Каков идеал политической жизни России?

4 мая (по Григорианскому календарю) исполняется 200 со дня рождения выдающегося русского мыслителя, общественного деятеля, славянофила Юрия Фёдоровича Самарина.  Это крупная дата, и жаль, что деятельность такого выдающегося отечественного мыслителя не вызывает в наши дни надлежащего внимания. 

 

Юрий Фёдорович принадлежал старинному дворянскому роду Самариных. После окончания Московского университета он поступил на службу в министерство внутренних дел. Выйдя в 1854 году в отставку, он целиком посвятил себя общественной деятельности. Самарин был одним из активных участников подготовки великой крестьянской реформы 1861 года. Главной его заботой было не просто освобождение крестьян, а определение дальнейшего пути развития народа и государства.   Поэтому он был против формального освобождения и считал сохранение общины важнейшей целью развития общества. 

 

Подобно другим славянофилам, Самарин идеал политической жизни России видел в единстве двух сил – самодержавия и сельской общины. Он утверждал, что образцом общественных отношений должен стать не западный индивидуализм, а иерархия христианской общины с верховной властью во главе. Дворянство для него казалось уже выродившейся бесперспективной силой. Хотя Россия тогда пошла по другому по пути, включившись в активное строительство капитализма, эти идеи не канули в лету. В частности схожие тезисы лежат в основе знаменитой книги И.Л.Солоневича «Народная монархия». Актуальны они и в наши дни.

 

Можно ли считать народную монархию – идеальной политической системой для России, как полагал Самарин и многие славянофилы? С одной стороны, русская история не раз показывала склонность общества именно к такому строю. И не раз именно такая система выручала страну. С другой стороны, не следует забывать, что народа в том смысле слова, в котором его употребляли во времена Самарина, уже нет. Кардинальное изменение жизни, сознания, жизненного уклада общества, произошедшее в ХХ веке, трудно переоценить. 

 

Славянофилам, в каком-то смысле было проще. Их воззрения базировались не только на общеевропейском стремлении найти свои национальные корни, но и на подлинной любви к русской старине и русскому народу.

 

Все славянофилы были влюблены и в русскую общину. Восторгались бы ей и мы, если бы она была где-то рядом. Но ее давно уже нет. Своими гусеницами по ней проехала даже не советская власть, а тотальная урбанизация, разрушившая традиционные уклады отнюдь не только в России. 

 

Были у общины и другие враги. В первую очередь, как не странно, это изменение материального положения крестьян. Эволюция тут простая. По мере накопления материальной собственности, крестьянин превращается сначала в крепкого хозяина, затем либо в кулака, либо в купца. Надо ли говорить, что  ни тому, ни другому община не нужна. Но и общине они не нужны. К сожалению, в пореформенной России конца XIX века преобладал именно подобный буржуазный путь развития, развитие которого как раз община и сдерживала. 

 

Разрешить этот антагонизм пытался, как известно, П.А.Столыпин. К чему бы привели его реформы, имей он в запасе 20 лет, как он сам и мечтал, не известно. Но становясь буржуа, мелким или крупным, бывший крестьянин не сохранял уже ту приверженность самодержавию, которая была свойственна крестьянской общине. 

 

Тот путь народной монархии, идти по которому, (или возвращаться к которому, предлагали славянофилы, и который был отчасти реализован в СССР во времена Сталина, не учитывал простой универсальной закономерности развития общества, а именно процесса отчуждения. Это такой же объективный закон, как и закон гравитации. Обойти его не просто. 

 

Проблема отчуждения отнюдь не связана ни с Марксом, ни с Гегелем. Если говорить проще, то это проблема заключается в том, что один человек, по мере развития общества, стремится поработить другого. Другим может быть иноплеменник, но может быть и сосед, родич, собрат.

 

В Советском союзе делали вид, что там такой проблемы нет, потому что построено бесклассовое общество. Но это была лишь иллюзия. Пока был силен общинный дух, унаследованный от прошлых веков, общество сохраняло свою цельность. Затем советское общество повторило путь крестьянской общины царской России. Экономическое развитие и рост благосостояния привел к взаимному отчуждению. 

 

Что же нас ждет теперь? Процесс взаимного отчуждения набирает силу. Каждый стремится отделиться от другого и создать свой мир, ограниченный частной собственностью.  Единый дух народа распадается. В результате народ просто исчезает с лица истории.

 

Если просто плыть по волнам капиталистического развития, то приплывешь к антагонистическому обществу, когда одна часть народа люто возненавидит другую. Исход  такого пути ясен  изначально: богатые станут еще богаче, бедные еще беднее. Сильная верховная власть может сдерживать, но не бесконечно, это растущее противоречие, как всегда и было в России. Кроме того, это сдерживание неизбежно ведет к деградации определенной и достаточно значительной части населения. 

 

Что же можно противопоставить этой не веселой перспективе? Сторонники Западного пути ищут равновесия, среднего класса, веру в который, кажется стали терять и на Западе.

 

Кстати на Западе, особенно в Европе, идеи социализма весьма уважаемы, потому что все понимают опасность раскола общества и необходимость примирения социальных противоречий. В России же во времена советского бесклассового общества, опыт осознания опасности социального конфликта просто был утрачен.

 

Что же могут предложить в наши дни те, кого можно назвать духовными наследниками славянофилов? Так или иначе, если народ хотел бы сохранить себя в истории, у идеи народной монархии, подразумевающей определенную форму социализма, альтернативы нет. Более того, пока народ окончательно не смирился со своей гибелью он будет к ней возвращаться постоянно

 

Однако, мы, кажется, еще дальше отстоим от подобных идеалов, чем Самарин. На пути стоит олигархический, банковский постиндустриальный, то есть паразитический, капитализм. Его идеологи выражают уверенность в незыблемости подобной системы в будущем. Так ли это? История не раз показывала, что может удивить любого политтехнолога своей непредсказуемостью.