С общим посылом Анатолия Дмитриевича Степанова нельзя не согласиться. Однако есть в нём, на мой взгляд, несколько упущений (возможно, два основных). Первое: говоря о необходимости ревизии монархических идей и поиска некоего «общемонархического символа веры» и согласия об острых и спорных вопросах, он всё-таки явно подразумевает основой такого согласия «красную» версию монархизма. В которую, в частности, входит отодвигание на второй план религиозной основы монархии, отказ от понятия нераскаянного греха русского народа (и даже, более того, русского архипастырства), от признания довления клятвы и безблагодатности над русским народом, от утраты им полноты статуса и силы Удерживающего в виде христианской державы и в лице тáинственно помазанного Богом через Церковь самодержца, от соответствующей необходимости проповеди покаяния, от признания критической нужды русского народа в восстановлении православной монархии, а не лишь «приятного и полезного дополнения» к уже существующему порядку вещей в духовно и политически «возрождённой», «вставшей с колен», «грозной» России.
По иронии логики при таком подходе в нём смыкается одновременно лево-революционная и право-консервативная политико-идеологические позиции. Действительно: ведь в нём ни февральско-октябрьская революция не поколебала, не разорвала онтологические основы русского народа-богоносца и его многовековой священной державности, ни нынешнее положение дел не противоречит им и не требует каких-то коренных изменений, которые представляли бы рывок и своеобразный разрыв с определённой частью прошлого и настоящего. То есть, то, что составляет глубинную основу христианского покаяния, включающего метанойю – разительную и скачкообразную перемену образа мысли и вытекающих из него практических действий, жизни. Таким образом, монархическая идея здесь сливается с близкой Анатолию Степанову доктриной непрерывности истории – в частности, истории русского народа, хотя она логически требует переноса и на отдельную личность, и на весь человеческий род, для которых не может быть каких-то радикальных судьбоносных, сущностных перемен.
Чего не хватает в данной «красно-консервативной» версии монархической идеи для современной России, – так это Церкви, Православия. Ведь оценку и причин, и следствий крушений монархии в начале XX века, а также и верного отношения к её месту для современной России нужно было бы осуществлять именно с опорой на современное церковное Предание. А оно имеется и не бедное. Здесь же и проявляется концептуальное требование Анатолия Степанова относительно царя Петра I по формуле «какие же мы монархисты, если одних царей принимаем, а других нет»: ведь именно Петр I придал монархии абсолютистский характер, сдвинув глубоко на периферию Православное из известной триады. «Монархия по-над усе», «монарх всегда прав и его решения не могут причинить коренного зла державе» – так или иначе следуют из этой концепции.
Данная концепция, в свою очередь, некоторым образом пересекается с протестантской и исламской историософией и этикой: «всё происходит по воле Божьей: и доброе, и злое, когда и кого хочет – казнит, когда и кого хочет – милует». При этом утрачивается свобода человеческой воли (личной и народной) и ответственность за свободный волевой выбор.
Православной же формулой отношения к Петру I и всем царям вкупе, а также к истории в целом является формула, в которой, конечно же, принимаются все цари и вся история «без изъятий». Но только принятие это не означает уравнивание, признание равноценности и равноправности. И относится это не только к царям и историческим событиям и сущностям, но и, например, к церковным иерархам, иным предстоятелям: ведь Церковь отнюдь не уравнивает их, – одних прославляя во святых, канонизируя их учения, других предавая, вместе с их учениями, умалчиванию, а третьих даже осуждая и обличая. Всё должно получить свою взвешенную и нелицеприятную оценку – в свете правды Божьей, но не «национальной славы», «политической конъюнктуры» и из прочих приземлённых видов. А потому и в истории могут быть ещё какие прерывания, – которым, конечно, подлежит не вычёркиваться из исторической памяти народа и его мыслителей, но, напротив, подвергаться особо пристальному разбору.
Говоря о причинах кризиса монархического движения, к трём указанным причинам, пожалуй, нужно добавить ещё несколько более чем существенных: по крайней мере, три.
А. Политическая. Архитекторам постсоветской российской государственности (разумеется, неразрывно связанным с условной постраспадной ельцинско-собчаковской элитой) удалось купировать монархическое движение. Во-первых, смягчив либерально-рыночный режим и пойдя на компромиссное предоставление народным массам определённого пакета социальных благ (и, надо признать, не без определённого благоволения со стороны западных элит, в том числе международных кредиторов). Во-вторых, – элегантно растянув активную национал-патриотическую часть народа по разным политическим проектам – прежде всего, квазинационалистического (ЛДПР) и лево-патриотического (квазисталинистская КПРФ) толка.
В-третьих, – выдвинув партийно-надпартийного вождя (выдвиженца одной партии, но полностью одобряемого всеми), которому придан ореол всенародного просвещённого самодержца, которому информационно приписываются все государственные успехи и от которого так же отчуждаются все государственные неудачи. Наконец, в-четвёртых, – мягкой нейтрализацией (если не давлением, то выведением на периферию) наиболее ярких и волевых лиц с монархическим мировоззрением (ярким примером можно считать генерала Леонида Решетникова). Возможно, в какой-то мере, в-пятых, – созданием контролируемого монархического движения с чётко капиталистической идеологической надстройкой (Царьград, «Сыны монархии»), – заодно разводя его с патриотическим народничеством или той самой идеей «народной монархии».
Б. Духовно-нравственная. В условиях постсоветской реальности в атмосфере культурного либерализма, господства американской антикультуры, постоянного бега в колесе «общества свободной конкуренции» произошла духовно-нравственная дальнейшая деградация русского народа, снижение заботы об общем благе и деле, об Отечестве и его судьбах, снижение уровня чтения и глубины мышления, а в совокупности – ценностного сознания. Всё это не могло не снизить число приверженцев монархической идеи.
В. Религиозная. Здесь следует заметить, что упадок в монархическом движении после подъёма 1990-х сопровождался и упадком в церковной жизни после возрождения и подъёма 1990-х. Этому способствовала как указанная выше культурно-повседневная атмосфера в её духовно-нравственном плане, так и внутрицерковные причины. Во многом, вероятно, усиление либеральных подходов в миссионерстве, духовном образовании и воспитании (с усилением «православного гедонизма»), сопровождаемых притоком семинаристов из той самой либерально-«прогрессивной» культурной среды общества.
Особо же следует признать заметное снижение статуса монархической идеи в самой Русской Православной Церкви – в связи с личными взглядами нового патриарха, с ориентациями влиятельных в плане общей церковной политики лиц. С их стороны и в подведомственных им церковных учреждениях, соответствующих мероприятиях монархическая тема практически перестала даже звучать. В любом случае, совместить лояльность нынешней власти (и элите) и проповедь святоотеческого монархического учения, опираясь на наследие святых новейшего времени, усиления вкуса и жажды к отечественной истории и историософии, не удалось: монархическая тема была в церковной среде и деятельности (информационной, образовательной, научной) почти маргинализирована.
Но из этого никак не может следовать безнадёжность и тупиковость монархического движения на современном этапе российской истории! Как раз напротив: именно его своего рода дно может оказаться преддверием большого взлёта.
И здесь нужно отметить второе, как кажется, упущение в посыле Анатолия Дмитриевича. Ведь о судьбе русской монархии, русского народа в связи с монархическим вопросом существует множество церковных пророчеств – и достаточно согласных между собою! Конечно, у этих пророчеств разная степень достоверности, конечно, нужно с критической рассудительностью подходить к ним (особенно не вполне достоверным). Но ставить под сомнение сами пророчества о судьбах России и монархии в ней, ставить под сомнение само значение пророчеств как таковых, что фактически означало бы упрёк Бога в том, что он либо оставил русский народ без пророческой поддержки, либо затуманил её, превратил в загадочный ребус, – никак нельзя.
А пророчества эти весьма органично сочетаются с логикой происходящего на глазах. Да, русский народ вполне не осознал ни смысл канонического христианского учения о монархии, ни всю значимость исторического дара ему самой монархии, также и Церковь полноценно не объяснила ему за последние десятилетия эту значимость и не призвала хотя бы к умственному труду над восстановлением монархического сознания. Впрочем, вполне точно узнать нынешние монархические настроения в народе (особенно в свете происходящего), сам ход внутренней мысли глубинного народа как таковой – ныне весьма сложно, и сложнее даже, нежели в докомпьютерную эпоху.
И, однако, «того, кто хочет, Бог ведёт, а того, кто не хочет, тянет». Народная мудрость, – и она не о том, что Бог принуждает к раю, а о том, что если Он «отстанет», даже на время, то вскоре начнётся ад. Кто оспорит, что он уже отчасти начался для русского народа? Особенно малорусской его части, – если не повторять пропагандистские штампы о том, что украинцы – это не русские, а Украина – это не Россия!
Пусть нижеследующее прозвучит как личное восприятие. Но сложно поверить, что его с каждым днём не испытывает всё большее число людей.
Войну на Украине попустил Сам Господь, и её же ведёт: она не закончится, как бы этого не хотели правящие элиты всех участников этой войны. Эта война – уже на окончательную смерть или пробуждение русского народа (и это ясно видят западные элиты, решительно надеющиеся окончательно добить его в его и его государства текущем состоянии). Примерно тот же характер носит и нынешняя инородно-иноверная обвальная миграция: ведь очевидно, что она не может остановиться, прерваться, максимум – несколько замедляться. Ибо это в корне противоречит самой природе сложившейся системы, психологии элиты: надо просто признать, что для неё не существует ценности предотвращения от заселения России инородцами-иноверцами, тем более всеми силами. Она и не собирается сопротивляться этому потоку. И это – также под полным промыслительным управлением Господа.
Откроем Священное Писание: «Если же не будешь слушать гласа Господа Бога твоего и не будешь стараться исполнять все заповеди Его и постановления Его, которые я заповедую тебе сегодня, то придут на тебя все проклятия сии и постигнут тебя… С женою обручишься, и другой будет спать с нею; дом построишь, и не будешь жить в нем; виноградник насадишь, и не будешь пользоваться им. Вола твоего заколют в глазах твоих, и не будешь есть его; осла твоего уведут от тебя и не возвратят тебе; овцы твои отданы будут врагам твоим, и никто не защитит тебя. Сыновья твои и дочери твои будут отданы другому народу; глаза твои будут видеть и всякий день истаевать о них, и не будет силы в руках твоих. Плоды земли твоей и все труды твои будет есть народ, которого ты не знал; и ты будешь только притесняем и мучим во все дни. И сойдешь с ума от того, что будут видеть глаза твои» (Втор. 28:15, 30-34). Разве можно сказать, что на данный момент русский народ не заслуживает такого наказания?
Надо прямо признать, что так и не обратившаяся к Богу Русь ныне извне переживает всё из своего прошлого, и притом сразу: и новое «татаро-монгольское» нашествие, и новый «тевтонский поход», и всё это – в условия длящегося нового «хазарского ига». Если провалы либеральной (и даже нередко откровенно разрушительной) политики в экономике, образовании, культуре, борьбе с коррупцией, даже демографии народу можно было терпеть, как-то сживаясь с происходящим, убегая из общенародного пространства в «хату с краю», то от военной и мигрантской угрозы никуда не убежать! Можно это обозначить и с другой перспективы – правящей элиты: если имитировать (в том числе статистическими играми) успешное развитие экономики, образования, культуры, борьбы с коррупцией, выход из демографического кризиса можно и довольно долго и относительно безболезненно, то вот с имитацией военного противостояния и межнационального покоя что-то сделать едва ли возможно. А переход от производства симулякров к реальному созиданию и решению системных проблем изначально не был предусмотрен в «базовом коде» современной элиты. Налицо: ступор!
Господь как бы говорит русскому народу (и, прежде всего, Церкви): «Вот, вы думали, что монархическая идея – это какое-то досужее высокоумие, праздная историческая реконструкция, близкая к компьютерному квесту или киноэпопее. Но вот, убедитесь, что это – так же реально и насущно, как покупка хлеба в магазине! Не верите святым, ну – попробуйте сами своими силами что-то сделать, найти “философский камень” и волшебную формулу реформ. Не хотите размышлять и отрекаться от чужеродной либерально-демократической ереси, думаете, что само рассосётся и как-то устроится? Ещё немного и удастся договориться с цивилизованным мировым сообществом? Ну, хорошо, продолжим…». А без Царя-то выхода нет! Пока что русский народ, даже немалая часть русских православных патриотов не отдаёт себе отчёт в том, что ни на какие коренные и решительные перемены, которые необходимы уже для простого выживания России и притом срочно, нынешняя элита (или система) не способна даже без злого умысла, просто по своей природе. Чёлн не предназначен для пересечения океана.
Разумеется, нужно и теоретическое осмысление монархической идеи, в тонкостях и в применении к современным обстоятельствам, и просвещение этой идеей народа, а сугубо – полноценное прославление подвига святого Царя Николая II, разоблачение многоэтажной клеветы на него и его правление, которая по-прежнему живёт в умах подавляющего большинства русских людей (в том числе церковных). И всё это – с опорой, прежде всего, на церковное предание, а не эклектику в угождение всем идеологическим сегментам общества. В частности, практика показывает, что коммунисты (речь об искренних, а не подрядных), увы, неспособны критически осмысливать догматы своей идеологии и даже догмы (часто мифологические) своей историографии. Они не готовы обсуждать даже, например, идею православной социалистической (иначе – соборной) монархии: монархия в их символе веры – абсолютное зло (побеждённое «священной Октябрьской революцией»), хотя генсек КПСС (особенно же Сталин) имел реальную административную власть, даже превосходящую царскую.
Но всё-таки уже почти очевидно: ни Церковь, ни православная интеллигенция, ни сам народ с возрождением массового монархического сознания и движения не справились и своими силами уже не справятся. Это уже на наших глазах начал могущественно осуществлять непосредственно Господь.
Куницкий Дмитрий Валерьевич, православный публицист, Минск
