«Если будет утрачен ценнейший тип человека, формировавшийся русской историей и Православием, то само существование России утратит всякий смысл...»

Ἀπόδοτε οὖν τὰ Καίσαρος Καίσαρι καὶ τὰ τοῦ Θεοῦ τῷ Θεῷ.

Воздатите кесарева кесареви и Божия Богови.

Матф. 22.21.

Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит.

Матф. 18.7.

Метафизика Революции

Революции происходили во многих странах, но только для России Революция стала фактом не только историческим, но метафизическим - то есть таким, который ставит под вопрос само ее бытие в качестве России и приобретает эсхатологический смысл. Только русская (хотя и эмпирически, и метафизически она антирусская) Революция - это не просто сокрушение государства и целой цивилизации, это - событие, несущее в себе явный символ и прообраз апокалипсиса и Страшного Суда. Ибо здесь сокрушается не только государство и цивилизация, но сам богоустановленный порядок земного человеческого бытия, причем сокрушается сознательно богоборческими силами, столь же сознательно служащими и врагу рода человеческого в различных его обличьях.

Из всех других «национальных» (а на самом деле антинациональных) революций одна лишь Французская революция 1789 года несла в себе столь же явный метафизический смысл сокрушения богоустановленного порядка, и это сразу было ясно понято ее действующими противниками, начиная с Ф. Шатобриана. Реакция на эту революцию породила все благороднейшие течения европейской мысли и культуры XIX-XX веков - от романтиков до традиционалистов; а когда ныне эта реакция иссякла, смерть европейской культуры можно фиксировать как медицинский факт.

Но даже и этот богоборческий бунт, подлинным «духовным отцом» которого следует считать отнюдь не только наивного эгоиста Ж.-Ж. Руссо, но и откровенного идеолога оскотинивания человека маркиза де Сада, - даже и эта катастрофа, в конце концов, убившая Европу, не идет в сравнение с тем образом конца мiра сего, который являет 1917 год. И дело не только в несопоставимости жертв, но в первую очередь в том, что в отличие от папистской Франции, без которой большая История еще, по сути, не изменилась бы, здесь было сокрушено Православное Царство - катехон, «удерживающий», отнятие которого, как говорит Св. Писание, открывает уже прямой и бесповоротный путь к этому концу.

Поэтому говоря о Революции 1917 года, в какие бы исторические детали мы ни углублялись, мы всегда говорим библейским языком, мы говорим о катастрофе всемирно-исторического масштаба, из которой уже нет возврата. Теперь 1917 год - это всегда наше неизбывное «настоящее время», то «последнее время», о котором говорит апостол, но уже явленное наглядно и страшно, во всей его немыслимой лжи, подлости и самовосхвалении.

Парадокс Революции 1917 как неизбывного, еще длящегося настоящего первым сформулировал В.В. Кожинов, который писал: «мы еще по сути дела не можем смотреть на Революцию из будущего; она в той или иной степени остается непреодоленным настоящим, которое властно порождает стремление не столько познавать, сколько действовать... по отношению к XX веку естественный для историка взгляд на прошлое из будущего вряд ли осуществим в наше время, и историография, так сказать, обречена смотреть на Революцию ее глазами (вернее, глазами той или иной действовавшей в ней политической силы)»; вместо этого «есть основания попытаться взглянуть на нее из предшествовавшего ей прошлого»[1].

Взглянуть «из прошлого» - это означает понять Революцию русским православным разумом, как событие библейского масштаба, связанное с грядущим приходом Антихриста как явленный прообраз этого прихода и страшного Суда над мiром апостасии, отпавшим от Христа. Только такой библейский взгляд на Революцию очами духовного разума является единственно метафизически адекватным, любые другие построения по сравнению с ним будут лишь произвольными наукообразными идеологическими спекуляциями.

Революция как неизбывное настоящее означает также и то, что такие же катастрофы повторяются в русской истории. Вот, например, как один современный автор пишет о событиях 1991 года: «Мы рухнули лишь из-за продажности и разъязвленности правящих верхов. Причина нашей национальной катастрофы нематериальна. Она коренится в утрате Духа, здоровой иерархии и наследия предков»[2]. Если не знать, о каких событиях это написано, можно подумать, что о 1917 годе - и действительно, к событиям 1917 эта формулировка тоже полностью подходит.

Только исходя из этого, можно адекватно ответить на принципиальный вопрос: «Революция в России: есть ли предпосылки, реальны ли угрозы?». Суть ответа состоит в том, что «революционная ситуация» в России всегда является не аномалией, а «нормальным» состоянием, тем историческим a priori, в котором Россия будет существовать всегда. И эта «революционность», к сожалению, совершенно не зависит от того, «хорошо» или «плохо» в России обстоят дела - она зависит исключительно от «внешнего» фактора. Она определяется тем, что против России всегда будут направлены все антихристианские силы мiра сего. Естественно, главная стратегия их лжи всегда состояла и будет состоять в том, чтобы изобразить революционную катастрофу - уничтожение Государства Российского - как якобы результат «внутренних противоречий». «Внутренние противоречия» всегда есть в любом обществе, но они сами по себе никогда не приводят к революции, если не будут искусственно усилены и обострены силами извне. Особенно это касается России, которая будучи мобилизационным обществом, то есть постоянно выдерживающим подрывную деятельность Запада практически на протяжении всей своей истории, имеет особый «запас прочности» по отношению к любым, сколь угодно острым «противоречиям». Но в 1917 году не хватило даже его... Главной и, по сути, единственной причиной революционной катастрофы 1917 года была мощнейшая и на редкость коварная цивилизационная агрессия Запада, а «внутренние» предпосылки стали лишь ее вторичными «инструментами».

Революция 1917 года как цивилизационная агрессия Запада

Самым непосредственным результатом революции 1917 года была братоубийственная гражданская война, в результате которой погибло по различным подсчетам, от 12 до 20 миллионов человек и было уничтожено или вывезено за границу не менее половины национального богатства - столько же, сколько и в период Великой Отечественной войны в результате внешней агрессии. Если же к этим жертвам добавить еще и последующие жертвы от голода в ходе коллективизации и продразверсток, а также массовые жертвы репрессий, то общие жертвы революции 1917 года практически равняются жертвам гитлеровской агрессии. Очевидно, что даже если бы эта революция действительно преследовала бы какие-то благие цели, то цена их достижения была столь чудовищной, что даже самые «райские» цели не смогли бы их оправдать. Однако на самом деле, и подлинные, но тщательно скрываемые цели организаторов этой революции были столь же чудовищными, как и размеры ее жертв. Подлинной целью революции 1917 года было уничтожение России как таковой - превращение ее в конгломерат мелких государств, нищих экономических колоний Запада. Только благодаря сталинскому перевороту внутри большевистской партии, благодаря которому возродилась нормальная российская государственность, этого не произошло.

Как в советской, так и в западной историографии традиционно в качестве причины событий 1917 года в России называется экономический и политический «кризис», ее «отсталость» и т.п. Очевидно, что при большом желании признаки «кризиса» и «отсталости» можно найти в любой стране в любое время. Чтобы внести ясность в этот вопрос следует обратиться к конкретным данным. В частности, стоит вспомнить работу русского ученого, эмигранта «первой волны» Бориса Бразоля, который составил интереснейшие выкладки по всем отраслям государственной и хозяйственной жизни самодержавной России накануне 1917 года. Б. Бразоль приводит ряд экспертных оценок того времени, которые затем подтверждает конкретной статистикой экономического развития России того периода. Он приводит слова известного британского экономиста Edmond Thery, который утверждал: «Если у больших европейских наций события между 1912 и 1950 годами будут протекать так же, как они развивались между 1900 и 1912 годами, то к середине настоящего века Россия станет выше всех в Европе как в отношении политическом, так и в области финансово-экономической». В свою очередь, министр земледелия В. Кривошеин заявил немецкому профессору Зеерингу, приехавшему в 1912 году в Москву во главе комиссии, которой было поручено ознакомиться с результатами Столыпинской аграрной реформы: «России необходимо 30 лет спокойствия, чтобы сделаться наиболее богатой и процветающей страной во всем мире»[3]. На чем были основаны эти утверждения?

Например, за последние десять лет до Первой мировой войны в России повышение государственных доходов над расходами выразилось в сумме 2 400 000 000 рублей. Эта цифра является тем более внушительной, что в царствование императора Николая II были понижены железнодорожные тарифы и отменены выкупные платежи за земли, отошедшие в 1861 году к крестьянам от их бывших помещиков. В России налоги до первой мировой войны были самыми низкими в мире. Прямые налоги в России было почти в четыре раза меньше, чем во Франции, более чем в 4 раза меньше, чем в Германии, и в 8,5 раза меньше, чем в Англии. Косвенные же налоги в России было в среднем вдвое меньше, чем в Австрии, Германии и Англии. В период между 1890 и 1913 годами русская промышленность увеличила свою производительность в 4 раза - тогда темпы ее развития даже превышали темпы сталинской индустриализации 1930-х годов. Ее доход не только почти сравнялся с поступлениями, получавшимися от земледелия, а товары покрывали ⁴/₅ внутреннего спроса на промышленные изделия. Такого высокого уровня «импортозамещения» в России никогда не было до сих пор.

Накануне революции русское сельское хозяйство переживало небывалый рост и расцвет. В течение двух десятилетий, предшествовавших войне 1914-1918 гг., сбор урожая хлебов удвоился. В 1913 году в России урожай главных злаков был на 30 % выше такового же Аргентины, Канады и Соединенных Штатов, вместе взятых! В частности, сбор ржи в 1894 году дал 2 миллиарда пудов, а в 1913 году - уже 4 миллиарда пудов. В царствование императора Николая II Россия была главной кормилицей Западной Европы. При этом обращает на себя особое внимание феноменальный рост вывоза земледельческих продуктов из России в Англию (зерна и муки): в 1908 г. было вывезено 858 279 009 фунтов, а в 1910 г. - уже 2 820 049 000. К 2014 году Россия давала 50 % мирового экспорта яиц, была первой в мире по экспорту сливочного масла, льна и лошадей. С 1900 г. по 1914 г. в России потребление сахара на каждого жителя повысилось с 4 до 9 килограммов в год. Потребление чая в 1890 году составляло 40 миллионов килограммов, а уже в 1913 году - 75 миллионов кило­граммов. Накануне войны 1914 г. России производила 80 % мировой добычи льна. Такого стремительного и колоссального роста материального благополучия в то время не знала ни одна страна в мире - второе место по темпам этого роста занимали тогда США, но они серьезно отставали по многим показателям.

В России в период всего с 1880 по 1917 год было построено 58 251 км. железных дорог, что дает средний годовой прирост в 1575 км. Для сравнения: в СССР такими темпами железные дороги строились только всего несколько лет после Великой Отечественной войны. В 1916 году, т. е. в самый разгар войны, было построено более 2000 верст железных дорог, которые соединили Северный Ледовитый океан (порт Романовск) с центром России.

Именно в императорской России еще в XVIII веке, в царствование императрицы Екатерины II вообще впервые в мире были изданы законы об условиях труда: был запрещен ночной труд женщин и детей, на заводах был установлен 10-часовой рабочий день и т.д. И весьма показательно, что кодекс императрицы Екатерины, отпечатанный в России для заграницы на французском и латинском языках, был запрещен для обнародования во Франции и Англии как «крамольный». В царствование императора Николая II, до созыва 1-й Государственной Думы, были изданы специальные законы для обеспечения безопасности рабочих и социального страхования, которое было установлено уже в 1912 году. По тому времени императорское социальное и рабочее законодательство, по оценке экспертов, было самым прогрессивным в мире (это к вопросу об «эксплуатации рабочих»). Г.Тафт, президент Соединенных Штатов, за два года до 1-й мировой войны публично заявил в присутствии нескольких русских высокопоставленных лиц: «Ваш император создал такое совершенное рабочее законодательство, каким ни одно демократическое государство похвастаться не может».

В царствование императора Николая II необыкновенного развития достигло и народное образование. В начале 1913 года общий бюджет народного просвещения в России достиг по тому времени колоссальной цифры, а именно 0,5 миллиарда рублей золотом. Первоначальное обучение было бесплатным по закону, а с 1908 года оно сделалось обязательным. С этого года ежегодно открывалось около 10 000 школ. В 1913 году число их превысило 130 000. По количеству женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях, Россия занимала в XX веке первое место в Европе и в мире. В то время как в США и в Англии, плата за учение в высших учебных заведениях колеблется от 750 до 1250 долларов в год, в царской России студенты платили от 50 до 150 рублей в год, то есть от 25 до 75 долла­ров в год. При этом неимущие студенты вообще освобождались от платы за учение.

Поэтому вполне естественно, что по современным наукометрическим оценкам, с 1870-х годов, т.е. начиная с великого открытия периодической системы Д.И. Менделеева и вплоть до 1920-х годов русским ученым принадлежало 70 % всех мировых открытий в фундаментальной науке и важнейших технических изобретений. Открытие радио, телевидения, создание первого самолета и вертолета являются только общеизвестной «вершиной айсберга» многих сотен мировых открытий, сделанных русскими учеными и инженерами в этот период. Светила позднейшей советской науки академики Павлов, Королев и Курчатов также являются воспитанниками дореволюционных императорских университетов. Позднее советская наука начала сдавать свои мировые позиции в результате вымирания еще дореволюционного поколения ученых, не нашедших достойной смены.

Полная ликвидация неграмотности среди населения Империи в возрасте до 18 лет планировалась к 1918 году, но этому помешала революция и последующие за ней события. Вместо 1918 года та же самая цель была достигнута в СССР лишь к концу 1930-х.

Наконец, самое главное. Правительство П.А. Столыпина через государственный крестьянский банк скупало остатки помещичьих земель и перепродавало их крестьянам на исключительно льготных условиях. Предоставлялся долголетний кредит, доходивший до 90 % стоимости земли при очень низком проценте (4,5 %). В результат в 1914 году более 80 % пахотной земли в Европейской России оказалось в руках крестьян. На одну дворянскую десятину приходилось крестьянских в 1894 году - 2, а в 1917-м - уже 5,5. К 1917 году никакого «помещичьего землевладения» уже почти не существовало - оно превратилось в маргинальное явление. «За землю» крестьяне пошли воевать в Гражданскую войну отнюдь не с помещиками, а в первую очередь друг с другом - это беднота, соблазненная большевиками на грех смертоубийства, захотела не заработать честным трудом, а силой отобрать землю у зажиточных, что и сделало Красную армию более массовой, чем ее противников. Поэтому когда во время коллективизации у них тоже отобрали эту землю - они получили свое воздаяние: «и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Матф. 7:2).

До сих пор ходячее мнение, пущенное в оборот «революционерами», будто бы крестьяне были «обездолены землею», также является лживым. На самом же деле, царское правительство стремилось увеличить площадь крестьянского землевладения, причем эта аграрная политика особенно усилилась в царствование императора Николая II. «Столыпинский закон» от 9 ноября 1906 года позволял крестьянину выходить из общины и сделаться индивидуальным и наследственным собственником земли, которую он обрабатывал. Закон этот имел огромный успех. Тотчас же было подано 2,5 миллиона прошений о выходе на отруба от семейных крестьян в 463 специальные комиссии, занятые проведением этой реформы. В 1913 году 2 миллиона семейств получили наделы, а в 1914 году уже 43 % земель, принадлежавших общинам, перешли в индивидуальную собственность крестьян. Накануне революции Россия уже стала страной зажиточных маленьких собственников. По свидетельству И.А. Бунина, один крестьянин ему говорил осенью 1916 года: «чего ему умирать, когда он дома облопался? Теперь у каждой бабы по сто, по двести целковых спрятано. Отроду так хорошо не жили»[4]. В 1917 году, как потом и в 1991-м, Россия рухнула вовсе не от «кризиса», а как раз наоборот, от резкого повышения благополучия, развратившего народ и создавшего ощущение полной вседозволенности. Этот психологический «механизм» антирусской революции лучше всего отражен в гениальном произведении А.С. Пушкина «Сказка о рыбаке и рыбке».

Даже краткий обзор этих данных со всей очевидностью показывает, что предпосылки революции 1917 года были прямо противоположными тем, о которых привыкла говорить как советская, так и западная историография. Суть этих предпосылок состоит в том, что накануне 1917 года Российская Империя была стремительно развивающейся сверхдержавой - и именно поэтому она была уничтожена Западом как его главный геополитический конкурент. Уничтожение самодержавной России не удалось в 1904-1905 годах путем организации внутренних беспорядков одновременно с агрессией Японии, вооруженной на англо-американские деньги именно с этой целью. Тогда мировой финансовой олигархией была организована намного более масштабная Первая мировая война, имевшая целью столкновение уже всех великих европейских держав между собою для их взаимоуничтожения и распада на мелкие «национальные государства» - марионетки Британской Империи и США. Эта цель в целом была достигнута, однако разрушенная Российская Империя неожиданно для «мировой закулисы» (И.А. Ильин) стала быстро возрождаться большевиками, и поэтому ею была организована следующая, Вторая мировая война с целью уничтожения СССР, но снова неудачно. СССР распался в 1991 году из-за внутренних причин - в первую очередь, из-за формирования здесь «потребительского общества» людей, ориентированных на «западные ценности» и поэтому ненавидевших собственную страну. Но и это саморазрушение СССР, как это ни парадоксально, было также самым прямым следствием 1917 года, когда были уничтожены религиозно-нравственные основы жизни русского народа. Материалистическая идеология, пришедшая к власти в результате событий 1917 года, сделала уже неизбежным становление «потребительского общества» в СССР и низкопоклонство перед Западом основной массы его населения.

Конкретные геополитические механизмы организации революции 1917 года были глубоко исследованы только в период после 1991 года русскими историками консервативно-патриотического направления. Среди научно-популярных работ в этом ряду стоит выделить книгу Н. Старикова «1917. Разгадка «русской» революции» (2013)[5], которая соединят в себе глубокую фактографическую аргументацию с четкими концептуальными выводами.

Понимание революции 1917 года как акта цивилизационной агрессии Запада против России впервые было раскрыто в работах вдающегося русского ученого профессора МГУ А.С. Панарина. Конкретный механизм этой агрессии он формулирует так: «Тоталитаризм в России шел из города в деревню, из столичных центров - в провинцию, от заемной западной теории - к политической практике, а не наоборот. Победа большевизма, как и победа нынешнего "либерализма", связана с превосходством организованного столичного меньшинства, к тому же пользующегося мощной зарубежной поддержкой, над разрозненным провинциальным большинством... И большевистская модернизация, и нынешняя "либерализация" основаны на русофобии, питающей их демоническую энергетику... это режимы гражданской войны меньшинства с большинством»[6].

Революция 1917 года имела три основные социальные группы в качестве своих основных «движущих сил» агрессивного меньшинства, навязывающего свою волю в основном пассивному большинству. Первая - это революционные идеологи, принадлежащие к типу социальных паразитов, в основе мировоззрения которых всегда лежит русофобия, независимо от конкретного типа их революционной идеологии. Вторая - это социальные маргиналы, также относящиеся к типу социальных паразитов, но низкого культурного уровня. (Главным психологическим признаком социального паразита является то, что ему всегда «не хватает свободы» - но именно потому, что он сам не хочет и не способен заниматься никакой общественно полезной деятельностью). Третья группа - это социальные пассионарии из трудового народа, соблазненные революционной пропагандой. Последние составляли наивное «пушечное мясо» Красной армии, победившей Белую исключительно по причине своего многократного численного превосходства. Точно такой же социальный состав имели, например, и киевские «майданы» 2004 и 2014 годов.

В событиях революции и гражданской войны более-менее активно участвовало - причем в сумме на стороне красных и белых не более 2-3 % процента населения - то есть фактически это была народная «пена», но абсолютное большинство народа, по выражению А.С. Пушкина, «безмолвствовало». Причем это безмолвие таило в себе острое неприятие всего происходящего и просто шок. Поэтому ни о какой «народной революции» не может быть и речи. Квинтэссенцией лжи о революции является известная пропагандистская фраза Ленина о том, что якобы «низы не хотят, а верхи не могут», поскольку в реальности все было прямо противоположным образом. «Низы» как раз были в шоке от потрясений, которые лишь усугубили их положение, и хотели, чтобы все было по-старому - воспоминания и документы того времени показывают, что именно это настроение в народе было абсолютно доминирующим, а тех, кто шел за красными, считали чем-то вроде юродивых. А «верхи», низвергнув Царя, ощутили вседозволенность, которая и довела страну до катастрофы.

Этот важнейший аспект революции отражен в размышлениях протоиерея Всеволода Чаплина: «"Красных террористов", по сути, было не так много... Почему же хранители российских традиций потерпели поражение? Почему две-три сотни красноармейцев легко брали власть в городах, совершенно не настроенных их поддерживать? Выскажу парадоксальную мысль: так произошло из-за православного воспитания большинства народа. Люди, приученные любить, уступать и прощать, были попросту не способны стрелять сразу, без разбора и по всякому поводу, как это делали красные. В годы революции и Гражданской войны победила не народная воля, а наглость и дикая жестокость»[7].

Революция 1917 года действовала как «сверхточное оружие», в первую очередь, нанося «удар по штабам». Для захвата власти «революционерами» так называемая «поддержка широких масс» сама по себе не только не нужна, но даже мешает, поскольку организация масс требует больших денежных расходов, и что еще важнее, массы имеют свойство неожиданно выходить из-под контроля и даже резко переходить на сторону противника. Революция вынуждена создавать «массовку» в первую очередь в целях пропаганды своих действий, демонстрируя остальному населению и так называемому «мировому сообществу» якобы «народную поддержку» переворота. Однако сам переворот всегда совершают заранее подготовленные профессионалы, и массам в него ни в коем случае нельзя вмешиваться, иначе они своими стихийными действиями легко поломают любой план (так и произошло с деятелями Февраля!). В этом смысле любая революция принципиально антинародна, но всегда использует «народ» как свой пропагандистский инструмент.

Так называемое «недовольство властью», на которое всегда ссылается любая революция, не только создается искусственно путем подрывной пропаганды, финансируемой и направляемой из-за границы, но и вообще представляет собой глубоко парадоксальный феномен. Его парадоксальность состоит в том, что чувство недовольства в относительно широких масштабах удается создать вовсе не в периоды настоящих трудностей, а как раз наоборот, в периоды стремительного развития страны и ощущения открывшихся новых возможностей. В частности, «недовольство», на которое ссылались заговорщики февраля 1917 года, было вызвано отнюдь не «усталостью от войны» (она была во всех странах, но там к революции не привела), а как раз наоборот, уверенностью в скорой победе, которой многие уже предвкушали воспользоваться в своих целях. В период же настоящих трудностей - в начале войны и отступления 1915 года - массовое сознание, наоборот, было патриотически мощно консолидировано вокруг Царя и государства, как никогда - и попытки каких-то революционных действий в этот период максимальных трудностей были совершенно немыслимы, и их никто даже не пытался предпринимать.

Особой лживостью и откровенной глупостью отличаются позорные советские мантры о якобы «прогнившем самодержавии», которые до сих пор бездумно и бессовестно повторяют люди, считающие себя историками. В реальности дело обстояло как раз прямо противоположным образом. Во главе страны стоял царь, который по своим качествам государственного деятеля явно превосходил даже Петра Великого (а по моральным их даже нельзя и сравнивать). Русофобская мифология о якобы «безвольном» царе, подлейшая распутинская мифология и т. д. давно уже опровергнуты серьезными исследователями. Страной управлял великолепный административный аппарат, который на деле доказал свою высочайшую эффективность, выведя страну из тяжелейшего экономико-управленческого кризиса 1915 года. Такой сильный аппарат потом удалось создать только И. Сталину в период Великой Отечественной войны. Наконец, само самодержавие как тип правления было как раз максимально адекватно тем тяжелейшим мобилизационным вызовам, с которыми столкнулась страна. Поэтому, как только ему на смену пришла демократия Временного правительство, страна разрушилась за несколько месяцев. И впоследствии большевистская власть вернулась к классической монархии И. Сталина вовсе не потому, что И. Сталин был тираном, а потому, что только так страна могла выжить в условиях самых страшных испытаний. «Сталинизм» был естественной само-мобилизацией народа путем стихийного восстановления «народной монархии» (И. Солоневич), хотя и в ее самой варварской форме.

Революция 1917 года была цивилизационной катастрофой не только по количеству своих жертв, но и в качественном отношении - она привела к разрушению духовного и культурного «кода» русской цивилизации, что и сделало абсолютно неизбежным последующий крах СССР, существование которого в определенный момент стало казаться бессмысленным большинству его населения, в условиях атеистического опустошения души быстро переориентировавшегося на «идеал» западного «общества потребления».

Но главным преступлением 1917 года было даже не колоссальное количество жертв последовавших событий, но духовное убийство народа, совершавшееся атеистическим режимом. Души людей, лишенных Православной веры, обрекались на посмертные страшные муки. Остается лишь надежда, что Господь будет милостив к ним как к мученикам, которых сделали атеистами путем обмана и насилия, а не по собственному выбору.

Тем самым, фактически только сто лет спустя, к 2017 году Россия и весь Русский мир получил шанс преодоления катастрофических последствий революции 1917 года, став на путь возрождения традиционных духовных и культурных ценностей русской цивилизации. Если же этого не произойдет, если Россия останется экономической колонией Запада, ее неизбежно ждет новый социальный взрыв и распад, которые уже будут необратимыми.

Революцию 1917 года следует рассматривать как центральное событие всей тысячелетней русской истории, которое обнажило сущностные основы существования России как государства и цивилизации, их хрупкость и необходимость постоянного усилия их воссоздания самим народом. От того, насколько будут поняты уроки 1917 года, отныне всегда будет зависеть уровень русского национального самосознания и жизнеспособность России. 1917 год - центральное событие всей русской истории в том смысле, что оно до дна обнажило ее инвариантный базовые структуры, которые проявляются во все времена и будут проявляться в будущем, определяя судьбу России. Но от нас зависит, как они будут проявляться - разрушительно, как в 1917, или созидательно, как, например, в 1612-1613.

И созидатели Государства Российского, и его разрушители - как бы они себя не называли в зависимости от «цвета времени» - революционерами, «либералами» или еще как-то, не меняя своей бесовской сути, - и те, и другие всегда действуют в рамках одних и тех же объективных структур социально-исторического бытия России. «Успех» одних и поражение других всегда определяется тем, кто из них успел раньше и прочнее «оседлать» не только текущую ситуацию (это неустойчиво и скоропреходяще), но именно эти объективные, повторяющиеся структуры исторического бытия России, насколько удачно «вписался» в них своим проектом и своими конкретными действиями. И в 1917 году врагам России удалось достичь успеха именно потому, что их противники полагались в первую очередь на устоявшиеся государственные формы, которые были разрушены, и на массовый героизм, которого оказалось недостаточно перед еще более массовой мобилизацией одурманенного революционерами населения. Но сами революционеры благодаря своему «сатанинскому чутью» опирались на разбуженные ими глубинные исторические силы и закономерности - те же самые, которые когда-то спасали Россию в годины тяжких бедствий, но теперь были использованы против не самой. О каких силах и структурах идет речь?

«Опричность» как движущая социальная сила в русской истории

В истории Руси есть одна повторяющаяся ситуация («архетип», говоря новомодным жаргоном), в разные эпохи позволявшая народу выходить из тяжелейших кризисов и даже из самой погибели. Она составляет важнейшую часть русского исторического опыта. Давно уже замечено, что русская история катастрофична и прерывиста, и многократно начиналась как бы «заново». Почему же она не обрывалась? Потому, что эти разрывы были не только следствиями внешней агрессии, но и актами внутреннего усилия самого народа - его способности порвать со старым, со старыми грехами и привычками, как бы «родиться заново» и жить по-новому. Кажется, в истории мы не встречаем больше народов с такой же высокой степенью внутренней подвижности, свежести духа и смелости решений. Уже само рождение Руси являет нам подобный пример. Устав от усобиц, новгородские «словене» сами пригласили себе правителей со стороны, тем самым, проявив недюжинную мудрость и подлинное смирение. А ведь повсюду в Европе те же самые «варяги» (норманны) захватывали себе земли силой. Наш случай уникален.

Что же это значит? Это значит, что те «словене», которые сумели оторваться от своих родовых распрей, мелкой междоусобной злобы и слепоты, и подумать о будущем - они начали жить как бы «заново», «опричь» своей заскорузлой и мелочной родовой среды: и именно так они основали Русь и начали нашу историю. И далее мы видим то же самое. Новорожденная Русь - уже «легка на подъем» и переносит центр на юг в Киев (а Святослав хотел перенести еще дальше - на Дунай). И именно этот новый выход «опричь» привычного для варягов «круга земель» и создал тогда Русь великую. А уже в XII веке св. Андрей Боголюбский увидел новое народное движение - исход на северо-восток от перенаселенных киевских земель - и основал там новый центр Руси, который спасет ее в будущем. Северо-восток потому и спас Русь после иноземных погромов с востока и запада, что сумел, - как и первые «словене», - стать «опричь» мелкокняжеских раздоров, погубивших Русь Киевскую. Св. Александр Невский слал «опричь» гордыни князей и смиренно покорился татарской помощи - и отстоял Русь от поглощения экспансией Запада. И, наконец, уже в XVI веке царь Иван Грозный, чудом выживший в боярских смутах, стал «опричь» нового местничества, грозившего повторением судьбы Руси Киевской. Он пошел на отчаянный шаг, который решал все: либо лишиться царства и погибнуть, либо восстановить Русь единодержавную, которая просуществует века. Если бы он этого не сделал, то Смута началась бы на полвека ранее и похоронила бы Русское государство навсегда.

В Смуту народное ополчение Минина и Пожарского стало «опричь» всех внутренних раздоров и не двинулось на Москву до тех пор, пока не подчинило себе все русские силы. А через несколько десятилетий на юге Руси, на Запорожье, народ стал «опричь» своего государства, поднял войну за веру и вольности, а затем соединился с единой Русью Московской. Еще полвека спустя Петр Великий, как и в свое время и Иван Грозный, стал «опричь» боярской власти, стал выстраивать свою армию и государство, первое время как бы «параллельно» существующим, и только так обновил Русь.

И страшные события русской Смуты XX века тоже представляла собой не что иное, как попытку разных сил стать «опричь» совершающейся катастрофы и начать жить по своей правде, «заново». И победила в XX веке та сила, чье «опричь» было самым радикальным и абсолютным, - первое время отрицавшим даже самые основы русской культуры и государственности. И здесь сработала та же «модель», которая работала уже тысячу лет - но произошла ее «псевдоморфоза» (О. Шпенглер) - радикальная подмена ее содержания и смысла. Теперь моделью «опричнины» воспользовались враги России.

Чтобы понять, почему так получилось, стоит вспомнить, почему царь Иван Грозный в свое время использовал свою, русскую опричнину как особый государственный институт, введенный вынужденно в экстремальных обстоятельствах боярских смут и предательств. Дело в том, что сама опричнина была фактически «зеркальным ответом» на вызов уже существующей «опричнины» удельного боярства, пытавшегося ввергнуть Русь в усобицы и раздробленность, ранее уже погубившие Русь Киевскую. Царь действовал по принципу «клин клином вышибается» и предательской «опричнине» бояр противопоставил свою, государеву опричнину, которая и спасла Русь от распада. Что могло бы быть без опричнины, показала последовавшая затем Смута - но Минин и Пожарский снова фактически создали новую опричнину - народное ополчение, которое и снесло чужеземных самозванцев.

Революция 1917 года произошла потому, что у Царя не было своей опричнины, зато враги России создавали свою опричнину - революционное движение, «другую Россию» - уже почти на протяжении столетия, и весьма в этом преуспели благодаря щедрой поддержке из-за рубежа. Проблема России в том, что в ней всегда таится «опричнина» ее врагов, в любой момент готовых низвергнуть государство в статус бесправной колонии Запада, но свою, русскую опричнину решаются создать далеко не все правители России.

Русь и нéрусь: бисистемность российского социума как источник социальных потрясений и исторических катастроф

Борьба двух «опричнин» составляет «тайную» сущность политического процесса в России, начиная, как минимум, со св. Александра Невского, казнившего проевропейски настроенных бояр, вплоть до настоящего времени. К сожалению, эта закономерность имеет совершенно объективную и неизменную причину. Суть ее в следующем.

Особенностью России и других стран Русского мира является то, что в них проживает огромная масса людей, настроенных враждебно по отношению к своей большой Родине, поскольку их «идеалом» является западная цивилизация - точнее, в современную эпоху «идеалом» стало «потребительское общество» всех стран так наз. «золотого миллиарда». Эта враждебность проявляется в распространении сначала среди интеллигенции (в XIX - нач. XX), а в настоящее время уже и среди самых широких слоев населения целой системы крайне негативных взглядов на историю, государственность и культуру России, основанных на невежестве и сознательной вражде. Эта система взглядов представляет собой идеологию русофобии, распространение которой является целой индустрией «промывки мозгов», частично финансируемой из-за рубежа, но во многом являющейся и результатом собственной инициативы людей, работающих в российской системе образования и СМИ, поскольку русофобские взгляды уже являются укоренившимися среди части населения.

Причиной распространения русофобской идеологии является не только невежество людей относительно реальной русской истории и культуры, что позволяет легко внушать им какие угодно взгляды, но, в первую очередь, особое духовное состояние народа, при котором он и не хочет знать ничего позитивного о своей Родине, поскольку его «идеал» - «потребительское общество» - хотя частично уже развито и в России, но в силу объективных причин не может (к счастью!) достичь здесь своего полного господства. Но именно это обстоятельство, воспринимаемое такими людьми как якобы «вечная отсталость» России, и является главной причиной распространения русофобии и как особого психологического настроя, и как целой идеологической системы взглядов. Очевидно, что и жизнеспособность России как государства фундаментально зависит от успешной борьбы с русофобией во всех ее проявлениях, причем, в первую очередь, с ее распространением не среди наемных лжецов из числа «интеллектуалов», а на уровне массового, легко манипулируемого сознания. Одни лишь просветительские усилия в этом направлении сами по себе малоэффективны не только в силу падения общего культурного уровня людей (это общемировая, а не только российская тенденция), но прежде всего, в силу того нездорового духовного состояния, которое делает людей неспособными ни к пониманию своей Родины, ни, уже как следствие этого, к подлинному патриотизму. Побороть деструктивную идеологию, какой является русофобия, можно только показав низость и примитивность лежащего в основе нее базового смысла. В свою очередь, придать большую силу и убедительность патриотической системе взглядов также можно не только просветительством, но и еще более фундаментальным путем - сделать лежащий в ее основе базовый смысл все более ясным и отчетливым, глубоко охваченным жизненной рефлексией человека и отвечающим на его жизненные вопросы.

Упомянутые низость и примитивность базового смысла русофобии, который состоит в гедонистически-эгоистическом отношении к жизни и соответствующем мировоззрении, приводят к тому, что Россия становится предметом ненависти именно как страна, которая не может обеспечить такому гедонисту-эгоисту максимальный комфорт жизни. И если четко и настойчиво формулировать этот низменный и примитивный базовый смысл русофобии, то очень многие из тех, кто стал русофобом под чьим-то дурным влиянием, излечатся от этой болезни духа, так как такой смысл им тоже отвратителен. Ведь на массовом уровне русофобия, как правило, является результатом внушения и пропаганды, и такие люди просто не осознают ее смысловых оснований. Их просто нужно четко им указать.

Однако заметим, что не только на уровне базового смысла, но и на уровне своих стандартных рассуждений русофобия обычно демонстрирует крайне примитивный тип мышления. Например, для демонстрации «преимуществ» западной цивилизации русофобы обычно используют стандартный аргумент: «Езжайте и посмотрите...», - имея в виду, как все «хорошо развито» на Западе, и как в России «все плохо». Правда, со временем разница становится все меньшей, однако дело не в этом, а в самом «аргументе». Он основан на полном непонимании того, как устроен современный мир. Запад достиг своего так называемого «благосостояния» за счет блокирования развития всего остального мира, а часто и прямого грабежа и эксплуатации. В свою очередь, из всех стран мира Россия в ХХ веке в наибольшей степени подвергалась грабежу и агрессии со стороны Запада. После 1991 года Россия была в очередной раз разграблена и выброшена в болото стран «третьего мира», которые вообще не могут развиваться в принципе, поскольку их экономика полностью контролируема Западом, высасывающим из них всю реальную прибыль и ресурсы через глобальную банковскую систему. Совершенно абсурдно сравнивать «благосостояние» грабителя (Запад) и ограбленных им людей (весь остальной мир). (А когда Россия стала возрождаться и выходить из «третьего мира», Запад вновь, естественно, всячески старается этому помешать). Однако это, казалось бы, элементарное знание миросистемного анализа, оказывается совершенно недоступным уму русофобов, мнящих себя «интеллектуалами». Именно на этом уровне уже крайне необходимы просветительские усилия, без которых люди остаются просто дезориентированными собственным невежеством.

В ХХ веке Запад трижды пытался уничтожить Россию - организовав революцию и гражданскую войну в 1917-1920, нашествие почти всей Европы во главе с Гитлером в 1941-1945 и развал СССР с последующим тотальным разграблением его территорий в 1990-х. Какая, скажите, еще страна вынесла бы такое? И уже тот факт, что Россия после этого еще продолжает существовать - уже это само по себе является удивительным подвигом нашей страны и историческим чудом. Будь на ее месте та же Америка, интересно было бы посмотреть, что от нее сейчас осталось бы? И после этого еще требовать, чтобы Россия в один миг догнала по уровню благосостояния Запад, грабящий ресурсы всего остального мира? Такие претензии к ней лишь показывают крайнюю степень тупости и бессовестности тех, кто их высказывает - в первую очередь, так называемых «либералов». Россия при Путине и так совершила чудо - вырвавшись из того гиблого болота «третьего мира», куда ее загнали «либералы» в 1990-е годы. Требовать сейчас большего - это уже крайняя степень глупости и наглости. Но не менее отвратительно и то, что, что значительная часть населения России по-прежнему преклоняется перед Западом. Это - результат дикого невежества и полного непонимания своей истории, граничащий с массовой шизофренией. Действительно, «россиянское» западопоклонство больше всего похоже на любовь к преступнику, который многократно хотел вас убить, и вы чудом выжили, но после этого продолжаете испытывать к нему самые нежные чувства! Без излечения от этой шизофрении Россия не выживет.

Соответственно, нужно столь же четко и настойчиво формулировать базовый смысл русского патриотизма, который состоит в понимании жизни как усилия созидания, даже подвига, которые возможны только ради Родины, но отнюдь не ради своего ничтожного ego. (Ради ego, то есть ради личной корысти и комфорта подвиг невозможен в принципе; но именно ради ego совершаются все подлости, предательства и прочие злодеяния). Русская история в целом всегда была не просто трудной, но даже страдальческой и трагической - но именно поэтому человек, воспринимающий жизнь как подвиг, а не развлечение и погоню за комфортом, всегда чувствует ее своей, хочет приобщиться к ней и к народу, который свершил подвиг такой величественной и тяжкой истории. Но для человека с гедонистически-эгоистическим отношением к жизни, требующим от нее только комфорта и корысти, русская история всегда будет казаться страшной и непонятной, никакого подвига он в ней не увидит, потому что просто духовно не способен видеть это - и никакими фактами его не переубедишь. Но можно остановить агрессию этого вируса слепоты.

Экзистенциальные истоки русофобии уже рассматривались многими авторами. В частности, покойный И.Р. Шафаревич, впервые концептуально определивший сам термин «русофобия» в одноименной работе 1980 года, для объяснения этого феномена использует концепцию французского историка Революции 1789 г. Огюстена Кошена, условно разделившего страну на «большой народ» и «малый народ» в соответствии с принципиальным различием их мировоззрений. «Фобия» присуща «малому» народу по отношению к «большому» не потому, что он «малый», но потому, что он сам враждебен «большому», ибо хочет господствовать над ним. «Оторванность от психологии "Большого Народа", неспособность понять его исторический опыт, которая в обычное время могла бы восприниматься как примитив или ущербность, в кризисных ситуациях обеспечивает возможность особенно смело резать и кроить его живое тело»[8], - отмечает И.Р. Шафаревич. Тем самым, экзистенциальной причиной фобии по отношению ко всему народу у отделившейся от него группы является воля к власти и желание эксплуатации, а это невозможно осуществить иначе, чем путем лишения «большого народа» его подлинной исторической памяти и основанного на ней самосознания. Эта группа, условно именуемая «малым народом», чисто этнически - в основном та же самая, что и «большой народ» (хотя, как показывает история, ее «вдохновителями» обычно бывают инородцы), ведь главная причина этого отделения - именно экзистенциальная: это духовно-нравственный отрыв.

Русофобия, маскирующаяся под так наз. «русский либерализм», является следствием обвальной личностной деградации - это переход от жертвенно-героического и соборного понимания свободы, имеющего христианские основы, к эго-центрическому, потребительско-гедонистическому пониманию, основанному на разрушении нравственного сознания как такового. Это деградация души от этоса служения и органического «жизненного мира» к анти-этосу конкуренции (тщеславия) и распадению (маргинализации) «жизненного мира», к «всегдашней либеральной службе - унижению России» (В. Крупин).

Русофобия как система взглядов, рассчитанная на невежество обрабатываемых ею людей, всегда была и остается грязным инструментом духовной оккупации России западной цивилизацией с целью эксплуатации ее ресурсов и устранения ее как геополитического конкурента. При этом Запад всегда пользуется методом активной поддержки «малого народа» с целью внутреннего ослабления, дезориентации и разрушения «большого народа» и его страны. Как пишет Н.А. Нарочницкая, «современная пресса Запада демонстрирует такой антирусский накал, которого не было даже в период "холодной войны"... Запад будет всегда демонизировать лидера, который хочет сильной и самостоятельной России... как только Россия начинает "сосредоточиваться" и искать формы самовосстановления и укрепления, восстанавливать контроль за своими ресурсами, ее обвиняют в фашизме и отступлении от демократии... Сопротивление - это возврат к "тоталитаризму", а любая защита национального достоинства и истории - это "русский фашизм"»[9]. Эта обычная стратегия Запада на современном околонаучном жаргоне именуется «войной дискурсов», в нравственных человеческих понятиях - лицемерной ложью, а на языке геополитики - борьбой с очагами возрождения обманутой и ограбленной им страны.

Стратегия Запада понятна и естественна - он всегда так относился и будет относиться ко всему остальному миру, и за счет этого некоторое время «процветал». Цивилизация, в которой «высшими» (псевдо)ценностями стали корысть, нажива и эгоизм, - никакой другой быть и не может. Исток извечной русофобии Запада состоит в том, Россия стала первой в истории страной, которую Запад пытался сделать своей колонией, но это у него не получилось. Но почему точно так же, как и Запад, без всякого принуждения начинают мыслить и сами русские? Как показывает большой опыт общения с этим типом людей, это их стандартный психологический ход: почувствовать себя «очень хорошим», особо культурным и даже «избранным» - но не за счет собственных личных качеств, а за счет сознательного унижения своей страны. «Логика» здесь самая подлейшая: раз я так ругаю свою страну, то значит, сам я совсем не такой, а наоборот, особо далекий от всей этой мерзости и потому с «праведным гневом» ее осуждаю. И как показывает тот же опыт, обычно здесь бывает еще и особое лицемерие: так, самые наглые взяточники больше всех кричат о коррупции в «этой стране»; самые отъявленные хамы - соответственно, о ее «хамстве»; полные невежды в русской истории - о «невежестве России»; а «российскую власть» большего всего не любят как раз самые жестокие и беспринципные властолюбцы и т. д. Этот феномен вообще известен давно. Театральный деятель князь С. Волконский в своих «Воспоминаниях» сделал такой вывод: «именно те люди, которые больше всего о свободе и равенстве говорят, те менее всего внутренне свободны и больше всего против равенства грешат»[10]. Автор имел в виду как раз этот тип людей, очень распространенный у интеллигенции начала XX века.

Этих людей можно «понять». Ведь вхождение в русскую культурную традицию всегда требует особого духовного усилия, требующего самотрансформации человека, его тяжелой работы над собой, отказа от многих предрассудков, внушенных цивилизацией гедонизма и эгоцентризма. А это усилие делать трудно и не каждому хочется. Предельное устремление, сущность и смысловое «ядро» русской культуры - это преображение человека. А стать эпигоном западной культурной традиции несравненно легче и «приятней» - ведь она никаких особых усилий не требует и никакого преображения не обещает. Подвиго-жертвенный характер русской истории также является прямым выражением понимания сущности жизни как усилия преображения человека. И русский патриотизм в своем экзистенциальном основании всегда является выражением подлинно христианского мировосприятия - причем, что особо важно, даже и в тех случаях, когда у человека утрачена вера из-за отсутствия соответствующего воспитания, как это было в ХХ веке. «Советский человек», считающий себя «атеистом» просто потому, что имеет о религии очень смутное и крайне искаженное представление, обычно был по складу своей души более похожим на настоящего христианина, чем западный человек - часто внешне весьма набожный, но при этом живущий интересами и страстями, которые к христианству не имеют никакого отношения (корысть, индивидуализм, эгоизм и стремление к земному комфорту). Поэтому вполне естественно, что в настоящее время Русский мир является единственным регионом мира, в котором происходит религиозное возрождение, в то время как на Западе наблюдается стремительный упадок религиозности, причем без всякого принуждения, как это было в СССР. «Советский человек» сумел сохранить православную «структуру души» именно благодаря своему жертвенному патриотизму. А массовой основой современной русофобии стал так называемый «совок», которого абсолютно ошибочно отождествлять с тем подлинным советским человеком, который победил объединенных Гитлером европейских агрессоров, стремительно восстанавливал страну после страшных разрух и создавал выдающуюся технику, искусство и науку. «Советский человек» был человеком, «выкованным» еще православной цивилизацией - но СССР он уже не воспроизводился. СССР воспользовался этим бесценным человеческим ресурсом, но сам смог создать лишь «совка» - корыстолюбивое существо, преклоняющегося перед «благами Запада», уже открыто презиравшее свою страну и радовавшееся ее гибели в 1991 году.

В свое время М. Пришвин писал: «Европа - это история вырождения личности в индивидуум, с одной стороны, и с другой - история поглощения личности обществом»[11]. «Либеральная демократия» как современная форма идеологического доминирования Запада в мире является идеологией глобального финансово-информационного тоталитаризма (ГФИТ). Этот современный тип тоталитаризма, созданный Западом и навязываемый им остальному миру, маскируя под «нейтральным» термином «глобализация», некоторые авторы называют «информацинно-финансовым»[12]. Это тоталитаризм потребительского общества и тотальной манипуляции сознанием, которая так организована, что уже не вызывает у людей сопротивления. Как пишет известный критик этой формы тоталитаризма депутат Европарламента Дж. Кьеза: «Людей превратили в инструменты покупки. Мозги абсолютного большинства контролируются. Мы живем для рынка, и когда работаем и когда отдыхаем. Именно он диктует нам наши действия. Мы не свободные люди. Журналисты должны информировать об этом людей. Но СМИ об этом молчат. Телевидение 24 часа говорит нам, что надо покупать вещи, что наша шкала ценностей - это покупательная способность. Реально в современном телевидении непосредственно информации не более 8%. Все остальное реклама и развлечение. И формируют человека в итоге эти самые 92%»[13]. В такой ситуации репрессии и внешнее насилие уже излишни - люди и так полностью подчинены «промывке мозгов» и диктатуре потребительской цивилизации.

Но современный «soft-тоталитаризм» потребительского общества даже намного превосходит по эффективности методы контроля репрессивного тоталитаризма ХХ века. Как справедливо отмечает О. Неменский, «если мы посмотрим на современные западные общества, то увидим, что там контроль над сознанием общества несравнимо более высокий, чем в СССР и Германии 30-х гг. И государственная пропаганда, и сплочённость вокруг общей идеологии, единственно верных принципов, представленных ныне действующей политической системой. Даже сама идея осуждения "коммунистической идеологии и преступного режима СССР" - это лишь попытка утвердить другую тоталитарную систему. Которая, конечно, опять же является и "истинно демократичной", и "подлинно народной"»[14].

Очевидно, что современный русофобы, на поверхности апеллирующие к «свободе» мнений и всего остального, в реальности являются носителями идеологии нового тоталитаризма и агентами его становления в тех странах, которые еще не полностью контролируемы Западом и пытаются развиваться самостоятельно. И самой неприятной для них в этом отношении является именно Россия как страна, имеющая такой культурный «код», который способен очень эффективно сопротивляться любой духовной экспансии и обеспечивать быстрое возрождение страны после исторических катастроф.

Выступая в Таврическом университете 9 ноября 1920 года, перед самым падением Белого Крыма, В.И. Вернадский подвел итог той исторической «миссии» интеллигенции, которая стала первопричиной русской катастрофы 1917 года: «Никогда в истории не было примера, чтобы мозг страны - интеллигенция не понимала, подобно русской, всего блага, всей огромной важности государственности. Не ценя государственности, интеллигенция, несмотря на длительную борьбу за политическую свободу, не знала и не ценила чувства свободы личности»[15]. В словах «не ценя государственности, интеллигенция, несмотря на длительную борьбу за политическую свободу, не знала и не ценила чувства свободы личности», - на первый взгляд, содержится парадокс. Но парадокса нет, если вспомнить тонкое наблюдение М. Пришвина о том, что «каждый интеллигент - скрытый властитель»[16]; и борется он на самом деле за власть, а отнюдь не за личную свободу (хотя бы потому, что личной свободы на самом деле у него и так всегда было более чем достаточно). И вот на почве такого сознания, свойственного интеллигенции, как нельзя лучше развивалась и русофобия. Уже к концу XIX века она здесь стала доминирующей.

Эту ситуацию хорошо описал В.В. Розанов в «Опавших листьях», вспоминая годы своей молодости (1880-1890-е): «Я понял, что в России "быть в оппозиции" - значит любить и уважать Государя, что "быть бунтовщиком" в России - значит пойти и отстоять обедню, и, наконец, "поступить как Стенька Разин" - это дать в морду Михайловскому... Я понял, где корыто и где свиньи, и где - терновый венец, и гвозди, и мука. Потом эта идиотическая цензура, как кислотой выедающая "православие, самодержавие и народность" из книг; непропуск моей статьи "О монархии", в параллель с покровительством социал-демократическим "Делу", "Русскому богатству" etc. Я вдруг опомнился и понял, что идет... левая "опричнина", завладевшая всею Россиею»[17]. Выражение В.В. Розанова левая опричнина уже само по себе гениально и раскрывает ту особую структуру российского общества, в которой извечно борются Православная Русь и антихристова «прогрессивная» нéрусь.

Итак, российский социум имеет своеобразный бисистемный характер - он не только интегрирован как целостность, но и постоянно находится под воздействием извне, пытающимся лишить его самостоятельности. И часть российского социума во все времена стремится не к внутренней системной интеграции со своим народом, а лишь к внешней интеграции в систему западного мира. Эта бисистемность впервые проявилась еще во времена св. Александра Невского, подвиг которого состоял не только в победах над внешними агрессорами, но и в ликвидации внутренней оппозиции прозападного боярства, стремившихся интегрировать новгородские земли в европейское сообщество в статусе полуколониальной периферии (этот статус их вполне устраивал как иносистемную группу в русском социуме). Эта коллизия, впервые правильно разрешенная св. Александром, стала затем, к сожалению, «парадигмальной» для всей дальнейшей российской истории. В полной мере она разыгрывается и в настоящее время.

«В Россию можно только верить...»: мобилизационных характер российского социума как универсальный ресурс его жизнеспособности

Естественно, в любом государстве политика «вовне» и политика «вовнутрь» не являются в полной мере интегрированными в единое целое, везде между ними существуют противоречия и конфликты, при которых приходится жертвовать интересами одной ради другой - и наоборот. Однако в Европе это не приводило к тому, что государство фактически начинало функционировать в двух разных системах, живущих по совершенно различным законам и требованиям. Но в России, будучи обращенной «вовне», государственность всегда была системой, с предельным напряжением сил борющейся за самосохранение под перманентной угрозой внешней агрессии - поэтому обращенная «вовнутрь», она была вынуждена действовать уже не как простая самоорганизация общества для обеспечения его внутренних выгод, но как особая система с чрезвычайными полномочиями. Общество понимало, что иначе невозможно выжить, и поэтому соглашалось с этими полномочиями ради своего же самосохранения. Это российский вариант «общественного договора»: пока государство способно защитить от внешнего врага, ему предоставляются любые полномочия, поскольку это все равно легче, чем иноземное порабощение. Ведь в Западной Европе внешнее вторжение никогда не означало колонизации и даже геноцида, как это всегда было в России - поэтому таких полномочий государство здесь никогда не имело. Они здесь были просто не нужны, поскольку переход в другое подданство никогда не грозил особыми бедствиями. Самые кровавые войны здесь велись не между государствами как таковыми, а между религиозными конфессиями и этническими кланами.

Поэтому, хотя в России, вопреки распространенным предрассудкам, общество было более автономно относительно государства, чем в Западной Европе (особенно на уровне крестьянского «мира», жившего фактически в догосударственном состоянии вплоть до коллективизации 1929 г.), однако, тем не менее, здесь противопоставление государству некого «гражданского общества» всегда было не только абсурдно, но и аморально. Здесь государство всегда само брало на себя функции «гражданского общества» - по крайней мере, пыталось это делать. В этом можно усматривать и реализацию евангельской заповеди: «Царство, разделившееся в себе, не устоит» (Матф. 12. 25), что свидетельствует о глубокой христианизации политического сознания народа.

Поскольку для Запада Россия всегда представлялась и представляется исключительно в качестве потенциальной колонии, подлежащей полному контролю и эксплуатации (и это отношение в эпоху глобализации будет только усиливаться, особенно по мере сокращения мировых ресурсов, половина их которых находится ныне на территории России), то именно исторически сформировавшийся мобилизационный характер российского социума является важнейшим ресурсом его выживания и сопротивляемости давлению извне.

Но иногда такое разделение все-таки происходило и приводило к бедствиям и историческим катастрофам. Функцию «гражданского общества» всегда брала на себя часть «элиты», оппозиционная единоначальной власти. Поэтому «предательство элиты» (старых и новых «бояр») - впервые предотвращенное св. Александром Невским, позже - Иваном Грозным, - затем стало основной «моделью» краха российской государственности: впервые в Смуту начала XVII века. Заговор олигархов и генералов против Николая II в феврале 1917 года и «приватизация» республик бывшего СССР высшей номенклатурой КПСС - это два самых ярких исторических проявления этой модели.

Нормальный режим функционирования российской государственности, связанный с его неустранимым бисистемным характером, состоит в фактическом единовластии, опирающемся на деполитизацию населения и массовую моральную (но не обязательно идеологическую) поддержку власти. Утрата же единовластия всегда неизбежно приводит к «приватизации» и разграблению страны «элитой», всегда интегрированной во внешнюю систему (Запад). Политизация населения делает неизбежным усиление этой «элиты» в ее борьбе против единовластия - со всеми неизбежно вытекающими отсюда последствиями. Соответственно, любые попытки выстроить в России иной тип государственности по заимствованным откуда-то образцам, игнорирующий ее неустранимую биситемную природу, как в прошлом, так и в будущем приводил и будет приводить только к разрушительным смутам и фактической иностранной колонизации, какими бы «красивыми» идеологическими обоснованиями эти попытки не прикрывались («демократия», «гражданская свобода» и т.п.).

Сущностно мобилизационный характер власти в России всегда делает российскую власть «монархичной» независимо от ее частной формально-юридической формы. Любые «противовесы» единому центру власти в России всегда с «математической» неизбежностью приводят к социальным катаклизмам и разрушению государства. Это объясняется сущностно бисистемным характером общества. Этой имманентной «монархичности» российской власти, в свою очередь, соответствует народная культура предельного доверия к власти, которая всегда оказывалась полностью оправданной и эффективной, поскольку привела русский народ к колоссальным успехам в строительстве государства, защите от внешних и внутренних врагов, и способствовала созданию великой культуры. Катастрофы начались в ХХ веке именно потому, что сначала сам народ не проявил достаточной культуры доверия власти, поверив «революционерам», а в результате этого и получил совсем иную власть со всеми признаками подлинного деспотизма, взращенного «передовыми» европейскими идеологиями: сначала марксистской - после 1917-го, а затем либеральной - после 1991-го. И только лишь когда в народе возрождалась культура доверия власти, тогда власть получала пространство для развития, сама перерождалась и становилась снова если и не «народной», то, по крайней мере, стимулирующей развитие народа и страны.

Западный социум отличает юридически четко регламентированная деятельность без крайностей русской «вольности» и русской мобилизации. Западный стиль власти построен по модели рынка: здесь власть - посредник в борьбе интересов, а политика - рынок оплаченных услуг. Для этого типа русский тип власти кажется «деспотичным», т. к. к власти применяется не русский принцип доверия, а рыночный принцип найма и контроля. В нормальном состоянии для русских характерно органическое сочетание «отеческой» власти с естественной вольностью жизни, не стесняемой никакими чужеродными влияниями, и тем более никак не стесняемой государством. Но когда нормальный порядок жизни разрушен, искусственно создан «хаотический анархизм», тогда народ естественным образом ищет сильной, авторитарной власти просто с целью самосохранения. Это состояние совершенно противоестественно, и поэтому ошибочно приписывать его национальным чертам какого-либо народа, в частности, русского.

Если же обратиться к реальной истории, а не к современным идеологическим клише, то тезис о «русском деспотизме» в сопоставлении с историей Западной Европы оказывается совершенно мифологическим. В первую очередь потому, что основная масса русского народа и других народов Империи вплоть до революций ХХ века имела самый минимальный и опосредованный контакт с государством, поэтому степень его так наз. «деспотизма» для нее была вообще безразлична. Реально абсолютное большинство русского народа жило не в государстве, а в «миру» - общине, имевшей контакт с государством не напрямую, а через старосту и помещика. Отношения в общине строились на принципах морального авторитета ее членов, максимальной открытости и справедливости, - и именно это сформировало тот максимально свободный, честный и искренний тип личности, которому так дивились иностранцы и который стал жизненным базисом великой русской литературы.

Но главная основа самого бытия России в истории - способность к нравственному подвигу и, если нужно, самопожертвованию - оказывается одновременно и самой мощной побудительной силой к великим деяниям (отсюда мощь государства и самого народного «организма»), и самым хрупким и уязвимым для внешних воздействий основанием, поскольку предполагает постоянное воспроизведение этой способности к нравственному усилию, ничем не поддерживаемой, кроме христианской совести и примера великих предков. И стоит кому-либо соблазнить русских идеей погони за одним лишь земным благополучием и комфортом, подменить подвиг и нравственное усилие - компромиссами эгоистических «интересов» и т.д., как вся эта внешняя мощь окажется бесполезной и бессильной, и Россия начинает разрушаться нравственно и физически.

Эти соображения подтверждаются не только всем ходом российской истории, но и жизненными наблюдениями над реально сохранившимися чертами русского национального характера. Русский человек, независимо от своего этнического происхождения, везде сразу заметен благодаря своему принципиально непрагматическому поведению и стилю жизни. Даже утрачивая порой ценностные ориентиры своего сознания, он все равно, тем не менее, никогда не станет «прагматиком», озабоченным лишь личной выгодой. Соответственно, столь же ложными, с русской точки зрения, оказываются и другие понятия западной идеологии. Актуализация этого реально сохранившегося в народе исконного русского характера в современных условиях является основой возрождения жизнеспособного типа человека и непотребительского общества с суверенными ценностями.

Исходя из всего сказанного, формулировка русского социального идеала, способного противостоять Революции, может быть такой: это непотребительское общество, в целом основанное на доминировании духовно-нравственных ценностей над материальными, с особым отношением к государству как гаранту существования народа в условиях внешней и внутренней русофобии, с особой культурой взаимопомощи и неформальных социальных связей «семейного» типа, с необходимостью постоянных свободных усилий по возрождению жизнеспособности народа вопреки деструктивным воздействиям современной цивилизации и возрождению исторического самосознания народа вопреки деструктивному и целенаправленному воздействию русофобской пропаганды.

Мучительно размышляя о нынешнем состоянии нашего народа, продолжающем деградировать нравственно и физически и уже давно стоящем на краю исторического небытия, мысль неизбежно обращается к нашему великому прошлому с одним главным вопросом: что же позволяло нашим предкам преодолевать гибельные времена, подобные нынешнему, и после этого становиться лишь еще сильнее? Понятно, что в первую очередь их укрепляла незыблемость Православной веры и верность своему земному Отечеству и государству, в каком бы состоянии оно не пребывало. Но что же нам делать теперь, когда едва ли не абсолютное большинство народа равнодушно к вере (часто даже и не отрицая ее формально, но никак не связывая со своей реальной жизнью), а к государству относится едва ли не враждебно? Таких случаев в нашей истории еще не было.

После падения безбожной власти Русь несет ее подлое наследие - она по живому перерезана границами искусственных государств и одурманивается скотской жизнью в американизированном «потребительском обществе». Молодежь вырождается нравственно от пустоты жизни и гибнет физически от алкоголя и наркотиков. И даже нынешнее восстановление и укрепление российской государственности - это лишь внешняя «броня», под которой процесс «гниения» народа продолжается, хотя он и существенно затормозился благодаря той новой «сборке» народа, которую начал В. Путин по образцу своих великих предшественников. Для русского православного сознания очевидно, что появление этой «брони» - тот факт, что Россия не распалась и не окончательно разграблена в 1990-е, - это поистине знак Провидения. Этим Господь показывает, что дает нам время и шанс для возрождения. Но как же им воспользоваться, глядя на все происходящее?

Опыт Истории подсказывает: вновь стать «опричь». Фактически Русь подлинная и так живет «опричь» современного общества - с радикально иными ценностями, смыслами и пониманием жизни. И живя «опричь» антиценностей современного вымирающего «потребительского общества», эта невидимая «гордому взору иноплеменному» подлинная Русь именно поэтому и является самой надежной опорой Государства Российского, поскольку видит в нем не просто «сборщика налогов», а священное тело своего земного Отечества. Эта невидимая подлинная Русь объединяет многие миллионы людей, разбросанные на огромных расстояниях и в разных странах. И именно они каждый раз возрождают страну, очередной раз стоящую на краю исторического небытия и вырождения. Они невидимы тем, кто в жизни видит лишь материальное и очень удивляется очередному, как выразился известный классик, «явлению России» перед «глазами изумленной Европы», уже давно списавшей ее со счетов. Так было раньше, так происходит сейчас и так будет всегда до конца мiра сего. Русь - это страна, которая меняя обличья, но не меняя лика своего и души своей, всегда рождается заново. «Моя внезапная, нежданная Россия» - гениально сказал об этом самом главном Федор Сологуб. И мы тоже умеем все время воскресать и рождаться заново вместе с нею, потому что мы - русские.

«Кадры решают все!»: технология русской Победы

На протяжении уже многих веков конечная цель мироправителей Запада - оставить на месте России «выжженную землю» с населением, достаточным для обслуживания их колониальных экономических интересов. На протяжении веков само существование России было непрерывным подвигом, без которого ее уже давно ждала бы судьба американских индейцев. Понимание этого главного факта должно лежать в основе современного русского исторического самосознания, быть его стержнем - иначе не удастся ни «собрать» народ, ни выстоять в грядущих испытаниях, которые будут не легче предшествующих.

Более глубокая цель мироправителей - провести над человечеством эксперимент по антропологической деградации: выведению «мировых холуев». К сожалению, очень часто этот эксперимент оказывается весьма удачным - мы имеем возможность видеть его удачные результаты на глобальных гей-парадах, на киевском «майдане» и т. д. И сейчас Россия остается катехоном - ее миссия состоит в объединении всех здоровых сил человечества для отстаивания образа Божия в человеке, не позволяющего ему превратиться в биосоциальный автомат, живущий на уровне физиологических рефлексов. Понимание этой исторической миссии должно лежать в основе современного русского национального самосознания, быть его стержнем - иначе не удастся ни «собрать» народ, ни выстоять в грядущих испытаниях.

Таковы две идеи, которые почти не нужно специально конструировать и «внедрять в сознание масс» - они и так достаточно широко известны и понятны, нужно лишь, чтобы Государство Российское не стеснялось их озвучивать официально перед своими извечными заклятыми «партнерами». Этими двумя идеями Россия может изменить глобальный дискурс.

Именно изменение глобального ценностного дискурса с лицемерных американских сказок о «свободе и демократии» (под прицелом НАТО) на отстаивание фундаментальных духовных ценностей - может стать самым мощным превентивным ударом по любым проектам «цветных» революций как в самой России, так и за ее пределами. Но для этого нужна политическая воля, а для политической воли нужны люди - кадры.

Понимание того, что проблема возрождения России и ее устойчивости перед любыми попытками переворотов - это, в конечном итоге, проблема кадров, - это понимание весьма широко распространено и не является открытием. Процитируем известного автора:

«Запад страшился нас и приложил все силы для пресечения роста Русской цивилизации. Он и до сих пор понимает, что мы - это не Бразилия и не Сомали, и нас не сломить до конца рецептами Международного валютного фонда. Среди нас пока еще живут миллионы... воинов и конструкторов, ученых и инженеров. Поэтому самое главное сегодня - сохраниться как народ. Стянув в новые общности людей с честью и совестью, умом и мужеством. Так спаслась Восточно-Римская империя, собрав в христианские общины лучших людей, избежав страшного крушения Западного Рима в пятом веке от рождества Христова. И чтобы сделать подобное, надо отмыть от грязи образы Империи и новой цивилизации, показав русским то, чего мы лишились»[18].

Все точно. Но остается вопрос: а КАК все это сделать?

На наш взгляд, здесь также не нужно изобретать велосипед, а нужно воспользоваться теми реальными механизмами и структурами современного общества, которые реально существуют и работают, но использовать их для иных целей. Современное государство во всем мире - и на Западе, и на Востоке, и в России - является скрытым неокастовым государством-корпорацией. Внешние «демократические процедуры» созданы для профанов и на самом деле не имеют никакого отношения к реальному перераспределению власти и отбору государственных кадров. И на Западе, и в России этот факт тщательно маскируется мощной пропагандисткой машиной и «системой образования», внушающими населению, что оно якобы живет при «демократии» и «равенстве прав». Хорошо это или плохо, в данном случае уже не важно, а важно следующее: раз это так, то именно в рамках этого объективно существующего механизма и нужно действовать, а не тратить силы впустую, пытаясь его заменить на «подлинную демократию», которая в реальности существовала лишь в трактатах Аристотеля и в русской крестьянской общине. То есть нужно перехватить механизм отбора и рекрутирования кадров у русофобской олигархии. Собственно, это и так фактически уже происходит усилиями президентской «вертикали власти», но происходит далеко не в такой степени, которая необходима для устойчивого возрождения России.

Здесь крайне необходима встречная инициатива патриотической части общества - только она может предложить государству встречный проект отбора «государевых людей» - тех, кто станет эффективным противовесом опричнине русофобской нéруси, с 1990-х нагло оккупировавшей госаппарат. Здесь не место вникать в детали того, как это делается - просто следует изучить наш богатый исторический опыт. В конечном счете, все решает различие двух принципов отбора и рекрутирования государственных кадров, которые можно назвать «принципом Цицерона» и «принципом Цинцинната» (Люций Квинций Цинциннат - легендарный римский земледелец, назначенный в 458 г. диктатором; послы, явившиеся к нему с известием об этом назначении, застали его в поле за плугом; одержав блистательную победу над врагами, Цинциннат вернулся с богатой добычей в Рим, где ему был присужден триумф, после чего он возвратился к своему плугу). Принцип Цицерона (амбициозного оратора) - это отбор «общественных активистов», то есть, по сути, карьеристов, которые в любой момент перейдут на сторону врага, если получат от него выгодное предложение. С 1960-х в СССР в партноменклатуру стали брать комсомольских «активистов» - горбачевское поколение - которое и уничтожило страну. До этого в номенклатуру рекрутировали «производственников», которые никогда и не помышляли ни о какой карьере, а тем более о партийных должностях, а просто честно вкалывали на своем рабочем месте. В результате получили самый лучший в мире управленческий аппарат, неподкупный и невероятно работоспособный, без которого бы не выиграли войну. И. Сталин говорил, что работа наркома - это «мужичья работа», и искал для нее «мужиков». Это «принцип Цинцинната». Если его удастся реализовать снова, Россия будет непоколебима в любых испытаниях.

Публичная мобилизационная идеология, ненавязчиво внедряемая через СМИ и систему образования, должна быть максимально простой, четкой и доходчивой. Двух вышеупомянутых идей вполне достаточно для того, чтобы при правильной их подаче жестко дискредитировать и вывести за рамки публичного дискурса идеологию «либерализма», под которой в действительности скрывается криптосатанизм, светская религия субпассионариев, нравственных и интеллектуальных дегенератов, прямо или опосредованно находящихся на содержании у Запада. Мобилизационный тип общества следует максимально закреплять в имеющихся социальных институтах (религиозное просвещение, армия, спорт) и главных сферах экономики (госсектор и индивидуальное рискованное предпринимательство при максимальном подавлении паразитарного корпоративного сектора).

Кроме двух этих базовых идей, который поддержит патриот с любыми убеждениями - хоть «белый», хоть «красный», и православный, и мусульманин и атеист - в остальном идеологическое разнообразие может быть любым. Оно не представляет никакой угрозы для государства: как справедливо отметил протоиерей Всеволод Чаплин: «В России все время возникает напряжение между реальной жизнью и западными идеями, принятыми властью за основу... Так было при многих монархах XVIII-XIX веков, так было при "марксистах", так есть и сейчас... Не зря вздыхает демократический догматист, как раньше вздыхали догматисты коммунистические: все их клише и модели разрушаются о российский образ жизни, о наш народный характер»; нынешним западникам снова «хотелось бы изменить народ, подстроить его под свои идеалы. Но на самом деле выйдет иначе. Россия перемелет идеологию и строй западной демократии, как перемолола марксистский коммунизм, наполнив его совершенно иным содержанием... за фасадом формально прогрессивного, прозападного политического режима у нас всегда будет идти собственная жизнь»[19].

Для нужд публичной идеологии, служащей укреплению русской государственности, вполне могут быть адаптированы и переинтерпретированы и привычные западные понятия, в том числе и понятие «демократии», по понятным причинам весьма дискредитировавшее себя в России. Например, может быть введена такая типология демократии и типов обществ, которая вообще разрушает все основы западной идеологической пропаганды:

Общества:

паразитарное («золотой миллиард») - подчиненное («третий мир») - суверенное (Россия)

«Демократия»:

имитационная («золотой миллиард») - манипулятивная («третий мир») - мобилизационная (Россия)

Но простых «адаптаций» недостаточно, и для российской науки является крайне важным создание собственной, русской политической теории, объясняющей специфику российской государственности. Российская политическая наука должна выработать свой собственный понятийный аппарат, свой суверенный дискурс и свою систему интерпретации всех базовых политико-философских категорий. В богатой истории русской классической политической философии - от Карамзина до Панарина - эта работа уже фактически сделана, и в настоящее время она только требует сильной систематизации и популяризации. Нам нужен хорошо организованный русский «интеллектуальный спецназ», аналог «Сколкова» (только в более эффективном варианте) для гуманитарных наук.

Главный залог нашей победы состоит в том, что и русофобский «либерализм» разрушителен не только по отношению к России и русским - но он еще более разрушителен и по отношению к самим своим адептам, очень быстро доводя их до катастрофической моральной и интеллектуальной деградации и полной исторической импотенции.

Современный российский социум может эффективно развивать любые новейшие социальные институты и формы социальной активности, необходимые для развития современной техногенной цивилизации, без освоения которой Россия не выживет в современном мире. Однако само по себе это освоение также не означает выживание России в качестве именно России. Если будет утрачен ценнейший тип человека, в течение многих веков формировавшийся суровой русской историей и Православием, то само существование России утратит всякий смысл. Она в таком случае может стать пусть и «развитой», но всего лишь одной из множества безликих американизированных стран «общества потребления». Высшей целью общества является не экономическое развитие, а создание более сложного и содержательного типа личности. В этом отношении Россия как раз остается мировым лидером и является намного более развитой страной, чем страны Запада и быстро вестернизирующиеся страны Востока. Хотя в России также чрезвычайно распространился западный, а теперь уже и общемировой тип обезличенного человека техногенной цивилизации - ego-центрического индивида с примитивными стандартизированными потребностями и столь же примитивным инфантильным мировоззрением; но смысловое «ядро» российского социума еще продолжает формировать и традиционный тип русского человека, homo russicus, провиденциально «законсервированный» в советскую эпоху и ныне способный внутренне противостоять экспансии Запада.

Только бы хватило тех, кто способен на «мужичью работу»...

***

Виталий Юрьевич Даренский родился в 1972 г. в Луганске. Философ, историк, поэт, прозаик, публицист. Член Союза писателей России, член правления Союза писателей ЛНР, кандидат философских наук. С 1999 г. преподавал в университетах г. Луганска. В 2014-2016 - журналист в Министерстве информации ЛНР: корреспондент фронтовой газеты «Воин Святограда», глав. ред. газеты «Вестник Главы ЛНР», глав ред. культурологического сайта ЛНР «Город 1795». После ликвидации министерства вернулся к преподавательской деятельности. С января 2017 г. - доцент департамента философии и религиоведения Дальневосточного федерального университета (г. Владивосток).

---

[1] Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й. (1901-1939). История страны от 1901 года до «загадочного» 1937 года. Опыт беспристрастного ис­следования. - М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002. С. 16-17.

[2] Калашников М. Сломанный меч Империи. - М.: «Форум». 2001. С. 504.

[3] Бразоль Б. Царствование императора Николая II 1894-1917 в цифрах и фактах // Русский рубеж. По страницам «Литературной России». - М.: Худ. литература, 1991. С. 174; 180.

[4] Бунин И.А. Последняя осень // Бунин И.А. Избранное. - М.: Молодая гвардия, 1991. С. 57.

[5] См.: Стариков Н. 1917. Разгадка «русской» революции». - СПб.: Питер, 2013. 416 с.

[6] Панарин А.С. Искушение глобализмом. - М.: ЭКМО-Пресс, 2002. С. 87.

[7] Чаплин В., прот. Лоскутки. - М.: ДАРЪ 2007. С. 108-109.

[8] Шафаревич И.Р. Русофобия // Шафаревич И.Р. Есть ли у России будущее? - М.: Сов. писатель, 1991. С. 474.

[9] Нарочницкая Н.А. За что и с кем мы воевали. - М.: Минувшее, 2005. С. 69.

[10] Волконский С. Мои воспоминания. В 2-х томах. Т. 2. - М.: Искусство, 1992. С. 199.

[11] Пришвин М. Зеркало человека. - М.: Правда, 1985. С. 404.

[12] См.: Пугачов В.П. Информационно-финансовый тоталитаризм: российский эксперимент по американскому сценарию // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 1999. № 4. С. 3-31.

[13] Кьеза Дж. Этим миром правят девять человек // Эл. ресурс. Режим доступа: http://vlasti.net/news/119185

[14] Неменский О. Если бы Гитлер победил СССР, современная Европа считала бы его великим спасителем // http://benjamin.tschukalov.info/notepad/20110824.html

[15] Вернадский В.И. Русская интеллигенция и новая Россия // Вернадский В.И Биосфера и ноосфера. - М.: Рольф, 2002. - С. 568.

[16] Пришвин М. «Какая останется Россия после бесов». Из дневниковых записей о Ф.М. Достоевском // Дружба народов. 1996. № 11. С. 193.

[17] Розанов В.В. Уединенное. - М.: Политиздат, 1990. С. 290.

[18] Калашников М. Сломанный меч Империи. - М.: «Форум». 2001. С. 504-505.

[19] Чаплин В., прот. Лоскутки. С. 183-184.