Справедливость как воля Божия

Автор продолжает исследовать справедливость, о которой он писал в ряде предыдущих статей.

I. Сколько денег нужно человеку? А действительно, сколько? Люди попроще скажут: «чем больше, тем лучше». Но православных такой ответ не устроит. Они ответят более мудро: «все в руках Божиих. И поэтому сколько Он дает, тем и нужно удовлетвориться». Тем более в Писании есть цитата, христианам хорошо известная:

Доброе и худое, жизнь и смерть, бедность и богатство – от Господа (Сир. 11:14).

Кажется, тут и возразить нечего. Но, казалось бы, такой ясный вопрос неожиданно взрывает высказывание, св. Иоанна Златоуста: «может ли быть злом бедность и богатство, если "богатство и нищета от Господа" (Сир.11,14)? почему же так сказано? это было сказано в Ветхом завете, когда богатство считалось весьма важным, а бедность была презираема, одно было проклятием, а другое - благословением. А теперь не так» /XII:160/.

«Не так» – это в Новом Завете, после прихода Христа. Это значит, что слову Ветхого Завета надо верить с разбором – многие просто отражают ментальность людей того времени. А как же теперь, в Новом Завете? Об этом Златоуст говорит непрестанно. И прежде всего он объясняет, что в вопросе богатства и бедности волю Божию сплошь и рядом нарушает воля человека, которую Господь уважает, но которая, в то же время, повреждена первородным грехом и уязвима для темных, бесовских сил:

«Откуда же, скажешь, богатые? Ведь сказано: "богатство и нищета от Господа" (Сир. 11:14). Но спросим возражающих нам: всякое ли богатство и всякая ли бедность от Господа? Кто может сказать это? Мы видим, что многие собирают великое богатство хищением, гробокопательством, чародейством и другими подобными способами, И, владея им, даже недостойны жизни. Что же, отвечай мне, можно ли сказать, что это богатство от Бога? Нет. Откуда же? От греха» /X:350/.

«Как же скажешь, богатеют злые люди? Как неправедные, преступные, хищники, лихоимцы. Не Бог дарует им это, - нет. Но как же Бог попускает? Как попускал некогда и богачу, соблюдая его для большего наказания» /VIII:288/.

В том-то и дело, что, падший человек, как бешеный, стремится умножать и умножать свое состояние. Иоанн Златоуст об этом говорит куда ярче: «О сребролюбие! Все свелось к деньгам, - потому и перепуталось! Ублажает ли кто кого, помнит деньги; называют ли несчастным, причина опять в них же. Вот о том только и говорят, кто богат, кто беден. В военную ли службу кто имеет намерение поступить, в брак ли кто вступить желает, за искусство ли какое хочет приняться, или другое что предпринимает, - не прежде поступает к исполнению своего намерения, пока не уверится, что это принесет ему великую прибыль» /VII:885-886/.

«В том-то и беда, что зло увеличилось до такой степени, что (добродетель нестяжания) стала, по-видимому, невозможной, - и что даже не верится, чтобы кто-нибудь ей следовал» /VIII:441/.

«Этот недуг (хищение и любостяжание – Н.С.) объял всю вселенную, обладает душами всех, - и, поистине, велика сила мамоны!» /VIII:509/.

«До каких пор будем мы любить деньги? Я не перестану вопиять против них, потому что они причиной всех зол. Когда же мы насытим эту ненасытимую страсть? Что привлекательного имеет в себе золото? Я прихожу в изумление от этого (...) Откуда вошел этот недуг во вселенную? Кто может совершенно искоренить его? Какое слово может поразить и совершенно убить этого лютого зверя? Страсть эта внедрилась в сердца даже таких людей, которые по-видимому благочестивы» /XI:560/.

Но ведь, с другой стороны, ясно, что Бог предназначил вещи для человека, чтобы тот использовал их. И бедность вовсе не то, чего для человека хочет Бог. Разумеется, Златоуст это прекрасно понимает: «Бедность действительно есть бедствие; это знают испытавшие ее; никакое слово не может изобразить всей скорби, какую терпят живущие в нищете» /I:792/; «невольная бедность хуже разженной печи и зверей» /VII:815/.

Человеку кажется, что чем больше богатства, тем лучше. В частности, такую философию исповедуют все наши предприниматели, так всех заставляет думать наш капитализм. Но святые отцы думают иначе: страсть к богатству очень опасна. Прежде всего, она убивает душу: «Оно (богатство - Н.С.) душу делает гнусною, - а что бесчестнее этого?» /XI:415/.

На Мф.6,19-21 (не собирайте себе сокровищ на земле): «немалый для тебя вред будет заключаться в том, что ты будешь прилеплен к земному, будешь рабом вместо свободного, отпадешь от небесного, не в состоянии будешь помыслить о горнем, а только о деньгах, о процентах, о долгах, о прибытках и о гнусных корчемствах. Что может быть бедственнее этого? Такой человек впадает в рабство, более тяжкое, чем рабство всякого раба, и что всего гибельнее, произвольно отвергает благородство и свободу, свойственную всякому человеку. Сколько ни беседуй с тобою, имея ум пригвожденный к богатству, ты не можешь услышать ничего полезного для себя. /VII:236/.

«Страсть (любовь к богатству) разоряла многие дома, воздвигала жестокие войны и заставляла прекращать жизнь насильственной смертью. Да еще и прежде этих бедствий она помрачает добрые качества души и делает человека малодушным, слабым, дерзким, обманщиком, клеветником, хищником, лихоимцем и вообще имеющим в себе все низкие качества» /VII:648/.

«Находящийся только во мраке при появлении солнца освобождается от тьмы; лишенный же зрения даже и при появлении солнца не видит. То же самое претерпевают и богатые. Даже и тогда, когда Солнце правды осиявает и наставляет их, они не чувствуют, ибо богатство ослепило их очи» /VII:240/.

Богатство вредит не только себе самому, но и другим, ибо оно умаляет любовь: «Вот почему и признаком учеников Своих Он поставил любовь, потому что тот, кто любит, необходимо печется о благосостоянии любимого лица» /VII:781/.

«Хотите ли, я скажу причину такого бесчеловечия? Эти люди любостяжанием наживают имение и оттого скупы на милостыню. Кто привык так употреблять, тот не умеет издерживать. Как, в самом деле, тому, кто привык к хищничеству, расположить себя к противному? Как будет давать другому свое, кто берет чужое?» /VIII:518/.

Избежать пленения души богатством действительно трудно, ибо лукавый нашел сильно действующее средство – т.н. «петлю Златоуста». Суть ее в том, что богатство разжигает страсть любостяжания, а оно, в свою очередь, требует еще больше богатства, которое еще больше распаляет любостяжание и т.д.

«Итак, кто презирает богатство, тот только и подавляет в себе страсть к нему; напротив, кто желает обогатиться и умножить свое имение, тот еще более воспламеняет ее, и никогда не в силах подавить» /VII:647/.

«Летать, скажешь, невозможно. Но еще более невозможно положить предел страсти любостяжания; легче для людей летать, нежели умножением богатства прекратить страсть к нему» /VII:648/.

«Разве вы не знаете, что чем больше кто имеет, тем большего желает?» /XII:26/.

«Ничто так не возбуждает страсти к богатству, как обладание им» /XI:870/.

Важно указать, что «петлю Златоуста» ничто не ограничивает – ни государство, ни даже внутренние запреты. По сути дела сребролюбию в нашем мире дается добро на бесконечное умножение, что ведет к страшным результатам, как личным, так и социальным.

II. Но каким же образом сребролюбие побеждает в историческом процессе? Дело оказывается в генезисе собственности. Вот целый ряд святоотеческих высказываний о «золотом веке».

Златоуст однажды замечает: «но в начале не было золота, и никто не любил золота» /VIII:441/. Другие святые отцы тему исторического возникновения собственности развивают более подробно.

Лактанций (III-IV в.), латинянин, всегда остро реагирующий на попрание справедливости, пишет: «Любостяжание есть источник всех зол: оно происходит от презрения к истинному величию Божию. Люди, обилующие в чем-либо, не только перестали уделять другим избытки свои, начали присваивать и похищать себе чужое, будучи влекомы к тому собственною корыстью. То, что прежде было в общем употреблении у всех людей, начало скопляться часто в домах у немногих. Чтобы других подвергнуть своему рабству, люди стали собирать себе в одни руки первые потребности жизни и беречь их тщательно, дабы небесные дары сделать своею собственностью, не для того, чтобы уделять их ближнему из человеколюбия, которого в них не было, но чтобы удовлетворять единственно своему любостяжанию и корысти. После того, составили они себе самые несправедливые законы под личиною мнимого правосудия, посредством которых защитили против силы народа свое хищничество».

Василий Великий: «…таковы точно и богатые. Захватив всем общее, обращают в свою собственность, потому что овладели сим прежде других».

Интересно, что ту же мысль высказывает и святитель Григорий Богослов – поэт, который, казалось бы, далек от экономических проблем: «По крайней мере представили бы они (богатые – Н.С.), что бедность и богатство, свободное, в обыкновенном смысле понимаемое, состояние… в последствии времени появились в роде человеческом и, как некоторые недуги, вторглись вместе с неправдою, которая и изобрела их. Сначала же было не так… Свобода и богатство (раньше – Н.С.) заключались единственно в соблюдении заповеди; а истинная бедность и рабство – в преступлении оной; но с того времени, как появились зависть и раздоры,.. с того времени расторглось родство между людьми, отчуждение их друг от друга выразилось в различных наименованиях званий и любостяжании, призвав и закон на помощь своей власти, заставило позабыть о благородстве естества человеческого – ты же смотри на первоначальное равенство прав, а не на последовавшее разделение; не на законы властителя, а на законы Создателя».

То же утверждает Амвросий Медиоланский:

«Затем они полагали форму справедливости в том, чтобы каждый относился к тому, что общее, т.е. общественное, как к общественному, а к тому, что частное, как к своему. Но и это не согласно с природой. Ибо природа дала все всем сообща. Бог велел всему родиться так, чтобы быть общей всем пищей, и чтобы земля была, так сказать, общим владением всех. Значит природа создала общее право, захват (usurpatio) – частное».

Таким образом, мнение святых отцов совершенно ясно: право собственности не есть «естественное право». Оно является следствием страсти любостяжания. Хищничество, корысть – первичны; а право собственности вводилось, чтобы легализовать захваченное и силою закона защитить «против силы народа свое хищничество». Вот подлинно христианская оценка частной собственности.

Разумеется, представленный обзор святоотеческих высказываний очень краток и далеко неполон. Но в результате мы приходим к двум простым выводам.

– Воля человеческая, как правило, стремится к бесконечному умножению имения.

– Воля Божия иная – она не приемлет ни нищенской бедности, ни избыточного богатства; иначе говоря, она предлагает человеку некие спасительные рамки, ограничивая имение и снизу и сверху. Особенно важно ограничение сверху, поскольку оно ставит барьер грешной воле человека иметь как можно больше.

III. Вернемся к мысли, что и недостаток и избыток имения вредят человеку и потому не благословляются Господом. Так где же тот оптимум, какова та воля Божия об имуществе, которую нам необходимо исполнить для спасения? Как ее понять и более точно охарактеризовать?

Ответ на этот вопрос, может быть, будет для многих православных неожиданным. Дело в том, что материальное положение каждого человека в огромной степени зависит от состояния общества, в котором он живет. С одной стороны, в социуме как правило царит несправедливость – люди теми или иными способами присваивают себе материальные блага, отнимая их у других. А с другой стороны, имеет место разный материальный уровень общества в целом, благодаря чему вещи. кажущиеся в одном обществе большой ценностью, являются повседневностью в другом. Поэтому воля Господа в имущественном вопросе социальна, она учитывает взаимоотношения между людьми. Суть в том, что Господь учреждает и поддерживает принцип, по которому должны распределяться имущества. Что это за принцип?

Сразу скажем, что таким принципом является справедливость. Господь хочет, чтобы имения распределялись по справедливости. Суть справедливости в том, что у Бога нет любимчиков – Он отдает должное каждому, ставя человека на место, соответствующее его достоинству. Бог желает в мире установления абсолютной справедливости, которая, точнейшим образом, без «уравниловки», учитывает нужды каждой индивидуальной души. Но другое дело, что это воля Божия сплошь и рядом не исполняется – большинство, как мы выяснили, стремится не к установлению справедливости, а к беспредельному умножению своего имения. А если даже люди и хотят справедливости, то они понимают ее по-своему, более узко, чем Бог (например, справедливость чисто по труду). Но даже и такая справедливость, с недочетами, являет высший тип общества, ибо приближает устройство общества к Божественной воле. Понимание справедливости как воли Божией является одной из важнейших положений евангельской социальной заповеди.

Надо еще раз подчеркнуть особенность справедливости. Она в том, что Господь имеет попечение не о каждом человеке индивидуально, а о социуме, о котором Он промышляет ничуть не меньше, чем об отдельном человеке. Ибо для судеб людей социальные явления, как влияющие на многие миллионы, оказываются кардинально важными.

Но пока еще справедливость как воля Божия богословами не понята. В нашем богословии справедливость не жалуют, рассматривая ее как нижнюю границу любви, отделяющей сферу любви от ненависти. Любовь всегда выше справедливости. Некоторые священники даже сводят справедливость к зависти – мол, нечего заглядываться на чужую собственность. Думается, что здесь продемонстрировано застарелое неумение наших богословов мыслить социумом, его достоинствами и грехами. Ибо в справедливости Бог как раз дарует людям необычайно ценный дар, но дает его на социальном уровне, всему обществу. Справедливость и реализует правду Божию, о которой много раз упоминается в Евангелии (кстати, «правда» и «справедливость» там обозначаются одним и тем же греческим словом «дикеосинэ»). Но в Боге Правда и Любовь совпадают. Это означает, что справедливость и есть любовь Божия на социальном уровне. Более того, справедливое Божие распределение есть любовь в ее предельном выражении – иное, не вполне справедливое распределение будет содержать меньше любви, поскольку будет нарушать высшую правду Божию.

Люди давно ощущают важность справедливости для своей жизни. Еще Достоевский писал «Высшая и самая характерная черта нашего народа – это чувство справедливости и жажда ее». Достоевский совершенно прав – ведь в России наш народ, уставший от воровства и бесправия, особенно ценит справедливость и жаждет ее осуществления.

Значимость справедливости как Божьего дара трудно переоценить, справедливое общество обладает многими уникальными достоинствами. Например, в нем нет олигархов – их существование противоречит самому принципу справедливости. Еще в справедливом обществе, по определению справедливости, исключена коррупция. Напротив, несправедливое общество несет в себе тяжелые грехи неравенства, воровства и взяточничества, уродующие как общество в целом, так и души его членов.

Одним из исключительных преимуществ справедливого общества является его единство. Такое общество имеет крепкие, солидарные социальны связи, ибо в справедливом обществе менее всего внутренних нестроений. Такое общество непросто разрушить ни внешним. Ни внутренним врагам, оно способно преодолевать трудности и двигаться дальше по земной истории. Для России, попавшей в кольцо врагов, единение народа является задачей номер один.

IV. Но вот что интересно – мы уже жили в условиях справедливости. Не так давно – лет 40 назад. В СССР. И действительно в 1967 г. дециль (отношение доходов 1/10 наиболее богатых к 1/10 наиболее бедных) был равен 2.7, что гораздо меньше, чем в любой капиталистической стране. По сути дела, мы добились, что не было ни богатых, ни бедных. Справедливость, пусть и неидеальная, тогда реально существовала.

Кстати, поражает удивительное единение и сплоченность советского народа. Это он доказал, победив в страшной, чудовищно тяжелой войне, равной которой не было в истории, а может быть и не будет. Победило именно единство народа, как бы ненавистники СССР не изгалялись, стараясь умалить этот великий подвиг.

И самое уникальное, что все это было достигнуто (вот ужас-то!) запретом частной собственности на средства производства. Той самой собственности, причины возникновения которой были так ясно описаны святыми отцами (см. п II). Даже складывается впечатление, что они писали не только о прошедшем, но и пророчествовали о будущем уничтожении СССР. Тут «золотой век» – времена советской власти, а последующий захват собственности – действия разрушителей СССР и сказочно разбогатевших на присвоении госсобственности «прихватизаторов».

Вопли против СССР в основном обусловлены как раз запретом на частный бизнес. Вот уж точно, Ленин со Сталиным «покусились на самое святое» (как говорится в одном известном фильме) – на приносящую прибыль собственность. И потому в наших СМИ, в том числе и на форуме РНЛ, слышится бесконечный скулеж наших мамонопоклонников, которые не могут с этим примириться. И тем не менее, несмотря на отмену этой единственной, как кажется многим, пружины экономического прогресса, в СССР выросла мощная экономика, занимавшая в мировом рейтинге второе место (после США). И это была экономика хорошо продуманная, автаркическая, которую не получалось поставить на колени.

Да, у нас в СССР была закрыта дорога к обогащению через частный бизнес и соответственно – на возникновение олигархата. И Слава Богу! Тем самым, как это ни парадоксально, произошел возврат к святоотеческим нормам в имущественном вопросе. Именно так! Конечно, эта мера не уничтожала сребролюбие на корню, но она обессмысливала стремление к бесконечному умножению имений, т.е. ставила сребролюбию действенный заслон. «Петля Златоуста» была уничтожена в принципе. И недаром многие говорят о тех временах, как подспудно христианских, несмотря на очевидные факты притеснения веры во Христа.

И более того, если внимательно присмотреться к паре православие и социализм, то мы увидим следующее. Социализм отрицает принцип «человек изо всех сил должен стремится к деньгам» и вводит ограниченное сверху распределение благ. Но такова же, как выясняется, воля Божия. Социализм поставил заслон любостяжанию, ограничив личный бизнес. Но и православие не приемлет любостяжание. Социализм отрицает капитализм как способ существования. Но и заповеди христианства, основанные на любви к ближнему, совершенно противоречат капитализму. По сути дела православие и капитализм несовместимы. Наконец, социализм провозглашает своим основным принципом справедливость. Но, как мы пытались показать в п.III настоящей статьи, именно справедливость является подлинной волей Божией. Таким образом, возникает парадоксальное, но устойчивое впечатление, что социализм и православие не только совместимы, но и обнаруживают глубокое идейное родство. Именно поэтому и возник термин «православный социализм».

Сейчас России нужно продолжение прежнего, проверенного в советское время курса – социализм с государственной собственностью на средства производства, с плановой экономикой, с монополией на внешнюю торговлю, без всяких новшеств неоваучеризации, вроде «солидарной экономики» В. Лепехина.

V. Но увы, сегодня Россия по-прежнему движется иным путем – путем капитализма. Может быть, на волне патриотизма будут исправлены вопиющие уродства (скажем, подправлено законодательство о мигрантах), но в целом все останется, как и было. Ох, боюсь, что России на этом пути предстоит испытать еще много, много бед. Самое печальное, что он игнорирует волю Божию относительно имущественной сферы, и в частности, справедливость. Это необходимо исправить прежде всего.

Николай Владимирович Сомин, кандидат физико-математических наук, бакалавр теологии, православный публицист