Церковь и государство будущего

«Как бы ни было велико политическое могущество государства и народа, как бы ни было сильно и твердо правительство его, как бы ни были совершенны его законы, как бы ни было сильно его войско и превосходны его гражданские учреждения, как бы ни было велико его материальное благосостояние и даже умственное развитие, – всё это, однако, составляет огромную и прочную силу только дотоле, пока в народе силен дух религиозности и нравственности» (Беляев А.Д. О безбожии и антихристе. Подготовление, признаки и время пришествия антихриста. Сергиев Посад, 1898. С.999).

«Вся история Церкви после Христа есть продолжающаяся война сатаны со Христом и царствием Его. Не было времени, когда бы дракон ее не преследовал, и когда бы духовный подвиг не окрылял бы Церковь и не вдохновлял бы ее» (Булгаков Сергий, протоиерей. Апокалипсис Иоанна. Опыт догматического истолкования. Париж, 1948. С.97, 100).

«Вера – не то место, где ты пребываешь в блаженстве, а то место, к которому всегда стремишься. Вера – это усилие к ней, а не успокоение. Когда надобно выбирать, выбирай так, будто Бог есть, даже если тебе сейчас кажется иначе. Вот это и называется верой» (Иванов А.И. Тобол. В 2 т. Т.1. М., 2019. С.526).

I. Человеку свойственно мыслить категориями времени и пространства. При определенных условиях из этой особенности нашего сознания рождается идея прогресса, как переход общества от одной стадии развития к другой, от низшей к высшей. Считается, что прогресс всегда есть поступательное движение вперед, а целью его является общество социального благоденствия, где будут наконец-то созданы необходимые условия для удовлетворения потребностей человека, а индивидуальная свобода сможет реализовать себя в самых совершенных формах (Гэлбрейт Дж. К. Справедливое общество: гуманистический взгляд // Новая постиндустриальная волна на Западе: Антология / Под ред. В.Л.Иноземцева. М, 1999. С. 26).

Едва ли стоит доказывать, что текучесть бытия, этот очевидный факт, далеко не сразу сменился убеждением в том, что мир по своей природе стремится к совершенству. В течение многих веков люди взирали на череду лет и зим, как на естественный процесс рождения, взросления, старения и ухода в иной мир, не пытаясь угадать, насколько их потомки станут лучше их; тем более научно доказывать это. Пока человек жил религиозной жизнью, считалось само собой разумеющимся, что общество, как и общественные нравы, не прогрессирует, а деградирует. И «старческое» сетование, что-де раньше люди были добрее и честнее, чувства – крепче и чище, девушки – целомудреннее, а мужчины – мужественнее, было свойственно всем народам и каждому поколению.

Это далеко не случайно, поскольку само рождение идеи прогресса и широкое распространение ее в обществе свидетельствует об угасании чувства религиозности и отступлении от Святоотеческого учения и Предания, ведь апокалиптические пророчества христианства вовсе не располагают к формированию убеждения о «естественной евгенике». Скорее наоборот – Библия утверждает, что «под конец не только не наступит всемирного братства, но именно тогда-то оскудеет любовь, когда будет проповедано Евангелие во всех концах земли. И когда эта проповедь достигнет, так сказать, до предначертанной свыше точки насыщения, люди станут верить безумно в «мир и спокойствие», тогда-то и настигнет их пагуба. А пока? Пока блаженны миротворцы, алчущие и жаждущие правды, ибо правды всеобщей здесь не будет» (Леонтьев К.Н. О всемирной любви. Речь Ф.М. Достоевского на Пушкинском празднике // Восток, Россия и славянство. Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872-1891). М., 1996. С.320).

Для утверждения в общественном сознании новой аксиомы, насчитывающей не более 200-300 лет от роду, которая в силу понятных причин не может быть ни доказана, ни опровергнута опытным путем (кто познает будущее? известно ли нам достоверно прошлое?), пришлось пойти на несколько весьма сомнительных и бездоказательных утверждений. Например, что Вселенная существует миллиарды или даже триллионы лет, а человек произошел от обезьяны. Что жизнь родилась случайно, и самое главное, что Бога – нет. А если Его бытие все же и допускается научной мыслью, то непременно при том условии, что Господь-Вседержитель связан объективными законами мироздания, действующими независимо от Него, и является пассивным наблюдателем происходящих событий.

Отсюда, как легко убедиться, один лишь шаг до того, чтобы признать Господа не Лицом, а всего лишь субъективным чувством (ведь «беспомощный» Бог – это нонсенс для веры), которое в силу свойств человеческой природы рождается в каждом из нас, с коим приходиться мириться в силу тысячелетней давности этого «атавизма», и которое, собственно говоря, ничуть не отличается от таких же «прав», как возможность выбрать партнера для удовлетворения сексуального влечения, определить для себя род занятий и т.п.

Бога нет, исподволь или даже напрямую уверяют нас, есть лишь психологическое чувство, требующее, однако, уважения, удовлетворения и защиты, поскольку оно представляет собой одно из проявлений свободы человека. По крайне мере, до тех пор, пока общественность и государство не придут к солидарному выводу о необходимости его ограничения или даже запрета в силу того, что оно мешает прогрессу, противоречит научным истинам и чему-то иному более важному и значимому. К слову сказать, в предлагаемой конструкции Бог вообще «допускается» только потому, что объявляется «производным» от человека – далеко немаловажная деталь.

Как было уже давно замечено, «действительность историческая и действительность идеала несовместимы, одна стремится вытолкнуть другую, от нее отделиться; чтобы совместить эти несовместимые начала, нужно одно из них объявить неполной, ненастоящей действительностью» (Болдырев Н.В. Смысл истории и прогресс // Болдырев Н.В., Болдырев Д.В. Смысл истории и революция М., 2001. С. 173). И потому строительство справедливого общества, того рая на земле, которым грезит «человек современный», невозможно без отречения как от «неудобных» фактов прошлого (или, как минимум, требует их переоценки), так и от любого абсолютного авторитета в области нравственности. Для прогресса в чести лишь истины собственного ума, да и тем придается условно-преходящий, исторический характер. Сегодня истинным считался данный реестр нравственных критериев, завтра он будет иным; все течет, все меняется!

Почему однополые браки были ранее запрещены, равно как эвтаназия, гомосексуализм и аборты, а сегодня не просто разрешены, но и культивируются, в буквальном смысле слова навязываются, как проявления человеческой свободы и самостности? Якобы потому, что раньше нравы было грубее, общество – тоталитарнее, и люди не понимали, в чем заключается их свобода. А также по той причине, что в те далекие времена над ними довлели религиозные запреты, табу, которым в действительности никак нельзя придавать значения высшей нравственной категории, обязывающей сверять с собой наши поступки и помыслы. Абсолютная нравственность – это абсурд! В этом «прогрессист» убежден. А потому настанет день и час, когда ему придется выбрать одно из двух: или свободу, или Бога, Который дал нам религиозные заповеди и Которым они освящены.

Идея прогресса стремится к самодостаточности, но как ее добиться, если рядом располагаются нравственные заповеди, которым религиозное сознание придает божественный характер?! Еще Аристотель (384-322 до Р.Х.) говорил, что «человеческое благо представляет собой деятельность души сообразно добродетели, а если добродетелей несколько – то сообразно наилучшей и наиболее полной и совершенной» (Аристотель. Никомахова этика. Книга 1.109.а15 // Сочинения. В 4 т. Т.4. М., 1983. С.64). И абсолютный характер Евангельской истины (для христианина), открывающей путь к высшей добродетели, немедленно низводит с пьедестала почета учение об условной, преходящей нравственности; она меркнет перед вечностью.

В этой связи понятными становятся мотивы тех, кто всемерно желает «высвободить» общество из тисков религиозного сознания. Вся энергия человека направляется отныне не на его духовное возрождение при помощи Церкви и в Церкви, а на кардинальное изменение внешних условий бытия»; сила заменила собой слово. Совсем еще недавно говорилось, что поступать по совести и только по совести есть право и обязанность всякого человека, «и в этом смысле всякий человек есть нравственный самодержец» (Соловьев В.С. Значение государства // Собрание сочинений. В 12 т. Т.12. Брюссель, 1970. С.330). Сегодня человечество, как точно подмечал К.Н. Леонтьев (1831-1891), как будто отчаялось в личной проповеди и возложило все свои надежды на переделку обществ, то есть на некоторую степень принудительности исправления, полагая, будто новые экономические условия принудят и приучат людей стать лучше. «Надо изменить условия самой жизни; а сердца поневоле привыкнут к добру, когда зло невозможно будет делать. Вот та преобладающая мысль нашего века, которая везде слышится в воздухе. Верят в человечество, в человека не верят больше» (Леонтьев К.Н. О всемирной любви. Речь Ф.М. Достоевского на Пушкинском празднике… С.315, 317).

II. Эта вера в человечество, но без человека, приводит к тому, что религия сменяется «гуманизмом», а оптимальный характер отношений между высшим политическим союзом и Церковью облекается в форму светского государства. Видные общественные лица и деятели науки, представители священноначалия и иже с ними любят сегодня порассуждать на ту тему, что именно такое государство, равноудаленное от всех религиозных культов, одинаково ко всем терпимое, но само не связанное никакими догматами и религиозной этикой, да и не признающее их в качестве абсолютных истин, является оптимальным для всех.

Почему? Да потому, говорят ученые и политики, что в этом случае верховная власть более не обременена проблемами взаимоотношений различных конфессий, государство лишь принимает «правила игры» для всех верующих в виде закона, одинакового для всех. И способно сконцентрировать свое внимание на социальных и иных проблемах. С точки зрения священноначалия, лишь в этих условиях Церкви гарантирована свобода деятельности и независимость от политической власти, которая, в отличие от прежних веков, не вправе более вмешиваться во внутренние дела религиозного общества.

С «высоты» этой «свободы» тысячелетняя практика Византийской империи и 300-летний Синодальный период в России выглядят отталкивающим примером подавлении Церкви государством, временем ее угнетения, гонений едва ли не хуже диоклетиановских. Легко заметить, что доктринальная убежденность сторонников светского государства о наступившей «золотой» поре зиждется на зыбкой песке предположения, будто бы весь предыдущий исторический путь христианства, изобиловавший гонениями, ошибками, притеснениями, «папизмом» и «цезаропапизмом», завершился наконец-то на этой окончательной точке своего развития.

Не «симфония властей», когда государство жило законом Евангелия, не состояние государственной Церкви, когда признавались легитимными и иные вероисповедания при условии законодательного закрепления христианства (в частности) в качестве государствообразующей религии, а именно удаление ее за пределы государственного бытия, «параллелизм» властей, провозглашены долгожданным плодом длительного пути, истиной, открывшейся после многих столетий проб и ошибок. Это раньше считалось, что Церковь являясь Богоустановленным институтом, хранителем истины, способна спасать человека и государство в минуту опасностей. И поэтому должна быть сильной, свободной и авторитетной для верховной власти, независимой от нее духовно, но подчиненной политически (Леонтьев К.Н. Письмо К.А. Губастову. 4-19 июля 1885 года, Мазилово // Полное собрание сочинений. Т.12 (I). СПб., 2020. С.119, 120). Сегодня оценки качественно изменились: Церковь должна уйти из государства, стать «одним из» общественных союзов, раз и навсегда определив полем деятельности самое себя.

Так ли это? Насколько долговечно соединение Тела Христова и высшего политического союза в предлагаемой формуле «каждому – свое»? Или, все же, быть может, ушедшая в прошлое «симфония», когда власть политическая и власть церковная не ведали четких границ в своей деятельности и солидарно несли крест спасения человека, не знает здоровой альтернативы? В этом отношении несложно привести очевидные обстоятельства, ставящие под глубокое сомнение оптимизм сторонников светскости.

Формально современная Церковь не ограничена в своей миссионерской деятельности, но по факту сталкивается с тем, что преподавание, например, «Закона Божьего» в школах признается нарушением прав представителей других религиозных культов или даже свободы совести учащихся и их родителей. Да, в принципе, Церковь может участвовать в политике, если под этим термином понимать управление обществом в широком смысле слова, высказывать свое мнение по вопросам культуры, социальной политики и т.п. Но в действительности этого не происходит, поскольку подобного рода деятельность при желании может быть квалифицирована как вмешательство с ее стороны в дела государства, чем нарушается заявленный status quo. Церковь обязана миссионерствовать, однако эта важнейшая для нее деятельность неизбежно приводит к конфликту с другими религиозными организациями, которые также миссионерствуют, и вызывает многочисленные споры, которые верховная власть желает избежать («к чему скандалы?!»). А публично возвещаемая Церковью истина Евангелия с легкостью может быть квалифицирована, как оскорбление религиозных чувств других верующих, т.е. нехристиан.

Оказывается, как бы Церковь ни противилась, но она вновь подпадает под пристальный взор государственной ревизии и оценки, по-своему определяющей, что ей можно делать, а что – запрещено. Да, в отличие от императоров (как Византийских, так и Западных) эпохи Вселенских Соборов, Московских царей и Российских императоров, нынешняя власть чужда богословию и не вторгается в догматические дискуссии. Зато она, руководствуясь соображениями целесообразности, «народного блага», безопасности и т.п., может запретить те или иные церковные таинства и вообще посещение храмов, по-своему урегулировать учебный процесс, поддержать атеистическую идеологию по общеобразовательным предметам, запретив креативистскую теорию происхождения мира и жизни даже в качестве альтернативной, выставляя Церковь и ее Вероучение в образе «дремучей древности». Да мало ли еще что? Ближайшие к нам события ярко и со всей очевидностью показали, что неожиданности могу возникнуть ниоткуда и в любом количестве.

III. Впрочем, для полного и объективного освещения затронутого вопроса недостаточно полагаться лишь на сегодняшние примеры и сделанные на их основе выводы, следует учитывать, конечно, и тенденции последних десятилетий. А смысл их сводится к тому, что, согласно уверениям «теоретиков свободы», государство, как властная форма организации общества, должно со временем исчезнуть. На смену ему, как пророчат, в ближайшем будущем придет международное общественное самоуправление. С чем, надо полагать, нужно связывать широкий расцвет всевозможных общественных и личных инициатив, «прав» и «свобод», включая свободу совести (Тоффлер Э. Третья волна. М., 1999. С. 679-681). Разве Церковь не выиграет от этого?!

Ответ на этот вопрос напрямую зависит от того, каким будет государство будущего, даже если ему пророчат скорую «почетную смерть»? Конечно, хотелось бы представить себе, что оно, перед тем как вспыхнуть яркой звездой и навеки исчезнуть, будет состоять из совокупности нравственных, образованных, удовлетворенных в своих потребностей людей, пусть и разуверившихся в Боге, зато утвердившихся в силе собственного разума. Согласимся, было бы совсем алогично утверждать, будто безгосударственное бытие будущего возникнет не как естественное следствие правильных, объективных и здравых идей об истинности научных гипотез относительно светского общества, а как некое детище революционного переворота, ниспровергнувшее своего «родителя». Коль есть прогресс, то, надо полагать, чем далее человек отходит от Бога, открывая в себе новые силы за счет этой независимости, тем нравственнее он становится; а вслед за ним все общество и верховная власть.

Однако, как справедливо говорили Святые Отцы, «человек не нечто такое, чтобы, отступив от своего Творца, мог делать что-нибудь доброе, как бы сам от себя; вся добродетель его состоит в обращении к Богу, Который его сотворил и от Которого он постоянно делается праведным, благочестивым и мудрым, а не делается, а потом оставляется. Отсюда, человек должен обращаться к Господу не так, чтобы, став праведным, мог отступить от Него, а так, чтобы Бог постоянно делал его праведным» (Блаженный Августин. Толкование на Книгу бытия. Книга VIII. Глава XII // Творения. В 2 т. Т.2. СПб.-Киев, 1998. С.513).

«Приближенность» человека к Творцу или «отдаленность» от Спасителя имеют прямое отношение и ко всему государству в целом. Человек верил в Бога и, как следствие, осознавал (пусть и не всегда ясно, отчетливо), что государство «есть реальное условие общечеловеческого дела, т.е. осуществления добра в мире, чтобы борьба противоположных сил не переходила в непременное насилие, чтобы они были по возможности мирно уравновешиваемы; в этом и состоит значение государства» (Соловьев В.С. Значение государства. С.326, 327).

Но к таким выводам невозможно искренне прийти без веры в Бога, без смиренного признания Его воли, принятия факта иерархичности социального мира, неравенства между людьми и признания власти, как богоданного феномена. Однако в наши дни человек разуверился в неравенстве в любом ее проявлении; он не желает удовлетворяться тем, что Бог дал ему промыслительно для спасения; он жаждет равенства. Ему кажется, что, не обладая всем тем, что имеют другие, он – хуже них, и это его бесит. Он мучительно ощущает свою неполноценность, но ее не признает, его злит любое превосходство, и он отрицает его, отвергает. Конечно, это – не новое явление, «люди знали его тысячи лет под именем зависти» (Льюис К.С. Письма Баламута. Тюмень, 2014. С.164, 165).

Церковь учила, что «чем постояннее верховная власть удерживает общество в союзе с Верховным Правителем мира путем соблюдения Его закона, благочестия и добродетелей, тем точнее входит во всеобщий порядок Его правления, тем несомненно покровительствуется Им, тем обильнее приемлет от Него силы к своему сохранению и совершенствованию» (Святитель Филарет (Дроздов), митр. Московский и Коломенский. Рассуждение о нравственных причинах неимоверных успехов наших в настоящей войне. 1813 г.// Избранные творения. М., 1994. С.312, 313).

Считалось безусловным, что «власть никогда не была и никогда не может быть организацией человеческих интересов, организацией господства каких-либо интересов или равнодействующей интересов. Власть всегда есть проникновение какого-то таинственного начала в человеческие отношения. Государство есть особого рода реальность, неразложимая на элементы чисто человеческие и на чисто человеческие интересы. Бытие государства есть факт мистического порядка. Государство самим фактом своего существования свидетельствует об онтологическом реализме, существовании реальностей иного порядка». И главное: «Власть государственная имеет религиозную первооснову и религиозный исток» (Бердяев Н.А. Философия неравенства. Письмо третье. О государстве // Собрание сочинений. Т.4. Париж, 1990. С.320, 321, 323).

Теперь государству отказано в рождении от Творца-Вседержителя, оно выводится из исторических условий бытия прошлых поколений и вовсе не нуждается в нравственной опеке со стороны Церкви. «Где в (ваших. – А.В.) книгах правила девственной жизни, где повесть о борениях и подвигах, которая побуждала бы читателя к подражанию?». Увы, ничего этого нет. Зато, напротив, «мирская мудрость, которая, забыв, что из ничего никогда ничего не может возникнуть, пытается доказать, что Бог не Господь Вселенной и не Творец мироздания» (Святитель Григорий Палама. Триады в защиту священнобезмолвствующих. 1 Часть Триады I, 1, 4, 17. М., 1995. С.11, 28).

Но сама религиозная природа высшего политического союза протестует против его духовного оскопления, и опустевающая лакуна Божественной энергии немедленно заполняется другой духовной силой, цель которой заключается в уничтожении всего и вся, созданного Богом. Как следствие, государство, лишенное нравственной поддержки и спасительного действия церковных таинств, превращается в монстра. И, разумеется, справедлива реплика одного мудрого русского публициста: «Нравственность самочинная как у честных атеистов и т.п., может быть для житейских сношений очень удобна и приятна, но освещения она не имеет никакого, она хороший белый хлеб, а не вынутая просвирка» (Леонтьев К.Н. Письмо студенту Московского университета. Март, 1888. Оптина пустынь // Избранные письма 1854-1891. СПб., 1993. С.343) И праведным, нравственным, сама по себе человека не делает, добавим мы.

IV. Государство светское, равно как и безбожный человек, не исчезают немедленно «вдруг» в момент богоотступничества, но, наполняя свое существование ложными целями и задачами, искажая свое предназначение, они вырождаются в нечто противоположное тому, для чего их сотворил Господь. Особенно явно это подтверждается в пророческих текстах о последних дня этого мира. Священное Писание приоткрывает нам некоторые признаки грядущей катастрофы и тень будущих событий. Как известно, никаких идиллий оно не описывает; напротив, здесь войны, распри между народами, преследования за веру, голод, болезни, моровая язва, землетрясения, помрачения Солнца и Луны (Мф. 24: 6-9, 29; Лк. 21: 9-12; 25, 26; Мк. 13:24, 25; Откр.6: 2-17).

Все восстанут друг против друга, и главное – против Бога; что не удивительно, поскольку человек добровольно отказавшись от Христа, столь же охотно предоставил себя бесам. «Общий смысл этих образов достаточно ясен: здесь говорится о действенном вмешательстве демонических сил в человеческую жизнь. И хотя это вмешательство промыслительно ограничивается Богом, а против человека взбунтуется сама природа, «безбожию покажется, что с верой в Бога на земле, наконец, уже покончено, так что можно праздновать этот конец» (Булгаков Сергий, прот. Апокалипсис Иоанна. Опыт догматического истолкования. С.73, 82).

Морально и нравственное разложившееся безбожное государство совершенно не намерено терпеть рядом с собой Церковь, которая нарушает ход его демонического бытия. Это сегодня верховная власть пока еще терпит христианскую нравственность. Но разве можно предположить, что в дальнейшем, по мере приближения человеческого общества к «миру и безопасности» (1 Фес. 5: 3), когда духовная смерть начнет пожинать свои обильные плоды, брат пойдет на брата, царства разделятся, безбожие и неверие распространятся среди людей, свет учения Христа не будут пытаться потушить с помощью самых зверских способов?!

Но, перестав просвещать Евангелием человек и власть, Церковь сама не может не быть захлестнутой волной бесовского «ренессанса». Потому апокалиптические сочинения и пророчества наполнены не верой (или хотя бы надеждой) в грядущую победу Церкви на земле, а картинами гибели этого мира и создания нового, где рядом с Христом будут пребывать лишь спасенные лица. И констатацией факта, что «старый», нынешний мир уже обречен с момента первого грехопадения, что вполне закономерно, ведь «прогресс, т.е. заметный, ускоренный прогресс, есть всегда симптом конца» (Соловьев В.С. Три разговора // Собрание сочинений. В 12 т. Т.10. Брюссель, 1966. С.159).

В полном противоречии тому, что нам сегодня предсказывают ученые умы, государство вовсе не преобразуется в «конфедерацию свободных общественных организаций», хотя и будет пребывать в состоянии глубокого внутреннего разложения (Беляев А.Д. О безбожии и антихристе. Подготовление, признаки и время пришествия антихриста. С.452, 453, 498, 499). Что, впрочем, не удивительно: выходя за пределы своих правовых целей, оно превращается в зверя и вовлекается в прямую борьбу со Христом и Его Церковью (Булгаков Сергий, прот. Апокалипсис Иоанна. Опыт догматического истолкования. С.106).

По мере приближения страшных апокалиптических дней государство, хотя и становясь все более и более демоническим по духу, не исчезнет, равно как и власть. В провиденциальном сочинении В.С. Соловьева (1853-1900) «Краткая повесть об антихристе» до жути достоверно описывается дехристианизированная Европа XXI века. Там в школах более не учат, что Бог создал мир из ничего, и, пройдя период анархии и ужасающих войн, демократические «Соединенные штаты Европы», находящиеся под властью пожизненно избранного президента, в действительности – антихриста, в порыве энтузиазма наградят его титулом Римского императора (!).

Вследствие полного нравственного разложения людей, ставших рабами своих страстей, и резкого интеллектуального падения, демократические институты будут решительно отставлены в сторону, с толпой безумцев и себялюбцев по силам будет справиться лишь сильной, единоличной тоталитарной власти. В скором времени под властью богоборца окажутся уже все народы мира; «и поклонятся ему все живущие на земле» (Откр. 13: 8). Не президент Республики, а всемирный монарх, владыка земли, по попущению Божию некоторое время будет управлять человечеством. Но круговорот событий на этом не завершится, и в скором времени антихриста-императора объявят богом (Соловьев В.С. Три разговора. С.560-566).

В те дни не государственные органы, бюрократия, и политическая элита станут гонителями Церкви; гнать Христа будут все – весь народ, водимый верховной сатанинской властью. Для того, чтобы это невиданное даже в сравнении с древними временами гонение случилось, все должно принять извращенный характер. Этика, культура, законы и правосознание, обычаи и традиции, все формы человеческого существования изменят свои привычные образы; вокруг будет только тьма и смерть (Булгаков Сергий, прот. Апокалипсис Иоанна. Опыт догматического истолкования. С. 83, 88, 103).

Как следует из священных текстов, сама Церковь истончает донельзя, выродится до «Церкви павшей» (Тихомиров Л.А. Религиозно-философские основы истории. М., 1997. С.574, 575), хотя, как известно, по Божественному обетованию врата адовы все же не одолеют её (Мф. 16: 18). Евангелие будет проповедано по всей Вселенной (Мф. 24: 14), в Церковь войдут язычники «и весь Израиль спасется» (Рим. 11: 25, 26), но в массе своей люди не будут принимать Слово Божие, повсеместно распространятся суеверия и неверие, безнравственность, заносчивость, злоречие, жестокость, грубость и сребролюбие, сластолюбие и наглость, непокорность и неблагодарность (2 Тим. 3: 1-5). И увидят праведники тогда «мерзость запустения, стоящую на святом месте» (Мф. 24: 15), а их будут гнать и убивать, предавать мучениям (Мф. 24: 9).

В эти пророчества можно верить, можно не верить. Однако признаки грядущей апостасии против Бога ощутимы уже сегодня там, где некоторое время назад встали на путь построения светского государства. «Убывает вера, усиливается религия. Боюсь, однако, что вера-то, в сущности, давно стала убывать, что «держалась» Церковь в последние века не верой, а той же религией, и держалась ею, пока она «социально» соответствовала чему-то в культуре, обществе и т.п. В основе Церкви как уникально христианского явления лежит вера. Вера вечно рождает и исполняет Церковь, и только в вере Церковь и нужна «как осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11: 1). Религии, да и то далеко не всякой, нужна не Церковь, а нужен храм. Храм – «религиозного» происхождения, отсюда Евангельское: «Разрушьте храм сей» (Ин. 2: 19), а Церковь – христианского. Однако Церковь давно уже отождествила себя с «храмом», растворила себя в «храме», и это значит – вернулась к языческому храму, как «фокусу», центру природной жизни. В христианстве уже нет опыта Церкви, он заменен опытом храма плюс индивидуальной религии, изнутри лишённой всякой веры в смысле «осуществления ожидаемого и уверенности в невидимом». Ожидаемое что? Невидимое что?» (Шмеман Александр, протопр. Дневники. 1973-1983 гг. Вторник, 15 марта 1977 г. М., 2007. С.347, 348).

Но это только начало. Процесс клерикализации Церкви, обусловленный искажением её нормальной духовной жизни и вековыми недостатками, ещё более рельефно проявившими себя в новых условиях, приводит к тому, что она резко сужает сферу своей деятельности, теряя старую паству и не приобретая новой, а изнутри перестаёт быть собранием, экклесией «народа Божьего» и становится анклавом исключительно священноначалия и священства. Храмы строятся, купола блестят позолотой, но вокруг всё покрывается смертельной белизной богоотступничества, поскольку учить народ Слову Божьему и вести его вслед за Христом некому, не дозволительно, да и не хочется – Евангелие также станет закрытой книгой для «избранных».

«Клерикализм вбирает, всасывает в себя всю священность Церкви, отделяет её о мирян, де-факто отрицает Церковь как Тело Христово, ибо в теле – все органы однородны и разнятся друг от друга по функции, а не по «естеству». И чем больше клерикализм – «клерикализуется», тем больше сама Церковь обмирщается, духовно подчиняет себя «миру сему»» (Шмеман Александр, протопр. Там же. Вторник, 2 февраля 1982. С.608).

Как свидетельствуют духоносные отцы, образовавшийся упадок нравственности и духовных сил приведёт, в конце концов, к тому, что уже не подвиги и смерть за Господа, а скорби и болезни станут для последних христиан единственным способом спасения; само исповедание имени Христа станет считаться жертвой во имя Бога. Более того, «в последние времена не будет вовсе монашества или кое-где останется наружность, но без делания монашеского» (Никон (Воробьев), игумен. Болезни и скорби // azbuka.ru).

Было бы откровенной ложью искать причины этого мирового катаклизма в чём-то ином, чем в постепенном уходе человека из Церкви, осквернении Тела Христова нашими грехами и гордыней, которые, после того как Евангелие уже не тревожит нашей совести, всё более наполняют наши чувства и сами души. Это неизбежное следствие того, что Церковь перестала служить человеку, удовлетворившись новой ролью самодостаточного общества клириков, ушло из культуры, политики, общества и государства, гордо именующего себя «светским».

То, что для нас еще должно произойти, в глазах Бога уже свершившийся факт. «В Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было» (Пс. 138: 16). Откровения пророческих текстов свидетельствуют с безусловной ясностью, что, некогда став на пути греха, человек своим безумством проклял землю (Быт. 3: 17), которую ему вручил, как её господину, Творец. Всё Господь создал для спасения человека, чтобы он имел свободное произволение и самовластие, сделавшись зрелым для бессмертия и Царствия Небесного. «Творение приспособлено к человеку, ибо не человек для творения, а творение создано для человека» (Св. Ириней Лионский. Против ересей. Книга 5, глава XXIV. СПб., 2008. С.516).

Утратив вследствие первородного греха общение с Богом, предав себя в подчинение и рабство падшему духу, праотцы сообщили эту духовную заразу всему человечеству. Сотворенные по Образу и Подобию, они осквернили Образ, уничтожили Подобие, произведя потомство, соответствующее оскверненному образу и уничтоженному подобию. «Человеки соделались врагами Бога, Творца своего» (Святитель Игнатий (Брянчанинов). Слово о спасении и о христианском совершенстве // Аскетические опыты. В 3 т. Т.2. М., 1993. С.328, 329).

Христос пришёл спасти человека, но проклятая земля уже не станет Божьим садом, и для жизни будущего века Им будет сотворено в мгновенье ока иное небо и новая земля (Откр. 21: 1), где «ничего уже не будет проклятого» (Откр. 22: 3). Стоит ли бороться с неизбежностью, мертвенной поступью наступающей на нас? Можно ли желать возврата к «симфоническим» временам, если люди изменились, век стал другим, и смерть уже глядит нам в глаза?

Но не для фаталистичного ожидания своего конца сотворил нас Господь, не для оглашения и исполнения древнего пророчества пришел на землю Христос и создал Свою Церковь. Он ждет от нас подвига веры, во имя своего спасения и с именем Бога на устах. Если род человеческий стал на путь погибели и воздел руки к золотому тельцу, если предал Бога и поклонился антихристу, это еще не означает, что погибнут все. Господь долготерпеливо ждет от нас смирения и покаяния, учит любви и ежесекундно надеется на наше духовное пробуждение, радуясь каждому кающемуся грешнику (Лк. 15: 7).

Если бы было иначе, «день и час тот» уже наверняка бы настали. Чем более человек сопротивляется злу, чем осознаннее его вера в Христа и жертвеннее желание идти вслед Ему, тем больше людей спасется в этой тысячелетней борьбе сил зла с Создателем. А потому каждый новый день – тот очередной, бесконечный по счету дар Вседержителя нам, которым мы обязаны пользоваться ко славе Христовой для ближнего своего и собственного спасения.

Алексей Михайлович Величко, доктор юридических наук, профессор