Ленин, мумия, свобода мыслить

Источник: блог автора

 

Сегодня посмотрю МУМИЮ. Группа "СПАСА" (Б.Корчевников с товарищами создали фильм о Ленине, мумия которого располагается на Красной площади). Сверхзадача - похоронить Ленина (вернее оболочку его) как он и завещал рядом с матерью. А нас избавить от мавзолея на Красной площади. Собственно, нового тут нет ничего. Об этом мы говорили и писали, когда создавался еще только самый первый общественный фонд по возрождению храма Христа Спасителя. Для христианина не может быть никакой альтернативы. Мне важнее другое, - почему именно сейчас снова вопрос поставлен прямо и правильно.

Я никогда не была в мавзолее, и училась в ГИТИСе в то время (от застоя к перестройке), когда могла себе позволить на аспирантской конференции не цитировать Ленина, а на замечания профессора по зарубежке парировать, что Ленин на тему моего доклада ничего не говорил (мой доклад касался так называемых массовых зрелищ после революции 1917-го). Как, собственно, я не считала его и философом (и тоже на эту тему высказывалась - помню, что мы вынуждены были что-то читать про Жучку и Ивана в его "философском труде"). В общем, уже в аспирантуре, занимаясь проблемами послереволюционного театра я совсем эстетически не сочувствовала левым и "запрещенному" Мейерхольду, память о котором активно восстанавливалась уже в советское время. А не восхищаться несчастным Мейерхольдом уже и тогда означало оказаться почти изгоем (работали, помимо официальных, внутренние фильтры среды). Естественно, я не была членом КПСС, как и в моей семье тоже не было таковых (зато в семье было пять погибших в коллективизацию мужчин, четверо из которых были расстреляны без суда и следствия, являясь попросту настоящими крестьянами, составляющими аристократический слой своего сословия – аристократы-энциклопедисты, земледельцы-хлебопашцы!)

Собственно, с 1990-х годов вся советская запрещенность стала резко сводиться к одному - к теме репрессий и цензуре. Но в первой теме тоже почему-то были свои красные линии - изучали биографии детей Арбата, оплакивали революционеров со стажем "борьбы с царизмом" (потом расстрелянных при внутрипартийной борьбе) и выборочно – художников. Крестьяне, например, не интересовали. Священники - тоже (но тут было кому собирать свидетельства о мучениках внутри Церкви). И когда я приобрела книжку о расстрелянных в ТАРЕ (родине моих прадедов), то там были напечатаны преимущественно истории о тех, кто с имперских времен разрушал страну, а потом и сам пострадал от результатов своей горячей революционности.

С 1991 года были расставлены те вешки, в рамках которых должна была быть осмыслена советская история и культура. Во-первых, память форматировалась по западным лекалам (я пищу сейчас книжку на эту тему), во вторых, именно Сталин был фигурой центральной, поскольку концепция тоталитаризма=фашизма именно его лидерства-тиранства, требовала; в-третьих, была внедрена в головы художников и интеллектуалов концепция исторической травмы, которую получили все народы, проживающие рядом с русскими; в четвертых, от Сталина двигались прямиком к государству, понимая его тут вполне по марскистски-ленински только как орудие насилие, левиафана по своей сути (особенно в России, и конечно, государство - левиафан – вчера, сегодня, навсегда).

Меня всегда поражало, что наша творческая оппозиционно-свободолюбивая среда (а я тоже большая поклонница свободы, усвоенной только от самого Господа) совершенно была удовлетворена и Лениным, и октябьским переворотом. Они и до сих пор остаются по -преимуществу вполне себе сытыми наследниками марксизма-ленинизма, все «ужасы» советской власти связывая исключительно со Сталиным. Спектакли, в которых была хотя бы попытка осмыслить 1917 год, мне не попадались за 25 лет. Только не надо говорить о мхатовском (не академическом табаковском театре) и спектакле «Светлый путь.19.17» (там было много шума и дрязга, но концепция марксистская не тронута, несмотря на режиссерскую претензию на якобы анти-миф революции и зубоскальство на держателей её политических акций).

Нельзя и не заметить, конечно, что в последнее время революцию 1917 года стало принято называть в творческой среде «Русской революцией», каковой она не секунды не являлась – вспомните того же Мейерхольда (а он уж знал, что говорил!), который требовал «отречься от старой России во имя искусства всего земного шара». Да и Театр РСФСР-1 замыслил он как серийный, политический, который нужно внедрить партийным путем по всей стране.

А вот про современную модную тенденция ресоветизации, которую нынче воспринимают театральные чуть ли не как госзаказ, нужен отдельный большой рассказ, на который пока нет времени. И как-то в голову многим не приходит, что просто есть группы людей (активных, политиканствующих) которым хотелось бы, чтобы был такой госзаказ (сами понимаете, что он будет финансово обеспечен). В любом случае, на мой взгляд, это пока еще не госзаказ, но безвольно, вольно или невольно выстроившихся в ожидании его уже достаточно много. Исключения, конечно, тоже есть. Причем именно художественно-качественные. Но общая тенденция скорее удручает. Режиссеры на советском материале умудряются такого накрутить-навертеть, советское упаковать то в модерн, то в светлый романтизм, то в советское/советское (с жесткой имитацией и игрой с чувствами ностальгии о прошлом, которое для частного человека естественно), - режиссеры умудряются столько навертеть, что хоть Ленина из Мавзолея выноси!
И стоит вынести – может тогда все же что-то сдвинется в сознании – историю будут не «творчески» кроить, занимаясь личной ни к чему не обязывающей деконструкцией её, но начнут с главного – с понимания трагедии 1917 года для развития России, с изучения оперативного ленинизма, эффекта массовости и управления ей, соблазнённости революцией, которую никакой народ в 1917 году не делал. И пожалеют, наконец-то, «осужденных жить», которые в обмороке падали, видя кремовые занавески в «Днях Турбиных».

Если в вопросах изначальных, требующих ответа, будет снова трёп «про смыслы» (которые никогда не называются, ни один!), если не будет ответа по существу, если останется пустое место в мировоззрении, замысле и голове художника – то так и будет вяло-текущий материализм-ленинизм тащиться и прилипать еще сто лет (так и будет, как в «19.17», говорить со сцены героиня Крупская: «Мои эрогенные зоны - на страницах Чернышевского»). Ну да, мы помним, что для Ленина «Что делать?» была любимой книгой…

Конечно, анонс фильма «Мумия» показал то, что и ожидалось. Битву в соцсетях. Даже без просмотра фильма. Как говорили нигилисты у Лескова – «старые раны» задеты.

Конечно, никто никогда не договорится, так как эта сетевая битва и не предусматривает никакой длительной и глубинной работы. Сетевая культура – горизонтальна. Вопрос о Ленине в рамках русского мировоззрения – вопрос вертикали. Тут слишком многое нужно перестраивать, начиная с образования и понимания, куда мы нынче идем. Ресоветизация не может стать ничем, кроме корма для умеющих соединять идеи времени с валютой времени (нынче – с рублем). Ресоветизация заполнила вакуум после случившихся поминок по постмодернизму, и стала своеобразной идейной местью за тотальный и ограниченно-тупой антисовестизм людей со светлыми лицами, ставящими спектакли про «светлый путь», наполнившими нашу культуру ядовитыми мозговыми миазмами. Но, с другой стороны – поиски «равновесия» обернулись установкой памятников Сталину, как в Вологде, например. Тут (на мой вкус) – чистая бравада губернатора, демонстрирующего вполне себе улётный постмодернистский микс: православие+родноверие+реперство+боевые искусства+широкий масскульт от «русских баянов», китайских шоу-монахов, байкеров и Бабкиной+религия спорта+ «как в Москве» + разрешенная смелость «за Сталина» (последнюю, так сказать, даже не совсем оценили искренние, советского типа, общественно-ориентированные северные люди). Результатами всех этих социально-политических жестов, как всегда, пользуются не те, кто искренне верит.

Решение убрать мумию Ленина и сам мавзолей должно принять Правительство, поскольку никакое общество еще очень долго не способно договориться. Но, что еще сложнее, – чиновникам высшего ранга совершенно не известна та русская концепция государства, что была выработана нашей мыслью в конце 19-начале 20 века. Да, есть историософия государства, есть идеальная модель государства, но именно 1917 год помешал быть этим концепциям усвоенными (распространенными) и отрефлексированными в науке и обществе. Идеал ведь не для того нужен, чтобы быть буквально воплощенным, но чтобы видеть зазор, чтобы сверять себя с идеалом – далеко ли отклонились, туда ли идём?!
Вот и Ленин с партией идеал коммунистического рая сочинили (правда, ужав до отдельно взятой страны), вот и русский народ потом долго, как сказал Валентин Распутин, перемалывал их коммунизм-социализм, принеся огромные жертвы за его «человеческое лицо», но властные вожди, увы, так и не поняли: «Коммунизм не может улучшаться, не подрывая собственных основ». Писатель Леонид Бородин часто это повторял нам в редакции журнала МОСКВА.