«Можнонельзя» - корень многих русских бед

Отличительной чертой постсоветской России является нерешённость множества вопросов, неопределённость. Что хорошо, а что плохо; что можно, а что нельзя - не определено. Подвешенное состояние российского общества не позволяет нам твёрдо стоять на ногах, делает шатким не только нравственность и самосознание людей, но и саму российскую государственность.

Действия властей в связи с распространением коронавируса обострили эту проблему.

Очень многое у нас можно, но нельзя; хорошо, но плохо. Как будто верховная наша власть нарочно окутывает наше общество дымовой завесой. Чтобы мы не понимали, куда нам идти, что делать, что происходит вокруг сейчас, что позади - в нашем прошлом.

Например, терроризм и геноцид Россия вроде бы официально осуждает. Вместе с тем именами крупных деятелей террора и геноцида - Свердлова, Землячки, Куна и других - названы улицы и посёлки, и власти упорно отстаивают эти названия от нападок общества.

Другой пример - Великая Отечественная война. Вроде бы мы гордимся победой в ней Советского Союза и чествуем ветеранов - кузнецов этой победы. Но с другой стороны, официально осуждён как лично верховный творец победы И.В. Сталин, так и сталинизм в целом. Выходит, что победа СССР - это по современным официальным оценкам плохо, а не хорошо. Ведь победило общество с плохой идеологией, плохим государственным устройством, возглавляемое плохим вождём. То есть победа СССР - и хорошо, и плохо одновременно.

К искусственному затуманиванию жизни и самосознания российского общества относится и необязательность выполнения законов и правил.

«Можнонельзя» на дорогах. Очень ярко эта необязательность видна на дорогах.

По дорогам Европы ездить легко и безопасно. Можно проехать тысячи километров, пересечь много стран, и не увидеть ни одной аварии. Потому что там нигде не возникает неопределённости, и всегда ясно, как нужно ехать, с какой скоростью, в каком ряду.

На родине же на тысячу километров встретишь пять аварий. Потому что требования знаков и разметки у нас двойственны, иногда - невыполнимы, и нарушать их можно, но нельзя.

Например, на Западном скоростном диаметре Петербурга на весьма протяжённом участке уже в течение двух лет, с весны 2018 года, установлено ограничение скорости до 50. Весь поток едет 110, все эти два года. И вдруг один иногородний водитель решил ехать 60. Аварийная ситуация! Резкое шарахание в левый ряд, экстренное торможение с заносом, опасный выезд на встречку - чудак, решивший соблюсти требование знака, подверг риску жизни многих людей.

Так же и с разметкой полос движения шириной в два автомобиля. Кто-то едет посреди полосы, кто-то в два ряда. Кто-то поворачивает налево из правого ряда левой полосы, считая, что он - в левой полосе. Другой его обгоняет слева, считая, что тот - в правом ряду. Аварийная ситуация, опасная для жизни многих - экстренное торможение, занос, выезд на встречку… Таких улиц и дорог с полосами шириной в два ряда в России множество, один из примеров - трасса «Скандинавия».

Давно пора ввести наказания не только для водителей, но и для лиц, устанавливающих двусмысленные или невыполнимые требования…

«Можнонельзя» в экономике. Опасны для жизней наших граждан проявления «можнонельзя» в строительстве. Есть требования норм и правил, которые не соблюдает уже почти никто, потому что соблюдавшие СНиПы строители оказались неконкурентоспособны и либо разорились, либо перестали выполнять предписанные нормы ещё в начале 2000-х годов.

Например, шпильки со стандартной резьбой стали теперь эксклюзивным товаром и занимают менее 5% рынка. 95% шпилек имеют удешевлённую резьбу и сниженную в 2-2,5 раза несущую способность. Такие шпильки применять нельзя, они опасны, но все их применяют.

Крепёжные узлы должны быть защищены от ржавчины. Раньше их обмазывали горячей смолой. Сейчас действующие СНиПы предлагают широчайший выбор современных способов защиты крепёжных узлов от коррозии, но… напрасно. Узлы не защищают теперь никак, кроме редких частных, не государственных, заказов. Опоры уличного освещения, дорожных указателей, другие металлоконструкции обрушатся через несколько лет, когда заржавеет крепёж. Есть разумные СНиПы, есть контролирующие органы, есть даже жертвы нарушений и о них даже сказали в новостях по телевизору. Есть понимание, что нарушать СНиПы нельзя, но… можно, потому что, кто не нарушит, тот не выиграет тендер на госзакупки.

Коронавирусные ограничения вызвали недоумение у большинства предприятий. Работать или не работать? Вроде, постановления местных властей работать запрещают. Но крупные торговые фирмы работают. Нельзя только мелким? Или всем можно, а постановления - только «для галочки»? В итоге, как обычно, «кто смел, тот и съел» - выиграли нарушители, проиграли послушные.

«Можнонельзя» в топонимике. Архипелаг «Северная Земля» был наименован в 1926 году «Таймырским» (декрет Президиума ВЦИК №186 от 11.01.1926) и с тех пор не переименовывался. В обосновании тогда было указано «дабы привязать названием архипелаг к территории СССР». «Северной Землёй» был назван лишь один из островов архипелага. Как, когда и почему невыгодное России название с острова «переехало» на весь архипелаг, кто и зачем «отвязал» архипелаг от России, не может ответить никто. Название «Северная Земля» не законно, не выгодно, но… почему-то остаётся.

Пролив Вилькицкого был наименован «проливом Бориса Вилькицкого» в 1935 году (постановление ЦИК СССР «О единых географических наименованиях советской Арктики» от 27.06.1935) и также не переименовывался. Обширная переписка привела к тому, что в 2004 году морские картографы привели название в соответствие с законно установленным, а Росреестр не счёл нужным этого делать.

«Можнонельзя» в русском языке. В русском языке неопределённость требований закона и правил менее явственна, а вред от неё - разтянут во времени, никем не подсчитан и мало кем осознан.

Но если вдуматься, если тщательно изучить вопрос, то выяснится, что вред - и для отдельных граждан, и для общества в целом, и даже для самой российской государственности - огромен и опасен. Об этом см. в моих статьях.

Нельзя нарушать правила русского языка. Нельзя называть женщин словами мужского рода - «победитель турнира Петрова», «участник соревнований Маша», «представитель МИД Захарова». Но называют. Значит, можно.

Нельзя, согласно закону о языке 53-ФЗ, применять «иностранные» слова, если есть общеупотребимые русские. Но ведь говорят: «индивидуальный» и «персональный» вместо «личный», «транспортировка» вместо «перевозка», «транспарентный» вместо «прозрачный», и так далее. В речах наших должностных лиц русских слов бывает меньше, чем заимствованных, и соотношение это меняется с устрашающей быстротой.

Нужно склонять существительные и прилагательные: «созвонимся в городе по телефону», «свяжемся в интернет по вотсап»… или «в интернете по воцапу»? Кто определил термины «интернет» и «воцап» - как их писать, как склонять, как употреблять? А если никто не определил, то выходит, что их можно употреблять только в разговорной речи частных лиц, а в речах и документах должностных и юридических лиц этих слов быть не должно?

В документах не место слову «самоизоляция» - поскольку нигде нет его определения, и даже комитет по законности Санкт-Петербурга не смог разъяснить, что это такое.

В словосочетании «поддержание режима самоизоляции» вообще следует понимать слово «режим» в буквальном переводе - «правление». От латинского корня «рекс» - «король», французское слово «режим» и переводится как «правление». Кто-то может поддерживать режим Путина, но губернатор нам повелел поддерживать другой режим - самоизоляции. Ведь слово «режим» в русском его значении - «распорядок» - применяется обычно с глаголом «соблюдать»: «соблюдать постельныЙ режим».

Заключение. Русский язык находится, в отличие от остальных перечисленных областей, в совершенно беззащитном положении. По сути, сейчас с русским языком можно делать всё. Можно коверкать слова, нарушать правила языка, можно писать латиницей, можно заменять русские слова иноязычными… Потому что в России, в отличие от других стран, за несоблюдение закона о языке 53-ФЗ, за нарушение правил русского языка, не предусмотрено совершенно никакой ответственности. И нет органа, который следил бы за соблюдением закона и правил.

Здесь мы подошли к ответу на вопрос: если «можнонельзя», то что можно, а что - нельзя?

Если нет наказания - то можно. Законы и подзаконные акты ничтожны, если нет кары за их нарушение.

Поэтому не удастся защитить и усовершенствовать русский язык одними лишь просветительскими мерами. Необходимость карательных мер и очевидна, и доказана опытом других стран.

Введение двусмысленных и безсмысленных требований происходит от безответственности должностных лиц. Всё чаще слышишь: «Сталина на них нет!»

И под «Сталиным» подразумевается не только непременный строгий спрос с конкретных лиц за содеянное и за бездействие. «Сталин» - это востребованная сегодня ясность целей развития, однозначность понимания главного и второстепенного, хорошего и плохого. И в целом ряде перечисленных примеров «Сталина» сейчас больше в странах западной Европы, чем в России.

Языковая политика Франции - «сталинская». Каждому гражданину ясно, что говорить «файл», «имэйл» - это плохо, а «фишье», «курьель» - хорошо. Должностным и юридическим лицам говорить «файл» и «имэйл» запрещено, а частным лицам - разрешено, но порицается.

Так было и у нас при Сталине. Использование слова «голкипер» вместо «вратарь» считалось «низкопоклонством перед Западом» и осуждалось. При этом и перегиба не было, ряд английских терминов был заимствован. Но заимствован не произвольно, а установленным порядком.

Дотянуться до европейского уровня такого «сталинизма» сейчас представляется ключевой задачей России.

Вадим Викторович Рыбин, публицист, капитан 2 ранга запаса