На смерть Новодворской

Мало кто удержался от озвучивания своего мнения относительно ухода в мир иной В.И.Новодворской. Не удержусь и я.

Можно ли сказать какие-то добрые слова о покойной? Попробую. Иногда в ее экстравагантной риторике проскальзывали нотки разума: Pussy Riot не заслуживают судебного преследования, но в целом поступили глупо и некрасиво, к регистрации однополых браков надо подходить аккуратно, а детей таким парам лучше не давать, родители имеют право применять меры физического воздействия к пасущимся возле школ извращенцам, Борис Стомахин несправедливо преследуемый, но все же экстремист. 

В общем, иногда покойная ненавидела Россию, русскую жизнь и морально-этические устои русского народа чуть менее страстно, чем обычно. Комплимент довольно своеобразный, но для меня высказывания вроде вышеприведенных были явлением примечательным, я их даже называл «таблицей умножения по Новодворской», есть, дескать, вещи, с которыми даже Валерия Ильинична спорить не в силах, очевидные как дважды два = четыре. Вскоре, правда, Новодворская радовала публику новыми монструозными пассажами, сообщая, что дважды два все-таки равно пять, а один плюс один – столько, сколько нужно невидимой руке рынка, и я понимал, что кратковременная ремиссия закончилась.

Аркадий Малер уже подметил занятное противоречие, отличавшее мировоззрение г-жи Новодворской, а именно страстность, с которой она билась за самую скучную и примитивную идеологическую доктрину в истории человечества. Мало кто воюет за Веру, Царя и Отечество так, как Валерия Ильинична воевала за благодатность ста сортов колбасы на прилавке и десятка разномастных банковских карточек в кошельке. Вера в финансово-потребительское предназначение человека заменяла ей одновременно Библию, азбуку и правила личной гигиены. Она вела более чем скромный образ жизни, разбавляемый разве что грантовыми печенюжками да бутербродами от друга Борового, но при этом искренне ненавидела бедняков всей планеты, а также коллективистов, идеалистов, нестяжателей, людей, не читавших Хайека с Мизесом etc… Этот факт, кстати, выводит ее взгляды за рамки банальной русофобии. России, как наиболее объемному вместилищу духовно мятущихся и не готовых менять Правду на колбасу коллективистов от Новодворской, конечно, доставалось более всего, но и прочие Ираны с Кубами регулярно получали суровый нагоняй.

В религиозно-философских терминах взгляды Новодворской могут быть описаны как манихейство: есть абсолютное добро в лице США - и абсолютное зло в лице тех, кто не с ними. Если переходить в этнологическую плоскость, наиболее близким определением будет столь вроде нелюбимый либералами примордиализм: США изначально, по Высшему Предначертанию во всем и всегда правы. Такая точка зрения, конечно, совпадает с мнением самих американцев и протестантских зачинателей штатовской государственности, но бессменный лидер «ДемСоюза» умудрялась быть даже святее Папы Римского, хотя более релевантно обсуждаемому вопросу сказать - чернее Обамы. Отсюда и пассажи об американских ассах, бомбивших мирные города стран Оси с неизбывной гуманистической скорбью на лице, и их советских коллегах, делавших то же самое с сатанинской похмельной ухмылкой на помятой монголоидной харе, «уж я-то этих советских пилотов знаю».

В одной из своих заметок несколько месяцев назад Новодворская сообщила, что ей как русской стыдно… По-моему, речь шла о Будапеште-56 или Праге-68, а, может, и Кабуле-79, не суть, Валерии Ильиничне всегда было стыдно практически за все, что происходило и происходит в России. Я немного удивился тому, с какой легкостью заядлая диссидентка примерила на себя крамольный этноним, даже президентом страны озвучиваемый с опаской. Впрочем, поразмыслив, я нашел в удивительном происшествии свою логику. Действительно, Новодворская в доведенном до уродливой крайности, дожатом до противоположного знака, искаженном, как человеческое лицо в кривом зеркале, и перевернутом, как песни в конкурсе «Апож», виде, но олицетворяла родовые черты отечественной интеллигенции: совестливость, любовь к самокопанию и самобичеванию, стремление понять всех даже в ущерб себе, противопоставление героя толпе. Хотя РФ-овские либералы и любят подкреплять свои воззрения ссылками на оппозиционно-гуманистическую составляющую нашей культуры, Чаадаева, Лермонтова, Белинского, Чехова и даже реакционного вроде Достоевского, выглядит это неубедительно именно из-за нахрапистости в цитировании, сразу видно, что на самом деле речь идет о физиологической неприязни к русскому народу либо желании унизить его ради своих меркантильных целей. Новодворская ссылалась на классиков довольно редко, оттого её весьма своеобразная, но все же имеющаяся связь с ними выглядела более естественно, оттого и осталась она уродливым, но все же русским феноменом – не можем же мы отказать в русскости Георгию Иванову, Ивану Солоневичу и Александру Солженицыну, в разное время призывавшим к ядерному удару по СССР. В свою очередь, объемные литературоведческие штудии покойной тоже не очень сильно перегружены политическим контекстом, поэтому и читаются достаточно легко и не без удовольствия.

Самое же запомнившееся мне высказывание Новодворской напрямую с Россией не связано, но, по причудливому стечению обстоятельств, также промелькнуло в некрологе. В день смерти Аугусто Пиночета Новодворская разразилась прочувственной надгробной речью, на две трети посвященной сравнению свежеушедшего диктатора со свергнутым им Сальвадором Альенде. Социальной политике Альенде, в частности, была дана следующая оценка: «я всегда говорила, что Сальвадор Альенде субъективно был очень порядочным человеком и его стоит оплакивать. Этого, кстати, и Пиночет не отрицал, даже спасти пытался. Знаю, что нельзя раздавать голодным детям даровое молоко, но как осудить за это?». 

Вот эта снисходительная и, главное, совершенно искренняя «амнистия» спасавшего детей от гибели человека и будет для меня всегдашним спутником образа Новодворской. В той же статье, кстати, были, рассуждения о дискуссиях Пиночета и Альенде на дорожках загробного царства. Будучи «христианкой широкого профиля», Новодворская наверняка рассматривала загробный мир в максимально широком, экуменическом смысле. Каждому воздастся по его вере, поэтому и главная либерал-фундаменталистка России по прибытию в мир иной сможет, не исключено, пообщаться с фундаменталистами иных религий и идеологий. Например, доказать аятолле Хомейни, что свиная отбивная с картошкой фри является для человека самым сильным стимулом и жизненной целью. Жаль, что в силу обстоятельств вероисповедального характера аятолла вряд ли с данной мыслью согласится.