Фёдор Артурович Келлер… Эта великая историческая фигура, одним своим видом воплотившая дух былинных богатырей Святой Руси, неотделима от истории матери городов русских, нашего родного и славного града Киева.
Он был одним из двух генералов, кто подал телеграммы Государю, предлагая себя и свои войска для подавления февральского мятежа. Приняв в начале гражданской войны предложение возглавить Северную армию, Келлер заявил, что через два месяца поднимет «императорский штандарт над священным Кремлём». Фёдор Артурович получил благословение Святейшего Патриарха Тихона на борьбу с богоборческой большевицкой властью. По дороге во Псков, в Киеве, генерал был захвачен петлюровцами и принял мученический венец на Софийской площади у памятника великому гетману Богдану Хмельницкому.
«...И вси во своём чину станут…»
Фёдор Артурович Келлер происходил из прусского рода графов Келлеров. Его двоюродная бабушка Мария Фёдоровна Келлер стала спутницей жизни блистательному русскому вельможе, выдающемуся дипломату, потомку Рюрика князю Ивану Ивановичу Барятинскому, церемониймейстеру Двора при государе Павле Петровиче.
Стоит отметить, что представители рода князей Барятинских являются потомками святого благоверного князя Михаила Черниговского, принявшего мученическую кончину в Орде вместе с боярином своим Фёдором.
Супруга князя Барятинского, Мария Фёдоровна, была дочерью прусского посла в России графа Дорофея Людвига Христофора Келлера и Амалии-Луизы Сайн-Витгенштейн — дочери русского фельдмаршала, графа и светлейшего князя Петра Христофоровича Витгенштейна, полного Георгиевского кавалера.
Это родство наложило не только отпечаток на судьбу графа Фёдора Артуровича Келлера, но и возложило на него, как мы убедимся, большую ответственность перед лицом своих предков, прославленных в лике святых.
Родился Фёдор Артурович в Курске, в семье генерала Артура Фёдоровича Келлера, где неподалёку в имении Марьино князь Иван Иванович Барятинский (двоюродный дедушка графа) выстроил дворец в стиле французского классицизма в честь своей супруги Марии Фёдоровны Келлер, православную церковь Покрова Пресвятой Богородицы, а также лютеранскую кирху, чтобы Мария Фёдоровна ощущала свободу выбора вероисповедания.
И это принесло плоды: впоследствии она присоединилась к Православию, а после ранней кончины своей дочери Марии Ивановны, в замужестве княгини Кочубей, посвятила себя благотворительности — в память о дочери открыла в Петербурге Мариинский приют для бедных женщин. Её примеру последует Великая княгиня Александра Петровна, урождённая принцесса Ольденбургская, прославленная в лике святых как преподобная Анастасия Киевская, основательница Свято-Покровской обители в Киеве, где будет в 1918 году тайно и под чужим именем погребён генерал Фёдор Артурович Келлер, приходившийся свояком царственной инокине Анастасии по линии принцев Ольденбургских. В Покровской обители вдова генерала примет тайный монашеский постриг. Существует также предположение, что чета Келлер — Фёдор Артурович и Мария Александровна — вместе приняли монашеский чин незадолго до трагических событий в Киеве 21 декабря 1918 года. Но это будет потом...
Вполне вероятно, что обе благотворительницы: княгиня Мария Фёдоровна Барятинская (рождённая графиня Келлер) и Великая княгиня Александра Петровна — тесно общались. Мария Фёдоровна могла относиться к Великой княгине как к своей рано скончавшейся в возрасте 25 лет дочери — княгине Марии Ивановне Кочубей. Впоследствии в Киеве (где в Киево-Печерской Лавре погребены судья Василий Кочубей и полковник Иван Искра) Великая княгиня Александра Петровна создаст величественный Покровский женский монастырь и станет его игуменией. Здесь будет тайно отпет святителем Камчатским Нестором (Анисимовым) и, как мы уже упомянули, погребён под чужим именем воин-мученик Фёдор Келлер и двое адъютантов, не пожелавших покинуть своего командира. С риском для жизни благословила это тайное погребение настоятельница обители игумения София (Гринёва), ныне прославленная во святых как преподобноисповедница София Киевская.
Тайное монашество супругов Келлер
Известно, что одним из самых значительных братств в истории Русской Православной Церкви было существовавшее в 1918–1932 гг. в Петербурге (Ленинграде) Александро-Невское братство. Оно было создано при Александро-Невской Лавре и включало как насельников обители, так и наиболее активную и преданную Церкви часть мирян Северной столицы.
След, оставленный Александро-Невским братством в истории Русской Церкви, был заметным для всего ХХ века, ведь ни из одной другой общественной церковной организации не вышло такое количество архиереев; несколько его членов прославлены в лике святых.
История создания и существования братства, как видится, проливает свет на некоторые обстоятельства мученического подвига воина Фёдора Келлера, святителя Камчатского Нестора (Анисимова) и преподобноисповедницы Софии Киевской — схиигумении Софии (Гринёвой), настоятельницы Свято-Покровского монастыря в Киеве в период до и после переворота 1918 года.
Незадолго до того, как в 1932 году начались массовые аресты тайного монашества в Ленинграде, в пригороде Киева — Ирпене были арестованы хозяйка дома Елена Дмитриевна Бабенко и находившаяся там схиигумения София (Гринёва). На допросе 16 октября 1931 года Елену Дмитриевну спрашивали, как в её доме могла проживать матушка София по чужим документам. Тайная монахиня, умудрённая благодатью, стремясь ничем не навредить матушке, отвечала: «С мая 1931 года София Гринёва проживала под чужим именем Марии Щегловой, документы которой остались у меня. Щеглова впоследствии умерла, и София Гринёва скрывалась под этой фамилией и по этим документам. За дом и лиц, проживающих в доме, ответственна по закону я, но я не видела преступления со стороны Гринёвой в том, что она проживает по чужим документам» (ЦГАООУ, ф. 263, оп. 1, д. 460, л. 23–25).
Полная трагизма и жертвенного служения Всевышнему история Александро-Невского братства завершилась в начале 1932 года. Его судьба была решена развёрнутой кампанией массовых арестов священнослужителей, и прежде всего монашествующих. Главный удар по ещё проживавшим в городе монахам органы ОГПУ нанесли в так называемую святую ночь с 17-го на 18-е февраля 1932 года. Следствие проводилось спешно, приговоры выносились, согласно документам, практически после одного допроса...
В это же время в Киеве по делу арестованной ранее в Ирпене близ Киева 13 октября 1931 года схиигумении Софии (Гринёвой) работники ГПУ приняли решение продлить срок рассмотрения. В конце июля 1932 года было составлено обвинительное заключение, в котором говорилось о ликвидации в Киеве в 1931 году контрреволюционной организации церковников и о том, что проживавшая в предместье Киева — Ирпене «бывшая игуменья» София Гринёва, скрывавшаяся по подложным документам под фамилией Марии Щегловой, имеет нелегальный монастырь с институтом монахинь и послушниц, которых она использует для систематического проведения контрреволюционной агитации среди населения.
В приговоре значилась админвысылка в Казахстан сроком на три года. Но уже в октябре 1932 года Особое совещание при коллегии ГПУ УССР, заслушав дело С. Е. Гринёвой, приняло решение, смягчающее наказание: «Из-под стражи освободить, лишив права проживания в 12 п. п. сроком на три года, считая срок с 14/X. 31 г. Дело сдать в архив». Матушка уехала на некоторое время в Путивль, а затем в Подмосковье. Известно, что игуменья София была пострижена в схиму — великий ангельский образ, но кто и когда совершил постриг, навсегда осталось тайной.
Вдохновителем братства до 1922 года являлся митрополит Вениамин (Федченков). Будучи ещё архимандритом во время Октябрьской революции в Москве, он стал свидетелем трагедии, разыгравшейся в ходе борьбы за Кремль между юнкерами и большевиками, как и святитель Камчатский Нестор (Анисимов), написавший тогда же о разрушениях Кремля брошюру. После занятия юнкерами Кремля, по воспоминаниям Владыки Вениамина, с одной из кремлёвских башен (вероятно, Троицкой) был открыт пулемётный огонь по юнкерам и пленным солдатам. Было много убитых и раненых, находившихся рядом с Троицкими воротами. Архимандрит Вениамин остался жив по счастливой случайности.
В марте 1918 года архимандрит Вениамин участвовал во Всеукраинском Церковном Соборе в Киеве, будучи избранным от Таврической епархии. Собор отверг идею автокефалии Православной Церкви на Украине.
Есть основания полагать, что совершить постриг воина Фёдора и его супруги Марии в монашеский чин мог святитель Камчатский Нестор (Анисимов). Вдохновителем же был архимандрит Вениамин. Внешне отличий от прежнего мирского облика, конечно же, не было (да и не могло быть после трагического переворота 1917 года и убийства Царской семьи).
Лучшая шашка Императорской армии
Граф Келлер в течение полутора лет командовал Александрийским полком, шефом которого была Государыня.
Шестого ноября 1906 года граф Фёдор Артурович был назначен командиром лейб-гвардии драгунского полка, но, по свидетельству очевидцев, «во всё последующее время связь его с Александрийским полком оставалась крепкой и сердечной. Он никогда не снимал полкового значка александрийцев».
В 1916 году Императрица писала Государю, что Фёдор Артурович говорил брату фрейлины А. А. Танеевой (Вырубовой) — ближайшей подруги Александры Фёдоровны: «…Он (Келлер) и Аня одинаково нам служат, каждый на своём месте, и потому он так её любит». Это не может быть истолковано иначе как чувство личной преданности графа, выходящей за рамки служебных обязанностей, отмечают биографы генерала Келлера. На наш взгляд, это служит доказательством принятия впоследствии монашества не только фрейлиной А. А. Танеевой, но и четой графов Келлер.
Фёдор Артурович был глубоко верующим христианином. И, вопреки отсутствию документальных свидетельств, он вряд ли мог оставаться лютеранином после вступления во второй брак с православной княжной Марией Александровной Мурузи, представительницей древнего фанариотского рода. Патриарх Тихон не мог благословить лютеранина, пускай даже прославленного военачальника, на священную борьбу с богоборческим большевизмом, прислав ему шейную иконочку Державной Божией Матери. Ведь, как известно, лютеране не почитают иконы Пресвятой Богородицы, в отличие от православных и католиков.
Однако в анкетах исключительно по традиции прусского рода Келлеров (равно как и рода принцев Ольденбургских) продолжал писать «лютеранин», считая вопрос вероисповедания сугубо личным. Причины этого сокрыты отчасти и в отважном характере самого Фёдора Артуровича, учитывая возникший с началом Великой войны антинемецкий психоз, когда оставаться лютеранином и носить немецкую фамилию было опасно, считалось чуть ли не предательством и изменой. В этом «грехе», как мы знаем, обвиняли настоятельницу Марфо-Мариинской обители милосердия Великую княгиню Елисавету Фёдоровну, преподобномученицу, и её сестру императрицу Александру Фёдоровну.
Исследователи считают, что ещё во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. «антинемецкие настроения, принимавшие в устах М. Д. Скобелева даже некоторый антидинастический оттенок, нашли в русской офицерской среде сочувствие и, по крайней мере, через посредство этой самой среды оказали определённое влияние на графа Ф. А. Келлера». Под командование легендарного генерала Скобелева юный граф Келлер попал, будучи вольноопределяющимся. Впоследствии, уже в Киеве, за несколько дней до мученической кончины, этот факт сыграет решающую роль: генерал Келлер, будучи уже в Михайловском монастыре, отвергнет попытки германцев спасти ему жизнь и взойдёт на Голгофу вслед за своим Государем. Возможно, что именно в те дни, находясь в обители, воин Фёдор Келлер принял монашеский постриг. Это обстоятельство объясняет нелогичное, на первый взгляд, поведение опытного боевого генерала, фактически добровольно отдавшего оружие своим убийцам… Ведь беспримерная отвага Фёдора Артуровича, лучшего командира Русской армии, удивляла многих современников, включая недругов.
Характерно описание Фёдора Артуровича во время одного из сражений: «Стройная, величественная фигура всадника <…> оставалась неподвижной, как бы окаменелой; взор впился в противоположный скат лощины, как будто отыскивал ту грань, на которой произойдёт встреча, где сейчас должна родиться победа и вместе с ней лучезарная слава… или… смерть! Другого решения быть не могло», — так, по словам очевидца, выглядел граф Келлер в первые минуты боя.
«Белая гвардия» Булгакова и генерал Келлер
Обратимся к роману Михаила Афанасьевича Булгакова «Белая гвардия», где, по мнению литературоведа Ярослава Тинченко, в образе полковника Феликса Най-Турса запечатлён граф Фёдор Келлер. Одним из ярких образов в романе является конный портрет государя Александра Благословенного: «На кровном аргамаке, крытом царским вальтрапом с вензелями, поднимая аргамака на дыбы, сияя улыбкой, в треуголке, заломленной с поля, с белым султаном, лысеватый и сверкающий Александр вылетал перед артиллеристами. Посылая им улыбку за улыбкой, исполненные коварного шарма, Александр взмахивал палашом и остриём его указывал юнкерам на бородинские полки. Клубочками ядер одевались Бородинские поля, и чёрной тучей штыков покрывалась даль на двухсаженном полотне.
—...ведь были ж… схватки боевые?!
Ослепительный Александр нёсся на небо, и оборванная кисея, скрывавшая его целый год, лежала валом у копыт его коня».
По мнению исследовательницы Лидии Яновской, портрета Александра Благословенного над вестибюлем Киевской императорской Александровской гимназии не было. И вообще не было в гимназии конного портрета государя Александра I. Согласно сохранившейся полной описи гимназического имущества, портрет Государя висел в актовом зале, в одном из простенков между окнами, в ряду других таких же портретов. Александр был рыжеват, с треуголкой в руке и, разумеется, пеший! «Этот портрет не реалия из воспоминаний детства. Это один из образов романа», — считает Лидия Яновская. На наш взгляд, конный портрет Государя является ещё и ярким не только эмоциональным дополнением образа генерала Келлера, одного из немногочисленных преданных монархии и своему Государю-страстотерпцу Николаю подданного — блистательного военного!
Конный портрет Государя в «Белой гвардии» является ещё и меткой, обозначившей место убийства генерала Келлера — подле конной статуи гетмана Богдана Хмельницкого. В 1930-х годах могила генерала Келлера и двоих верных адьютантов на кладбище Покровского монастыря, особенно дорогого сердцу коренных киевлян, была вскрыта и разграблена богоборцами…
Будучи родственником остававшимся верными государю князьям Барятинским, генерал Келлер выполнил свой долг и не нарушил присяги, данной Государю перед лицом Господа.
В книге воспоминаний князь Алексей Павлович Щербатов, профессор истории в США, задаётся вопросом о том, как могло случиться, что верные соратники Государя были выведены из штаба Верховного Главнокомандующего (Ставки), в частности, князь Анатолий Барятинский и граф Дмитрий Шереметев. Почему к командованию был допущен Александр Николаевич Граббе, ставший начальником конвоя вместо кн. Анатолия Владимировича Барятинского, генерал-майора свиты, героя японской войны, получившего Георгиевский крест, друга Государя с самого детства (дружили также их отцы)? С подобными людьми Николай II мог бы чувствовать себя защищённым, надеяться на серьёзную помощь, в то время как сделанные перестановки сыграли на руку лишь революции. Это происходило за его спиной и против него. Император — символ России. Ослабить его значило ослабить Россию…
В предсмертных дневниках Фёдор Артурович сделает запись о том, что его посетила в Михайловском Златоверхом, в заточении, племянница, но пометит её инициалами, не соответствующими реальному имени, очевидно, опасаясь за её безопасность. В своих воспоминаниях, записанных в Лондоне в 1923 году, племянница Фёдора Артуровича по мужу — княгиня Мария Сергеевна Барятинская, супруга генерала свиты князя Анатолия Владимировича Барятинского, подробно опишет события в Киеве в 1914–1918 годах, а также свою встречу с генералом Келлером в Михайловском монастыре накануне убийства воина-мученика, но ни словом не обмолвится о вдове генерала, оставшейся в СССР в монашеском чине, что позволит ей затеряться. Судьба Марии Александровны Келлер не известна.
