 Хамзатович Давлетшин.jpg)
В своей статье «А.С. Хомяков и его «патриотические» противники» (О некотором сходстве мыслителя-славянофила с пророком Иеремией), я писал о попытке травли великого русского мыслителя со стороны поэтессы графини Евдокии Растопчиной и ее единомышленников.
Я напомню, в чём суть конфликта. Во время Крымской войны 1853-56 гг. А. Хомяков написал стихотворение «России» («Тебя призвал на брань святую»). Стихотворение сие – вполне патриотического характера, и говорило об избрании Росси на подвиг заступничества за православных балканских братьев, но Растопчину оно возмутило, и она обвинила Хомякова в русофобии. Дело в том, что в этом стихотворении содержались такие строки:
В судах черна неправдой чёрной
И игом рабства клеймена;
Безбожной лести, лжи тлетворной,
И лени мёртвой и позорной,
И всякой мерзости полна!
В этих словах содержался призыв к отмене крепостного права и вообще устранение всякого угнетения и несправедливости, а никак не желание как-то очернить Россию. Но Растопчина обвинила Хомякова именно в антипатриотизме и даже русофобии. Я сильно подозреваю, что на самом деле она прекрасно поняла контекст этих слов, и ее неприязнь вызвана не только резкостью слов Хомякова, а тем, что поэтесса на самом деле была убежденной крепостницей, и очень не хотела освобождения крестьян.
Биографы поэтессы пишут о графине, что она была добра и оказывала помощь бедным. Но, как говорил один из героев Достоевского: «Широк человек, слишком широк, я бы его сузил». Евдокия Растопчина действительно была весьма своеобразной личностью, скажем так.
Некоторое подтверждение своему подозрению я нашел в примечаниях к поэме «Бродяга» Ивана Аксакова, соратника Хомякова, тоже славянофила. Там приводятся строки из упомянутой выше поэмы Растопчиной «Дом сумасшедших в 1858 году» о поэме Аксакова:
<Он> воспел Бродягу,
Ко святым его причел, –
Пусть дает, мол, всякий тягу,
Воцарится произвол!
В примечаниях дается ссылка – «Эпиграмма и сатира» (М.-Л., т. 2, 1932, с. 50-51). Эту ссылку я привожу нарочно, потому что в другом издании (Растопчина Е. Стихотворения. Проза. Письма. М.: Советская Россия, 1986), из которого я буду цитировать ниже, и которое есть в интернете, опубликованы почему-то отрывки из сатирической поэмы Растопчиной, и слова об Аксакове отсутствуют. Не исключаю, что издатель намеренно опубликовал отрывки, и вырезал слова об Аксакове, чтобы рабовладельческая идеология поэтессы не так в глаза бросалась.
Разумеется, такой отзыв об Аксакове несправедлив. Хотя Иван Сергеевич, как и прочие славянофилы, был противником крепостного права, и его поэма действительно исполнена сочувствием к герою поэмы, беглому крестьянину, никакого призыва к побегам в нем не содержалось. Но Растопчиной даже простое сочувствие к угнетённому показалось страшной крамолой.
В своей сатирической поэме она довольно злобно отозвалась о другом видном славянофиле, издателе «Русской беседы», Александре Кошелеве, который был одним из самых активных деятелей освобождения крестьян:
Кошелев – беседы русской
Корифей и коновод,
Революции французской
В недрах Руси скороход;
Славен мыслями чужими
И чужим добром богат,
Меж сеидами своими
Доморощенный Марат.
… Движим чувством новомодным,
Духом времени объят,
В бескорыстьи благородном
Волю дать рабам он рад:
С каждой девки непригожей
Пятьдесят рублей берет,
Но с хорошенькой... дороже,
Ровно вдвое он дерет.
Т. е., Растопчина объявляет Кошелева революционером и сравнивает его с небезызвесным Маратом. Хотя он, как славянофил, был убеждённым монархистом. Видно, поборников освобождения крестьян она приравнивала именно к французским революционерам. К слову, здесь Растопчина вовсе не оригинальна – кое-кто из власть предержащих относился к славянофилам именно так.
Особенно же мерзко здесь звучит совершенно бездоказательное обвинение Кошелева в том, что он якобы с хорошеньких крестьянок брал вдвое большую сумму выкупа за освобождение.
Но вернемся к Хомякову. С него, собственно и начинается галерея портретов «Дома сумасшедших...»:
Вот их вождь и председатель,
Вот святоша Хомяков,
Их певец, пророк, вещатель;
Вечно спорить он готов
Обо всем и без причины,
И, чтоб ум свой показать,
Он сумеет заедино
Pro и contra поддержать.
… Православья страж в народе,
Крепко держит он посты,
Много пишет о свободе,
Восстает на суеты.
Он о «мерзостях России»
Протрубил во все рога...
Говорят, рука витии
Для крестьян его строга?!!
Т.е., по словам поэтессы, Хомяков, горячий поборник освобождения крестьян, сам на самом деле являлся жестоким их эксплуататором?! Поверить в это весьма сложно, и даже невозможно. Нет никакого сомнения, что здесь мы сталкиваемся с самой обычной клеветой. Сама ли Растопчина ее запустила, или же стала всего лишь распространительницей, мне неведомо. На это не стоило бы даже обращать внимания, однако редакция сборника Растопчиной (уже в советское время год издания 1986) почему-то приняла это за чистую монету (как и подлейший отзыв о Кошелеве) и поместила в примечаниях к этим строкам поэмы следующее:
«Историк В. И. Семевский писал: “Положение крестьян Хомякова было значительно хуже, чем у большинства более крупных местных помещиков, хотя они и не думали кричать о мерзости крепостного права” (цит. по: Эпиграмма и сатира. Из истории литературной борьбы XIX века. М.-Л., 1932, т. II, с. 75)».
На чем, однако, основана эта цитата, неизвестно. Может быть, у Хомякова в его имениях (а он был крупный помещик) действительно возникли какие-то трудности вследствие ли неурожая или даже не вполне удачного хозяйствовании самого Хомякова? Мне об этом неизвестно, и составители сборника не сочли нужным распространяться. Но даже если это было бы так, каким образом это должно как-то принижать борьбу самого Хомякова за отмену крепостного права? А, может быть (или даже скорее всего), на самом деле мы имеем дело с чьей-то сознательной попыткой очернить великого русского православно-христианского мыслителя) и вместе с этим очернить и то дело, за которое он идейно боролся – освобождение крестьян? Не эти ли более крупные помещики, которые « и не думали кричать о мерзости крепостного права», стоят на самом деле за словами историка?
Этому я хочу противопоставить свидетельство еще одного видного мыслителя-славянофила, Юрия Федоровича Самарина, одного из самых замечательных деятелей крестьянской реформы, чей нравственный авторитет признавался даже его идейными противниками (западниками). Графиня Растопчина его тоже упоминает в своей сатирической поэме, и делает ему исключение:
Чья возвышенная дума,
Чье склоненное чело
Отличаются угрюмо
От других?..
Как занесло
В круг смешной и дикой дури
Европейский светлый ум?..
Как попал боярин Юрий
В этот мир и в этот шум?..
Видного славянофила графиня (сама вроде бы ярая патриотка России) удостаивает звания «европейский светлый ум». Такой отзыв Растопчиной об этом замечательном поборнике освобождения крестьян даже как будто опровергает мою мысль о том, что причиной неприязни к Хомякову является ее приверженность к крепостному праву. Впрочем, ее отзыв об Аксакове и Кошелеве перевешивает. Просто у Самарина, видимо, был какой-то особый дар. Ф.М. Достоевский в своем «Дневнике» сказал о нем: «Есть люди, заставляющие всех уважать себя, даже не согласных с их убеждениями».
Так вот, в своей статье «А.С. Хомяков и крестьянский вопрос» Самарин пишет о статьях русского мыслителя по крестьянскому вопросу, о его идеях по этому поводу, и к этому присовокупляет:
«Остается сказать несколько слов о практической стороне деятельности А.С. Хомякова как помещика, владельца нескольких населенных имений в разных губерниях. Сколько мне известно, он начал управлять ими сам в ранней молодости и с первого шага поставил себя в прямые, непосредственные отношения к своим крестьянам. Он часто созывал мирские сходки, выслушивал все требования и жалобы, делал все свои распоряжения гласно и открыто и никогда не прятался за личность своих поверенных, как делают это многие добрые помещики, которые сознают всю тягость крепостных отношений и не решаются принять на себя ответственность за порядок вещей, которым сами пользуются. За несколько лет до выхода Высочайших рескриптов он приступил к исполнению давнишней своей мысли отменить в своих имениях барщину и перевести крестьян на оброк. Он взялся за это дело не вдруг и не сгоряча, не под влиянием досады на хлопоты и неприятности, сопряженные с отбыванием барщины; но обдумав зрело все последствия и не скрывая от себя трудностей, которые он должен был встретить. Ему хотелось, во-первых, чтобы новый, задуманный им порядок, осуществился не в силу помещичьего полноправия, а по обоюдному соглашению с крестьянами, и, во-вторых, чтоб этот порядок оправдался в своих последствиях не как милость, на которую нет ни образца, ни меры, а как верный расчет, выгодный для крестьян и вовсе не разорительный для владельца. Переговоры его с крестьянами в имении, с которого он начал, продолжались довольно долго; каждый пункт предложенных им условий обсуждался на сходках, и некоторые из них были изменены по требованию крестьян; по окончательном утверждении всех статей положено было, в случае споров и недоразумений, обращаться к третейскому разбирательству. Через два года крестьяне другой деревни, принадлежащей Хомякову, сами при мне приходили просить его, чтоб он и их перевел на то же положение, и, если я не ошибаюсь, теперь уже во всех или почти во всех имениях его барщина заменена оброком… В числе немногих, собравшихся в Даниловом монастыре в день похорон, Вы, конечно, заметили крестьянина в дубленом тулупе, который не спускал глаз с заколоченного гроба и обливался горючими слезами. Эти слезы красноречивее всякого надгробного слова» [Самарин Ю. Ф. А.С. Хомяков и крестьянский вопрос].
Думаю, этого свидетельства вполне достаточно, чтобы понять, что не только злобная сатира Растопчиной является клеветой на великого мыслителя, но и утверждение историка Василевского является отзвуком чьей-то клеветы. Понимаю, что Алексей Степанович вовсе не нуждается в моей апологии, но уж сильно зацепила меня эта клевета. Вообще, как я уже писал ранее, славянофилы сыграли выдающуюся роль в освобождении крестьян от крепостного ига, и уже по одному этому заслуживают того, чтобы их идейное наследие изучалось в наших вузах.
Тимур (Сергий) Хамзатович Давлетшин, православный публицист
