Проблема фундаментального образования традиционно в общественном сознании присутствует как критика недостатков программ и плохого финансирования образовательной деятельности. Воспринятая нами европейская традиция раннего капитализма утверждает полезность приобретения массами системных, разносторонних знаний, хотя эта установка уже давно претерпела коррекцию на Западе, где фундаментальное образование вытесняет функциональное, дающее полезные навыки к практической жизни.
Один знакомый, проживший много лет в США, а теперь, обзаведясь семьей, осевший в России, удивляется школьной программе, насыщенной, по его мнению, ненужными сведениями, которые никогда не пригодятся. Так, наш учебник географии содержит множество сведений научного характера, которые ребенку, которого он видит в будущем специалистом, в сфере далекой от предмета, никогда не понадобятся.
У нас давно распространено схожее отношение к изучению общественных дисциплин в вузах как к знанию избыточному и практически ненужному. Возможно, что часто наблюдаемая ожесточенность споров относительно правоты тех или иных систем общественного устройства, или правоты той или иной практической политики также во многом результат, как правило, поверхностных общественно-политических знаний.
Знания об обществе обладают важной и мало осознаваемой характеристикой. Они не могут быть пассивными. Это как ружье в чеховской пьесе, которое, если не участвует в действии, то только для того, чтобы когда-нибудь выстрелить.
Доступность таких знаний является, по общему мнению, необходимым условием свободного развития личности. Только много ли разносторонних личностей выходит из образовательных учреждений? Как правило, результатом образования является специалист в той или иной сфере. А приобретенные общественно-политические знания, не востребованные в повседневности, ждут своего часа. Целью же их «выстрела» становятся если не сам носитель знаний, то уж наверняка мир, в котором он живет.
Могут ли широкие массы людей понимать логику практической политики?
К примеру, есть проблема роста цен и отсутствия аналогичного роста у зарплат и пенсий. Рост пенсий и зарплат бюджетной сферы мгновенно спровоцирует рост цен на продовольствие в торговых сетях, а управление сетями, как правило, находясь вне российской юрисдикции, вообще может стать, если уже не стало, средством иностранного политического давления на наш продовольственный рынок через механизм мгновенного повышения цен.
Что со своим багажом хаотического чтения и как критики можем мы предложить правительству в такой ситуации кроме как «отнять и поделить»? Понятно, что борьба государства с такой напастью состоит из непредставимых многоходовок и сложных системных действий, описывать которые никто никогда никому не будет.
У нас зачастую критика исходит от людей, имеющих житейский опыт в бывшем коллективистском социализме, представляющих государство централизованной полувоенной машиной, в которой любое решение немедленно исполняется всеми сверху вниз по вертикали власти.
Но власть государства уже давно не распространяется на основной сегмент экономики, в частности на торговлю. В этих условиях изменить поведение торговых сетей не так просто, как кажется на первый взгляд, тем более, что мы не знаем вообще всего расклада действующих причин, в то время как сведения о деструктивной политике торговых сетей широко известны.
Продолжают звучать советы о том, чтобы взять и прижать олигархов, введя прогрессивный подоходный налог, хотя ответы на подобные предложения уже даны. В частности, Президент говорил на эту тему, что механизмы ухода от налогов столь разнообразны, что результат такого решения не будет сколь-нибудь существенным. Здесь еще надо понимать не сказанное, что богатых у нас не настолько много, и приписываемое им богатство не всегда является личным, как правило, это средства предприятий. Так что позиция правительства по прогрессивному налогообложению просто прагматична.
О высоких зарплатах федеральных чиновников говориться много, но мало кто задумывается, что это вопрос безопасности государства и, соответственно, каждого лично. Чиновник, решающий глобальные для страны или региона вопросы, - не в пустоте живет. Вокруг шныряют акулы капитализма, готовые озолотить за причинение вреда Отечеству. Посади критиков на эти чиновные места да на скромные зарплаты, многие бы продержались на одной честности? Нужно быть монахом, не иметь интересов в этом мире, чтобы удержаться... Потому и платятся большие деньги.
Опасно не само по себе дежурное с чаем на кухне осуждение властей, а формируемое таким осуждением ложное представление об управленческой деятельности как доступной, простой и понятной каждому. Так во времена перестройки о лозунге «Партия – наш рулевой» шутили «Партия – дай порулить!».
Нечто подобное происходило в России на рубеже 19 и 20 веков, когда множество людей в связи с образовательным бумом, в процессе усвоения знаний, легко и быстро приходили к выводам о порочности действующей власти. Ведь для поверхностного суждения не надо глубоко знать общество и понимать происходящее. Достаточно прочесть какую-нибудь книжку новомодного автора про то, что все у нас плохо, а если у читателя лично все не очень хорошо, то он готов к разрушению мира до основания…
Происхождение богатства из противоречия между трудом и собственностью описано в истории многократно и задолго до появления книжек революционного содержания. В частности, в послании Апостола Иакова гл.5 ст.4. «Вот плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа».
Понятно, что читатели революционной литературы читать Евангелие не любили… О коррупции уже говорено столько, что тема стала, как ни смешно, государствообразующей. Потому как, говоря о коррупции свободно много и часто, люди говорят о себе самих, о свойствах своего народа, к которому принадлежат. Ведь если у тебя есть близкий родственник, которым ты возможно обоснованно недоволен, ты же не можешь отменить родство, ты живешь с этим недовольством и… с родственником.
Тема коррупции как раз и выявляет формальность преподаваемых у нас общественных знаний, усвоение которых не влечет понимания общественной жизни.
Ведь когда формировался управленческий слой новой России в него входили люди не из состоятельных семей, как во всем мире, а входила нищета голимая из общества, в котором частной собственности почти столетие не существовало. И как можно было связать таких людей в команду, с которой решать вопросы жизнедеятельности упавшей в жесткий кризис страны? Тогда даже зарплаты ничего не стоили на фоне инфляции. А собственность была только у государства. Следовательно, произошла приватизация с той или иной мерой удачливости для ее участников и общества в целом. Качество участников оставляло желать лучшего. Но лучшего было неоткуда взять. Тем не менее, была решена проблема слоя людей, на которых режим мог опереться. Так как без такой опоры общества постигает гибель и хаос. А общество живо и организовано и достойно существует, хотя и не без проблем. Вообще меня давно преследует подозрение, что зачастую за осуждением приватизации скрывается тщательно скрываемое сожаление, что в списках приватизаторов не оказалось самих осуждающих. Потому как не понимать механизмов организации общества при таких масштабах преподавания общественных дисциплин или неприлично, или само обучение таким дисциплинам, поверхностно и практически бесполезно.
Нынче людям не нравится не только олигархическое владение средствами производства, но в первую очередь зависимость государства от олигархического капитала. Следует заметить, что общество и государство вообще и всегда зависимы от богатства, от того, кто богатством владеет. При социализме богатством владело государство в лице чиновников, которые не только были идеологически зашорены, отрицая всякую частную экономическую деятельность, но и по природе своего формального отношения к общественному богатству не были заинтересованы в его эффективном использовании. Альтернативой такому монстру, владеющему практически всей экономикой, могли быть только множество владельцев, что возникли у нас, где правдами, где неправдами, и которых мы имеем.
Поэтому недовольство влиянием собственников похоже на недовольство погодой. Тем более, что пока есть ВПК, основной кусок существующей собственности всегда остается за государством. И самым влиятельным человеком является никакой ни олигарх, а человек формирующий военный бюджет государства.
Не потому ли мы наблюдаем парадоксальную пляску политических авантюр из отравлений, вмешательств в выборы, политических и экономических демаршей, консервации спровоцированных вооруженных конфликтов.
Государства уже неспособные воевать в силу опасности оружия, сохраняют свои военные бюджеты, национальные ВПК остаются локомотивами национальных экономик, а то и мировой экономики в целом. Какой-то перспективной политики по снижению влияния ВПК и военных в странах противостоящих друг другу мы не ощущаем, потому как это не только вопросы, которых по их сложности и закрытости мы знать не должны, но и по тем же причинам весьма немногие их и понять могли бы, а большинство вообще не ощущают их насущность. Это к теме об общественных знаниях, которые у нас распространяются в неимоверных масштабах. Многие ли носители этих знаний не то, что внятно обсуждают, а вообще осознают эту проблему? Кроме того, простое осознание этой проблемы массами ведет к депрессии поколений. Хиппи на Западе, а у нас стиляги разве не были реакцией на безысходность тогдашнего противостояния НАТО и Варшавского договора, осознаваемой людьми бесперспективности жизни, чувства обреченности на гибель в атомной войне.
Тем не менее, мы так устроены, нас учили все время мыслить категориями империи, жертвовать и работать на нее, что само по себе, на мой личный взгляд, правильно, но по мере усвоения знаний об обществе, мы все время стремимся к оценке глобальных явлений, действий крупных политиков, а все что касается нас самих в политике воспринимаем негативно или, в лучшем случае, критично.
При этом мы мало задумываемся, общественные науки этому не учат, что нас объединяет в народ и государство не столько шоу выборов и границы, не только глобальные проблемы, суть которых для нас скрыта и недоступна, а схожие для всех переживания о себе самих, отсутствие которых ведет к незаметному распаду общества, лишает его скреп общего сознания, общих чувств и желаний.
И если таких переживаний недостаточно, их в общих интересах следует создавать. Тогда у членов общества появляется ощущение взаимной ответственности и потребности друг в друге, а это базовое ощущение для любой самоорганизации.
Взять ту же пенсионную реформу. Многое по этому поводу можно прочесть. Некоторые толкователи полагают, что это хитрый план правительства, с теми или иными, в зависимости от позиции толкователя, целями.
Думаю, что дело не в хитрых планах, а в хитростях политической жизни. Они в том, что любая политика жизнеспособна, если происходит в конкурентной среде и не важно, как оформлена конкуренция и какие там результаты, важно чтобы была реальная борьба. Вы видите, как боксеры лупят друг друга на ринге. И только внимательный наблюдатель понимает, что они друг без друга жить не могут. Они и созданы и живут для того, чтобы выйти на ринг и друг друга лупить. Это их форма общения, на мой личный взгляд - прекрасная. Тогда, когда есть борьба - в обществе есть жизнь, которая людям понятна и люди, соответственно, хотят воспроизводить эту жизнь. Когда же мертвечина, как в позднем
СССР, не только с запретом на борьбу, но и с нежеланием кого-либо по какому либо поводу, за что либо бороться, что либо менять, то есть ни экономических, ни политических, ни духовных перемен - тогда кладбище на горизонте, умирание системы, а с ней и части населения.
И сейчас дело не в правительстве, а в том, что правительство просто работает, будирует недовольство и некую борьбу с ним населения. Потому как население по содержанию своего исторического опыта и сути своих государственных потребностей не может, не хочет, да и нет интереса создавать эффективные группы политиков, так как в конечном результате любой политической борьбы люди видят просто нового царя с боярами и ничего более. Но при этом всегда могут появиться люди, способные, при традиционной помощи коварного зарубежья создать формирования и отблагодарить спонсоров поддержкой мировоззренческих и политических систем, которые те обязательно продадут вместе со спонсорской помощью до момента пока ставленники зарубежья под влиянием окружения не переродятся в очередных русских царей, пусть даже под названием генсек или президент...
Такой у нас исторический опыт, такие политические потребности и… способности. Потому его - населения жизненный интерес и поддерживается в мирном русле, созданием будоражащих по типу бури в стакане воды противоречий, пусть даже таких, как проект пенсионной реформы, который, если рассматривать его в вышеприведенном контексте, очевидно, будет изменен таким образом, что народ сплотится с властью. Что как ему – народу, так и ей – власти крайне необходимо.
Образовательная система не случайно делает резкий крен в сторону функциональности знаний. Фундаментальные знания все недоступнее из-за роста объемов знаний, а знания общественно-политические все в большей степени становятся рисковыми, так как ничего кроме будоражащего людей ложного представления о простоте управления обществом не содержат.
Павел Иванович Дмитриев, юрист, публицист
27. Re: Знания – как сила… зла
26. Ответ на 25., Дмитриев:
25. Ответ на 16., Ф. Воронов:
24. Ответ на 19., Олег Г.:
23. Ответ на 22., Андрей Карпов:
22. Ответ на 11., Ф. Воронов:
21. Re: Знания – как сила… зла
20. Ответ на 10., Тася:
19. Правовед Павел Дмитриев не сомневается, что проект пенсионной реформы будет изменен таким образом, чтобы народ сплотился с властью …
18. Ответ на 17., Ф. Воронов: