С виду этот был «наш Никон», внешне особо не изменившийся: та же улыбка, несколько торжественно приподнятая голова и его фирменное «воздушное» благословение. Сразу же батюшка оговорился, что сказать хочется о многом, но самое главное это выразить слова благодарности всем тем, кто так или иначе участвовал в его освобождении.
- Сначала хотелось бы высказать глубокую признательность всей Православной Церкви, всем ее членам; Церкви, охватывающей монастыри, приходы, священников, монахов, иноков, прихожан из разных уголков мира от островов Британии до Камчатки, от Валаама до Афона. Вся наша Русская Православная Церковь одним Телом Христовым, единым молитвенным дыханием деятельно принимала участие в моем освобождении. Уже после того, как меня отпустили, я узнал, что огромное количество людей самостоятельно выучили молитвы, каноны и акафисты. И я это ощущал там, в тюрьме, что придавало мне силы и укрепляло веру на благополучный исход.
В первую очередь, конечно же, я хотел бы поблагодарить свою родную обитель - Свято-Успенский Николо-Васильевский монастырь и его настоятеля Владыку. Братья и сестры всячески помогали: поддерживали меня, молились и даже навещали.
В этом едином молитвенном порыве, масштаб которого и представить сложно, проявилась целостность и полнота всей Русской Православной Церкви. Лишний раз убедился, что наша Церковь это не просто какая-нибудь общественная организация, а единый и живой организм. Освобождение меня, обычного священника, это вообще чудо Божие, а наша Церковь в соборном молитвенном подвиге продемонстрировало торжество Православия. Хотел бы отметить, что речь идет не обо мне, как об особом узнике и тем более страстотерпце. Я обычный монах, священник, попавший в застенки тюрьмы больше по недоразумению. Даже на этом примере была явлена сила Православной Церкви в едином стояния, в совместной многомесячной молитве, за что всем вам, мои дорогие, низкий поклон.
Хочу выразить слова глубокой признательности многочисленным средствам массовой информации, комитетам по правам человека, общественным организациям, где бы они ни находились: в Донецкой Народной Республике, Украине, Российской Федерации или дальнем зарубежье. Я был даже удостоен визита представителей ООН и «Красного креста», если не ошибаюсь в январе этого года.
- Отец Никон, насколько нам известно, первые месяцы Вашего пребывания не вызывали особую тревогу, по крайней мере, в отношении физического состояния...
- Да, действительно, после моего задержания я находился в относительно нормальных условиях. А спустя короткое время по милости Божией мы смогли даже организовать в тюрьме молельную комнату. Бросили клич и комната быстро наполнилась практически всем необходимым: свечами, иконами, лампадками, крестами.
- И что же удавалось там совершать?
- Практически всё. Мы читали молебны, панихиды, акафисты, освящали «хатки» (арестантские камеры). Чуть позже, когда друзья священники передали мне епитрахиль, поручи, рясу и запасные Дары, я смог совершать таинства. За это время мы смогли крестить 12 человек. Понятно, что всех крестили в более чем зрелом возрасте, когда принятие Святого Крещения было более чем обдуманным поступком в сложных условиях. Много исповедовал, причем тоже зачастую впервые в жизни ранее крещеных людей. Более воцерковленных и подготовленных заключенных причащали запасными Дарами, переданными из мира. С открытием этой небольшой молельной комнаты и началом нашей скромной миссионерской работы, тюрьма явно ожила, ощущался мощный духовный подъем.
- Какие вопросы и предложения со стороны следствия были к Вам?
- Все вопросы в общем быстро закончились, так как мои ответы были достаточно скудные. Поэтому само следствие было несодержательным. Я не являлся ни агентом ФСБ, ни членом террористического или военного формирования. Зато в тот период мне более чем прозрачно намекали, что если я перейду на службу в «Киевский патриархат» или к униатам, то мои проблемы постепенно, но прекратятся и я смогу выйти на свободу. Следователи даже признавались, что хотели бы меня завербовать на свою сторону, но понимали, что это бесперспективно, учитывая, что я священник. Поэтому, следуя их логике, возможность перехода на службу к филаретовцам или греко-католикам я должен был воспринять с благодарностью. Так сказать, трудоустройство по специальности (улыбается). Безусловно, о варианте выхода на свободу и службы даже не в родном монастыре, а в любом храме Украинской Православной Церкви Московского Патриархата, даже речи не было.
- Батюшка, а кто был в тюрьме рядом с Вами, что это за люди?
- Разные были люди. В основном лица, обвиняемые по различным уголовным статьям. Были также заключенные, проходящие по «терроризму», «сепаратизму» и прочим политическим делам. Были также военнослужащие ВСУ, Национальной гвардии и Правого сектора. Как правило, эти заключенные неохотно приобщались к духовной жизни, хотя была пара человек из их числа искренне верующих.
- Нас всех встревожила новость о переводе Вас «в подвал» в конце декабря 2015 года. Что же тогда произошло?
- Числа 14 декабря мне сказали собраться, потом повезли «на обмен». Привезли сначала в помещение суда, по решению которого мне «изменили меру пресечения» и вернули... в подвальное помещение здания мариупольского СБУ. Как мне объясняли, формально меня освободили, но на самом деле я превратился в вещь, за сохранность которой уже никто ответственности не нёс. Где бы что бы со мной ни произошло, органы развели бы руками, что, мол, мы здесь не причем. Подвал, в котором я находился больше двух месяцев, это не приспособленное для содержания людей помещение, а бывшая оружейная комната.
- А как к Вам относились сами следователи, сотрудники СБУ, охранники?
- По-разному. В целом, чем ниже чин, тем большая вероятность встретить даже не благожелательное, а обычное человеческое отношение. Старшие следователи постоянно говорили мне: «Живым ты отсюда не выйдешь». А вот случай на Рождество. Один охранник меня даже угостил квашеной капустой, поздравив: «На, братан, с Праздником тебя!», за что я ему искренне признателен. Вообще, простые охранники - как правило нормальные люди.
- А что было в подвале, какие там условия пребывания?
- Обычная комната с одной дверью и без окон, холодная. Круглосуточно горела лампа и торчала камера видеонаблюдения. Я там потерял счет дням и времени суток и лишь изредка спрашивал у проходящего охранника, сколько времени и какой день месяца. Вместо кровати - стол для чистки оружия.
- Отец Никон, Вы долгое время болеете различными заболеваниями позвоночника и нервной системы, были даже оперированы, постоянно находились на поддерживающей терапии. В тюрьме никакого адекватного медицинского обслуживания нет. Как с Вашими хроническими заболеваниями? Что обострилось, как Вы себя чувствовали физически?..
- (перебивая) Да ерунда всё это. На самочувствие я не обращал внимание, организм наверное мобилизовался. Самое тяжелое - это изоляция и полная неизвестность: для чего все это, чем и когда закончится. Слава Богу, у меня с собой были в одном издании Евангелие и Псалтирь. В те дни, я понимал, что мое заточение было для чего-то нужным, но для чего именно, я не мог уяснить. Во мне проходила напряженная борьба и одно, что я просил у Господа, это вразумления: для чего. В один из самых напряженных моментов я наугад открыл Св. Писание и прочитал эту строку в Евангелие от Марка: «В девятом часу возопил Иисус громким голосом: Элой! Элой! ламма савахфани? - что значит: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк: 15-34). Я ни в коей мере не сравниваю свое пребывание в неволе с Крестными Страданиями Спасителя и даже не дерзну ничего комментировать, но ответ на мучивший меня вопрос я получил. Слава Богу!
Уже потом, когда меня обменяли, и я смог сопоставить все события, происходившие в течение двух последних месяцев, то обнаружил, что эта борьба была не только во мне, а и вне стен тюрьмы и эта борьба была добра со злом. И иными словами, как победу, торжество правды и добра, назвать последовавшую развязку событий сложно.
- Что бы Вы хотели бы сказать нашим читателям по окончании такого тяжелого периода, наблюдая за событиями из обители до плена, мариупольского СИЗО и Донецка?
- Будьте крепки в Вере до самого конца, каким бы тяжелым ни было испытание каждого. Уверен, что происходящие военные и политические события не являются чередой глупых недоразумений между конфликтными сторонами. Роль Православной Церкви не ограничивается линией вооруженного противостояния, а простирается в большей степени на всех участников войны. На Донбассе идет религиозная война по мотивам, по содержанию и атакуемым опорам человеческого духа. Можно утверждать, что в широком смысле это действительно борьба добра со злом, свидетелем которой мне довелось быть.
- Спаси Господи, батюшка, за беседу!
Беседовали: архимандрит Никон (Дубляженко) (на фото) и Геннадий Тарадин
г. Донецк
.jpg)
