Кончаловский человек «из телевизора»: элита мирового кино (кто-то скажет: «киношного междусобойчика»). Но фильмы его после «Сибириады» (1978), скажем вежливо, на любителя; во всяком случае, сделаны как бы для премий, «не для людей». Может, что-то примечательное для души пропустил, но после «Курочки Рябы» – не мудрено. Если «Рай», «Почтальона», а перед тем «Курочку» досмотреть решительно сил не было, то новую его картину «Дорогие товарищи!» взял в два присеста.
Ткань фильма – известные беспорядки в Новочеркасске 1-3 июня 1962 года.
На ткани, – а это серая мешковина, – картина чёрным угольком. Главная героиня – работница горкома партии, фронтовичка, сталинистка, живёт с дочерью и отцом; спит с женатым начальником. Дочь – безотцовщина, родилась во время войны, поколение «оттепели». Отец героини – казак «из недобитых», герой Первой мировой: четыре «Георгия». Всё как всегда. Но вот – бунт, экстремальная ситуация, катастрофа.
Новочеркасские беспорядки вольно или невольно аукаются с любыми другими беспорядками, в том числе и с киевскими событиями 2013/2014 годов. И там и здесь стихия, стрельба, поломанные судьбы, генералы, отморозки, герои, побеждённые, победители. Другое дело, что «Мятеж не может кончиться удачей, – в противном случае его зовут иначе». Как это и случилось в Киеве, где мятеж, осуществлённый под кураторством известного обкома, назвали «революцией достоинства». Впрочем, перекличку с Новочеркасском можно услышать и в дыхании любого майдана, мятежа, «цветной революции».
Разумеется, причины везде разные – время разное, умонастроения разные, боюсь, конечный бенефициар тот же.
В Новочеркасске на огромном заводе директор срезал расценки, в том числе и рабочим тяжёлых производств, что наложилось на заявление правительства о подорожании продуктов с 1 июня, вызванное проблемами в плановом с/х. Само по себе подорожание – не в разы – не критично. В войну, как говорит героиня, работали по 16 часов за сто грамм, и ничего. Но в контексте того, что на ХХII съезде КПСС прозвучало: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», – в народе возникло раздражение. Порой значительное. Тогда же в крупнейших городах Союза – в Москве, Ленинграде, Киеве, Донецке, Днепропетровске и др. появились листовки с призывами свергнуть «антинародную советскую власть».
Героиня не любит Хрущёва: «При Сталине цены каждый год снижались, а эти – поднимают». То есть ситуацией недовольна, как минимум, и совестливая элита на местном уровне. Любой майдан – развенчание власти. Так было с Януковичем в Киеве, такие попытки делаются и в России по отношению к Путину. Так было и в Новочеркасске, появился плакат: «Хрущёва – на мясо!», «Хрущёва – на колбасу!».
За кадром картины остались некоторые важные моменты, которые и создали в общественной атмосфере Новочеркасска гремучую взрывчатую смесь. Народ «страх потерял», «разболтался», в частности, и потому, что недавний Съезд (октябрь 1961) «усилил меры борьбы с культом личности Сталина, начатые XX съездом в 1956». К 1961 году комиссией Поспелова уже были реабилитированы более семисот тысяч человек. Флор Козлов (второй человек в партии, официально объявленный преемник Хрущёва) на совещании в Новочеркасске говорит, что половина города – «бывшие уголовники». Кстати, хрущёвская борьба с «культом» выражалась и в усилении борьбы с Церковью. В качестве как бы извинения перед «ярыми коммунистами» создавалось мнение, что относительно терпимое отношение к религии во времена позднего Сталина – вредная политика. Дело катилось к обещанию «показать последнего попа». В кинопрокат в 1959-1962 гг. было вброшено боле десятка художественных кинолент антирелигиозного содержания. Психологически человек в тайниках своей души мог ощутить: если бога нет, так и всякая власть не от бога; ну и «разболтался», когда бразды ослабили.
В Киеве накануне Майдана на антицерковном фронте был отмечен «крестопад»: некие хулиганы-фемен спиливали поклонные кресты. Спилен был крест и над «козьим болотом» Майдана. Война с Христом в Киеве велась, стоит вспомнить, фактически и действующими властями: палаточный храм Александра Невского, стоявший годами около Верховной рады, был снесён именно при президенте Януковиче – не при Ющенко. Антицерковные кощунства были и в Москве во время «белоленточной революции»: вспомним «девочек» Pussy Riot. Десакрализация Церкви и делегитимизация властей, вероятно, обязательные условия любых мятежей и революций.
Огненной искрой внутри взрывчатой смеси на киевском майдане стало пресловуто «онижедети», якобы «беркут» избил детей. В Новочеркасске тоже без детей не обошлось. Но толчком к первым беспорядкам, – как в Киеве «отказ от евросоглашений, – в Новочеркасске стали неаккуратные слова директора (выдвиженец из рабочих) о пирожках с ливером, которые работяги пусть жрут, за неимением мяса. Ливер – сейчас уже и забыли, это мясные обрезки «сиси-писи». В фильме этого нет, но в реальности новочеркасская площадь услышала, как и хотела услышать, как оскорбление. Ну и рвануло, а дальше – больше: по Пушкину.
Сам механизм возникновения бунта автора не интересует. Совсем не показано неизбежное образование стихийного «штаба восстания», который создал намётку общего плана, организовал сочинение плакатов и листовок, направлял связных на другие заводы. Почти не показаны бесчинства, погромы и прочие прелести мятежа. Например, показана лишь фотография с места остановки поезда «Саратов–Ростов», где «мирные протестующие» бьют стёкла в вагонах с пассажирами внутри. Но в реальности всё было круче: инженера, который призывал опомниться, пытались сжечь. Как не вспомнить горящих силовиков на Майдане?
Главное для автора – «человеческое внутри катастрофы», что конечно всегда неплохо, но чего в эпоху тотальных «революций накануне конца света», точно недостаточно.
События показаны глазами главной героини (Юлия Высоцкая), которая во время беспорядков оказывается в разных ключевых точках – на заводе, на совещаниях разного уровня, на площади во время стрельбы и паники, в морге, на кладбище. Двое суток она ищет пропавшую на площади дочь, ей помогают хорошие люди, один из КГБ. Но дочь сама находится. Девушка хоть и перепугана, но невредима.
Кончаловский явно хочет уйти от штампов жанра антисоветской чернухи. Но в подкорке его, кажется, сидит: без известных штампов премий на Западе и счастливой тусовки в Венеции и прочих каннах-берлинах не будет. Все прокаты последних картин Кончаловского – заведомо провальны и убыточны, но все премироносны. Жить со вкусом не запретишь.
Кино сделано как бы под документалку ч/б, так и кажется – под Германа и Хуциева. Но у Кончаловского нет, и это хорошо, шизофрении Германа, и нет, что нехорошо, даже и намёка на лиризм Хуциева.
Все эти распределители партийных пайков в тёмных подвалах, все эти мрачные упыри из Политбюро и чудовищные генералы НКВД с пародийно каменными лицами – штампы, узнаваемые на западе. Вот дочка лепечет как механическая кукла: «Мы в демократии живём, свобода собраний и демонстраций». Отец героини тоже шарахает штампом для западного жюри, явно цитируя кого-то из героев Солженицына, ворчит: сбросил бы Кеннеди на вас атомную бомбу, чтобы все «временные трудности» кончились. Что жюри в Каннах прокатывает, но для живого восприятия жанр либералистической чернухи исчерпан.
При этом Кончаловский почти вырывается из ловушек сложившихся «мнений» при взгляде со стороны на новочеркасскую трагедию. Он уже не твердит о расстреле военными мирной толпы, как это подал А.С. Солженицын. В «Архипелаге: «… данный поверх голов залп пришелся по деревьям сквера и по мальчишкам, которые стали оттуда падать. Толпа взревела – и тут солдаты, по приказу ли, в кровяном ли безумии или в испуге, – стали густо стрелять уже по толпе, притом разрывными пулями». То есть «онижедети» толкнули толпу на стволы. Так кто-то увидел или попросту придумал, так донеслось до Солженицына, так попало и в фильм «Однажды в Ростове» (2012).
Кончаловский решил благоразумно уклониться от показа убитых детей, так как таковых в действительности не было. Как избежал и показа пальбы из автоматов по людям, «разрывными пулями» по плотной толпе рабочих, студентов и любопытных горожан. В густой многотысячной толпе убитых было бы не 17 человек, а многие сотни. Кончаловский прямо показывает, что приказа не было. Генерал у него вопит: «Приказа не было! Кто стрелял?!». А ему: «Мы в людей не стреляли! Мы только залп в воздух!» - «В воздух?! А трупы, а трупы <откуда>?!»
Алексей Надеждин, православный публицист, Украина
(Окончание следует)
1. 1