телом...
А мы всё: «Только б не было войны!»

Ах, Ольга, Ольга, голос Ленинграда!
Неужто впрямь приблизилась пора,
Когда живые смерти будут рады,
Завидуя вам: – Нынешним не надо
Здесь ни любви, ни чести, ни добра...

И – ни стихов. А я все повторяю
Те, в юности запавшие слова...
И все смешней кажусь, и все теряю...
Но, и приблизившись вплотную к краю,
Скажу: «Спасибо! Ты была права» –

«О да, мы счастье страшное открыли –
достойно не воспетое пока, –
когда последней коркою делились,
последнею щепоткой табака...

«О да,

...В грязи, во мраке, в холоде, в печали,
где смерть, как тень, тащилась по пятам,
такими мы счастливыми бывали,
такой свободой бурною дышали,
что внуки позавидовали б нам!..»

26 июня 2003

Истина – отроду…

Услышишь песенку свою
Над Волгой, над Окой, над Камой...

Н. Некрасов

И над Свиягой, Карлой... Было!
За полстолетья не забыла
Буинск и домик над рекой.
По горенке – шажок, другой
Русоголовое дитя
Ступало, падало, кряхтя
Вновь поднималось, – не стреножишь!
И песню – «веселей» не сложишь:

«Кушай тюрю, Яша,
Молочка-то нет.
– Где ж коровка наша?
– Увели, мой свет!
Барин для приплоду
Взял ее домой.
Славно жить народу
На Руси святой!»

Запарен хлебушек водичкой:
– Ешь тюрю, мамина синичка,
Под песенку ладнее, споро,
Войне конец приходит, скоро
Вернется папа... – И Буренка!
У, барин – немец!
– Несмышленка!
Не «немец» говори, «фашист»!
Трехгодовалый – не речист…

От смущенья носиком
В мамину душистую
Повторяла в косыньку:
– Барины – фашисты!
Истина – отроду.
Вынут с головой.
…Славно жить народу
На Руси святой!

3 декабря 1996

Детям сороковых…

– Не надо в газовку!
Я б кровь сдать могла,
Ведь крысы мою пайку съели,
Вот почему вчера не пошла,
Нынче они не успели…

…Саласпилс, Дахау, Освенцим –
в Дому.
Сестренки, братишки,
досталось
и мне крысиную – оптом! –
вину
вот так искупать
под старость.

19 июля 1995, май 2019

Из цикла Люстдорф

* * *

Из одуванчиков
Машины пальчики
Ловко сплетали венок.
Дразнились мальчики,
Слепили «зайчиком»:
«Ну, и нашла цветок!»

Маша не спорила,
Долго ли, скоро ли –
Выплела. – Чудо! Горит
Солнцем и летом,
Жар-огнецветом!
Хлопчикам тем говорит:

«Здесь недалёко –
Холм невысокий,
Все говорят – солдат.
Пал за Одессу,
Смел был и весел,
Может, – мой старший брат?

Вы отнесите,
Там положите,
Близко: по тропке – вниз,
Но, видите, – ножки...»
В «замок» ладошки –
Хлопцы: «Давай, садись!»

Плечи мальчонки,
Ручки девчонки
От «молочка» липки...
Солнце и море,
Корпус на взгорье –
Детство, Люстдорф, стихи...

24 августа 1997

СВЯТОМУ ГЕОРГИЮ – ПОБЕДОНОСЦУ

триптих

Внемли!

В Старой Ладоге, в Георгиевском храме есть фреска,
на ней Св. Георгий НЕ пронзает гада.
Спасенная царевна ведет гада на поводке.
Но: «Глаза гада сияют победой, взор Георгия напряжен...»

Змея – жива. Вишь,
морду-рыло задрала!
Ей наплевать
на двухголового орла...
Копье Георгий
впрямь сменил
на поводок?
В надежде – тщетной! –
приручить. Не смог.
– Не мог!

Гад – априори! –
гадом стелется, но миг,
коль раззеваешься,
уловит!
Не привык
он – в поводке.
И не привыкнет
никогда.
Сюжет подправили
нашествие, орда.

С тех пор разит
Георгий гада
наповал!
Не в шею, брюхо –
в пасть поганую
вогнал,
в пасть черной нечисти –
злаченое копье:
– Не обольститься б
суесловием ее!

Слова, слова…
Все научились говорить…
А – чутко слышать?
И – тем паче –
не корить?
Кого молить
в бездне отчаянья:
– Внемли
страданью лютому
истерзанной земли?!.

2003, 2014

Доколь?

Горят Святого воинские ленты,
Зажженные от… Вечного Огня!
Резвятся, знать, несчастные клиенты
Дурдома, всё живущее кляня?

Нет! Нелеченую прельстила слава,
Да и мошну пополнить заодно –
Задаром!.. Ветеран сказал: «Шалава!»
Другой – покруче, иль – точней? – «Г..но!»

...Святой Георгий семь столетий с нами.
Не затупилось славное копье.
Доколь терпеть глумления славянам?
Гиен, гадюк и прочее зверьё?..

31 марта 2014

Сойди!

Московский герб: герой пронзает гада…

М. Цветаева

«Страж роковой Москвы – сойди с ворот!», –
Молила ты почти сто лет назад…
И ныне – страж он? – отданной в заклад
Жирующим, где вор и казнокрад
В уютных креслах свой покоит зад?

Где ловко одураченный народ
Не чует, что грядет его черед,
Что Род предавших Святый не спасёт?..

И все ж молю, в Твой день молю: – Сойди!
В заспавшихся честь, совесть пробуди!

«Во имя Бога и души живой
Сойди с ворот, Господень часовой!»

6 мая 2014

ВТОРОЕ МАЯ… ОДЕССА…

триптих

Зачем?..

Акаций белых два куста...

М. Лермонтов

…Зачем, о Господи, Ты дал дожить? –
Любой из хворей – счёт, увы, немалый –
Мог в немощи постылую добить.
Зачем, о Господи, Ты дал дожить?

Зачем отныне чудный дух акаций
Одессы? Май – Победный, алый?
…Сожженные, истерзанные братья,
Сестренки... Дети – скачущие «наци»?..

Зачем отныне чудный дух акаций?..

29 мая 2014

Неужель?

…Ох, как плачет душа,
как тоскует и рвется!..
Неужели и впрямь
ВСЁ им «так обойдется»?
Неужель на земле
не постигнет РАСПЛАТА?
До седьмого колена
не будешь проклята,
ты, ИУДОВА МРАЗЬ?..

22 августа 2014

Вонми!

Я убеждён в Господней Правде Всемогущей
Всегда! И даже в час,
Когда Господь безмолвствует…

Вадим Негатуров

– О, будьте прокляты!
Не знать
вам ввек прощенья!
– Вонми! Ужели
не слыхать:
– Отмщенья! Мщенья!..
Ужель и впрямь
ТЫ – «не про нас»? –
Глумятся бесы…
Им в Мегиддо*
назначил Час,
нам – до –
в Одессе?..

Им, им! – отродьям
сатаны –
все в жизни
блага?
Мы ль – от природы –
не верны,
нам – вздор –
Присяга?
Не откровенны,
не чисты,
не терпеливы?
Не доверительно-просты,
не совестливы?

– О, не введи
во искушенье! –
детски молим.
Взыщи за стон,
коль – прегрешенье,
не позволен,
но их при жизни накажи!
Детей помилуй!
Иль –
возропщу я!
Удержи
Своею Силой!..

Мегиддо* – холм (возвышенность, гора и город) на севере Израиля,
где, согласно Откровению, состоится последняя битва
добра со злом – Армагеддон.

Не вышибут из седла!

Константину Симонову

Строка, многих прочих дороже,
С детства на душу легла:
«Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла!»
– Ничто никогда не сможет
Нас вышибить из седла!

Горя и бед – немало,
Свет застилала мгла,
Но я упрямо шептала:
«Не вышибут из седла!»
Бывало сквозь слёзы кричала:
«Не вышибут из седла!»

Рушится всё, что свято,
Растут Эвересты зла.
Вдобавок «тойотой» смята,
Мнят: вышибли из седла?
– Но как ни тяжка утрата –
Не вышибут из седла!

И ты, сонаследник Рода,
Чтоб жизнь веселей была,
Твердо неси сквозь годы:
«Не вышибут из седла!»
– Ни взводы, ни роты невзгоды
Не вышибут из седла!

24 сентября 1996, август 2019

МОЖЕТЕ СУДИТЬ!

тетраптих

Противоставлю!

Утешить как мне боль-тоску? –
Контузило сопатое:
«Та лучше б они нас завоевали!»
Взглянула я на «вывеску» –
Мордатое, пузатое
Сидело нечто, щелочки моргали.

Троллейбус вёз с Заставы нас
В Черемушки трущобные.
«Хазяйчик», видно, я ж, «интилехент»,
Его спросила: «Вас ис дас?..» –
Взьярилося утробное:
«Мать-перемать» и прочее – в момент!

Старик с колодкой, с палочкой –
Как я, стоял и вымолвил:
«Моя, наверно, доченька, – вина.
После войны – не в салочки
Играли... И – не выморил,
Как тараканов, эту дрянь сполна.

«Бандеры» недобитые…
Счастливей нас – убитые,
Сожженные, покоятся во рвах…
Не видят Русь ограбленный,
Разодранной, ославленной,
Без Сталина, – сказал он, – дело – швах…»

Я вспомнила Иванова,
Том «Вечный зов». Программою
Лахновского закончилась война.
В ней Даллеса – дословно! – речь!
Иванов нас предостеречь
Спешил. Оглохли. Не его вина.

Оглохли от «писателей» –
Витий – гробокопателей!
Вточь – Смердяковых...
Ловко о правах
«Лапши» нам понавешали…
Непуганые СМЕРШами
Прорвали фронт,
И – торжествует враг.

Перо к штыку приравнено.
И пусть – слаба, изранена,
Пускай мне до Победы не дожить,
Но силе этой темной
Любовь и Боль – огромные! –
Противоставлю. Можете судить.

23 июня 1997

Зое Космодемьянской

Под виселицу белую поставленная
В смертельной окончательной тоске,
Кого она воспомянула? – Сталина.
Что он придет! Что он невдалеке...

Б. Слуцкий

В Петрищево стоял 332 пехотный полк вермахта...

Судите, но верю охотно я
И, думаю, – в самый раз –
Сталинский твердый приказ:
«В плен их не брать.
Всех расстрелять
Из 332-го пехотного!»

Петрищево. Стужа. Метельная мгла.
«Их выкурить надо, братцы!» –
Школьницей, девочкою была
Зоя – всего семнадцать...

«Что глядите невесело?
Я не боюсь умереть!
Это счастье – такая смерть:
Смерть за родной народ!
А Сталин, я знаю, придет!
Скоро! И всех не повесить им...»

Пришел, моя девочка милая,
И Верой твоею – силою,
Ныне оставившей нас...

Но не остыл приказ:
«В плен их не брать –
Фашистскую гадь!..»

Память у нас не отнять.

апрель 2005

Научимся!

Не бросил он в тот страшный час Москвы.
Как вы бы не картавили, он – Сталин.
Сыны – на фронте. А своим не вы
Местечки поуютней подыскали?..

И нынче – «за бугром» они. – Tiptop!
Израильские колледжи и вузы
И Гарвард, Принстон пополняют «клоб» –
Тот, «аглицкий»… И – прочие «союзы»…

Ну как же, «голубых кровей» – они!
Нам не чета – тупым сермяжным гоям,
Позволившим разрушить – без войны! –
Державу победивших в лютой бойне.

Вам испокон была моя страна
Всего лишь – «эта», изгаляясь, – «оной»
Зовете… У меня была одна –
Единая! – единственной сужденной.

Душой души моей, моих родных...
Всё отдала, и вас спасла от печи.
Вы ж норовили побольней – под дых! –
Дурилки – ваши пакостные речи.

Прикрытие гешефтов и надежд
На мировое подлое господство.
Но час прошел доверчивых невежд,
И – истекает горького сиротства.

Так – вопреки, верней, – благодаря
Продажной власти, нынешним уродам,
Я верю: испытания не зря
Даны славянству – моему народу.

Научимся и помнить, и ценить
Всё, что отцы и деды завещали.
А вас, надеюсь, ваш народ судить
Пожестче будет, нежели сам Сталин.

май 2015

Плач матери

Что лгать в оправданье:
«Попутал нечистый»?
Не сами ли мы
«воспитали»… фашистов?
Моральных уродов –
чрезмерной опекой,
извергов, подленьких
«сверхчеловеков»?..

Что толку в словах,
и слёзах, и… молитвах?
Мы, Род не предав,
крепли в деле и битвах,
не в бизнесе гнусном:
«купи и продай»,
стыдились мы слова
сквалыжного: «Дай!»

А нынче – не в стыд:
«Почему не отдать
по сходной цене
совесть, землю и… мать?»
…Судите, но, право,
завидую им –
сраженным войной
неподкупным моим…

4 мая 2020

Когда кончится…

Когда кончится
вся эта фантасмагория,
весь этот ужас
необъявленной войны
против единого народа
(а я верю, что так будет!)

Когда вы очнетесь
от дурмана
и сосчитаете жертвы,
павшие от рук
наемных убийц
(не дай Бог вам быть в их числе!)

Сосчитаете точно! –
не только тех,
кто – от пули, ножа, топора,
снаряда или огня пожаров,
но – от ВСЕЛЕНСКОЙ ТОСКИ
(не лгите: «инсульт», «инфаркт», «рак»...)

Тогда пусть лишь одно,
но чистое сердечко
вспомнит и обо мне...

23 марта 1995, 5 мая 2020

Людмила Владимирова

 

***

Мария Сухорукова

 Русь – Апостол Господний

К 75-летию Великой Победы

 

Русь – Апостол Господний

 

Апостолом Русь шла Господним,

Шла в ад, слыша зло и коварство.

За чёрным огнём преисподней

Открылось ей Вечное Царство.

 

В бой роты штрафные шагали,

До смертного вздоха сражаясь.

За Родину-Русь погибали,

На Родину не обижаясь.

 

И в плен никогда не сдавались,

И в мужестве чудо являли.

Всю тяжесть войны в дальних далях

На плечи широкие брали.

 

В них образ героев показан

Без криков хвалебных и звонов.

Элитные гаснут спецназы

Пред светом штрафных батальонов.

 

Россия их подвигом, силой

Врагов вырубала чащобы.

Она только остановила

Одна воцарение злобы.

 

И кровью штрафных батальонов

Грехи наших предков омыла,

И всю-то, и всю беззаконность

Законом Любви победила.

 

И жертвенностью истребила

Дракона огнистую реку.

О Муках Христовых, Пречистых

Напомнила вновь человеку.

 

Живу, не устав удивляться

Простому родному народу:

В свободе – познал своё рабство,

А в рабстве – обрёл он свободу.

 

В России есть тайна нетленья –

В Любви Вечной, в Вере стоянье.

Чем к Горнему больше стремленья –

Тем крепче благосостоянье.

 

И мощь наша русская крепче,

И больше и снега, и хлеба.

Россия весь мир щедро лечит

Целебной Энергией Неба.

 

Свет Победы

 

Впивались в груди, словно гвозди,

Метели колкие в степях:

Четыре года – на морозе,

Четыре года – на ветрах.

 

Четыре года голоданья,

Безсонницы и тяжких мук,

Невыносимого страданья

И самых горестных разлук.

 

Четыре года – без купанья,

Почти без стирки и бритья.

За Родину-Мать  погибали,

Любви своей к ней не тая.

 

Парнишки, юные солдаты,

Вас полегло – не сосчитать.

Мой сын – не клятый и не мятый,

Как вы, не сможет воевать.

 

Он на ветрах душой елозит

И ёжится, и не взбодрить.

Минут лишь двадцать на морозе

Без ропота не может быть.

 

Он весь – тепличное растенье,

А простудится – всех корит.

Нет ни смиренья, ни терпенья.

Да и куда девался стыд?

 

А гнёт войны суров и грозен,

Не отступить здесь ни на шаг.

Четыре года – на морозе

В поту и ранах, на ветрах.

 

О, сколько веры и терпенья

Под чёрной бомбовой грозой!

Четыре года омовенья

Горячей кровью и слезой.

 

И вот итог – потомки ходят

По отвоёванной земле.

Победы свет и благородье

Летят на Ангельском крыле.

 

Плач солдата

 

Юный солдатик, красивый

Под наркозом лежал нагишом.

 Пел он: «Дремлют плакучие ивы»

И проснулся калекой потом.

 

Он проснулся обрубком безногим

На больничной сырой простыне.

Ни пути ему нет, ни дороги

Ни на пашне и ни на войне.

 

Был когда-то он в  иву влюблённым,

А теперь – он без ног, ниже трав.

Застонал тяжко срубленным клёном,

Кровью листья свои разбросав.

 

Пепелище душ

 

Сталинград – могила Гитлера,

Слава Сталина в огне.

Выжжена земля и вытерта

Танками в лихой войне.

 

Здесь враги бежали бешено,

За снарядом бил снаряд.

Стала им дорогой смертушки –

Путь-дорога в Сталинград.

 

Ничего в дыму не вижу я.

Воды пламенно красны.

Всё-то здесь духовно выжжено,

Пепелища душ черны.

 

В скорби я – не в осуждении,

В сокрушении, в слезах.

А России возрождение –

В наших собственных сердцах.

 

Пробудитесь, простодушные

Люди с искренностью лиц!

Окропитесь, души-душеньки,

Из Божественных криниц!

 

Вам лишь только с Богом выстоять.

Бог Премудр, Всечуток, Щедр.

С Божьей Помощью поднимется

Веры цвет из наших недр.

 

От унынья не засохните,

Души в пепле и золе,

Ведь цветут сирень, черёмуха

И на выжженной земле.

 

И не зря, не зря страдания

У меня – в крови стихов.

Так начнём же покаяние

С выжигания грехов!

 

Батя

 

Сталин узрил глубь смысла:

Ложь прозрел в нужный час.

От чумы сионизма

Все народы он спас.

 

Сквозь военные беды

Он прошёл не бегом.

Одержал Вождь победу

Над Господним врагом.

 

Когда с мартовским ветром

К сердцу снег прилипал,

Он антихриста жертвой

Так мучительно пал.

 

Полководец Иосиф –

С сионизмом борец.

Для врагов – деспот грозный,

Для народов – Отец.

 

С Божья Промысла души

Встряской к бденью будил.

И для всех непослушных

Он диктатором был.

 

И такое бывает:

К Богу мир не идёт,

Диктатура спасает

Многогрешный народ.

 

Говорил дядя Слава,

Чтоб забыть не смогла:

«О, какая Держава

С нашим Батей была!»

 

Вывод делаю, кстати,

Кто захочет, поймёт:

Кто Правителя Батей,

Кто сейчас назовёт?

 

Мысль свою подытожу,

Не смолчу ночью ль, днём:

Глас народа – Глас Божий.

В нём – Любовь, Правда – в нём!

 

Полководец Георгий Жуков

 

Смекалкой русской, Божьим озарением

Георгий наш выигрывал бои.

И величанье полководцу-гению

В победном мае пели соловьи.

 

В грудном кармане образ Мати Господа

Носил он, тихо Бога призывал.

Одиннадцать он суток среди холода

Однажды на фронтах войны не спал.

 

Сердца однополчан давно отстукали,

Всё меньше ветеранов на земле.

Земля травинкой каждой помнит Жукова,

Хранит его шаги в своём тепле.

 

Любой солдат к нему всем сердцем близится.

Он, что отец родимый, близок мне,

Георгием Победоносцем видится

На белоснежном скачущем коне.

 

У нас сейчас война идёт духовная,

И Змей Горыныч злее и хитрей.

О, Жуков, помоги своей здоровою

Смекалкой, озаренье в нас пролей!

 

Тебе открыта Пресвятая Истина.

Прими все боли Родины, прими!

Я знаю, наблюдаешь ты, воинственный,

Из жизни той за нами, за детьми.

 

Ты помнишь, как ты в Свете Божьем радуясь,

Берлинскую придумал операцию,

В сто сорок ламп в ночи сумел светить?

Зажги, зажги прожектора нам райские,

Чтобы врагов России ослепить!

 

***  

Родина – не просто

Рощи лип, берёз,

Родниковый воздух,

Бисер звёзд и рос.

 

И ключи – под горкой,

И на горке – храм ,

Взор орлиный, зоркий,

Сосны – по буграм.

 

Поле, перекрёсток,

Синева реки.

Родина – не просто

Рожь да васильки.

 

Не ласканье слуха –

В песнях соловья.

Дар Святаго Духа –

Родина моя.

 

В Свете Приснодевы

С душ сметёт весь сор

Русская идея,

Русский наш отбор.

 

Выше нет прогресса,

Духа в нём букварь.

Жизнь уравновесит

Только Русский Царь.

 

У России Вечной –

Божии пути.

Сила, человечность,

Слава – впереди!

Мария Сухорукова

 

***

Ольга Николаева

"Блокадный крематорий" - кирпично-пемзовый завод №1, находившийся на территории сегодняшнего Московского Парка Победы.

В начале 1942 г. на заводе была организована массовая кремация жителей блокадного Ленинграда.

Кроме гражданских лиц, кремировали еще и солдат. Каждый день грузовики с трупами, вереницей, стояли от проходной завода по внутренней дороге и, далее, по Московскому шоссе в сторону города.

Трупы на завод привозили на грузовых автомашинах, в основном на полуторках. Они подъезжали к окну завода, через которое был установлен транспортер. По нему трупы доставлялись в кирпичный цех прямо на вагонетки. Для кремации вагонетки переделали, нарастив борта. Трупы на вагонетки складывали "валетом". Вагонетки загоняли в печь, при помощи механического толкача. Печь состояла из трех зон: подготовительной, зоны кремирования и зоны охлаждения. В печи одновременно находилось 40 вагонеток, а в зоне кремирования - 10. Длина каждой вагонетки была, чуть, более двух метров.

Пропускная способность крематория, по утверждению очевидцев, была около 800 трупов за одну смену.

Кремация проходила в три смены...

Прах вывозился на вагонетках по узкоколейной железной дороге и ссыпался в карьеры. На месте этих карьеров, теперь расположены пруды в Парке Победы...

 

Московский Парк Победы

 

Я прихожу в Московский Парк Победы,

Брожу, в начале мая, в тишине,

Веду, с друзьями, разные беседы,

Но в этом мае, чаще о войне…

 

Гляжу в озера, тихие такие,

И слезы набегают на глаза,

Ведь в памяти, до сей поры, живые,

Те души, что ушли на небеса…

 

И вот, стою я, у могилы братской,

Кружатся птицы, словно, просят есть…

Судьбою, проникаясь, ленинградской,

Ведь этих душ, теперь уж, и не счесть…

 

В блокадном Ленинграде ждали хлеба,

И умирали, сотнями, в домах,

Их вывозили, будто бы, из склепа,

Сжигая, в огнедышащих печах…

 

И без разбора, всех, везли к озерам,

Вагонами, к поверхности воды,

В тот самый парк, люблю гулять в котором,

Туда, теперь, весь май, несут цветы…

 

Крошу я птицам хлеб, рукой дрожащей,

Московский Парк Победы, полон птиц…

Историей, рожденной, настоящей,

Я, словно, вижу сотни, этих, лиц…

 

А птицы, снова рядом, кружат-кружат,

Но не спешат клевать, размокший, хлеб,

Как будто, в парке, кормят эти души,

Истерзанные, волею судеб…

 

Пройдусь я, по дорожкам в парке, в мае,

Махну, тем птицам, поднятой рукой…

Блокадный подвиг, снова, вспоминая,

Молитвой: «Боже, души упокой…»

Ольга Николаева

 

***

 

Сергей Дарьичев

Размышления у вечного огня
 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В День победы многие придут поклониться вечному огню.
Я же в православный храм зайду. В храме, «Память вечную» спою.
Русский я. И буду о своем. И, по русски, буду размышлять.
Никого обидеть не хочу. Кто не хочет, может не внимать.
Я не против памяти людской. Но не в виде вечного огня.
Ни звезда, ни пламя не нужны жизнь свою отдавшим за меня.
Мой отец, военный ветеран, многие, прошедшие войну,
Все же открывали мне порой тайну сокровенную свою.
Как просили: «Господи, спаси!». Втихаря крестились, видя храм.
Крестики нательные свои берегли всегда по просьбе мам.

Многие ушли в тот горний мир, жизнь свою « за други положив»,
С чистым сердцем, чистою душей, Божие прощенье заслужив.
Пред очами Божьими представ ужаснулись, грех свой осознав.
Как они прожили жизнь свою, темных сил заложниками став.
Не успели выучить живя ни молитв горячих, ни псалмов.
В чем не знали каяться они и не знали покаянных слов.
Оскверняли мощи, храмы жгли, плавили в печах колокола.
Им, за смерть героев, Бог простил даже эти мерзкие дела.
Подчинялись клике сатаны, что страну к погибели вела.
Очищеньем! Страшная война к ним « чумой коричневой» пришла.

Там сейчас, в предвечной тишине, души их молитвы ждут с земли.
Чтобы мы, живущие, и им к Богу прикоснуться помогли.
Там огонь не нужен из звезды. Над могилой русской нужен крест!
Панихида в храме и свеча. Да молитва из родимых мест.
Это пламя не заменит свет, исходящий из людских сердец.
Свет любви и веры. Что сейчас, осиял нас многих наконец.
Ведь звезду кровавые вожди нагло водрузили над страной.
Обманув народ, убив царя дали изуверский символ свой.
Лгали подло, «пудрили» мозги, называли «марсовой звездой».
Хитро называли «новый мир», сатаны порядок мировой.

Равенство, свобода - это ложь. Громкий лозунг этих подлецов.
Мировой концлагерь — вот их цель. И дела все были налицо.
Обнажив духовное нутро, в помощь взяли символ, не один.
Главный враг был русский человек - труженик, герой, христианин.
Серп косил людей, а молот мял. Плющил судьбы, в землю забивал.
Страхом, смертью, ложью, клеветой христианский дух искоренял.
Правда есть. И жизнь взяла свое. Вновь взметнулся в небо триколор.
Несмотря на козни и обман крест с звездою продолжают спор.
Выбираю православный крест. Для меня он означает – Русь!
Но людей, погибших под звездой, осуждать нельзя. И не берусь!

Потому, сначала в храм зайду. В храме, «Память вечную», спою.
Но героев чтоб не обижать, подойду и к вечному огню.
Там цветы живые возложу, руки ветеранские пожму.
И в минуту скорби помолчу. Да отца я чаркой помяну.
Все  для них - цветы, парад, салют, слезы, благодарности слова.
Пусть моя, в день памяти о них, преклоненной будет, голова.
Вспомню про великую войну. В ней победа - им принадлежит!
Рады ли вы вечному огню? Те, кто не отпетыми лежит?
Или прав я. Всё-же Божий Храм нужен вам, как память и покров?
За Отчизну вы, не за звезду, за Россию проливали кровь!

Сергей Дарьичев

 

***

 

Юрий Розовский

 

ТРИ МИНУС ДВА

 

А мы могли бы жить, могли бы,
Когда б не тот последний бой,
В котором три стальные глыбы
Сползали вниз на нас с тобой!

Катились с горочки, покато,
Три «Тигра», выстроившись в ряд.
А у меня одна граната,
А у тебя один заряд.

И даже, если всё в порядке,
И если каждый попадёт,
Три минус два – один в остатке.
Он обязательно пройдёт.

Пройдёт, утюжа нас с тобою
И вдавит в грунт – железный гад.
Не это страшно, за спиною
У нас с тобою Медсанбат!

Там много раненых и Таня,
Сестра, защитницей у них.
Так как же мы с тобой не встанем,
Вдвоём не встанем на троих?

И поползли мы, два солдата,
Навстречу смерти, на подъём.
Три танка и одна граната
С противотанковым ружьём.

Ты в бензобак, прицельно, чётко,
А я гранату под другой.
И… пулемётная трещотка
Глаза закрыла нам с тобой.

Жаль, что увидеть не успели
У нас с тобой, браток, глаза,
Как двое всё-таки горели!
А третий? Пятился назад!

Эх, арифметика – загадка!
Их было больше, что ж с того?
Три минус два и без остатка,
И не осталось ничего!

 

 

 

ДИНЬ-ДИЛИНЬ

Предполуденный воздух роит комаров,
Терпкой горечью пахнет полынь.
И звенят колокольцы на шеях коров
«Динь-дилинь, динь-дилинь, динь-дилинь»

Пёс косится на стадо и лает не зло.
Кнут сползает с опущенных плеч
Пастушонка – сегодня ему повезло
Деревенское стадо стеречь.

Очень хочется спать, только вот не с руки.
В голове мамин шёпот, как крик:
– Подымайся, сынок! На войне мужики,
Ты последний в деревне мужик.

Старый дед Тимофей занедужил вчерась.
Почтальонка зашла в его дом,
Марфа – дедова бабка, от крика зашлась.
Дед молчит, только ходит с трудом.

Да! У смертушки ныне богатый укос,
Всё проклятый фашист виноват.
Ты Полкашу возьми. Он хоть старый, но пёс,
Да и дело пастушее знат.

И бредёт пастушонок, в глазах огоньки.
Зной качает небесную синь.
– Ничего, возвращайтесь домой, мужики.
«Динь-дилинь, динь-дилинь, динь-дилинь»

 

 

ГРАФИНЯ

Мороз застыл на балюстраде, 
Метель по улицам мела. 
В седом блокадном Ленинграде 
Дворянка старая жила. 
Осьмушку хлеба половиня, 
В буржуйку бросив горсть трухи,
Полузамерзшая графиня 
Листала Байрона стихи. 
В окно стучались взрывов звуки,
Метались блики по стене. 
Но ей не страшно. Что там, внуки 
Уже погибли на войне,
Их смерть не пережили дети,
А ей вот Бог отмерил дней.
Она одна на этом свете,
Лишь Байрон что-то шепчет ей.
Слова его - бальзам для слуха. 
Без них - Господь не приведи! 
И томик маленький, старуха, 
Рукою жмет к своей груди. 
На шали, словно, на корсаже, 
Биеньем сердце ожило. 
Сейчас она ему расскажет, 
Как ей ужасно тяжело, 
Как часто обращалась к небу: 
«Возьми старуху, не томи»
Как слезы катятся по хлебу 
Хлеб вкусен с солью, mon ami 
Как будто ешь тоску и муку, 
А здесь ее никто не ждет. 
И Байрон, взяв худую руку,
С собой графиню уведет. 
А утром, у буржуйки, сидя,
Надев из инея тулуп, 
Держа стихи, и строк не видя,
Блокаду встретит новый труп.

 

ЗАПАСА РЯДОВОЙ

 

Он ладно сшит и скроен,

Он с детских лет таков.

Он тысячи достоин

Штабных тыловиков –

С медалью за отвагу,

Вернувшийся домой,

Простую пьющий брагу,

Запаса рядовой.

Он не в кремлёвских залах

И не на сценах их.

Таких как он не мало –

Вернувшихся! Живых!

Не с наградным железом,

А с тем, что не извлёк

Хирург, который резал

И зашивал, как мог.

Они спасли Россию

И всю свою страну –

Запаса рядовые,

Прошедшие войну.

 

 

ХОЛОД

 

Перину снега вьюга взбила

И снег взметнулся до небес.

И белизной посеребрила

Зима осыпавшийся лес,

 

И под пушистые ресницы

Свой леденящий скрыла взор.

На ветках юркие синицы,

Рисуя лапками узор,

 

Чему-то радуются звонко,

Мерцают льдинки на стекле.

И, белым снегом, похоронка

Лежит на струганном столе.

 

С её листа, колюче-кратко,

Струятся холодом слова.

В ладонях прячется солдатка,

Дрожит солдатская вдова.

 

Беда попала в душу прямо

И горькой весточкой лежит.

Прижалась дочка к маме: – Мама!

А мама плачет и дрожит.

 

У мамы в сердце снега крошки.

Она готова умереть.

Но дочки тёплые ладошки

Её пытаются согреть.

 

А за окном куражит вьюга,

А за окном давно зима.

И, сбившись в кучу от испуга,

В заборах ёжатся дома.

 

ПАМЯТЬ

 

Из детства мне помнится клеть дровяная,

Немецкий солдат в сапогах на пороге,

Винтовка, ремень. Только после узнал я,

На пряжке ремня говорилось о Боге.

 

О Боге!? Не знал я тогда это слово.

Откуда мне знать его было, салаге?

Оно на немецком мне встретилось снова,

Когда распахнулись ворота в концлагерь.

 

Ворота в концлагерь, не в райские кущи.

Скорее уж в ад, на земле был который.

И тот, кто в ворота был эти запущен,

Стеная и мучаясь, шёл в крематорий.

 

И вечностью голодом пытки казались,

И труд непосильный ломал нас на части.

Но «ангелы» с Богом на пряжках сказали,

Что мы не достойны и этого счастья.

 

А кто недоволен, мол, будьте любезны,

Всегда здесь открыты для жаждущих печи.

Дымил крематорий, и пламя из бездны

Тела день за днём зажигало, как свечи.

 

И плакали камни, и камни рыдали,

 И слёзы мешались их с каменной пылью.

 Из труб крематориев души рядами

Вздымлялись на небо, и плыли, и плыли.

 

Потом, за двойными рядами колючки,

Свободные души свободно бродили,

Они в обожжённые грудились тучки

И слёзы, совсем не солёные, лили.

 

Я выжил, но память как эхо из детства,

Что гулом печей заложило мне уши.

И видно, уже никуда мне не деться,

И видеться будут сгоревшие души.

 

 

ВЕСНА 45-го

 

Бывает снег сухой и мокрый,

Когда на улице весна.

Бывает снег живой и мёртвый,

Когда весной идёт война.

 

Когда в атаку голос грубый

Зовёт за бруствера черту,

Когда обветренные губы

Снежинки ловят на лету,

 

Когда живёшь минутой крайней,

И вдруг смолкает смерти вой,

И понимаешь, что не ранен!

И снег целуешь – снег живой.

 

А рядом враг навечно замер,

Лежит, совсем как человек.

Его открытыми глазами

На небо смотрит мёртвый снег.

 

Вот свой убит. На них обоих

Белеет снега пелена.

Над ними небо голубое,

Под ними ранняя весна.

 

Ручьи сочатся, наст ломая,

Течёт кровавая шуга.

И только шаг один до мая,

И до победы два шага.

 

 

БРАТСКИЙ МЕМОРИАЛ

В небесной лазури,

Как будто разулись,

И крадучись шли облака.

Над белой короной

Из струнобетона.

Где пламени два языка

От города Братска

Стремились  добраться

До неба. Вот только никак.

 

Им тяжесть мешала.

Над мемориалом

Всем славимым душам вдогон.

На двадцать шесть метров,

Не движимый ветром,

Бетонный взметнулся огонь,

Как вечное пламя,

Как светлая память,

С войны не вернувшимся, он.

 

Вокруг полукругом,

Напротив друг друга,

Фамилии и имена

Из меди отлиты

Сияют на плитах,

Братчан, что забрала война.

Теперь вам, братчане,

Минуты молчаний

Спасённая дарит страна.

 

Из старого Братска

Шесть тысяч солдатских

Шинелей надев мужики,

Ушли на защиту

Отчизны избитой,

Сибирские множа полки.

И более трети

Не скрылись от смерти

Холодной, костлявой руки.

 

У стел серповидных

Улыбок не видно,

На лицах пришедших сюда.

Борясь со слезами,

Здесь водят глазами,

По спискам погибших солдат.

Беззвучно читая:

– Степан Погодаев.

А рядом героя звезда.

 

Воителей братских

(Московских, Шаманских)

Десятки в скрижалях войны.

Распутин и Тяжев.

Молчанье и тяжесть,

Волненье и чувство вины,

Зимою и летом,

На мраморе этом

Бессмертием нанесены.

 

И только ночами,

На месте печали,

Вдали от дорог и жилья,

Солдатской привычкой,

Звучит перекличка.

И слышатся тихие «Я».

Солдаты готовы

Подняться и снова

Отчизну свою отстоять.

Юрий Розовский

 

 

***

Александр Бадьянов

 

 

 

Подвигу рядового Александра Матросова посвящается

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Грохочет гром над грешною землей,

Последний час для немцев наступает,

«Священная война» - наш гимн земной,

Сердца солдат духовно согревает!

 

Перед атакой ротный  командир

Сказал негромко: «Наше дело свято!

Поднимем знамя, чтобы видел мир:

Идут на Запад русские солдаты!».

 

Катюши танки вражеские жгут,

Но ожил дзот и роте не подняться,

А к немцам подкрепления идут…

Святой Георгий, помоги сражаться!

 

И встал боец, и бросился на дзот,

И струйка крови растеклась над бровью,

И замолчал немецкий пулемет...

Враг  побежден был жертвенной любовью!

Александр Бадьянов, капитан 1 ранга