Плач сердца

В издательстве «Царское дело» вышла новая книга митрополита Иоанна (Снычева) «Плач сердца. Дневниковые записи архипастыря». Книга подготовлена на основании уникальных архивных материалов, ранее не публиковавшихся, и охватывает продолжительный период с 1961 по 1987 годы и является важнейшим свидетельством жизни Русской Православной Церкви в это непростое время.

Дневниковые записи митрополита Иоанна (Снычева) обширны и многогранны. Тысячи страниц строка за строкой Владыка фиксировал события дня: в каком епархиальном храме он служил, как прошла служба, как пел хор, как служило священство, кто и с какими вопросами приходил на прием… И в каждую такую запись Владыка вкладывал частицу своего сердца. Оно, и без того физически больное, глубоко страдало от бед и напастей, которые беспрестанно обрушивались на архипастыря и от своих, и от чужих.

Чужой, увы, была власть. Она диктовала священнослужителям, что им нужно делать, какие судьбоносные — самоубийственные! — решения принимать, кого рукополагать, кого лишить сана или места, кого (и только кого) избрать Патриархом… Такому положению церковных дел особо способствовали навязанные Хрущевым в 1961 году решения Архиерейского Собора, узаконившего так называемую «приходскую реформу» — одну из ключевых антицерковных кампаний, коренным образом изменившую вековые принципы приходского управления.

Будучи архипастырем, владыка Иоанн глубоко переживал за такое давление на Церковь и очень надеялся, что следующий Собор отменит антиканоническую реформу. Этими мыслями он делился с архиепископом Ермогеном (Голубевым) еще летом 1964 года, и его собеседник был полностью с ним согласен. Нужен такой Собор,— говорил владыка Ермоген, — «на котором можно было бы всем иерархам высказать свое мнение. А то ведь вы сами понимаете, какой был у нас Собор 1961 года. Это не Собор. Вред его ощутим до сего дня. Ведь это похоже на то, если бы я спал, а меня ночью разбудили и сказали бы: “Подпишись вот здесь”. Вот так точно и наш Собор проходил в 1961 году. Никаких возражений. Возразишь — получишь увольнение. Ну разве это справедливо?»

Казалось, что такая возможность — исправить положение Церкви — появилась после кончины 17 апреля 1970 года Патриарха Алексия I. На протяжении многих страниц владыка Иоанн обдумывал, какие вопросы, начиная с процедуры избрания Патриарха, поднимет предстоящий Поместный Собор, и какие будут приняты решения.

«Меня очень волнует вопрос предстоящего Поместного Собора, — записывал он, например, 3 декабря 1970 года. — Собственно, не столько сам Собор, сколько отношение членов Собора к постановлениям Поместного Всероссийского Собора 1917–1918 гг. Обойдут ли они постановление этого Собора об избрании Патриарха? Вообще мне почему-то хочется поставить на предстоящем Соборе вопрос об отношении нашем к постановлениям Поместных Соборов: как должно их воспринимать и имеют ли они церковно-законодательную силу для Поместной Церкви? Вопрос этот очень важный. И если бы его действительно решить положительно, то избрание Патриарха совершилось бы в соответствии с постановлением об этом Поместного Собора 1917–18 гг., в силу которого избираются сначала три или два кандидата, а затем происходит выбор тайным голосованием…».

Тема предстоящего Собора постоянно всплывала в беседах владыки Иоанна с митрополитом Алексием (Ридигером), в то время управляющим делами Московской Патриархии.

«Владыка Алексий был у себя в кабинете, — записывал владыка Иоанн 23 декабря 1970 года. — “Как ведется у вас подготовка к Собору?.. — спросил я его. — Меня все-таки интересует вопрос, какой способ избрания будет применен на Соборе”. Владыка подумал и сказал: ”Очевидно, открытое голосование”. “И за одного кандидата?” — “Вероятно, да…” “Теперь второе дело… Каково должно быть отношение иерархии к постановлениям Поместных Соборов той или иной Церкви? Должны ли соблюдаться эти постановления иерархами или же нет? Если нет, то тогда мы лишаем законодательной силы вообще Поместные Соборы и особенно Соборы древней Церкви. Если же необходимо соблюдать, то тогда почему мы отступаем от постановлений нашего Поместного Собора 1917–1918 гг. в способе избрания Патриарха?” — “А разве там что-то сказано об этом?” — “Да, сказано, и очень ясно. Да Вы и сами читали, наверное об этом”. — “Да, конечно, читал”.

Разговор наш на этом прервался. Я понял, что и владыка Алексий связан узами внешних так же, как и я. В условиях современного отношения государства к Церкви трудно что-либо решить самостоятельно и свободно даже в таком вопросе, как избрание Патриарха путем тайного голосования».

31 марта 1971 года: «Днем звонил мне из Москвы управделами митрополит Алексий [Ридигер]. Сообщил он мне о том, что 23 архиерея уже прислали свои предложения в Комиссию. Они предлагают избрать только одного кандидата в Патриархи, и именно Патриаршего Местоблюстителя. В числе этих архиереев в первых рядах стоят все члены Синода. Словом, торопятся опередить события и не дать возможности кому-либо высказать свое мнение по поводу избрания Патриарха на Соборе.

Сообщил он также, что от архиереев, духовенства и мирян поступили предложения пересмотреть постановления Архиерейского Собора 1961 года и предоставить возможность клирикам быть избираемыми в члены двадцатки. Комиссия все эти предложения рассмотрела и, конечно, заявила, что по “точному” толкованию постановления гражданского законодательства о культах 1929 года клирики не могут избираться в члены двадцатки прихода, и постановление Собора 1961 года пересматриваться не будет.

Какая печальная картина! Сами себя рубим и черное признаем белым. Ясно понимаем, что настоящее положение в приходах (господство исполнительного органа над духовенством) ненормальное, а изменить это не можем, потому что это угодно власти. Что же будет рассматривать Собор? Мне кажется, ничего. Ограничатся избранием Патриарха и декларацией о мире всего мира».

10 апреля 1971 года: «Служил позднюю литургию. Милость Божия покрыла мои недостатки и сподобила вкусить Божественной благости. Так ясно представлялась мне картина воскрешения Лазаря Христом Спасителем, что казалось, я сам присутствую при этом событии и вижу, как совершается победа жизни над смертью. Весь день душа радовалась о Боге, а к вечеру смутилась она, бедная, от присланного из Патриархии постановления и мнений Предсоборной Комиссии.

Комиссия пишет: П.2. “В адрес Предсоборной Комиссии поступает множество аргументированных писем от преосвященных архипастырей, рядовых клириков, исполнительных органов и верующих различных епархий нашего Отечества с выражением поддержки решений Архиерейского Собора 1961 года и предложением утверждения этих решений на Поместном Соборе 1971 года. Аналогичные предложения по данным вопросам продолжают поступать” (заседание от 24 марта, а сообщение о заседании Комиссии от 2 апреля 1971 года, № 306).

Какая ложь в устах отцов Предсоборной Комиссии! Не могу никак с этим мириться. Душа возмущена до предела. Тысячи писем получает Комиссия от духовенства и мирян против решений Архиерейского Собора 1961 года. А Комиссия вопиет об обратном. Подлость, отцы! Подлость и водительство не духом Божиим, а органами гражданской власти, в угоду которым мы предаем Церковь на распятие, а истину Христову на попрание.

Всю всенощную не давали мне покоя мысли о присланном из Патриархии. По возвращении из храма сразу же написал опровержение. Немного успокоился».

15 мая 1971 года: «Получил из Москвы бандероль. В ней оказалась машинопись (копия) “Обращения к Поместному Собору Русской Православной Церкви по поводу богословской деятельности высокопреосвященного Никодима, митрополита Ленинградского и Новгородского, и других единомысленных лиц” от священника Московской епархии Николая Гайнова и мирян: Феликса Карелина, Льва Регельсона и Виктора Капитанчука. Обращение написано 25 апреля 1971 года.

Прочитал с удовольствием. Действительно, как много богословских ошибок допустили митрополит Никодим и другие лица в своих выступлениях на разных конгрессах. Но как их заставить признать свои ошибки? Проблема нелегкая. Вряд ли предстоящий Собор возьмет на себя миссию судии».

Последний всплеск надежды промелькнул у владыки Иоанна 28 мая 1971 года, когда он прибыл на Собор: «Рядом со мной в комнате № 58 расположился епископ Саратовский Пимен [Хмелевский]. После краткого отдыха нанес ему визит. Беседовал с ним о предстоящем совещании архиерейском. Он высказал желание внести некоторые поправки в формулировку положения о приходах, утвержденного на Архиерейском Соборе в 1961 году. Это меня ободрило, и я решил, что, наверное, будет возможно некоторые насущные вопросы решить на предстоящем Соборе…».

В четвертом часу дня отбыли в Новодевичий на совещание… Я облегченно вздохнул, когда не услышал в речи Местоблюстителя вопроса об утверждении постановления Архиерейского Собора 1961 года. Но вздох мой был преждевременным. Следующим было выступление митрополита Никодима [Ротова], в котором было ясно сказано, что Собору предстоит решить три вопроса:

1. Об утверждении или одобрении постановлений Архиерейского Собора;

2. О кандидатуре в Патриархи;

3. О старообрядцах и о снятии с них клятв Собора 1667 года.

Характерным было то, что митрополит открыто подчеркивал, что постановление Архиерейского Собора 1961 года о приходах есть дело советского законодательства, и поэтому мы не можем нарушать его и идти против Совета, с которым за истекший период сложились добрые взаимоотношения.

За митрополитом Никодимом выступил митрополит Алексий [Ридигер] Таллинский. Последний убил меня окончательно. Он заявил, что эти постановления дискуссии не подлежат. Они должны быть приняты целиком и полностью. “Если дискуссии не подлежат, то зачем же тогда нас собрали? Значит, все уже утверждено, а нами просто прикрылись. Как ширмой. Факт печальный”, — подумал я».

И далее, перечислив все, о чем говорили выступавшие, владыка пришел к неутешительным выводам: «Выступления наших иерархов носили характер однотипности: кандидат хорош, постановления Архиерейского Собора 1961 года прекрасны и… следует снять клятвы Собора 1667 года со старообрядцев.

Вот и всё.

Никто из выступавших не коснулся существенных нужд нашей Русской Матушки-Церкви. Никто не заикнулся о притязаниях исполнительных органов на права настоятелей храмов, о вмешательстве местных властей во внутренние дела приходов и т.п. Не стал говорить об этом и я, чувствуя, что изменить ход событий невозможно. Надо избирать иные способы спасения, возможные в современной обстановке.

Мой вывод: на совещании происходит переливание из пустого в порожнее и переживание старого.

Заключение: в нашей действительности не может быть свободного решения насущных вопросов Церкви. Этому мешает сама идеология внешнеполитической и внутриполитической жизни…».

Впрочем, гонения на Церковь — это всего лишь одна капля из всего моря горестей, которые терзали сердце архипастыря. Не меньше горечи доставляли ему и внутриепархиальные проблемы. И вызваны они были не только уполномоченными по церковным делам, но и самими верующими — церковнослужителями, духовными чадами, прихожанами…

Должно быть, поведение одного только игумена, которого издатели обозначили как о. Е. (в дневниках названо его правильное имя), отняло у архипастыря не один год жизни. А началось все с того, что о. Е. мечтал для начала стать архимандритом и подговорил паству, чтобы она ходатайствовала о его награждении перед архиереем. Сколько ни объяснял владыка, что это не в его власти, но народ, подстрекаемый о. Е., взбунтовался. «Меня удивляло то, что сам о. Е. не предпринимал никаких действий к прекращению волнений, — записывал Владыка. — На его лице отображалось какое-то ехидство: “Вот как народ за меня!” Какое заблуждение!.. Из разговора с о. Е. ясно становилось, что он задался целью создать здесь из себя кумира почитания и преклонения. И сколько я ни старался убедить его в его ложности, так и не убедил…» Игумен беспрестанно отправлял жалобы в органы местной власти и в Патриархию, обвиняя архипастыря в мыслимых и немыслимых грехах: в воровстве иконы и церковной утвари, в рукоприкладстве (якобы владыка ударил его сапогом в лицо, а прихожанку избил палкой)… Даже когда выяснилось, что игумен соорудил конуру для собаки из старых икон, его почитатели отказывалась в это верить. «Какое кощунство! У меня прямо сердце заболело. А люди, как в тумане, чтут о. Е., как святого», — сокрушался Владыка. И в другом месте: «Когда ему показали ризы от икон, которыми он загородил забор, он стал на колени, воздел руки и стал причитать: “Господи, прокляни всех тех, кто говорит на меня злое и кто заграждал этими ризами забор”. Ну и артист. Не боится ни Бога, ни людей. Доколе Ты, Господи, терпишь такого кощунника?».

Если бы не милость Божия, Которая являет силу Свою в немощи человеческой, сердце Владыки, наверное, не выдержало бы и разорвалось от ниспосланных ему испытаний и скорбей. Но он не унывал, уповая на милосердие Божие, и строго следил за своим личным духовным состоянием, сверяя свои поступки с деяниями святых отцов и постоянно упрекая себя в том, что не достиг еще и капли меры их совершенства.

«Прочитал я сегодня житие Василия Великого, — записывал архипастырь 13 января 1962 года. — Сколько дивного в жизни по вере! Сколько твердости, мужества в стоянии за истину! Какое бесстрашие в скорбях, угрозах и стеснениях! О, если бы хоть малую долю его духовного достоинства воспринять в свое сердце! Но доступно ли все это будет при моей греховности? Мне кажется, что если бы я был близ Василия Великого, то, наверное, не выходил бы из из-под епитимии за свою греховность, ибо то, что я допускаю в своих поступках, он бы не потерпел. Господи, прости меня и за молитвы св. Василия Великого помилуй».

3 апреля 1971 года: «Утром после правила раскрыл я книгу прпп. отцев Варсонофия и Иоанна и прочел их замечательное наставление о самом духе подвижничества. А самый дух их заключается в том, чтобы не давать никогда излишнего покоя телу и не потворствовать прихотям телесным. Проще сказать, не стремиться к телесному успокоению, а всегда иметь какое-либо утеснение (вопрос и ответ 132).

Усвоил ли я этот дух в жизни своей? Похвалиться не могу. Боюсь, что я еще и не приступал к усвоению. А без этого, как заверяют преподобные, трудно достигнуть совершенства духовного и спасения. Надо начинать делать, пора браться за ум: время короткое, успеем ли сделать спасительное? Господи, помоги».

14 ноября 1972 года: «На душе какая-то непонятная тяжесть. Сердце холодеет, каменеет и не воспринимает покаянного чувства. Ужасное состояние. Отсутствие жизни. Боюсь, что это попущено мне Господом за постоянное пренебрежение волей Божией, за удаление от спасительных истин. Сегодня ночью проснулся и почувствовал сердечную боль, но боль не естественную, а душевную. Казалось, я лишен всякого духовного утешения. Страшная безотрадность окружила мое бедное сердце. Не смерть ли приближается ко мне? О, как страшно в таком состоянии оставлять свою земную храмину! Мысль твердила: “Молись!” — и я молился.

Утром после молитвенного правила дочитал наставление епископа Игнатия о спасении. Как глубоко он раскрывает этот вопрос! Святитель ясно подчеркнул, что добрые дела падшего естества при громе похвал от мира Богу не угодны. Только дела веры, совершаемые со смирением, при крестоношении приятны Ему. Спасительные дела могут свершаться только истинным христианином…».

Митрополит Иоанн и был истинным христианином. Архипастырем-молитвенником. Архипастырем-подвижником. Господь призрел на его труды и еще при жизни ниспосылал Своему труженику благодатные минуты неземного утешения. Но даже в эти мгновения Владыка ощущал себя недостойным архиереем.

27 сентября 1971 года, на Воздвижение, он записывал: «Во время Евхаристического канона весь я был объят страхом и трепетом. Ощущал какое-то таинственное пламя огненное вокруг себя, обволакивающее все мое тело, согревающее меня, но не опаляющее. Страшно, нечист я и окаянен».

25 ноября 1979 года: «Служил литургию. Настроение было возвышенное… Во время “Тебе поем” я почувствовал, что как будто бы вхожу в огненное пламя, и страх напал на меня. Еще несколько секунд — и я мог бы погрузиться в экстаз и приостановить священнодействие. Я этого испугался. Силою воли я вышел из экстаза и вошел в естественное, но благоговейное состояние. Почувствовал себя ничтожным перед Богом и едва удержался от слез. Это Божие милосердие, ведущее меня к покаянию…».

Все эти и многие другие записи о духовных и душевных переживаниях приснопамятного митрополита Иоанна (Снычева) читатели смогут увидеть в книге «ПЛАЧ СЕРДЦА», выпущенной нашим издательством. Особый интерес наверняка вызовут упоминания на страницах книги о взаимоотношениях владыки Иоанна с митрополитом Мануилом (Лемешевским), о его встречах с Патриархом Алексием (Симанским), будущими Патриархами Пименом (Извековым), Алексием (Ридигером) и Кириллом (Гундяевым), с архипастырями Никодимом (Ротовым), Питиримом (Нечаевым), Филаретом (Вахромеевым), Филаретом (Денисенко), Ювеналием (Поярковым), Павлом (Голышевым), Киприаном (Зерновым), Антонием (Мельниковым), Николаем (Феодосьевым), Феодосием (Погорским) и многими другими.

Информацию о приобретении книги можно получить по тел. 8-911-9325493 или на сайте издательства «Царское Дело».

Сергей Игоревич Астахов, директор издательства «Царское Дело»