Вирусная пандемия проявила один фактор, значение которого было снижено в последние десятилетия практически мирного бытия мирового сообщества.
Человечество постепенно забывало причины появления и значение элит, как и элиты забывали причины своего появления и своё предназначение.
Притом, что причины и предназначение настолько очевидны, что трудно припомнить, чтобы из формального перечня прав и обязанностей элит делались некие сущностные выводы, кроме разве эпох социальных революций, которые содержали в себе столько пьянящей энергии разрушения, что смысл самих революций, в существенной мере, терялся.
Поиск сути противоречий народов и элит всегда возвращает к первопричине возникновения элит.
Для перехода народов через кризисы возникло управление, и слой живущих возле него – элиты, которые изначально предназначались только для этого.
Естественно, на управленческие роли подбирались лучшие, но законы биологии, вопреки ожиданиям наследования, всегда приводили к снижению этих качеств в следующих поколениях.
Не касаясь истории мира, состоящей из межэлитарной борьбы и борьбы народов с собственными элитами, хочу лишь отметить, что уровень сложности управления сколько бы неизмеримо он ни возрастал, всегда опирается на первичный блок знаний и целей, понятных населению.
Всегда есть и второй блок знаний, который всем недоступен, так как понятно, что штаб не может планировать свои действия без секретности.
Должен существовать и третий, стратегический, рассчитанный на десятилетия, а то и столетия блок знаний, которые могут понять и принять, и осуществить лишь немногие. Но сейчас не об этом.
Любая кризисная ситуация ставит вопрос выживания общества посредством действий элит.
Элита, как часть населения, имеющая преимущества в материальных средствах и реальной правоспособности, по смыслу своего происхождения зависит от общества в целом и заинтересована в его выживании.
Это предопределяет схожесть погружения в проблемы населения и элит. Элитарные дети, как и простонародье, всегда шли на войну вместе, вместе погибали, вместе терпели снижение потребления, конечно, не без коррекции имущественных возможностей.
На мой взгляд, мало обращается внимания на то, что восстание февраля 1917г Петроградского гарнизона, перенасыщенного запасниками (по историческим данным в столице было сосредоточено до четырехсот тысяч солдат), было предопределено различием потребления. С одной стороны, питерской элиты, кутящей в ресторанах и шикарных особняках, и, с другой стороны, потреблением сотен тысяч солдат, месяцами живших в тесных казармах с кроватями в семь ярусов, на хлебе и жидкой каше, в ожидании отправки на фронт, раздраженно наблюдавших этот праздник жизни.
Представляется, что это одна из ведущих причин неподчинения войск и принятия ими стороны провокационной группы революционеров.
Элиты СССР и население мало чем отличались в уровне потребления, и в ходе второй мировой войны подобные выступления населения и войск было трудно представить.
Возвращаясь к ситуации с коронавирусом, нельзя не обратить внимание, что переживание пандемии элитой России и её населением нельзя оценивать потенциально бесконфликтным.
Причина не только в изначально различном имущественном потенциале, но и в ограниченности средств существования в условиях самоизоляции. Есть неработающие люди, лишённые доходов, и есть элита, которой риски снижения потребления не угрожают.
Противостояние общества и элиты зиждется на забвении первопричины возникновения социального управления.
Следствием этого видится отсутствие управленческих и, соответственно, элитами одобренных решений по содержанию изолированного населения, лишённого возможности добывать средства к существованию.
Практически, в условиях ограниченных бюджетных средств это могло бы означать готовность элиты отказаться от части своих накоплений в целях социальной стабильности. Это добровольный отказ от собственности, к которому ни одно общество никогда не было готово, но который заложен в первопричине возникновения общества и элиты, в частности.
Таким образом, с одной стороны, пандемия чётко показывает нашему обществу проблемы завышенной самооценки элиты и соответствующего снижения у неё чувства реальности.
С другой стороны, пандемия даёт урок обществу, которое, во множестве поколений, неконструктивно восприняв культуру Запада, ничем, кроме критики национального управления и национальной культуры, себя особо не занимает.
Урок, полученный обществом, состоит в очевидной и жёсткой зависимости выживания населения от грамотных действий элиты.
Этим чувством люди, очевидно, прониклись.
Нашему человеку, привыкшему к недовольству, стало понятно, что без умелого управления можно легко помереть и кроме всего прочего лишиться национального наркотика: восхищения всем чужим, осуждением всего своего, кроме себя самого, естественно.
Вероятно, можно резюмировать, что здравомыслие общества, в целом не обременённого материальным достатком, как-то выросло, в то время как мышление элиты по-прежнему недостаточно конструктивно…
Компетенции элиты и общества плохо очерченные в сумбуре обыденности, в условиях кризиса вызванного пандемией, проступают более чётко и рельефно.
Задача в том, чтобы этим компетенциям следовать.
Павел Иванович Дмитриев, правовед, православный публицист