Установка памятника Дзержинскому приведет к шторму с девятым валом

В свое время замечательный наш актер Михаил Козаков долго отказывался играть Феликса Дзержинского в сериале «Государственная граница». Наверное, в итоге доупирался бы до победного, не окажись в итоге перед жестко поставленным ультиматумом: или играешь - или прощаешься с мечтой снять «Покровские ворота». Козаков нехотя согласился, и в итоге убил сразу двух зайцев, ибо и лента о приключениях ловеласа Костика увидела свет, и образ главы ВЧК удался ему вполне себе блистательно. Зря отказывался, в общем, хотя понять его можно, - очевидно, предлагаемая роль казалась  слишком сомнительной. В наши дни уже сам Железный Феликс оказался в сомнительной роли Герострата, поджигающего и без того хрупкое идеологическое согласие в российском обществе, причем в силу объективных причин отказаться играть или хотя бы поторговаться относительно условий контракта он не может.

«Красных» персонажей Гражданской войны («белых», пожалуй, тоже, но сейчас речь не о них) можно разделить на две категории, тех, с кем абсолютно все ясно в плохом смысле, и тех, с кем все не так однозначно; фигур отчетливо положительных было мало, как, опять же, и с «белой» стороны, да и вообще в любой братоубийственной распре. Дзержинский ближе к не совсем однозначным. Помимо яростного «красного террора» боролся ведь он и против бандитизма с уголовщиной. Предпринимал активные меры по ликвидации беспризорности. Выступал за сталинский проект создания СССР по принципу «национальные республики входят в РСФСР на правах автономий» и в отличие от Ленина и Бухарина не считал, что нерусский окраинный национализм прогрессивнее и чище русского, что вызвало у Ильича язвительное замечание: «Известно, что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения». Показал себя дельным и толковым руководителем Высшего совета народного хозяйства СССР, где отстаивал интересы крестьянства и мелкой частной торговли. Николай Валентинов (Н.Вольский), редактировавший «Торгово-промышленную газету», печатный орган данного ведомства, явно не от большой привязанности к сложившемуся режиму бежал в Париж, однако в своих воспоминаниях большую и очень комплиментарную главу посвятил бывшему начальнику. Особо он отмечал уважительное и доброжелательное отношение Дзержинского к  беспартийным спецам дореволюционной буржуазной формации. В качестве одного  из доказательств Валентинов приводил заметку из берлинского «Социалистического вестника» от 2 октября 1926, рассказывавшую о реакции Москвы на смерть Феликса Эдмундовича: «Жутко было, когда во главе ВСНХ стал Дзержинский. А теперь спецы, вплоть до бывших монархистов, готовы памяти Дзержинского панихиду служить». Все это так, все это нельзя не учитывать, но нельзя и сбросить со счетов внушительнейший груз мрачных и кровавых дел, из-за которых для антикоммунистически настроенных граждан сей деятель является аллергеном почище Сталина.

КПРФ, давно уже выстраивающая свою идеологию на базе синтеза социал-консерватизма и национал-консерватизма, всеми силами старается избавиться от русофобской, откровенно деструктивной части  советского наследия. Еще в 1996 году на съезде Народно-патриотического союза России, основу которого составляла как раз партия Зюганова, было принято заявление со словами: «... Нас посыпают костями ГУЛага, пеплом гражданской войны, изображают душителями свобод и религий. Но это от страха перед нами. Ибо не в наших , а в их рядах потомки палачей, расстреливавших царских офицеров, раскулачивавших русских крестьян, топивших баржи  с архимандритами и священниками. В их рядах  - идеологические лжецы, еще недавно принуждавшие нас  верить в омертвелые и  смехотворные догмы». Поэтому вряд ли кто-то из представителей данной политической силы в здравом уме и твердой памяти будет требовать, например, отдать почести Розалии Землячке. Не думаю, что будут особые протесты, если когда-нибудь состоится давно назревшее переименование станции метро Войковская. Даже переименование Свердловской области - и то не вызовет заметной реакции. Но Дзержинский из пантеона коммунистических героев не выброшен, более того, во многом продолжает оставаться положительным символом. Не знаю, кем конкретно снаружи или изнутри Компартии была вброшена идея референдума, но расчет был безошибочным, проигнорировать или спустить ее на тормоза было если и возможно, то чревато серьезным кризисом и расколом. Теперь же только и остается, что разводить руками, цитируя героя фильма «Любовь и голуби»: «Завертелось по пьянке и не выберешься».

«Белую» часть общества причины, побудившие  «красных» пойти в столь малоподходящий момент на раскачивание хрупкого крымско-донбасского консенсуса, не волнуют, она ожидаемо реагирует по схеме «вызов-ответ». Уже посыпались взвинченные статьи о том, что с самого начала антикоммунисты шли на перемирие с оппонентами, крепко зажав нос, что ничего другого они предполагать и не могли, что случившееся еще раз показывает невозможность компромисса с «нечистью» даже ради святого дела и тд и тп. «Красные» столь же ожидаемо отвечает в ничуть не более политкорректном ключе. Спровоцировать полноценный раздрай  на религиозной почве не удалось, скандал с «Тангейзером» и напряженность вокруг строительства храмов в Москве подняли волну, но не очень высокую, здесь же настоящий шторм с девятым валом кажется неизбежным.

Важный нюанс. Говоря о «красных» и «белых», мы подразумеваем политически активную часть социума, задающую тон публичным спорам и влияющую на формирование информационного пространства, но не составляющую явного статистического большинства даже в Москве, самом политизированном городе страны. Глубоко убежденных и непреклонных  противников восстановления памятника на Лубянке на столичных просторах вряд ли много больше,  чем сторонников. В массе же своей будущие участники референдума не имеют однозначного мнения либо в силу поверхностного либерализма смутно знают, что «Дзержинский это Путин вчера» и «по Эху давеча что-то говорили о миллиардах расстрелянных лично кровавым упырем». Именно эти поверхностные либералы, едва не делегировавшие два года назад Навального во второй тур мэрских выборов, а не искренние ярые «белые» вроде Елены Чудиновой, и решат, скорее всего, итог голосования. После этого уже другие либералы, статусные, нередко как раз потомки большевистских застеночных активистов, смогут не только насладиться принявшим к тому моменту необратимые формы расколом, но и громко присвоить себе «победу» - причем в целом заслуженно! Так уже было в 1991 году, когда многие патриоты-антикоммунисты надеялись, что Ельцин запустит возрождение исторической России, а на выходе получили  упоительное трио Боксер-Шнейдер-Кригер, ихтиоморфного Бурбулиса, а на сдачу - Самодурова с Боннер, истерично вопящих о недопустимости «национал-клерикального реванша под империалистическим триколором».

Когда заходит речь о проблеме захоронения Ленина, я всегда говорю - это и если надо было делать, то в первые два года ельцинского правления. Тогда общество было настолько раздроблено, опустошено и занято проблемой банального физического выживания, что опустевший Мавзолей не стал бы сильно усугубляющей ситуацию проблемой. Что до головной боли умирающему от заражения крови? Когда же раны слегка затянулись, вопросы вроде тела Ильича и памятника Эдмундовича перешли в ранг тщательно, всесторонне обсуждаемых десятилетиями и затем с полным пакетом оговорок и компромиссов решаемых на практике годами. Сейчас - явно не те годы.

Несколько лет назад в Интернете был бешено популярен ролик о молодом человеке, под очевидным воздействием расширяющих сознание веществ угнавшем машину и буквально тут же превратившем ее в груду металла. На вопрос сотрудников ГИБДД, каких последствий он ожидает от своей акции, вьюнош бодро пророчит себе изрядный тюремный срок, когда же у него уточняют, хорошо это или плохо, философски констатирует: «Это печально». Вот и «красные» с «белыми», слегка потеряв голову, стремятся нынче надолго расколотить и без того совсем неустойчивое согласие, рожденное Крымом и Новороссией. Это печально.