Коммунизм, социализм и Церковь

I. Многим хорошо известна реплика о социализме, которую можно найти у Владимира Сергеевича Соловьева: «По этому поводу кто-то произнес известную остроту, что между христианством и социализмом в этом отношении только та маленькая разница, что христианство требует отдавать свое, а социализм требует брать чужое» («Чтения о богочеловечестве». Чтение первое. Собр. соч. Т. I, с. 10-11). Трудно сказать, кто первоначальный автор этой мысли, но острякам она чрезвычайно понравилась, и до сих пор она часто повторяется. «Ах, как метко! Вот подлинная правда! Христианство и социализм – вещи совершенно противоположные»! Но если мы внимательно и беспристрастно на эту фразу посмотрим, то увидим, что в ней гораздо больше лжи, чем правды.

Начнем с конца: «социализм требует брать чужое». Прежде всего, социализм не является единовременным актом присвоения. И уж тем более не по шариковскому принципу «отнять и поделить». Социалистическое производство – это процесс, в котором происходит как раз обратное: созидание прибавочного продукта, который затем при посредстве государства возвращается населению через общественные фонды потребления. Что же касается осуществленной большевиками национализации, то она явилась следствием хорошо известного и множество раз доказанного факта: частная собственность на средства производства предоставляет огромные возможности для нетрудового, присвоения. Не для всякого конкретного случая это так, но для крупного бизнеса действия большевиков были справедливыми. Тем более они были бы справедливы для нынешних олигархов, которые как раз реализовали лозунг «отнять и поделить» – отняли созданные огромными усилиями народа ценности и фактически присвоили их, поделив между собой.

Заметим, что полностью частную (точнее – личную) собственность социализм не отрицает – она необходима, чтобы создать вокруг человека определенный слой «своего», в котором человек чувствовал бы себя комфортно. Не иметь вообще ничего – подвиг, на который неспособно подавляющее большинство людей. Но ясно, что этот «слой комфорта» имеет вполне разумные, достаточно ограниченные пределы. Желание же выйти за эти пределы – неестественная страсть, делающая человека, по слову Златоуста», свирепее зверя. Именно таково богатство, наживаемое удачливыми бизнесменами, умеющими виртуозно эксплуатировать наёмных рабочих. Недаром Прудон громогласно провозглашал «собственность есть кража». Ясно, что способ жизни, который основан на страстях, неизбежно приведет к катастрофе. Это со всей ясностью и показал 30-летний постсоветский период, что при Ельцине, что при Путине. Этот период показал, что капитализм для России губителен, и что его скорейшая ликвидация – вопрос жизни и смерти.

Но и первая часть фразы – «христианство требует отдавать своё» – тоже подспудно содержит ложь. Конечно, отдать своё – высокая христианская заповедь. Так должен поступать настоящий христианин. Тут нет вопросов. Но это личная заповедь. А что касается заповеди социальной, то тут, как это ни парадоксально, Церковь определённо склоняется к капитализму, который, как уже было указано, действует наоборот – отбирает у тех, кто должен по праву владеть и делит отобранное между элитой. Надеюсь, что всем христианам ясна противоположность христианства и капитализма. Капитализм – это гипертрофированное сребролюбие, причём, настолько, что оно стало непреложным законом, захватило не только души, но и социальную жизнь на земле. В результате общество опутывает культ денег, эгоизм, коррупция, воровство, несправедливость, предательство элит, обезьяноподобное бескультурье, страшный разврат, множество постыдных извращений. Недаром ап. Павел утверждает «сребролюбие – корень всех грехов». К сожалению, Церковь относится к капитализму вполне лояльно. Правда, в «Основах социальной концепции РПЦ», вышедших в 2000 г., была записана норма о том, что Церковь не имеет предпочтения ни к одному социальному строю. Но тяготение наших батюшек к частной собственности и капитализму было очень сильно. И поэтому документ мало им понравился, они его называли «тяжёлым». И неудивительно, что все последующие церковные документы (решения «Всемирных Русских народных соборов») фактически носили характер оправдания капитализма.

Так что за остроумной формой обсуждаемого высказывания скрывается изрядная доля неправды. Но есть в нём и верное, такое, что раскрывает огромную разницу между коммунизмом и социализмом.

II. Конечно, подавать милостыню – подлинная христианская добродетель. Иоанн Златоуст восхищается милостыней и считает её самым легким способом прощения грехов. Но вместе с тем он отнюдь не считает её каким-то христианским идеалом. Нет, для него милостыня – не вечная добродетель (святитель говорит, что в Царстве Небесном её не будет), а земное средство хоть как-то облегчить жизнь ближних. Поэтому милостыня по Златоусту – не высшая добродетель, а скорее обязанность христианина. Это как бы нижняя граница христианской нравственности: кто не творит милостыню, тот не может называться христианином, ибо не любит ближнего.

Однако есть другая добродетель, которая гораздо выше милостыни – это христианское общежитие. Это как бы абсолютная милостыня, которая совершается всеми, всем и всегда, и потому добродетель вечная, которая перейдёт и в Царство Небесное. В Евангелии об этом говорится словами Христа: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф. 19: 21). Часто «приходи и следуй за Мною» трактуют как абстрактную необходимость следовать Христу, но слово «приходи» ясно указывает, что Христос делает богатому юноше вполне конкретное предложение: войти в общину, сопровождающих Христа. Вот, оказывается, что такое христианское совершенство, вот каков идеал христианской социальности!

Но есть ещё более сильное свидетельство – Иерусалимская община, которую организовали апостолы сразу после Вознесения. Нет сомнений, что они делали это по заветам Христа. Но вот что характерно – молитва и евхаристия в этой общине сочетается со строгим коммунизмом. А если кто приходил в общину, но коммунизм соблюдать не собирался (Анания и Сапфира), того Господь наказывал очень строго – так высоко ставилось это «общение имуществ». Очевидно, что в общине следовавших со Христом принцип коммунизма тоже соблюдался. Ап. Иоанн даже указывал, что всеми деньгами общины заведовал Иуда Искариот.

Таким образом, высшим христианским социальным устроением Новый Завет считает общину исповедующую принцип обобществления имущества. Это и есть коммунизм. Причем предполагается, что реализация такого социального строя возможна только в условиях строгой добровольности, что, конечно же, требовало высочайшего нравственного уровня общинников. Именно это, а не материальное изобилие определяют коммунизм. Ибо из высокого духовного устроения обязательно следует определённый уровень аскетизма. Но ясно, что в большом масштабе на земле, где властвует князь мира сего, коммунистический идеал реализован быть не может – в большом коллективе всегда найдутся мелкие эгоистичные души жаждущие единолично обладать и этим уже разрушающие принцип добровольности настоящего коммунизма.

И поэтому реализация коммунизма на земле возможна только в ограниченных сообществах. В Иерусалимской общине было около 5 тыс. душ, и видимо это предел коммунизма на этой падшей земле. В Крестовоздвиженской трудовой общине Н.Н. Неплюева было чуть более 500 чел., попытка же Неплюева создать подобные общины по всей России не осуществилась. Но если так, то что это означает? Почему, тем не менее, Господь призывает своих учеников исполнить завет общинной жизни? Потому что Он указывает на социальный идеал, к которому должны стремиться христиане. Это маяк, который указывает верное направление христианам в осуществлении общественного бытия. Этот идеал указан раз и навсегда Самим Иисусом Христом, и потому жалки постоянно предпринимаемые попытки его снизить, уничижить, отвергнуть.

По сути дела полноценный коммунизм в больших масштабах возможен только в Царстве Небесном, куда учреждён строгий отбор. Но на земле возможен иной социальный строй, хотя и менее высокий, но всё же сохраняющий направление на социальный идеал. Это социализм. Его суть в том, что общество, оставляя неприкосновенной личную (не приносящую дохода) собственность, сознательно запрещает частнособственнический принцип экономической деятельности общества. Обычно его формулируют как установление общественной собственности на средства производства – государственной или кооперативной; частная собственность (на средства производства) запрещена законодательно. И это хорошо. Мы уже говорили о том, к каким чудовищным следствиям приводит принцип свободы частной собственности. И оградить от них может только прямой запрет на причину этой вакханалии грехов – господство частной собственности. А обязательность запрета означает, что социализм может быть реализован и в больших сообществах.

Итак, если коммунизм основан на полной добровольности, причём общественный порядок обеспечивается высокой нравственностью, то социализм, соотносящийся с реалиями этого падшего мира, вынужден применять жесткий закон. Разница тут видна невооруженным глазом. Но история показала, что осуществление социализма, даже атеистического, позволило России стать могучим государством и воспитать несколько поколений советских людей, нравственно на порядок более высоких, чем выросших в последние тридцать лет в условиях капитализма.

III. Ложью является утверждение, что из социализма органически вытекает атеизм. Наш замечательный философ и богослов о. Сергий Булгаков убедительно доказал, что при неизменной экономической основе социализма возможны разные идеологии, приводящие к разным обществам, а именно 1) атеистический (богоборческий) социализм; 2) социализм гуманистический и 3) православный (религиозный) социализм. Опять-таки наша Русская история показала, что и богоборческий социализм (двадцатые-тридцатые годы) и гуманистический социализм (правление Брежнева) так или иначе имели место. Одно это опровергает жёсткую привязку социализма и атеизма. Православный социализм пока не осуществился, но Булгаков утверждает, что он вполне возможен. И правда: христианский социализм был осуществлён в государстве иезуитов в Парагвае и просуществовал полтора столетия. Можно также указать на социализм, реализованный на Кубе, где социалистические принципы органично сочетались с христианством.

Вообще же Булгаков подчеркивал, что в основе социализма – именно религиозность, а не пресловутая «научность». Поэтому, продолжая мысль Булгакова, можно заключить, что нерелигиозные варианты социализма неустойчивы – они не имеют прочного основания. И только религиозный социализм, как базирующийся на вере в Бога, и потому Богом освящённый, строится «на камне». Отметим, что в богословии Булгаков начудил – его софиология не была принята богословами; но думается, что в его социологических соображениях заключена немалая доля истины.

Начавшееся после контрреволюции 91-го года уничтожение России через реставрацию капитализма ясно показало, что это тупиковый, гибельный курс и необходим возврат к социализму. Но теперь уже не к атеистическому социализму, показавшему свою непрочность, а социализму православному, суть которого заключается в двух главных положениях:

– социалистической экономике, и соответственно – поддерживающим такую экономику государстве;

– симфонии государства с Православной Церковью, что придаст устойчивость всему строю.

Важно отметить, что, ставя барьер мамоне, православный социализм не только сохраняет народ от множества грехов, но и открывает путь для развития братских, подлинно христианских отношений между людьми.

Симфония, кстати, требует от Церкви более глубокого осмысления социального поля, т.е. создания христианской социологии.

IV. Однако идея православного социализма встречает холодный приём. Причём, не только среди нынешней элиты – там эта идея вообще не обсуждается, поскольку и Православие, и социализм совершенно противоречат её менталитету. Но резкие возражения имеют место и в церковной среде. Кстати, везде, где я говорю «Церковь», я имею в виду не Церковь, созданную Христом, а совокупность мнений, в нашей церковной среде преобладающих.

Зачастую произносятся грубые выпады: «сатанизм», «опаснейшая утопия», «призыв к социалистической революции», «святое святотатство», «эклектика» и пр. Невольно возникает подозрение, что некоторые считают православный социализм провокационной жидомасонской придумкой, а меня – троцкистом, в тайне добивающимся мирового господства. Разумеется, скатываться на столь плинтусовый уровень дискуссии я не собираюсь. Замечу только, что это мнение совершенно не соответствует действительности.

За отрицанием православного социализма, безусловно, стоит боязнь новых гонений на Церковь. Представить себе социализм, не связанный с богоборчеством и репрессиями батюшки никак не могут. А уж связанный с Православием – тем более. И тут не помогают никакие аргументы, типа высказанных выше. А просто слышится ругань: советская власть – это абсолютное зло; соответственно и злом является социализм.

Еще один излюбленный прием опорочить православный социализм – объявить, что он является попыткой построить рай на земле – мол, это «хилиазм». На самом деле, как показано выше, критики путают христианский коммунизм, который в большом масштабе действительно на земле нереализуем, и православный социализм – строй, при котором остаются и смерть и болезни и природные катаклизмы, и ограниченность ресурсов, и попытки врагов этот строй уничтожить – т.е. падшесть этого мира ничуть не исчезает. Но наиболее губительная причина социальных нестроений там потеряла силу, в результате чего человечеству легче проявить христианскую любовь и братскую солидарность. Ни на какое описание рая это не похоже.

Довольно часто противники православного социализма говорят о его утопичности – мол, переход к общественно ориентированной экономике наткнется на жёсткое сопротивление собственников, что спровоцирует в обществе массовое кровопролитие, и, следовательно, это «опаснейшая утопия». Дело в том, что глядя на чудовищное падение нравов и хаос в отношениях между народами, многие православные ждут скорого пришествия антихриста, а за ним и второго пришествия. Безусловно, сие когда-нибудь совершится. Однако пророчествующие забывают, что, что о времени наступления этих событий никто не знает. И Господь специально предупреждает: «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один» (Мф. 24: 36).

Человечество уже много раз в ужасе зарывало голову в песок, думая что второе пришествие вот-вот наступит. Но этого не происходило, и надо было жить дальше. И тут обнаруживалось, что зло расплодилось на земле, и что необходимо снова стать воинами Христовыми и снова сражаться на земле с силами зла. Мы не знаем, как повернётся история и сколько раз над злом ещё будет одержана победа, пусть и временная. Тогда, если человечество переживает тёмную полосу, то идея православного социализма и впрямь может показаться утопией, если её хотят непременно и срочно воплотить в жизнь (на самом деле и в такие периоды она может выполнять роль эталона, позволяющего верно оценить текущие социальные события). Но история нам показывает, что всё может в одночасье измениться: скажем, тяжелая война и последующий за нею период катарсиса. И если наступит такая светлая полоса, то идея православного социализма становится руководством к действию и вполне может быть реализована мирным путём.

Но, как думается, нужно докапываться до более глубинных причин неприятия православного социализма. Одной из них является явное желание Церкви быть независимой. Причем, прежде всего – независимой от государства и общества. На этом следует немного остановиться. Конечно, главная задача Церкви – спасение душ в вечности. Но в нашем мире это совершается не иначе как в социальной среде – «в миру», среде, которая сама активно воздействует на души. Поэтому насущная задача Церкви – по возможности эту среду преображать. Разумеется, делать это надо в союзе с государством, которое непосредственно занимается социумом. Но именно это у Церкви вызывает отторжение. В частности, батюшек вполне устраивает существующий закон об отделении Церкви от государства. Ибо она не хочет «ввязываться в политику», считая, что её дело – только службы и индивидуальная работа с верующими.

На самом деле эта тенденция существовала с давних пор. Можно вспомнить, что на рубеже XIX-XX веков у нас в церковной публицистике появилась масса стенаний по поводу «закабаления» Церкви государством. Хотя концепция симфонии Церкви и государства сформулирована еще в V в. св. императором Юстинианом. Суть этой концепции в том, что государство предоставляет охранительную помощь Церкви в ее существовании в этом греховном мире, а Церковь поддерживает государство идеологически и мистически, в результате чего государство начинает носить более устойчивый теократический характер. Иначе говоря, симфония направлена на создание и поддержку христианского общества. Но от этой важнейшей задачи Церковь отнекивается. И в случае православного социализма она просто подозревает коварную попытку поставить Церковь в зависимое положение.

Наконец, еще одна глубинная причина – проблема финансирования Церкви. При капитализме способ был найден: получать деньги от спонсоров – православных бизнесменов и биржевых игроков (иногда окормляя их религиозно). Сейчас большинство наших храмов (особенно в крупных городах) на спонсорской игле. Причём, Церковь считает этот способ удачным, ибо ее независимость не страдает: ведь спонсоры – частные лица. Но увы, это иллюзия. Церковь стала зависимой от капитализма: и лично от спонсоров и самое страшное – от идеологии капитализма. Поэтому сейчас от церковных деятелей мы практически не слышим критики капитализма. И поэтому неудивительно, что православный социализм, который вскрывает греховную суть капитализма, ею принят быть не может. Надо с сожалением сказать, что заигрывание Церкви с капитализмом серьезно ухудшает имидж Церкви. Ведь большинство, тихо ненавидя капитализм, переносит это негативное отношение и на Церковь. В результате она постепенно теряет свой обретённый в 90-х годах статус совести общества.

V. Блокировка идей православного социализма очень негативно отражается на попытках нашей общественности выработать идеологию России, «русскую идею». Ибо по сути дела, кроме православного социализма, другой идеи, которая смогла бы выявить весь потенциал русской цивилизации, не существует. Во всяком случае, все попытки сформулировать русскую идею не увенчались успехом, хотя наши патриоты-идеологи пыжатся уже 30 лет. И стоит отметить, что за идею православного социализма даже в пространстве Русской Народной Линии высказывались не только мои соратники – православные социалисты: Андрей Костерин, Вячеслав Макарцев, Александр Молотков, Анатолий Кирдяшкин, Диана Пиккиева (Ладога), но и такие известные(и, кстати, такие непохожие друг на друга) публицисты, как А. Казин, В. Семенов, А. Грунтовский, С.Глазьев, А. Хазин, В. Хатюшин, о.Александр Миняйло, пд. Владимир Василик, А. Проханов, В. Аверьянов, А. Курносов, Г. Чудинова, С. Абачиев, А. Степанов, А. Швечиков (прошу простить, если кого не назвал по забывчивости).

Идея православного социализма ухватывает самое главное в русской цивилизации – стремление понять Божью правду и реализовать её на земле в той мере, которую допускает падшая природа этого мира. И поэтому в ней отражены как истинная вера, так и справедливый социальный строй. Россия в своей истории подходила к православному социализму – сначала со стороны Православия, а затем со стороны социального строя. К сожалению, пока объединить эти две стороны Божьей правды не удавалось. Но еще не вечер, конец времен еще не наступил и все возможности отрыты.

Сейчас мир проходит тёмную полосу – полосу страшной моральной деградации, засилья лжи и безнравственности. И в таких условиях православный социализм здесь и сейчас осуществлён быть не может, и, видимо, до лучших времён ждать ещё долго. Но мы имеем многочисленные пророчества святых о возрождении России. Безусловно, они сбудутся. И тогда наступит время православного социализма – Русь почувствует жизненную необходимость в его реализации.

Николай Владимирович Сомин, кандидат физико-математических наук, бакалавр теологии, православный публицист