itemscope itemtype="http://schema.org/Article">

С утра пораньше

Записки разных дней. Часть 2

Александр Сергеевич Пушкин  Новости Москвы 
0
561
Время на чтение 31 минут

Часть 1

КОЛХОЗ «КОММУНАР» был передовым в районе. Стариков и старух брал на содержание, обеспечивал продуктами, дровами, ремонтировал жильё. Обучал в вузах выпускников школы платил им стипендию. Имел свои мастерские для ремонта тракторов и комбайнов. Урожаи зерновых, картофеля, надои, привесы, - всё было образцовым.

И вот - нахлынуло на Русь иго демократии. И вот - болтовня о фермерстве, и вот - вздорожание горючего и запчастей. И вот - пустая касса. Люди стали, а куда денешься, разъезжаться. Председатель слёг. И долго болел, чуть ли не два года. Вернулся. Попросил, чтоб его провезли по полям. А они уже все были брошены, заросли сорняками. Он глядел, держался за сердце. Попросил остановить машину. Ему помогли выйти. Он вышел, постоял, что-то хотел сказать, судорожно вдыхал воздух. Зашатался. Его подхватили. А он уже был неживой. Умер от разрыва сердца.

В это время в Кремле восторженно хрипел Ельцин, чмокал Гайдар, а им, под команды новодворской и тэтчер подвякивали бурбулисы, чубайсы, козыревы, хакамады, грэфы и немцовы. Под их руководством Россия вымирала по миллиону человек в год. Стаи журналистов, отожравшихся на западные подачки, издевались над «совками» и «ватниками». Европа валила нам за наше золото всю свою заваль, окраины «глотали суверенитет» и изгоняли русских... но что повторять известное. Погибала Россия.

И посреди её на брошенном поле лежал убитый демократами русский человек.

НАВСЕГДА СКАЗАЛ святой Иоанн Кронштадтский: «Демократия в аду». Истинно так. «Свобода слова, говоришь? И всякие приватизации? Москва похожа на Париж времён фашистской оккупации» (Николай Дмитриев).

КОЛЫБЕЛЬНЫЕ ПЕСНИ, зыбки, укачивание готовили будущих моряков. Как? Закаляли вестибулярный аппарат. Неслучайно в моряки посылали призывников из вологодских, вятских краёв. Где зыбки были в детстве любого ребёнка. Потом пошли коляски. Но это не зыбки, это каталки, в них не убаюкивают, а утряхивают. И что споёшь над коляской? Какую баюкалку?

Да что говорить - русская печь становится дивом даже для сельских детишек. Уже и отопление с батареями, и выпечка в газовой или микроволновой печи. Да разве ж будет тут чудо плюшек, ватрушек или пирожков. Или большущего рыбника? Нет. Это можно было б доказать в момент снятия с пирога верхней корки, когда пар поднимается и охватывает ликованием плоти. То есть, проще говоря, ожиданием поедания.

Всё уходит. А как иначе? Мы первые предали и печки, и сельские труды.

И Сивку-бурку, вещую каурку. Желание комфортности жизни повело к её опреснению. И к безполезности жизни. Вот сейчас старятся дети перестройки. Было им в 85-м, допустим, десять лет. Сейчас сорок и за сорок. Цели нет, пустой ум. И, воспитанная либералами, ненависть к «совкам». Сын родной в лицо мне: «Вы жили во лжи». - «А ты в чём? Ватники мы? Так ватник стократно лучше любой синтетики».

АЛЕКСАНДР III-й (1884 г.) при подписании «Положения о церковных школах»: «Прежде всего подтверждаю Моё требование, чтобы в школе с образованием юношества соединялось воспитание в духе веры, преданности престолу и Отечеству и уважения к семье, а также забота о том, чтобы с умственным и физическим развитием молодёжи приучать её с ранних лет к порядку и дисциплине. Школа, из которой выходит юноша с одними лишь познаниями, не сроднённый религиозно-нравственным воспитанием с чувством долга, с дисциплиной и уважением к старшим, не только полезна, но часто вредна, развивая столь пагубное для каждого дела своеволие и самомнение».

ДОСТОЕВСКИЙ, 18-й том, стр. 60: «Мы любим гласность и ласкаем её как новорождённое дитя. Мы любим этого маленького бесёнка, у которого только что прорезались его крепкие зубёнки. Он иногда невпопад кусает, он ещё не умеет кусаться. Часто он не знает, кого кусать. Мы прощаем - детский возраст, простительно».

Кусаться бесёнок научился, договорим мы, спустя время, за Достоевского. И кусаться и загрызать.

ГЛАВНЫЕ ИТОГИ перестройки: нравственность пала, народ обеднел, сволочи обогатели. Так нам и надо.

АНАСТАСИЯ ШИРИНСКАЯ, хранительница церкви в Тунисе: «Мне было четырнадцать лет, на палубе корабля «Георгий Победоносец» играл оркестр. Ко мне подошёл генерал Врангель: «Разрешите вас пригласить». И мы протанцевали тур вальса.

У меня была первая любовь в пятнадцать лет. Борис. Он уехал, написал: «Никогда не забуду девочку в синем плаще у синего моря». Такое красивое единственное письмо. Мне казалось - никто не знает о моей любви. Я пошла во французскую школу в двенадцать лет, училась гораздо их лучше. Обо мне говорили: «Она знает, где Занзибар». Помнила Бориса. И он не забыл. Прошло пятьдесят лет, он остался вдовцом. Приехал со второй женой. Сообщил мне, что приезжает. Мне говорят: будет разочарование. Нет, я сказала, не будет. И - никакого разочарования, он тот же! Такие же глаза. Даже обращаясь к жене, говорил обо мне: «Настя».

РАЗДАЁТСЯ ЗВОНОК. Толя: «Записывай. Диктую: Не слыша ангельского пенья из мглы заплаканных небес, я говорю в канун Успенья: «Ты почему, мой друг, не здесь? В селеньи, на забавы тощем, мы прежний вспомнили бы пыл. И ты стенанья милой тёщи хотя б на время позабыл. Я б для тебя, мой друг, поджарил вкуснейший самый кабачёк. И в холодильнике б нашарил кой-что, что валит на бочок. Тогда бы ангельское пенье мы слышать стали бы с небес, сердечно б встретили Успенье... Ты почему, мой друг, не здесь?»

И таких и подобных экспромтов у него были десятки. Многие пропали, а этот записал. Толя мне сострадает, что сижу, прикованный к тёще, её не оставишь: Надя на работе. Но я даже радуюсь, что могу этим защититься от постоянных просьб куда-то пойти, где-то выступить. Я же сижу с ней и худо-бедно что-то делаю. А не делаю, так читаю. Вот сейчас Гончарова. Пишет Майковым из Мариенбада: «Я старик». А ему всего сорок пять.

И до чего же все писатели мнительны. Будто бы к нему на чтения Тургенев посылал своих агентов и что идеи Гончарова потом использовал. Конечно, Гончаров куда как сильнее Тургенева, но и Тургенев неплох. Вот как мы от богатства нашего рассуждаем.

СНОВА ЗВОНОК, снова Толя: «Записывай ещё! Разговор с твоей тёщей: «Я и сейчас ещё рисковый: нетленки запросто творю. Не осуждай меня, Прасковья, когда с Володей говорю. Ещё мы в ящик не сыграли, как прежде, душами близки, да вот на Западном Урале я загибаюсь от тоски. Давно смогли мы породниться, он мне порой родни родней. Не Ницца здесь, психбольница и я уж тридцать лет при ней. Я при больнице Всех скорбящих, душою тоже он скорбит. Пока мы не сыграли в ящик, пускай со мной поговорит». Тёща якобы говорит мне: «Да, побеседуй с ним, Володя, ведь не чужим мне Толя был. Он стал своим мне в стары годы, когда в Никольском крышу крыл».

Это Толя вспоминает случай, когда мы с ним застелили шифером дырявую крышу сарая в Никольском. Крыша сильно протекала. Тёща, конечно, сетовала. А шифер у меня был. Покрыли. И потом хлынул дождь. И как было мне не сочинить: «Какое счастье в сильный дождь войти в сухой сарай. Ну, Толя, ну, едрёна вошь, устроил тёще рай».

А ещё без улыбки не могу вспомнить экспромт этой осени. Мы ехали в Вятку: я с запада, Толя с востока. Приехал раньше, звоню ему: «Где ты сейчас?» - «Скоро Фалёнки». А Фалёнки - это для родителей двадцать лет жизни после Кильмези перед Вяткой. Это родина повестей «Живая вода», «Сороковой день». - «Поклон передай Фалёнкам!»

Встречаю на вокзале, он сияющий: «Есть чем записать?» - «Так запомню».

- Фалёнки, снега белизна. Бегут за поездом ребёнки. Конечно, внуки Крупина. Голодные как собачонки. Ему до них и дела нет, он совести не слышит зова: его ждёт царственный банкет в апартаментах у Сизова». - Это тебе мой ответ на Гребёнки.

Это от нашей поездки в Кильмезь. Там по пути деревня Гребёнки. Я и срифмовал: «Здесь курчавы детей головёнки: побывал, значит, Гребнев в Гребёнках».

А Сизов это Владимир Сергеевич, ректор вуза, прекрасный писатель. У него на даче есть даже бассейн при бане. Или баня при бассейне. И прекрасная восточная красавица, жена Аниса. Может быть, благодаря ей он написал роман из средневековой китайской жизни.

А вот, опять же из истории нашей дружбы с Гребневым: я Толин крестный отец. Крестился он в 80-м Волоколамске у знакомого священника, отца Николая. А тогда было ничего не купить. Коммунисты не могли даже трусов нашить для населения, не говоря о народе. А как креститься не в новых трусах? А рано утром надо уже на электричку. И Надя где-то разыскала какую-то ткань и сшила трусы. Это было в день Божией Матери и именно Гребневской. Это нас потом, когда увидели в календаре, поразило.

Были в церкви втроём. Потом пообедали с батюшкой. Потом поехали в Москву через Теряево, где Иосифо-Волоцкий монастырь. Толя был необычайно в восторженном состоянии. У монастыря пруды. Никого. Мы погрузились в воду в адамовых костюмах. Толя ещё и от того, что не хотел мочить крестильные трусы. «Носить не посмею: Надя сшила, ночь не спала!»

Вылез я первым, оделся, а тут два автобуса с туристами. Да много их. Да никуда не спешат. А как Толе выйти из водной стихии? Так и плескался. То есть добавочно крестился, ведь эти пруды сохранились ещё от монахов.

Вспомнил этот случай. Позвонил ему. Посмеялись. Толя кладёт трубку. Через пять минут звонок.

- Записывай! «Да, будут ангелы коситься, как стану к Богу на весы: из маркизета иль из ситца его крестильные трусы? Но я скажу: «Гадать не надо, секрет остался там, внизу. Поклон снесите милой Наде и благодарную слезу».

МАМА СМЕЁТСЯ: «У нас над одной девушкой смеялись. Её сватают, она говорит: - Да, мамочка, да. Ты-то за папочку замуж вышла, а меня за чужого дядьку отдаёшь».

«НЕ НА НЕБЕ, НА ЗЕМЛЕ жил старик в одном селе». Без «Конька-горбунка» не представить детство русского ребёнка.

У меня, может, ещё найдётся, была курсовая по «Коньку-горбунку». Так как у потерянного кинжала всегда золотая ручка, то кажется, что я там что-то такое нечто выражал. Помню, что сказку часто перечитывал. Это и у старших братьев было. Астафьев знал сказку наизусть, восхищался строчками: «как к числу других затей спас он тридцать кораблей». - «К числу других затей, а? »

И вот, жена моя, бабушка моих внуков, не утерпела, купила прекрасное издание сказки. И я её перечитал. Конечно, чудо словесное. Но и очень православное. Думаю, в курсовой не обращал внимание на такие места, как: «...не пришли ли с кораблями немцы в город за холстами и нейдёт ли царь Салтан басурманить христиан... Вот иконам помолились, у отца благословились...». А вот, как враг Ивана собирается на него «пулю слить»: «Донесу я думе царской, что конюший государской - басурманин, ворожей, чернокнижник и злодей; что он с бесом хлеб-соль водит, в церковь Божию не ходит, католицкий держит крест и постами мясо ест».

Постоянно встречаются выражения: «Миряне, православны христиане... Буди с нами Крестна сила... Не печалься, Бог с тобой... Я, помилуй Бог, сердит, - царь Ивану говорит... Обещаюсь смирно жить, православных не мутить... Он за то несёт мученья, что без Божия веленья проглотил среди морей три десятка кораблей. Если даст он им свободу, снимет Бог с него невзгоду... Я с земли пришёл Землянской, из страны ведь христианской... Ну, прощай же, Бог с тобою... А на тереме из звезд Православный русский крест... Царь царицу тут берёт, в церковь Божию ведёт...» И так точно далее. Это же всё читалось, училось, рассказывалось, усваивалось, впитывалось в память, влияло на образ мышления. Было это «по нашему хотенью, по Божию веленью».

И если жуткую сказку Пушкина про попа и Балду («От третьго щелчка вышибло ум у старика») внедряли, то «Конёк-Горбунок» сам к нам прискакал. Он и весело и ненавязчиво занимал свободное пространство детских умов, оставляя о себе благотворную память.

Когда спрашивают, что читать детям, надо спросить, читали ли они «Конька-горбунка». Читали? Очень хорошо. А перечитывали? Прекрасно! А наизусть выучили?

ОСЕНЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМОГО. Я на телевидении, редактор Дискуссионого клуба. Всегда идём в прямой эфир. Приглашаю Кожинова, чем-то ему нравлюсь, он приглашает после передачи посидеть с ним, «тут недалеко», в ресторан «Космос». После «посидения» зовёт поехать «в один дом у Курского вокзала». Там вино-чаепитие. Кожинову все рады. Хозяйка вида цыганистого, весёлая. У неё большущая кошка Маркиза. Очень наглая, всё ей разрешается. Хотя хозяйка кричит: «Цыц, Маркиза, не прыгай на живот, ещё рожать буду!» Вадим Валерьянович весел тоже, берёт гитару.

- Самая режимная песня: «На просторах родины чудесной, закаляясь в битвах и труде, мы сложили радостную песню о великом друге и вожде». Так? Вставляем одно только слово, поём. - Играет и поёт: «- На просторах родины, родины чудесной, закаляясь в битвах и труде, мы сложили, В ОБЩЕМ, радостную песню о великом друге и вожде. Сталин - наша слава боевая, Сталин - нашей юности полёт. С песнями борясь и, В ОБЩЕМ, побеждая, наш народ за Сталиным идёт...». Да, друзья мои, был бы Сталин русским, нам бы ... - Не договаривает. Потом, как бы с кем-то доспаривая: - Исаковский - сталинист? Да его стихи к юбилею вождя самые народные. Вдумайтесь: «Мы так вам верили, товарищ Сталин, как, может быть, не верили себе». Это же величайший народный глас: и горечь в нём и упрёк, и упование на судьбу. А евтушенки успевают и прославить и обгадить. Нет, если бы не Рубцов, упала бы поэзия до ширпотреба. Представьте: Рубцов воспевает Братскую ГЭС, считает шаги к мавзолею, возмущается профилем Ленина на деньгах, как? Ездит по миру, хвастает знакомствами со знаменитостями, а?

Тогда я впервые услышал и имя Рубцова и песни «Я уеду из этой деревни», «Меж болотных стволов красовался закат огнеликий», «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны», «В горнице моей светло»... да, та ночь была подарена мне ангелом-хранителем.

А жить Рубцову оставалось два года.

ТРЕТИЙ РАЗ на Великрецкий Крестный ход идут сербы. Залюбуешься: мужчины высокие, красивые, сильные, женщины не отстают. Одежда будто на смотр национальной вышивки. У костра (а уж грязь нынче, а уж дождь! даже разрешили костры на привалах разводить, чтоб обсушиться), у костра с юмором рассказывают, как на руках вытаскивали из грязи квадрацикл полицейского. «Он хотел слезть с сидения, мы не разрешили, так с ним вместе и вынесли».

«ПОЭМА СТРАНСТВИЯ», она Куняеву посвящена. Чтоб он не думал, что один в поездке этой был акын». Так я начинал своё рифмованное сочинение о нашей поездке в программе «Байкальский меридиан» году в... примерно в середине 80-х и огласил его во время последнего застолья. Да, было такое счастье: Распутин, Потанин, Куняев, аз многогрешный с женою, свершили недельную поездку. Вот уже нет на земле Распутина, опустело в моей жизни пространство надёжного друга, что делать, так Бог судил. Прямо делать ничего не могу, тычусь во все углы. Вроде и не болен ничем, а еле таскаю ноги. Некуда пойти, некому позвонить. Чаю не с кем выпить. Сегодня сел перечитать его письма, хотя бы одно для утешения, вдруг эти листки. Думаю, это-то можно огласить:

«Закончим чтенье до рассвета. Читаю: Первая глава. С кого начнём? Начнём с поэта: он делегации глава. Ведёт вперёд, печали нету, туда, куда течёт Куда (река). Рысцой бегущего поэта (Куняев по утрам бегал) узрела вскоре Усть-Орда. Узрели дети и отцы, и Баяндай, и Еланцы.

Ценою тяжких испытаний, осиротив родной Курган, был с нами верный наш Потанин, наш добрый гений, наш титан. Но правды ради отмечаем, был часто он большой нахал: пил закурганно чашку с чаем и на Терентии пахал (то есть всегда на выступлениях рассказывал о земляке Терентии Мальцеве).

То с радостью, то, может, с болью, с затеями и без затей, вёл наши встречи и застолья бюро директор Алексей (Владимирский). Труды бюро совсем не просты: пять раз на дню экспромтом тосты.

Поэмы круговая чаша идёт к тому, сказать пора, была в пути Надежда наша. Жена мне, ну а вам сестра. Зачем, зачем в такие дали, зачем, пошто в такой мороз она поехала за нами? Зачем, ей задали вопрос. «Прочла я письма декабристов, их жён Волконских, Трубецких... рекла: считайте коммунистом, поеду, я не хуже их».

Я сочинял оперативно, хоть нелегко для одного. Всех нас хвалили коллективно, но персонально одного. Кому обязаны поездкой, чей свет весь освещает свет. И вообще, заявим дерзко, кого на свете лучше нет. Он одевался всех скромнее, он телогрейки (ватники) покупал, пил меньше всех, был всех умнее, пред ним приплясывал (штормил) Байкал.

Мы все причёсаны, умыты, у всех у нас приличный вид, идейно и реально сыты... а чья заслуга? Маргарит. (Сопровождающая из обкома КПСС). Вот нас покинул Витя Шагов (фотокорреспондент), печально это, но зато вело, как знамя над рейхстагом, нас Риты красное пальто.

Итак, нимало не скучая, уборку хлеба тормозя, мы шли, куда вела кривая «меридианная» стезя. Различных наций здесь немало, что знали мы не из газет, но что приятно умиляло: французов не было и нет.

Вот на пути река Мордейка. Бригада хочет отдохнуть. Но вдруг нарядная злодейка... с наклейкой преграждает путь. Сидим, уже не замечая, что пир идёт под видом чая.

Алой, Куреть, Харат, Покровка, Жердовка и «Большой» Кура... Нужна, нужна была сноровка брать укрепленья на ура. Такие были перегрузки! Но мы работали по-русски.

Мелькали овцы, свиноматки, бурят на лошади скакал... Казалось мне, что воды Вятки впадают в озер Байкал.

Встречали всяко, как иначе. Ну, вот пример: возил шофёр, земляк Астафьева и, значит, известен был ему фольклор.

Записки из десятков залов. На них бригада отвечала. Мы заклеймили все пороки, а красоту родной земли, давая совести уроки, до занебесья вознесли.

Как нас кормили! Боже правый! Сверх всяких пищевых программ. Пойди, найди на них управы, на водопады тысяч грамм, на град закуски, дождь напитков, на мясорыбную напасть. О, ужас! В талиях прибытки... хотелось отдохнуть, упасть, упасть под кедры, под берёзы. Но уже шли в атаку позы (сибирские пельмени), и с ним соленья и варенья атаковали нас подряд. Но побеждал всех без сомненья сверхсытный местный саламат.

Как нас кормили, Боже правый! За нашу прозу, очерк, стих. Никто нигде в чужих державах давно не кормит так своих. Ольхонский стол нас доконал: вломился на него Байкал. За хлеб, за соль тяжка работа. Вперёд, усталая пехота!

Наш катерок был без названья, а как назвать, вот в чём вопрос. Решили чрез голосованье назвать его «Поэтовоз». На нём забыли мы о доме: ещё бы - мир здесь сотворён. Мир сотворён! А ещё кроме Андрей Баргаевич рождён (большой начальник).

Вдруг шторм! Как страшно Наде с Ритой: «Поэтовоз», ведь он - корыто. Причалили: ну, как Пицунда. «Нырнём!» - Куняев приказал. Нырнули, а через секунду обратно, это же Байкал.

Друзья, вы ждёте эпилога? Но впереди ещё дорога. Да и едва ли выносимо - поставить точку и понять, что впору плакать и рыдать: ведь эти дни невозвратимы.

Спасибо всем, кто нас встречал, за хлеб, за соль, за чай! Гори-гори любви свеча, гори, не угасай!»

Ох, Валя, Валя... Такая тоска. Так внезапно налетает память о нём. Вот тут он сидел. Вот то говорил.

САШКА - ТОПТУН. Его так прозвали. Попал в аварию. «За один замес, - говорит он, - залетел в первую группу».

Ходит плохо, больше стоит на месте, в углу пивной, перетаптывается. От того и зовут топтуном. Сила в нём ещё есть. Она вся сосредоточилась в левой руке. Любимое его занятие - спорить на бутылку, кто кого пережмёт. Ставят локти на стол по одной линии, сцепляются ладонями и, по команде, стараются прижать руку соперника к столу. Сашка своей левой рукой всех побеждает, от того, знающие Сашку, с ним не состязаются.

Хвалясь очередной победой и предвкушая её обмывание, он сжимает левую руку в кулак, подносит к носу побеждённого и сообщает: «Не ком масла, могилой пахнет».

Среди его лагерных выражений есть и такое: «Удар глухой по тыкве волосатой - травинка в черепе сквозь дырку прорастёт». Эта мгновенная смена событий: удара кулаком по голове - тыкве волосатой и тут же прорастающая травинка. Почему дырка, а не трещина? Эта уголовная похвальба не от жизни, вообще от заблатнённости.

Ещё выражение. Едем, не едем, а летим по вятской области с водителем Серёжей Косолаповым. Он, по хрестоматийной страсти русских к быстрой езде, машину не ограничивает, и дорога меня просто убаюкивает. Столбы придорожные сливаются в полупрозрачную стеклянную стену. У меня вырывается хвалебное восклицание нашему полёту. Серёжа сделал знак рукой, мол, погоди маленько, и сказал:

- Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах.

И не прошло и минуты - асфальт кончился, мы заковыляли по просёлку. Действительно, недолго мучилась старушка. Тут нет никакого неуважения к старости, никакой старушке проводов не достичь, а мы стали мучиться от ухабов, когда старушка уже отмучилась.

СТОИМ В МАГАЗИНЕ. Продавщица ушла. «Выдерживают, как в «Заготскоте». Это выражение человека постарше. А помоложе: «У нас всё так: магазин для продавца, а не для покупателя, больница для врача, не для больного, склад для кладовщика, трактор для тракториста». Тут же третий: « И не говори (женщина бы начала: ой, не говори), сейчас ведь не кто ты какой, а кто кому кто есть».

Возвращается продавщица. Ей: «Ты что народ держишь?» Она: «Да какой тут народ - два человека». - «А мы что, не люди?»

В ПЬЯНОЙ КОМПАНИИ травят анекдоты. Смеются любому, так как уже все пьяны, особенно один. «Алкоголик пришёл домой, принёс шоколадные конфеты, даёт сыну. - Самый пьяный поднимает голову, слушает. - Никогда не приносил. Сын ест, торопится, боится, что отнимут. Отец гладит его по голове: «Что, балдеешь?» Пьяный мужик вдруг громко плачет. Мужики смеются и говорят о нём: «Балдеет».

ЖЕНЩИНА В ЗИМНЕМ пальто нараспашку. Под пальто старый атласный халат. Живёт без мужа с тремя ненормальными детьми. Вовсю хохочет, рассказывая про детей:

- Один часы понимает, другая пузырьки моет. Третий пока мычит. Есть захочет, так мычит, просит. Мух ловит, крылья отрывает, чтоб ползали. И за ними ползает.

СОЛНЫШКО, ТОПОЛИНЫЙ пух лежит на дорожке в саду. Бабочка летает, выбирает место, чтоб сесть. Садится. Тень от поднятой в воздух пушинки проплывает по её крыльям.

СЫН НА ОСТАНОВКЕ чувствует, что отец чем-то опечален и старается оттащить его от плохих мыслей: «Пап, а это наш идёт?» - «Нет, двадцать девятый» - «А это какой, наш?» - «Нет, это двадцать первый». - «А наш какой?» - «Вон двести седьмой идёт». - «Двести седьмой! - восклицает малыш, - двести седьмой! Давай порадуемся!»

И часто потом в жизни, когда отцу становилось плохо, он вспоминал своего сына и говорил себе: «Двести седьмой, давай порадуемся».

ПРОСНУЛСЯ - ПЛЕЧО болит. Вчера натрудил, спиливали и разделывали отжившую яблоню. Да и воды натаскался.

А яблоню очень жалко. Почти тридцать лет назад купили эти пол-домика, и уже тогда хозяева говорили, что пора эту антоновку убирать. А она все годы давала урожаи. Иногда вёдер по двадцать. А на вкус антоновка какая была!

Уже была. «Дедушка, - спрашивает внучка, - а что раньше было? - «Раньше, внученька, всё было». Такой грустный юмор.

Очень скромно она цвела, эта яблоня. А яблоки какие! Протягивала на длинной ветке прямо на веранду. Сейчас последнее привёз.

ТАК ЛЮБИЛ юг, Крым, весь его исходил, изъездил. Только из-за него да из-за Тамани можно было жениться на Надечке. Особенно Керчь. Митридат, Аршинцево, Осовино, Эльтиген, катакомбы, море, море.

Помню, назавтра уезжать. Надя накупает фрукты. «Зачем такую тяжесть? В Москве то же самое, по тем же ценам!» - «Да, но это здешнее».

И вот, убежал к морю. Сижу. Так хочется написать прощальный стих. Но никак нет рифмы Керчи. Наконец, итальянцы помогли. Вспомнил песню о прощании с Римом, приспособил сюда. «Кончилось лето. Прощай, благодать! Скажем югу: «Ариведерчи!» Завтра поезд начнёт километры считать на северо-запад от Керчи».

Больше ничего. Но вот же запомнилось.

И через сорок пять лет после этого звонок. Толя: - Записывай. «Мой друг, от радости кричи и тёщу называй мамашей. Ведь тёща родилась в Керчи, а Керчь, представь, отныне наша!»

ТРИ РАССУЖДЕНИЯ. Не смотрю телевизор. Совсем. Он мой личный враг. Если и гляну, то только убедиться, что он становится всё паскуднее, пошлее, лживее. И, по счастью, в интернете долго ничего не понимал. А когда понял, тем более обхожусь без него.

Но начал писать о Ближнем Востоке, о Палестине, поневоле стало нужно быть информированным. И вот, как говорит молодёжь, подсел временно на телевизор и интернет. Итак, событие одно и то же освещается всегда по-разному. Взрывы, стычки, бои, стрельба. Всё время жертвы. «Убиты семь солдат». Одна сторона говорит, что это было так. Другая: нет, было не так. И всё упирается в этот спор. Но главное в цифрах тонет: люди-то убиты.

Но рассуждение не только в этом. Смотрел я в эти экраны, и в теле- и в ноутбуке, и заметил, что молитва моя хладеет, становится рассеянной, мысли бродят в новостях, сведениях. Там же не только то, что мне нужно, там сбоку и сверху лезут постоянно какие-то чубайсы-сердюковы-васильевы-гайдары-ангеле-бараки-нетаньяху... чего-то всё всплывает из прошлого, что найдены какие-то новые факты, что того-то не отравили, а сам умер, а этот не сам умер, а отравили... Зачем мне всё это? Зачем этим мне набивают голову, просто втаптывают в неё, как солому в мешок, мусор фактов. А я с этой головой иду к иконам, читаю Правило, молюсь. И какая же это молитва? Рассеянная, говорят святые отцы. То есть телевизор, захваченный бесами, успешно отвоевал ещё одну молящуюся человеко-единицу. Такой применим термин.

И только тем и спасаюсь, что надеюсь на милость Божию, на то, что когда ум мой выталкивается в склочное пространство мира, то сердце моё остаётся с Богом. О, не дай Бог иначе.

И рассуждение из этого же порядка. Оно о нападении на русскую литературу. Вот, пришли к нам в 60-е и далее, книги и имена зарубежные. Они же действовали на писательскую и читательскую атмосферу. Тот же Хемингуэй. Ладно бы Фолкнер, Грэм Грин. Нет, радостно подражали не сути, а фразе. Ещё бы: «Маятник отрубал головы секундам». Это Набоков. За ним Катаев, другие.

Легче взять форму, нежели содержание. Ананьев вообще строил фразы как левтолстовские, и что?

И тут опять же победа бесов: убивание главной составляющей русской литературы - духовности.

- ДОСТОЕВСКИЙ УМЕР, - печально говорит пьяный писатель, - Некрасов умер.

- И что из того?

- Да и мне что-то нездоровится.

«НЕ ПОДЛЕЖИТ РАЗГЛАШЕНИЮ». В Сергиевом Посаде у Троицкого собора женщина рассказывает: «Мама умерла и приснилась уже после сорокового дня. Приснилась, да как-то неясно, я ничего не поняла, переживала. Вдруг ночью звонит сотовый телефон. Её голос: «Дочка, у меня всё хорошо». И всё. «Так откуда она звонила?» - недоумевает другая. «Не знаю. Оттуда, значит». - «А что на телефоне обозначилось, какой номер?» - «Номер не подлежит разглашению».

Тут же мужчина в годах рассказывает историю, которая была в Загорске во время войны:

- Уже летали самолёты, даже и бомбы бросали. Один мужик говорит женщинам на улице: «Чего вы всё болтаете, да щебечете? Вот немец на вас бомбу свалит, перестанете языками трепать. Да. А назавтра прилетела бомба, и только его и ранило. Вот ведь, сказано: нельзя никому зла желать. Да ещё хорошо, что не до смерти.

ВО СНЕ ГОВОРЮ итальянцам, стоя на площади перед собором святого Петра: «Да какие вы римляне, да вы просто итальяшки-макаронники! Где центурионы, где тяжелая поступь войск Цезаря, где их крик: «Идущие на смерть приветствуют тебя! А у него жена, у Цезаря, выше подозрений. Где отважные наследники Македонского, попирающие чужие земли кожаными сандалиями». Мне отвечают: «А ты чего нас комиссаришь? И вы не русичи, да и ты не храбрый росс непобедимый. Где твой Суворов? Хошь на тебя факты выкатим?»

Во сне я вынужден с этим согласиться.

НА ЗЕМЛЕ ДЕРЖАТ нас не правительство, не экономика, а молитвы друг за друга. (И чего умничаю, будто в этом какая новость).

ГЛУПЫЙ ПИСАТЕЛЬ счастлив: он думает, что всех осчастливил. Думает: моя мысль самая верная, и хотя глупее этой мысли нет ничего, счастлив и всё тут. Да и пусть будет счастлив. Кто-то же и его прочтёт. Тёща обязательно. Ещё и гордиться зятем будет.

Да что я о глупых? Начни о них рассуждать и сам поглупеешь. Хай живут и пасутся.

- ЗАПИСЫВАЙ! - весёлый голос по телефону. Толя. Не было ни одного моего дня рождения без его поздравлений. Многие, стыдно мне! пропали. Вот это надо сохранить. На 55 лет: «Мой друг, напрасны отговорки: не врут листки календаря: ты заработал две пятёрки уже в начале сентября. Мы испытали всё на свете, нам на судьбу нельзя пенять. Но как бы нам пятёрки эти на пару троек поменять».

- Записываю!

- «Я знаю, былью станет небыль: мы и в гробу не улежим. И босиком с тобой по небу, всем сделав ручкой, убежим. Так в детстве, вырвавшись из дому, на вольной воле я и ты, рванём по лугу заливному, ныряя в звёзды и цветы. По зову сердца мы над бездной по звёздным тропочкам пройдём, и на скамейке поднебесной друзей потерянных найдём. И вспомним радостно былое, забудет вечность о часах, когда Распутина с Беловым обнимем мы на небесах». Записал?

- Записал! Ну, Толя, нет слов!

- Повтори.

- Нет слов!

- Для ослов. Для меня повтори. Читай с выражением и с воображением. Через тебя послушаю себя.

Читаю с выражением.

- Нормально, - оценивает себя Толя.

-Да, Толя, мне вчера четыре рубахи подарили, но ты всех смёл. Рубахи, даст Бог, до гроба успею износить, а стих твой нетленен и загробен.

- Надгробен, - поправляет Толя. - Ну, а пока ты не в гробу, благодари свою судьбу. Лелея милую Надежду, носи дарёную одежду. Как вьюнош в новенькой рубахе, не думай о могильном прахе.

- Это сейчас? Прямо на ходу, сейчас сочинил?

- А как иначе? У меня только так. Сочинил лично, и, как иначе? на отлично. Вот я такой. Чего-то меня всего прижимает, всё болит, а стих отвлекает. Втирая в кожу випросал, я гениальный стих писал. Когда вся мазь в меня всосалась, вся гениальность рассосалась.

- А помнишь, Толя, писали в письмах, в отрочестве: «Пусть будет нерадостным час, пусть воет осенняя вьюга. Пусть люди забудут о нас, но мы не забудем друг друга».

- Как же! На конвертах на обратной стороне: «Машинисту больше пару, почтальону шире шаг!»

- Или: «В синей дымке туманного вечера, в угасающем свете зари, вспоминая друзей и товарищей, среди них и меня вспомяни!»

- Да, Толя, вспомнил к случаю своё, давнее: «А как я живу здесь, мой друг дорогой, скажу я тебе по порядку: душа устремляется вслед за тобой, летит из Никольского в Вятку». И ещё, тоже давнее: «У нас с тобой, Толя, дороженьки две: ты в Вятке смеёшься, я плачу в Москве». Это когда ты как султан турецкий восседал среди умных красавиц в библиотеке, в «герценке», и вы мне позвонили. - «Да, был как баобаб среди баб. Это Шумихина шутка».

Вот такое у меня радостное утро вступления в год 75-й.

РЕБЁНКА ГОРАЗДО труднее научить писать от руки, чем тыкать в кнопки. Вот и секрет всеобщего поглупения. От руки или от кнопки?

Пишешь рукой - умнеешь, тычешь в кнопки - глупеешь.

Именно в этом разгадка потери вот уже второго поколения. - «Ах, наш Ника в четыре знает все игры, все буквы!» - Через десять лет: - «Никочка, где ты был ночью? Никуша, да ты куришь?» - «Отстань! Деньги давай!»

БЫВАЛА В ЖИЗНИ усталость. Обычно физическая. После долгой дороги, после работы. Такая усталость даже радостна, особенно, если дело сделано, дорога пройдена, преодолена. Но сейчас усталость страшнее, она не телесная, нервная, головная. Душа устаёт от всего, что вижу в России. Еле иногда таскаю ноги. И знаю, что и это великая от Господа милость - живу.

Иногда искренне кажется, что умереть было бы хорошо. А жена? А дети-внуки? У Шекспира: «Я умер бы, одна печаль: тебя оставить в этом мире жаль». Апостол Павел пишет, что ему хочется «разрешиться от жизни и быть со Христом», но ему жаль тех, кто в него поверил и кому без него будет тяжело как овцам без пастыря. И остался ещё жить. То есть он мог распорядиться сам своей судьбой. В отличие от нас, смертных.

Да и он не мог. Уходил апостол из Рима. От казни. А Спаситель повернул обратно.

БОЯЛИСЬ ИУДЕЕВ. В Деяниях апостолов (24-27): «Желая доставить удовольствие иудеям, Феликс оставил Павла в узах».

И чуть пониже (25-9): «Фест, желая сделать угождение иудеям...».

ЛЕТИМ НАД Византийской империей. И чего им не жилось? Не голодали же! Захотели жить ещё сытнее? Так что вот поэтому и, увы, летим над Турцией.

Батюшка рассказал о старце афонском Паисии. Когда он летел на самолёте, то над Святой Землёй, Палестиной, Сирией чувствовал благодать. Над Пакистаном (для него) похолодело.

ЦЫГАНСКАЯ СТОЛИЦА город Покров знаменит своим цыганским кладбищем. Там же и православное. Ездили на могилу поэта Николая Дмитриева. («Если правда, что жизнь - это песня, значит, детство - припев у неё»). Могилка скромна, ухожена, цветы.

А по соседству цыганские, как назвать эти захоронения, над которыми высятся памятники - скульптуры захороненных. Ни у Мао-цзе-дуна, ни у Ким-ир-сена нет подобных. Высятся выше деревьев. В три роста, с неимоверным подобием головы и фигуры. Будто гигантские слепки. И надписи соответственно: «Барону Мишке безутешная семья». Или: «Барону Яшке от семьи», «Барону Гришке от родственников».

Сколько же надо денег нацыганить на каждый такой памятник? Одна цыганка на улице, когда я попрекнул её, что не перестаёт просить, ведь подал уже, совесть надо иметь, зарыдала вдруг: «Муж бьёт меня, если приношу мало денег».

- А что вам, мало денег от продажи наркотиков?

- Ой-вэй, это мужчины-мужчины! Дай, золотой, дай ещё бумажку, пожалей, пожалей. Давай за дом отойдём, я тебе следы от плётки покажу. Идём! Давай, давай!

И так страстно и зовуще глядела, будто в чертоги звала.

- Я ДАЖЕ ночью очки не снимаю, чтобы лучше сны видеть.

СИЛЬНО ПЕРЕУЧИВШИЙСЯ вятский студент-лингвист писал диплом о народной поэзии (Обряды, заговоры, причитания...). Когда шли примеры, то я всё прекрасно понимал, когда же студент делал какие-то к ним подводки, не понимал ничего. «Ритмизированный русский язык цикличной обрядовости сезонных трудовых и религиозных праздников в вятском диалектизированном говоре отличается от аналогичных в говорах и языках романо-германской и кельтской культур и несопоставим с конструкцией наших апофегм и морфем...». Каково?

Студент, тебе в детстве приносили подарочек с ярмарки, или презент из супермаркета?

Еду в автобусе по вятской дороге. Сзади говорят о девушке, которая собирается замуж.

- Да ещё она всё чего-то ещё кочевряжится, будто женихов выше головы, будто в них, как в сору, роется.

- А сколько ей натикало?

- Да уж не пределе.

- А если на пределе, будь добра и за перестарка. Ещё чего-то разбирается.

- Эдак, эдак, некуда тянуть, надо выскакивать.

- Как не надо, надо. С мужиком-то наплачешься, а без него навоешься...

И какие тут морфемы, какие фонемы? Или ты, студент, в автобусе не ездил? Или ты и твои друзья «хочут» образованность показать?

СТОЯТ НА РАСПУТЬИ три мужичка. Выпившие, но не перепившие, просто ещё не допившие, и спрашивают друг друга: «Так чего, парни, по домам уже, или как?».

Конечно, понятно, что будет «или как», а не «по домам».

- НУ ВОТ, БЫЛ бы я евреем... - И что? - И ничего. А был бы умным евреем, крестился бы в православие. Так же бы и католиком, не говоря о протестантах. И как они сами не могут понять, что живут без Христа? У них и Пасхи нет. - Пасхи нет? - Формально-то есть. А так, только Рождество, распродажа, уценка, сниженные цены. У нас недостижимость святости, но стремление к ней. Через покаяние и пост. У них венец всего - нравственность. Ханжество то есть. У нас обязанности, у них права. Из пасти вырвут. Терпеть страданий не могут и не хотят. - Так почему так-то? - Кто у нас глава Церкви? Христос! А у них? - Папа? - Да. А сегодня у папы температура и он не принимает. То есть чего-то с желудком. То есть и церковь на бюллетене?

Вот чего наделала Флорентийская уния. Велели думать, что Дух Святой исходит и от Отца и от Сына. И зачем же тогда было приходить Сыну? Разорвали связь Неба и Земли. На этом соборе только Марк Ефесский и ещё один его соратник не подписали. А большинство сдалось. И один католик, начальник, узнал, что Марк Ефесский не подписал и сказал: «Если Марк не подписал, значит, мы ничего не добились». От нас был Исидор, который вернулся, в Москву, служил в Успенском соборе Кремля и его, на первой же службе, когда он заикнулся упомянуть имя папы, лишили сана и изгнали. Убежал к католикам, дали ему какой-то чин, вот и всё. И могила крапивой заросла.

ПЛЕВОК НА ПАРКЕТЕ. Какой же молодец Победоносцев, и как неумён по отношению к нему Александр Блок («Победоносцев над Россией простёр совиных два крыла...»). Такое ощущение, что выражение «плюнь и разотри», обозначающее небрежение к какой-то неприятности, произошло вначале от Петра, потом закреплено Победоносцевым. Он выступил с каким-то заявлением, которое было жестковато для либералов, и они закудахтали: «Ах, ах, Константин Петрович, а как же общественное мнение?» Он остановился, молча плюнул на паркет, растёр плевок ногой и пошёл дальше.

Вот что такое общественное мнение. Какой молодец! Оно и до сих пор такое же. Организуемое и внедряемое. И общество такое же, выжидающее, к кому примкнуть, кто перетягивает.

НИ В ОДНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ нет того, что в русской. Это от своеобразия русской жизни. У нас всё одушевлено, нет неживой природы, всё живо.

У Гоголя рассуждают два кума, сколько груза может поместиться на возу. И один гениально говорит: «Я думаю (!) достаточное количество». И всё. И всё понятно.

У Тургенева в «Записках охотника». Едут, ось треснула, колесо вот-вот слетил, как-то очень странно вихляется. И когда оно (колесо) уже почти совсем отламывается, Ермолай злобно кричит на него (кричит на колесо!) и оно выравнивается.

У Бунина мужик бежит, останавливается, глядит в небо, плачет: «Журавли улетели, барин!»

Кстати, о Тургеневе. Это совершенно жутко, что он пошёл смотреть на казнь. Да ещё и описал. А в «Записках охотника», лучшего из им написанного, автор очень много подслушивает.

Хотя для переводов русского книжного богатства сделал много.

- МНОГО СНЕГУ навалило, нету сил перегрести. Погодите, не жените, дайте лапти доплести. Мы стояли у Совета и домой просилися: отпусти нас, сельсовет - лапти износилися. Мы с товарищем работали на северных путях. Ничего не заработали, вернулися в лаптях. Ты гуляй, гуляй, онуча (портянка), гуляй, лаптева сестра. Ты гуляй хоть до полночи, хоть до самого утра. Дедка лапти ковырял, ковырялку потерял. Бабка стала избу месть, - ковырялка тут и есть. Всё-то лапти, всё-то лапти, брат мне сплёл калоши. Все смотрели, удивлялись - до чего хороши. Лапоть, лапоть, лапоток, мужичок мой с ноготок. Я иду, его не видно, до чего же мне обидно! Мне милёнок сделал лапотки на лёгоньком ходу, чтобы маменька не слышала, когда домой иду. Висит лапоть на заборе, висит, не шевелится. Мне милёнок изменяет, только мне не верится.

ФАШИСТИКИ СНИМАЮТ ужастики на радость жидистикам (Детское кино).

ПИСЬМО ЗЯТЯ: «Дорогая тёшча, я совсем нишчий, остался без имушчества и плашча, который ваш прэзэнт. Давно не ел фаршшчуку. Зять Подляшчук».

- У ВСЕХ МОЛОДЫХ нынче головы болят. Как не болеть - высвистали, выбросили зыбки - люльки, в них укачивали. Вестибулярный аппарат закалялся. Баюкалки забыли, какую-то дерготню включают, откуда радости взяться? Все бледные, песен народных не поют, будто и сами не из народа.

- Ну да, не из народа, из инкубатора.

ОТЕЦ: «ОДИН сватался, уговаривает девушку, говорит, что богатый: «Есть и медная посуда - гвоздь да пуговица, есть и овощ в огороде - хрен да луковица». И хозяйство показал: «Есть и стайка во ограде, да коровку Бог прибрал. Есть и много знакомчИ, только рыло подомчи (то есть много родных и знакомых, накормят и напоят, только надо к ним приехать).

Знал таких присказенек отец множество. Мама недоумевала даже: «Откуда что берёт, куда кладёт?»

ИВАН СЕМЁНОВИЧ, бывший политработник стоит у ворот дома в галошах, поджидает меня. Очень любит поговорить. Всегда о том, как он заботился о солдатах. «Приезжаю в часть, собираю вначале офицеров. «Никто нас, кроме солдата, не спасёт. Если вы ужинаете, сели за стол, а солдаты не накормлены - вы преступники». Потом иду в любую казарму и вначале всегда в сушилку. Чтоб и обувь, даже и матрасы чтоб были просушены. Солдат любил как родных сыновей». - Тут Иван Семёнович всегда крестился.

- А как политзанятия?

- Это-то? Тут тоже всё в норме. Стоим на страже Родины, защищаем народ! Чего ещё? Признаки демократического централизма? Это муть.

Не его защищаем - Родину!

В ТАМБУРЕ ПОЕЗДА. Весёлый подпивший парень, руки в наколках: «Приму сто грамм я водочки - и жизнь помчится лодочкой. И позабуду, где, за что сидел. Дядя, - это мне, - ты сидел? Нет? Зря! Тюрьма - это академия жизни, школа воровства и мошенничества. Посадят пацана за ерунду, а он выйдет готовым специалистом. Там знаешь, как там сериалы смотрят - во всех же в них показ: тюрьма и следствия. Смотрят как учебники. Как кого покупают, кто на чём попался. Естественно, из-за баб. В основном, конечно, в этой кинятине туфту гонят, кино - одним словом, и у них там режиссёры - шпана, но у блатных есть и свой опыт. Туфту анализируют, базар фильтруют, пацанов на будущее готовят. Хоть коммунизм, хоть что, работать все равно неохота. Сейчас вообще такое время, что его лучше в тюрьме пересидеть. На всём готовом. И церковь в зоне есть.

- Эх, - вскрикивает парень, - О, сол лейк-сити, Америку спустите! Мы - дура, без тебя прекрасная страна!

ЕСЛИ ЖЕНЩИНА всё время думает, как она выглядит, она очень плохо выглядит.

- ЖИТЬ ВРОДЕ легче становится: не голод, а жить всё страшней. Собаке раньше бросишь картошку - рада. Потом хлеб и им бросали. Потом они и хлеб перестали есть, мясо давай. Говорили: социализм - это учёт. Стали считать. Рассчитают, сколько корму на зиму для коров, столько и заготовят, а тут весна на месяц задерживается - падёж. Это в колхозе. Да и дОма - наготовили солений-варений, а гости едут, родня нахлынула. То есть и накорми и в дорогу дай. Да друг перед дружкой стали выхваляться. У кого больше да модней. Работа стала не в радость, а в тягость. От нервов пить стали больше. Страхом не удержишь. Возили водку до войны на лошадях, после войны на машинах, сейчас вагонами возят - не хватает. Хотя, читал вчера, мы все равно меньше других пьём. В войну столь не гибло, сколь сейчас.

- Так и сейчас война. Война с бесами пьянства. И они побеждают. Несём потери. Могли бы небесное воинство пополнить, нет, идём в бесовское. Ведь и там война.

- И там брат на брата? Трезвенник на пьяницу?

- Ну, всё гораздо сложнее.

- А как?

- Если б я знал.

РУССКИЙ ХОЛОКОСТ - аборты. Убийцы в белых халатах страшнее оборотней в погонах. Страшнее. Убили моего сына.

- ДА, ОТСТАЛИ от Японии по компьютерам. Но это дело поправимое. Начнёт «оборонка» работать на мирную жизнь и догоним. А вот никаким Япониям-Америкам нас не догнать по «Троице» Андрея Рублёва, по музыке, литературе, по культуре вообще. То есть по нравственному состоянию души. Всё дело в том, что мы православные.

То есть мы далеко впереди всего мира.

ПРИЧАЩАТЬСЯ ЗА ВСЕХ. Подумал сегодня на Литургии о радости причащения и о том, что оно сейчас доступно. А было-то что! И думал, что надо мне не только за себя причащаться за здравие души и тела, за оставление грехов и жизнь вечную, но и за детей и за внуков, которые почти совсем не причащаются. И чувствую, что злятся, когда напоминаю. То есть это моя обязанность их спасать, семью сохранять. Если не воспитал стремления к Церкви.

Меня-то врагу спасения труднее укусить, чем тех, кто не причащается. Вот он и действует на меня через родных и близких, через тех, кого люблю.

ТОНКИЙ ТОЛСТОМУ: - «Да ты что долем (вдоль), то и поперёком. Тебя легче перепрыгнуть, чем обойти.

ТОМСКАЯ ЧЕЛОБИТНАЯ. 1812 год, весна. Журнал «Русская старина» (1879 г. стр. 738) извлекает из массы документов того года, кроме относящихся к войне с Наполеоном, ещё и документы самые обычные. Жизнь состоит не только из войн с неприятелем, но и с грехами человеческими.

«В Томскую градскую полицию от губернского стряпчего Сунцова.

Сообщение: Бывший при разборке старых дел в ведомстве моем губернский регистратор Полков, не сказавши ни мне, ни сторожу, унёс к себе казённую лагушку (шайку), по неимению которой теперь воды сторожу принести нечем. Да означенные дела едят мыши, к уничтожению коих имел я собственного кота, но и его упоминаемый Полков тихим ходом унёс и на то есть свидетели. Для того прошу оную полицию приказать как лагушку, так и кота моего от него, Полкова, отобрать и отдать сторожу Степану Балахнину.

Таковые поступки предоставляю полиции на суждение с просьбою, дабы он впредь не осмеливался чинить оныя.

Губернский стряпчий Сунцов. 20 марта».

ИЗ ЭТОГО ЖЕ журнала: «Генерал-губернатор при докладе перебирал бумаги и спрашивал: «Это что, мы пишем или нам пишут?» Проказники шутили, что будто бы на похоронах он встал из гроба и спросил: «Что это, нас хоронят или мы хороним»?

Приложена и эпитафия: «Он ел и пил - вот жизни повесть. Он долго жил - пора знать совесть».

ЕЩЁ ФАКТ. Уже из Павловских времён: В Париже вышла пьеса о России. В ней, как во всяких почти западных сочинениях о нас, и Россия и император Павел были представлены в самом гадком виде. Узнав об этом, государь написал в Париж, что если не запретят её представление, то он «пришлёт в Париж миллион зрителей, которые её освищут».

Умели разговаривать русские монархи.

ВЕСЕННИЕ РУЧЕЙКИ у нашего дома взрослели вместе со мной. Они начинались от тающего снега и от капели с крыши на крыльцом. Я бросал в них щепочку и провожал её до уличного ручья, а на будущий год шёл за своим корабликом, плывущим по уличному ручью, до ручья за околицей. Он увеличивался и от моего и от других ручейков, все они дружно текли в речку, а речка в реку. Однажды в детстве меня поразило, что мой ручеёк притечёт в Вятку и Каму, и Волгу. Щепочка начинает плыть по ручейку, и сколько же она проплывёт до моря? Считал, и со счёту сбивался. А как считал? Шагал рядом с плывущей щепочкой, считал время, то есть соображал её скорость, за сколько, примерно она проплывёт до Красной горы. Очень долго, может быть часа три-четыре. А за Красной горой там такие дали, такие горизонты. Может быть, думал я, год будет плыть. К зиме или примёрзнет или подо льдом поплывёт.

Когда, через огромное количество лет, узнал я от Вернадского, что вода - это минерал, что у неё есть память, я сразу поверил. Да-да, я это знал. Я же помню эту холодную снежную воду, и как я полоскал в ней покрасневшие руки, как с ладоней падали в ручей капли и убегали от меня, и уносили желтую сосновую щепочку. И помнила меня эта утекающая вода. И помнила себя в виде узоров на оконном стекле. И в виде снежинок, которые взблескивали в лунную ночь и, умирая, вскрикивали под ногами.

- ВОЗИЛ ОН НАЧАЛЬНИКА. Начальник потребовал, чтоб он его учил шоферить. Он хотел машину покупать. Начальника начал обучать, говорит: «Тише, тише». Начальник обещал: «Я не погоню, я потихоньку». А сам погнал. И что? И шарахнул лошадь, она везла телегу, выехала внезапно из проулка, испугалась, рванула. Ещё и возчик пострадал. Перелом ключицы.

Начальник ему говорит: «Скажи, Виталий, что ты был за рулём. Ты же руль не имеешь права передавать. Так что оба пострадаем. Я наехал, а ты виноват. То есть Витя и взял вину на себя. И дали три года. Тогда строго было. Но что я хочу сказать: этот начальник очень о его семье заботился, сеном помогал, дровами. Когда и копейку какую.

И все знали, что не Виталий наехал, но никто не выдал.

РУССКИЕ КРАСАВИЦЫ давно покорили мир. Соревноваться с ними могут только палестинки.

С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ медицины глаза человека это часть мозга, выдвинутая на периферию.

ПОМНЮ ОДИН демократёнок, в прошлом диссидентик, «апрельчик», наскакивал на меня и визжал, что мы, русские патриоты - страдаем стадностью. - «Это смешно, - отвечал я, - русские патриоты хлеще всех других ссорятся, какая ж эта стадность? Стадность - это ваша демократия. Орать как все, чтоб быть своим и стараться орать громче, чтоб выорать должностишку».

Вспомнил его сегодня, увидя вещающего с экрана. Размордател. Жалуется, что у него цензура вымарала абзац(!?)

Приятно вспомнить, что у меня и тираж под нож пускали.

- Древнерусский Боян - это не гусляр, не бандурист, это дирижер.

В ГОСПИТАЛЕ пришёл врач в палату и сказал, что умер Сталин. На него вскинулся инвалид войны с костылём: «Ты что сказал?! Повтори, гад! Не верю!»»

ТАШКЕНТ, БАЗАР. Узбек уговаривает купить: «Всё хорошее, всё самое дешевое! Курага, видишь? Не халам-балам, самая свежая!» - «Какое ж это самое дешевое: тут растёт и дороже, чем в Москве?». - «Вах, заморозки были».

- Ладно, давай два килограмма.

Купил, ещё походил меж длинных прилавков, среди великолепия поздней осени. Возвращался с другой стороны от продавца кураги. И увидел: он опускает ладони в блюдо с растительным маслом, пригоршнями достаёт из мешка сухой чернослив и протирает в замасленных ладонях. Чернослив начинает блестеть и выглядит, как «самый свежий». Куда денешься, «заморозки были».

Интересно, что, с одной стороны, все от нас зависят, а с другой все нас за дураков считают.

(Продолжение следует)

Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите "Ctrl+Enter".
Подписывайте на телеграмм-канал Русская народная линия
РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям.
Комментарии
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
или зарегистрируйтесь, чтобы продолжить

1. Re: С утра пораньше

КОЛХОЗ «КОММУНАР» был передовым в районе. Стариков и старух брал на содержание, обеспечивал продуктами, дровами, ремонтировал жильё. Обучал в вузах выпускников школы платил им стипендию. Имел свои мастерские для ремонта тракторов и комбайнов. Урожаи зерновых, картофеля, надои, привесы, - всё было образцовым.

Было! Да ведь не поверят. Попросил, чтоб его провезли по полям. А они уже все были брошены, заросли сорняками

Пришли ко власти сопляки - поля покрыли сорняки.
Сообщение для редакции

Фрагмент статьи, содержащий ошибку:

Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta

Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html

Иностранные агенты: «Голос Америки»; «Idel.Реалии»; «Кавказ.Реалии»; «Крым.Реалии»; «Телеканал Настоящее Время»; Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi); Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC); «Сибирь.Реалии»; «Фактограф»; «Север.Реалии»; Общество с ограниченной ответственностью «Радио Свободная Европа/Радио Свобода»; Чешское информационное агентство «MEDIUM-ORIENT»; Пономарев Лев Александрович; Савицкая Людмила Алексеевна; Маркелов Сергей Евгеньевич; Камалягин Денис Николаевич; Апахончич Дарья Александровна; Понасенков Евгений Николаевич; Альбац; «Центр по работе с проблемой насилия "Насилию.нет"»; межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов «Открытый Петербург»; Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие»; Мирон Федоров; (Oxxxymiron); активистка Ирина Сторожева; правозащитник Алена Попова; Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан «Феникс плюс»; автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг «Акцент»; некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»; программно-целевой Благотворительный Фонд «СВЕЧА»; Красноярская региональная общественная организация «Мы против СПИДа»; некоммерческая организация «Фонд защиты прав граждан»; интернет-издание «Медуза»; «Аналитический центр Юрия Левады» (Левада-центр); ООО «Альтаир 2021»; ООО «Вега 2021»; ООО «Главный редактор 2021»; ООО «Ромашки монолит»; M.News World — общественно-политическое медиа;Bellingcat — авторы многих расследований на основе открытых данных, в том числе про участие России в войне на Украине; МЕМО — юридическое лицо главреда издания «Кавказский узел», которое пишет в том числе о Чечне; Артемий Троицкий; Артур Смолянинов; Сергей Кирсанов; Анатолий Фурсов; Сергей Ухов; Александр Шелест; ООО "ТЕНЕС"; Гырдымова Елизавета (певица Монеточка); Осечкин Владимир Валерьевич (Гулагу.нет); Устимов Антон Михайлович; Яганов Ибрагим Хасанбиевич; Харченко Вадим Михайлович; Беседина Дарья Станиславовна; Проект «T9 NSK»; Илья Прусикин (Little Big); Дарья Серенко (фемактивистка); Фидель Агумава; Эрдни Омбадыков (официальный представитель Далай-ламы XIV в России); Рафис Кашапов; ООО "Философия ненасилия"; Фонд развития цифровых прав; Блогер Николай Соболев; Ведущий Александр Макашенц; Писатель Елена Прокашева; Екатерина Дудко; Политолог Павел Мезерин; Рамазанова Земфира Талгатовна (певица Земфира); Гудков Дмитрий Геннадьевич; Галлямов Аббас Радикович; Намазбаева Татьяна Валерьевна; Асланян Сергей Степанович; Шпилькин Сергей Александрович; Казанцева Александра Николаевна; Ривина Анна Валерьевна

Списки организаций и лиц, признанных в России иностранными агентами, см. по ссылкам:
https://minjust.gov.ru/uploaded/files/reestr-inostrannyih-agentov-10022023.pdf

Владимир Крупин
Грамотная лошадь
Рассказ
28.03.2024
Ноль часов
Вне времени и пространства
22.03.2024
О Распутине
Ко дню памяти (15.03.1937 – 14.03.2015)
14.03.2024
Мы не были на коленях
Новые крупинки
08.03.2024
Женщины и война
Вновь на Святой Руси пора испытаний
02.03.2024
Все статьи Владимир Крупин
Александр Сергеевич Пушкин
Сокровенная глубинка
Рецензия на фильм политолога Л.В. Савина «Глубинка»
21.03.2024
Праздник Курско-Коренной иконы Божией Матери
Сегодня мы также вспоминаем Ивана Сусанина, архиепископа Виталия (Максименко), поэта А.Н.Майкова, художника И.И.Шишкина, композитора А.К.Глазунова, балерину Г.С.Уланову и генерала В.Я.Петренко
21.03.2024
День памяти князя Петра Горчакова
Сегодня мы также вспоминаем сенатора кн. Ю.А.Долгорукова, министра В.Н.Ламсдорфа, художника В.И.Сурикова, конструктора А.Д.Швецова и маршала Л.А.Говорова
19.03.2024
«…Стать с веком наравне»
Обзор журнала «Берега» № 6 (58) 2023
16.03.2024
Все статьи темы
Новости Москвы
Ликвидация пятой колонны будет проходить в ходе Большой войны?
О теракте в Красногорске и положении в стране
28.03.2024
Хатынь двадцать первого века
России нужен уголовный кодекс военного времени
28.03.2024
«Уйти от этих вопросов не получится»
Об ошибках в миграционной политике
28.03.2024
«Мы должны осознать важность каждого человека, который призван Богом к жизни»
В Москве прошла IV научно-практическая конференция «Ценность каждого»
27.03.2024
Все статьи темы
Последние комментарии
О красных и белых
Новый комментарий от Vladislav
29.03.2024 10:28
«Такого маршала я не знаю!»
Новый комментарий от Владимир Николаев
29.03.2024 07:07
«Не только кощунственный, но и антигосударственный акт»
Новый комментарий от Александр Волков
29.03.2024 06:47
Пикник на обочине Москвы
Новый комментарий от Vladislav
29.03.2024 00:17
Если всерьёз об Эдмунде Шклярском и о «Пикнике»
Новый комментарий от С. Югов
28.03.2024 23:30
«Не плачь, палач», или Ритуальный сатанизм
Новый комментарий от Калужанин
28.03.2024 22:04
Молчать нельзя осаживать
Новый комментарий от Александр Тимофеев
28.03.2024 21:09