Большим потрясением для нас, «детей войны», было известие о болезни и смерти Сталина. Я хорошо помню впечатления тех дней. Сталин в нашем воображении был не просто великим человеком, а почти полубогом. Вероятно, в этом обожествлении вождя заявляла о себе врождённая потребность в религиозной вере. Размышляя по-детски, я даже в мыслях не мог допустить, например, что Сталин умрёт. Это было кощунством. Он парил над всем земным и смертным, над всем, профанирующим его величие. В школе мы с энтузиазмом заучивали стихи А. Суркова:
Шуршит по крышам снеговая крупка.
На Спасской башне полночь бьют часы.
Знакомая негаснущая трубка,
Чуть тронутые проседью усы.
Он наш корабль к победам вёл сквозь годы,
Для нашей славы временем храним.
И в эту ночь над картой все народы
В седом Кремле склонились вместе с ним.
На карте фронт узорной вязью вьётся.
И он, нацелясь в чёрные кружки,
Привычным, точным жестом полководца
Отодвигает к Западу флажки.
Он встал над фронтом, над Москвой, над нами,
Он руку к Западу простёр свою:
«Пусть осенит вас ленинское знамя,
Сыны мои, в решительном бою!»
Уже в первом правительственном сообщении о болезни Сталина детское сознание наше не могло смириться с унижением этого человека до простого смертного. Коробило содержание бюллетеней о состоянии его здоровья, которые передавались по радио и публиковались в печати. Шокировал детские души перечень сообщаемых лекарств, раздражало какое-то издевательское в сознании деревенских мальчишек словосочетание «Чейн-Стоксово дыхание». Оно звучало как неприличное ругательство. Не верилось, что Отец Народов, победитель фашистской чумы, может покинуть нас как простой смертный: боги, всем известно, не умирают.
Утром 6 марта (в пятницу) из правительственного сообщения стало известно, что 5 марта 1953 г. в 9 часов 50 минут вечера после тяжелой болезни Сталин скончался. В стране объявлялся четырёхдневный траур.
Уроки в этот день были отменены, и вся школа выстроилась вдоль длинного коридора на траурную линейку. Её вела, не сдерживая слёз, наш директор Ольга Николаевна Маслова. Вытирали слёзы учителя. На всю страну прозвучали тогда стихи Ольги Берггольц:
Обливается сердце кровью…
Наш любимый, наш дорогой!
Обхватив твоё изголовье,
Плачет Родина над тобой.
Взрослые плакали, плакали наши девчонки, но мы, мальчишки, до такого унижения упасть не могли. Интуитивно мы, вероятно, чувствовали, что о богах не плачут, что слёзы их унижают, низводят до смертных людей. Мы не плакали, но застыли в оцепенении. Нашими детскими душами овладели не жалость, не сострадание, а досада и недоумение. Мой друг Николай Смирнов написал стихи на смерть вождя. В них он говорил, конечно, о бессмертии Сталина, о нашей верности ему и грозил поджигателям войны суровыми карами.
Понедельник 9 марта по всей стране был объявлен нерабочим. Я ездил с утра на лыжах в соседнюю деревню Осиновик навестить деда с бабушкой. На обратном пути, в 12 часов дня, загудела фабрика на Красной Поляне, и донёсся приглушённый плач паровозов с Первушинской станции из-под Воронья. Страна хоронила своего вождя. Все понимали, что наступят перемены, но никто не знал – в какую сторону. Что с нами теперь будет? Боялись войны...
9 марта 1953 года тело Сталина после траурной церемонии было помещено в Мавзолей на Красной площади. Он стал называться «Мавзолей Ленина-Сталина».
Со смертью Сталина власть в нашей стране лишилась навсегда священного ореола. «Пришедшие на смену Сталину деятели стали судить о нём с позиции камердинеров, с позиции лакейской, – заметил Р.И. Косолапов. – У Гёте, кажется, было утверждение о том, что лакей никогда не думает высоко о своем господине. И все обличения Сталина – и прошлые и нынешние, проникнуты каким-то низменным духом подделывания под себя большой величины, которая умела мыслить намного лучше и принимать в расчёт гораздо большее число обстоятельств, чем это могут себе представить его критики. Культ этой личности, сотворённый её окружением и утверждавшийся повсеместно, сверху донизу, всеми звеньями управленческого аппарата, этим же окружением и аппаратом развенчивался. Иные влиятельные аппаратчики, немало нагрешив в прошлом против революционной и социалистической законности и морали, боясь наказания, принялись сваливать на покойного свои промахи и преступления и его “разоблачать”. Очевидно, для отдельных лиц это было удачным выгораживанием самих себя, для системы же в целом – медленным самоубийством».
И вот теперь, вслед за его смертью, наступило «холодное лето» 1953 года. Не только в природе, но и в общественной атмосфере воцарилось ненастье. Из приёмника «Родина» доносились тревожные вести о начавшемся в ГДР Берлинском восстании. Никакого сочувствия волнение немецких рабочих у нас не вызывало. Скорее мы возмущались тем, что снова подняла голову «проклятая немчура». 23 июня прозвучало сообщение об аресте Берии, которого объявили английским шпионом. В головах простых русских людей начиналась смута. Что-то основательно зашаталось тогда в Стране Советов.
В августе дожди поутихли, чаще стало выглядывать солнышко из-за посветлевших туч. Прозвучала на всю страну удивившая долгожданной правдой июльская речь Г. М. Маленкова о положении нашей деревни. А жила она как птица-подранок. Военное лихолетье и голод 1947 года вымотали её силы. В 1950 году вышел на экраны фильм «Кубанские казаки». В одночасье стала народной принятая всей Россией песня, начинавшаяся словами «Каким ты был…». Но одновременно фильм пробудил недоумение и тревогу. Где нашли такое богатое село, где набрели создатели этой картины на такую райскую сказку?
После этого фильма горько стало смотреть на нашу бесприютность и неухоженность, на покрытые соломой дома и скотные дворы, на раскатанные в грязь дороги, на печать убожества, лежавшую на всём. Там, в этом фильме, – роскошь праздничных столов, там – богатство и изобилие, а здесь – работающие «за палочки», обносившиеся колхозники, здесь – неподъёмные налоги с личных хозяйств и приусадебных участков. С 1917 года прошло более тридцати лет, а в нашем селе ведь так и не построили ни одного дома, ни одной школы и даже ни одного хозяйственного помещения!
Прослушав и прочитав речь Маленкова, с робкой надеждой вздохнула тогда обескровленная, оскоплённая деревня. Он предложил списать с колхозов недоимки прошлых лет. Он обещал увеличить в пять раз размер приусадебных участков и уменьшить в два раза налоги с них. Маленков стал самым популярным в деревне политиком: «Вот этот за нас!» Поползли слухи, что он племянник Ленина. Из уст в уста передавалось невиданно смелое по тем временам народное присловье: «Берия вышел из доверия! А товарищ Маленков надавал ему пинков».
Мы ещё и предположить не могли тогда, что через полтора года сам товарищ Маленков получит не менее внушительный «пинок» от Хрущёва. А потом полетят со съездов вырождающейся на глазах у народа партийной номенклатуры несчётные «пинки» внутри её направо, налево, вниз, вверх, пока не кончится эта вакханалия чудовищным предательством и полным разрушением страны.
А как откликнулась на смерть Сталина Русская Православная Церковь тех лет? До широких слоёв народа не дошла тогда речь Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия перед панихидой по Сталину в Патриаршем соборе в день его похорон 9 марта:
«Великого Вождя нашего народа, Иосифа Виссарионовича Сталина, не стало. Упразднилась сила великая, нравственная, общественная: сила, в которой народ наш ощущал собственную силу, которою он руководился в своих созидательных трудах и предприятиях, которою он утешался в течение многих лет. Нет области, куда бы не проникал глубокий взор великого Вождя. Люди науки изумлялись его глубокой научной осведомленности в самых разнообразных областях, его гениальным научным обобщениям; военные — его военному гению; люди самого различного труда неизменно получали от него мощную поддержку и ценные указания. Как человек гениальный, он в каждом деле открывал то, что было невидимо и недоступно для обыкновенного ума.
Об его напряженных заботах и подвигах во время Великой Отечественной войны, об его гениальном руководстве военными действиями, давшими нам победу над сильным врагом и вообще над фашизмом; об его многогранных необъятных повседневных трудах по управлению, по руководству государственными делами — пространно и убедительно говорили и в печати, и, особенно, при последнем прощании сегодня, в день его похорон, его ближайшие соработники. Его имя, как поборника мира во всем мире, и его славные деяния будут жить в веках.
Мы же, собравшись для молитвы о нем, не можем пройти молчанием его всегда благожелательного, участливого отношения к нашим церковным нуждам. Ни один вопрос, с которым бы мы к нему ни обращались, не был им отвергнут; он удовлетворял все наши просьбы. И много доброго и полезного, благодаря его высокому авторитету, сделано для нашей Церкви нашим Правительством.
Память о нем для нас незабвенна, и наша Русская Православная Церковь, оплакивая его уход от нас, провожает его в последний путь, "в путь всея земли", горячей молитвой.
В эти печальные для нас дни со всех сторон нашего Отечества от архиереев, духовенства и верующих, и из-за границы от Глав и представителей Церквей, как православных, так и инославных, я получаю множество телеграмм, в которых сообщается о молитвах о нем и выражается нам соболезнование по случаю этой печальной для нас утраты.
Мы молились о нем, когда пришла весть об его тяжкой болезни. И теперь, когда его не стало, мы молимся о мире его бессмертной души.
Вчера наша особая делегация в составе Высокопреосвященного митрополита Николая; представителя епископата, духовенства и верующих Сибири архиепископа Палладия; представителя епископата, духовенства и верующих Украины архиепископа Никона и протопресвитера о. Николая, возложила венок к его гробу и поклонилась от лица Русской Православной Церкви его дорогому праху.
Молитва, преисполненная любви христианской, доходит до Бога. Мы веруем, что и наша молитва о почившем будет услышана Господом. И нашему возлюбленному и незабвенному Иосифу Виссарионовичу мы молитвенно, с глубокой, горячей любовью возглашаем вечную память».
Юрий Владимирович Лебедев, профессор Костромского государственного университета, доктор филологических наук
