ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ
Карты, указатели и указания
- Посмотри, Свен, я пришёл к выводу, что эти столбцы цифр – это числа, указывающие на координаты расположения неких мест, – Гросс Шпигель и молодой рыцарь склонились над листом, на который были аккуратно переписаны столбики значков.
Значки напоминали сарацинские знаки, но очевидно не были ими. Видимо, совпадали значки, обозначавшие числа «один», «девять» и «сифру», то есть знак отсутствия числа, используемое на востоке для обозначения десятичного увеличения числа. Значки, обозначавшие число «два», «три» и «семь» были повёрнуты влево против хода солнца. «Восьмёрка» изображалась в виде перевёрнутой греческой строчной «Гаммы», что напоминало начертание арабской «восьмёрки», изображавшейся «галочкой», греческой прописной «Лямбда».
- Пока ещё я не понял: где тут у них «четвёрка», а где – «пятёрка», – продолжал епископ. – Сарацины изображают число «пять» в виде нашей литеры «О», а персы – в виде «сердечка». Число «четыре» и те, и другие изображают в виде литеры «Эпсилон». Точнее, знаком, похожим на финикийскую литеру «хэ». И тут есть у нас один значок, напоминающий армянскую литеру «Вэв». И есть нечто похожее то ли на славянскую Глаголицу, то ли на латинскую «S», правда, какую-то корявенькую. Нужно разобраться.
- Я видел эти знаки, – тихо проговорил Свен. – Не совсем эти, но очень на них похожие. Они светились на тех чёрных зеркалах, которые…
- Которые привиделись тебе в кошмарах?
- Да.
Епископ не дал паузе расползтись липким пятном, и продолжил:
- Дальше. Каждому столбику чисел соответствует изображение одной из пластин ожерелья. А каждому изображению – музыкальные коды. Мы помним, что звук каменных литофонов включал механизм замка, и дверь пришла в движение, пытаясь разверзнуться.
Свен бросил быстрый взгляд на сундучок с лютней, который теперь всегда хранился в кабинете Епископа.
- Если мы соединим эти факты воедино, то получается следующее: существуют места с порталами в чёрных стенах. Мы знаем о существовании двух таких. Мы знаем, что механизмы замков включаются после проигрывания на лютне мелодии «Календы Майя». Мы знаем, что дверь приходит в движение при проигрывании того или иного ритма на каменном литофоне стены.
Гросс Шпигель внимательно следил за Свеном, убеждаясь, что тот понимает всё, им сказанное.
- Мы можем опытным путём подобрать именно тот ритм, который приведёт в действие механизм двери в доме армян. И нам станет известно, что в этой системе кодов наш город будет соответствовать тем координатам, которым соответствует тот ритм, который и открыл двери. Логично?
- Конечно.
- Затем мы попробуем «оживить» дверь, найденную землекопами твоего отца, и у нас будет вторая координата. Имея две координаты, можно будет отыскать остальные места расположения порталов.
- Каким образом?
- Наносим на карту два места: наш Город и Приграничный Замок. Вычерчиваем координатную плоскость таким образом, чтобы числа в столбцах, соответствующим этим пунктам на карте, позволили реконструировать систему координат.
- Полагаю, это будет непросто, – после некоторых раздумий сказал Свен. – Ведь мы же не знаем: какой картой пользовались составители кода. Это могла быть прямоугольная карта Птолемея, которой пользуются в морской навигации. Это могла быть круглая карта «Маппа Мунди» где в центре находится святой град Иерусалим, а меридианы отсчитываются от линии, которая соединяет Иерусалим с Эдемом. Это, в конце концов, может быть некая карта, совершенно нам неизвестная. Откуда нам ведать: где искать ключ?
- Свен, сын мой. Есть простое правило. Господь никогда не взваливает на наши плечи Креста, который был бы нам не по силам. Если Провидению было угодно дать нам в руки ключ, то Всемилостивый позаботился о том, чтобы мы этим ключом могли воспользоваться. Иначе получается просто какой-то бессмысленный ребус… Ищи во всём духовное осмысление. И оно поможет включать логику уже аристотелевскую.
- Владыко, вы же знаете, я с Аристотелем… не очень дружу.
- Знаю-знаю… – засмеялся Гросс Шпигель. – Подружишься. Он – стоящий учитель и хороший собеседник.
Снова в доме Хачатура
На следующий день Свен, Епископ в сопровождении двух братьев-молитвенников встретились с алхимиком Софоклисом и все вместе отправились в дом, покинутый Хачатуром и его соплеменниками.
Всё повторилось как в первый раз, когда Свен исполнением мелодии на лютне «включил» мерцающие круги на чёрной стене. Какой ритм играть он, конечно, не помнил, но какое-то внутреннее музыкальное чувство подсказало ему, что нужно играть.
Дверь пришла в движение и приотворилась.
Гросс Шпигель жестом остановил Свена.
- Играй то же самое, но в обратном порядке, – взволнованно произнёс он.
Когда смолк последний звук, дверь аккуратно стала на место.
- Техника! – восхищёно воскликнул Софоклис.
- Слава Тебе, Господи, – облегчённо вздохнул Епископ. – А ведь я помню, дорогой Свен, как ты испугался действия греческого огня тогда – когда нам было любезно показано представление действия огнеметательной машины. Я и сам порою опасаюсь того, что приведение в действие некоторых рукотворных физических явлений, не свойственных обыденному течению вещей, может привести к чему-то непоправимому. Может разрушить гармонию. И впустить в наш мир силы хаоса и разрушения.
- Именно так было с Атлантидой, – негромко произнёс Софоклус.
- Именно поэтому Всемилостивый Творец вынужден был водами Потопа уничтожить сообщество людей, научившихся сотрудничать с падшими ангелами.
- Владыко, я помню, Вы обещали рассказать: как музыка погубила Допотопный мир.
Епископ принял из рук Свена лютню. Аккуратно уложил её в сундучок и пригласил присутствующих перейти в другую комнату, где все расселись и приготовились слушать рассказ.
- Все мы только что видели кое-что весьма непохожее на всё то, что способны смастерить наши умельцы. Даже самые искусные. Но кто-то это сделал. Ибо перед нами не мираж, не марево, но нечто, несомненно, осязаемое и существующее в нашем чувственном мире, не только в наших сознаниях. Кто-то сделал это. Кто? И как?
- Ваше преосвященство, – подал голос Свен, – я рассказывал Вам о нашем аптекаре, с которым мы иногда обсуждаем толкования священных текстов. Между собой они, иудеи, обсуждают довольно интересную проблему: «Почему царь Соломон не побоялся обратиться к Ашмадей с просьбой дать ему Шамира?» Шамир – это существо, которое может рассекать самые твёрдые вещества строго по начертанной линии, – объяснил Свен Софоклису. – Что это за существо? Я так и не понял, поскольку в их веровании нет строгого разделения на людей и существ бесплотных. Есть ещё некие промежуточные существа, и вот этот самый Шамир – как раз из их среды.
- А зачем премудрому Соломону нужен был Шамир? – спросил Свена Софоклис.
Свен с нескрываемым изумлением посмотрел на алхимика. Его живое лицо, не умеющее ещё облекаться личиной бесстрастия буквально вопило: «Да как же такой учёный человек не может знать столь простой вещи?!»
- Известно, зачем. Чтобы разрезать скалы для строительства Храма. Не бронзовыми же пилами они собирались пилить гранит.
- Да, дети мои, – епископ был несколько встревожен тем, что разговор зашёл в такие опасные дебри. Но ведь он сам должен был рассказать о вещах, не менее апокрифических, нежели пересказы иудейских верований. – Иудеи полагают, будто беда премудрого Соломона заключалась в том, что он, вместо того, чтобы вымолить у Всевышнего возможность выстроить Храм, сверх всякой меры положился на своё мистическое могущество. На свой, так сказать, «перстень всевластия».
- Иудеи верят, что к камням не прикасались никакие металлические инструменты, – добавил Свен. – По их верованиям Соломон поплатился за свою самонадеянность. Ашмадей потом посмеялся над ним. Но речь-то мы сейчас ведём о другом. О том, что существовала возможность у людей в древности использовать некие силы для строительства циклопических построек.
- Но Соломон-то жил после Потопа, – уточнил учёный грек. – У сарацин много сказаний о джиннах, которые возводят гигантские постройки буквально за ночь. Но мало ли у кого какие басни.
- Басни – не басни, но кому, как не Вам, уважаемый Софоклис, не понимать деталей технологического характера.
Епископ наконец-то почувствовал, что разговор укладывается именно в ту колею, которая будет наименее длинным путём к достижению поставленной им цели. И интригуя собеседников, он вошёл в привычное ему состояние не полемиста, а проповедника, слова которого не подвергаются сомнению, но воспринимаются как истина в последней инстанции.
- Недавно в обители гостил возвращавшийся с Востока сеньор Жан де Мандевиль. Разговоры о песьеголовцах меня не очень занимали. А вот описание земли Египетской меня впечатлило. А именно описание исполинских зернохранилищ Иосифа Прекрасного.
- Пирамиды? – воскликнул Софоклис.
- Именно пирамиды. Возможно, эти сооружения использовались вовсе не как зернохранилища, никто точно не знает: когда именно они были возведены. Некоторые полагают, что наиболее крупные пирамиды сооружены были ещё во времена допотопные. И что служили они святилищами. Но сейчас разговор не об этом. У нас в библиотеке есть свитки Геродота, кстати, купленные у наших испарившихся армян. То, что пишет уважаемый эллинский мыслитель, Ваш, Софоклис, великий соплеменник… Это, простите, что-то из разряда историй про птицу Феникс и кентавров. Даже хуже. Потому что существа из других миров, по всей вероятности, могут принимать какие угодно некие внешние формы. А вот строить такими способами, как это описано в папирусе Геродота… просто невозможно. Я скорее поверю в джиннов, чем в пандусы из песка и подъёмные механизмы, сооружённые из пальм, с которых предварительно стрясли все выросшие на них гроздья плодов райских яблок.
Грек пожал плечами, но спорить не стал, поскольку сам никогда не задумывался на тему того: как эти самые пирамиды могли построить.
Как-то построили же.
- Вы спросите меня: «А какое отношение всё это имеет к погублению Атлантиды?»
Действительно. Как минимум Свена интересовало именно это.
- Допотопное человечество было уничтожено Творцом из-за музыки.
Свен и Софоклис, знающие о взаимосвязи музыки и математики – всеобщих законах гармонии, – искренне не поняли смысла последней фразы епископа. Тот стал объяснять:
- Но что имеется в виду? Вседержитель обрушил на города потоки вод вовсе не потому, что люди распевали непристойные куплеты, которые были проявлением их развращённости. Речь шла о том, что допотопные люди обладали той властью над стихиями, которая была подобна той власти, которой обладал Соломон. И повелевали стихиями они за счёт подлинного «знания имён». Звуками могли созидать, звуками могли разрушать.
- Иерихон? – робко предположил Свен.
- И он тоже. Хотя это уже наше время, после Потопа. Все помнят, как были разрушены стены Иерихона?
- Полагаю, – начал механик Софоклис, – что хождение процессией вокруг города под трубные рычания и дикие вопли, должно было отвлечь внимание защитников на стенах, а в это время в город проникли отборные отряды иудеев, которые и перебили стражу городских врат. Ну, а дальше уже почти как в Трое.
- Вот. А ещё механик. А ещё алхимик. А сам просто скептик и киник, – Гросс Шпигель благодушно поучал паству. Пусть и малочисленную на сей раз, но, зато, высокоучёную.
- Когда мы со Свеном в очередной раз изучали подаренную загадочными армянами «Книгу Снов», то, погрузившись в тонкий сон, я уразумел принцип действия легендарных Труб Иерихона. Звук был чудесным образом извлекаем так, что это воздействовало на структуру стен. Которые от звуков и развалились. Но… когда мы говорим о допотопных чудесах, то там, всё-таки, другое. Боевые трубадуры Иисуса Навина просто исполняли волю Всевышнего. А жители допотопного мира… знали: какие звуки нужно издавать для того, чтобы повелевать живыми существами или для того, чтобы резать гранит по очерченной линии. И то явление, которое иудеи называют Шамиром, могло быть неким… термо-акустическим механизмом. Трубой, которая при сильном нагревании заставляла воздух издавать такие звуки, что изменялись свойства ртути, серы и соли – и гранит мог временно превращаться, например, в глину.
- Трансмутация. – Алхимик понял, о чём ведёт речь всесторонне развитый Епископ и осторожно задал вопрос: – Под серой и ртутью ведь Вы подразумеваете не вещества, а принципы, не так ли?
- Конечно, свойства веществ, а не элементы, – быстро согласился Епископ.
– Но, на самом деле, я не удивлюсь, если упомянутый Шамир – это просто имя джинна. Или – если уж отказаться от поэтических аллегорий – имя нечистого духа, подручного Ашмадея. Вавилонского Ашма-Дэва. Так что с музыкой, дети мои… Нужно быть очень осторожными. Очень. Даже если источаемые при посредстве музыкальных инструментов звуки и не станут разрушать стены или просто отгонять туман прокрадывающегося наваждения, эти звуки могут сами погружать наши души в пространства наваждений, и делать нас беззащитными к действию духов злобы поднебесной. Аминь.
«Лесная кегля»
Епископ распорядился, чтобы путники были готовы выехать из города затемно. А потому Свен и Софоклис с сопровождавшими его двумя воинами ночевали в Обители. Нужно было успеть в дубраву Керемет, где рос священный дуб Храст, к полудню следующего дня. Чтобы там не задерживаться особенно, обследовать её и успеть покинуть до наступления сумерек.
Спустя четыре часа езды путники достигли хорошо известной таверны «Лесная кегля», которую за глаза называют «Обителью жонглёров». Под «жонглёрами», между прочим, подразумеваются не только бродячие циркачи, актёры и менестрели, но и вольнолюбивые студенты, приезжающие сюда – подальше от Города – дабы повеселиться, быть может, несколько чрезмернее, нежели того требовали нормы приличий.
Харчевня изначально представляла собою огромное строение круглой формы: большой очаг, а вокруг него стены, увенчанные конусообразным куполом. Сама таверна взгромоздилась на макушке холма, напоминавшего половинку яблока. Вот и получалось нечто, напоминающее шар. На местном наречии: кугель или кегля. Наконец, сам лесной трактирщик из-за непомерного своего объёма практически приближался к тому, чтобы тело его прияло форму почти правильного шара.
Ну и как, после всего этого, можно обозвать это место?
Конечно же – «Лесная кегля».
Вообще-то, порядочные горожане не особенно жаловали это заведение, но: во-первых, Епископ был сам весьма острым на язык, и не опасался того, что в словесном поединке некий дерзкий шутник сможет положить его на лопатки; во-вторых, наши путники торопились, а «Лесная кегля» была расположена весьма удобно – именно на таком расстоянии от города, когда путники уже начинали испытывать голод, и на привередничанье хватало сил лишь у тех, кто путешествовал в обществе дам или достаточно чопорных горожан.
Свен спешился и, подозвав какого-то бродягу, видимо кого-то из местной прислуги, бросил ему медную монету, повелев накормить коней. Бродяга внимательно и как-то просительно заглянул Свену в глаза, и тому даже показалось, что он где-то видел этого человека. Но размышлять было недосуг, и молодой рыцарь устремился к очагу, предвкушая сытный обед.
Сегодня в «Обители жонглёров» практически никого не было. У школяров, как мы помним, с начала жолтня начались занятия, а нынче лес уже начал терять листву, так что до Святок ни о каких попойках студенческих не могло быть и речи. Бродячие актёрские труппы точно так же готовились к Рождеству, разучивая сценарии мираклей и мистерий, показ которых должен будет покорить сердца зрителей и поддержать артистов, так сказать, на плаву.
По этим причинам в харчевне в это время пребывало лишь несколько бродяг, которые, помогая по хозяйству, отрабатывали свою мясную похлёбку с бобами.
К путникам подошёл трактирщик, толстяк Кугель.
- Ваше преосвященство, Ваши милости. Сегодня ведь по календарю день не постный? Могу предложить Вам жаркого?
- Можешь, Кугель, можешь. Только чтоб изжарено было как следует: есть пищу с кровью – грех. И вина вели подать приличного. Впрочем, сам всё знаешь.
Кугель отошёл от путников и закричал бродяге:
- Эй, ты, Инфант! Позови кого-то из моих сыновей: велю отпереть им погреб и наточить приличного гостям напитка.
Свену показалось до боли знакомо прозвище, которым Кугель окликнул бродягу.
Пока на очаге жарилось мясо, путники выпили по чарке разбавленного вина.
Внезапно харчевня наполнилась криками прислуги и домочадцев Кугеля:
- Удавился!
- Там, в конюшне!
- Скорее!
Все бросились в конюшню и увидели… лежащего на соломе бродягу, с шеи которого свисала оборванная верёвка, при посредничестве которой бедолага намеревался отправиться в царство вечной тоски и уныния. Но, видимо по молитвам его близких, верёвка отказалась исполнять этот демонический замысел и лопнула.
Епископ окропил его из пузырька святой водой и склонился над ним.
- Видит Бог, а я его уже встречал.
Встал и глянул на Свена.
- Ведь это – один из воинов рыцаря Монтшварца. Из тех, кто получил золото и серебро за трофеи.
Инфант приподнялся. Сел, опустив голову и, хрипя и кашляя, подтвердил.
- Да, это я.
Когда Инфанта окончательно привели в чувство, он поведал свою историю.
- Поначалу я думал ни в коем случае даже не прикасаться к этому проклятому золоту. Вот, думал: приеду домой, достану это богатство на семейной вечере, и все вместе мы решим, как лучше его потратить. И Пилястр всю дорогу твердил про это самое. Так твердил, что его праведность… стала вызывать во мне какое-то нехорошее чувство. Раздражительность какую-то. Когда верные и трезвые слова только подзадоривают к тому, чтобы начать перечить. И словами, и делами.
Он вздохнул, и продолжил:
- А нечистому только того и нужно. Стал нашёптывать мне: «Дескать, ты что, святоша, что ли? Приеду в деревню, так даже вспомнить нечего будет. Придётся сочинять всякое такое, чтоб мужикам, которые дальше ярмарки никогда не ездили, было занятно слушать мои россказни…» В общем, поругался я с Пилястром, и решил остановиться в таверне «У весёлых вдов».
- Понятно, – посетовал Гросс Шпигель. – Там ты проиграл всё золото в кости, затем подписал хартию, что в обмен на десять золотых продаёшь себя в холопы на год. Так?
- Так...
- Затем ты проиграл и эти десять золотых, и стал холопом. А как сюда попал?
- Люди, которым я продал свою свободу…
- На год.
- Да, люди, которым я продал себя на год, уехали по своим делам, а меня определили сюда, повелев дожидаться их возвращения.
- Оружие, коня – всё проиграл?
Инфант угрюмо молчал. Ответ был ясен.
Епископ вышел из конюшни, вслед за ним вышли все остальные. Рядом с убитым горем и осознанием своего собственного ничтожества бывшим воином оставался только Свен.
Он присел на земляной пол, дабы Инфант не бросал на него исподлобья заискивающие взгляды побитой собаки. Как же он сейчас напоминал ему Малыша, покалеченного тогда бунтовщиком. Да только пёсик знал, что он не один, что рядом – Хозяин и Друзья. А каково сейчас Инфанту?
Большому и глупому малышу, который совсем недавно ещё был ловким и уверенным в себе солдатом.
В конюшню заскочил один из младших сыновей Кугеля.
- Ваша милость, ступайте, пожалуйста, кушать жаркое, уже подано.
Свен поднялся, не сводя глаз с Инфанта. А мальчишка добавил:
- И ты, Инфант, тоже иди с ними пообедай. Его Высокопреосвященство Гросс Шпигель выкупил тебя и забирает с собой.
Деревенька у дубравы Керемет
С утра путешественники выдвинулись и без происшествий достигли деревеньки неподалёку от рощи Храста. Никто, разумеется, не вышел их встречать, но путники ощущали на себе пытливые взгляды затаившихся паганусов. Отряд подъехал к колодцу. Кибиткой, в которой ехал епископ, управлял Инфант. Гросс Шпигель велел ему остановиться прямо возле останков жилища волхва.
Угрюмо чернели полузанесённые опавшей листвой обгоревшие брёвна хижины. Инфант, теперь одетый с плеча Свена и вооружённый засапожным ножом и особым кистенём, которые мастерил Монтшварц, похоже, постепенно начинал верить в себя. Он спрыгнул с повозки и подал руку Епископу. Тот сошёл на землю и сказал своим спутникам:
- Будем сегодня крестить деревню во имя Отца и Сына и Святого Духа. Очень хорошо, если они узнают тебя, Свен. Ведь тот факт, что духи, которым их учили поклоняться, не покарали тебя, должен будет поколебать их страх.
Путешественники спешились, дабы размять ноги и напоить коней, а Епископ, между тем, продолжал:
- Свен, ты должен помнить историю благочестивого проповедника Слова Божия, святого Виллиброрда? Когда Провидению угодно было выбросить его ладью на остров Хэйлигланд, где находилось святилище датчан Форсети, то он обескуражил суровых норманнов тем, как отважно вёл себя в этом заповедном для язычников месте. Тамошние паганусы столь высоко чтили это место, что никто из них не отваживался охотиться на пасущихся там животных. И даже воду из бьющего там ручья черпали, лишь сохраняя гробовое безмолвие. Благочестивый муж пробыл там много дней, пока не прекратилась буря и не установилась погода, благоприятная для мореходства. Но он не только пренебрёг суеверным ужасом пред неприкосновенностью заповедного места… Не только не устрашился свирепого нрава тамошнего жреца, который был известен тем, что обычно предавал мучительной смерти всякого оскорбителя языческой святыни… Но, напротив: крестил прямо в освещённой воде источника трёх человек. А позже благословил заколоть для употребления в пищу животных из пасшегося там стада. Когда же всё это увидели язычники, то они ожидали, что люди, нарушившие табу, должны будут поражены внезапной кончиной. Или, по крайней мере, впадут в безумие. Но вместо этого новообращённые христиане оказались защищены благодатью Духа Святого, и колдовство жреца оказалось совершенно бессильно.
- А что стало с магом?
- Не ведаю, сын мой. Ничего в житии не сказано про это. Полагаю, что если бы святой Виллиброрд обратил жреца, то об этом было бы непременно указано особо. Но и пакостить он тоже не мог, поскольку паганусы, прониклись благоговением перед силой Божией и служителями святой Церкви. А на следующий год святой Людгер сокрушил языческое святилище и крестил практически всех жителей острова. А сын тамошнего вождя, Ландрих, стал священнослужителем, а позже – епископом.
Епископ подвёл рыцаря к останкам сгоревшей хижины.
- Взгляни. Видишь – выставлены угощения. Сегодня у них по календарю начинается Самайн. Грань между летом и зимой. Урожай полностью собран, готовятся к долгой зиме. Истончается грань не только между теплом и стужей, но, согласно их суевериям, и между мирами. Между миром явленным; миром наваждений, где обитают так сказать плохие духи; и миром Правды. Что, по этой логике означает мир хороших духов.
Свен подошёл поближе к расставленным у пожарища яствам. На рушнике стоял горшочек с кашей, завёрнутая в тряпицу краюха каравая и кувшин. Видимо, с брагой.
- Это они хотят умилостивить дух колдуна. Он же сегодня должен сюда заявиться из мира потустороннего.
- Владыко, – нерешительно начал Свен, – я всё хотел спросить Вас. Почему накануне столь великих празднеств – Дня Всех Святых и Дня Поминовения Усопших – Вы оставили Обитель и отправились в путь?
- Потому что, мой благочестивый рыцарь, я убеждён, что именно сегодня и именно тут к нам явятся гости. Причём я говорю не о духах злобы поднебесной, морочащих души язычников, верующих в этих призраков. Я говорю в данном случае именно о тех, с кем и ты сам, и твои соратники, сталкивались в этом самом Загадочном Лесу.
- Но почему они появятся именно тут?
- Потому что воины, которых вы тогда вместе с рыцарем Монтшварцем и нашим отважным монахом Петрусом победили… вышли в наш мир… из дупла священного дуба. Выйдут и сегодня ночью. Наверняка.
И добавил твёрдо и решительно:
- Наверняка собираются выйти. И дупло – это нечто, вроде чёрной каменной стены. Один из порталов, соединяющий наши миры.
- Это убеждение родилось после соприкосновения с текстом «Книги снов»?
- Нет, сын мой. Это убеждение родилось после изучения фактов. И некоторых логических допущений, – Епископ окинул взглядом пустое, на первый взгляд, пространство вокруг них и сказал: – Пойдём в сторонку, хоть они мало, что поймут, но, всё же, так будет лучше. Их души пока ещё открыты падшим духам, они читают их как хартии. Пусть в этих хартиях будет поменьше слов, которые хотя и не понятны паганусам, их услышавшим, зато будут понятны читателям хартий их душ.
Епископ подозвал Инфанта.
- Инфант, дружок, скажи, ведь в вашей местности совершают приношения духам умерших накануне Дня Всех святых?
- Да, Ваше преосвященство. Ещё из репы мастерят рожу. Выскабливают изнутри. Делают отверстия. Как бы глаза и открытая пасть. Затем ставят на плошку с каганцом. Это такая пакля, свитая в фитилёк и пропитанная жиром. Затем, когда стемнеет, затепливают эту вот штуку.
- Это зачем? – спросил горожанин Свен, выросший, как мы помним, хотя и не на Аристотеле, но, всё же, на рыцарских романах. А потому незнакомый с тем, чем живёт народ.
- Хотят, в общем, ими напугать злых духов, чтобы они не сглазили скотину или какую бабу на сносях.
- Понятно, – кивнул Свен. – О, а вот и эти самые фонари.
Какой-то паганус, опасливо оглянувшись на непрошенных гостей, схватил стоявшую на пороге лачуги рожу, вырезанную из репы, и юркнул в своё убежище.
- Сегодня, дети мои, если Спасителю будет угодно, мы должны будем вступить в противоборство со слугами врага спасения. И побороться за эти души. А заодно проверить одну мою догадку. Свен, ты же помнишь, что напротив каждого из значков, обозначающих вход в другие миры, изображается по пять знаков музыкального тона?
- Конечно, Ваше преосвященство. Прекрасно помню.
- Но есть одно место, где значков, изображающих высоту звука, не пять, а всего-то два.
- Да, странно.
- Странно, – повторил Гросс Шпигель. – Я полагаю, что такая скудость выразительных средств связана с тем, что есть место, где невозможно встроить в механизм… некие предметы таким образом, чтобы они издавали именно ту высоту звучания, которая необходима как акустический ключ.
Свен пока не понимал.
- Вот смотри. Я не знаю, слыхал ли ты об одном инструменте, который называется «Орган-хлопушка»? Нет. Понятно. Да его пока что у нас редко используют. Мне показывал игру на нём один пилигрим, побывавший далеко за Нубией. В стране чернокожих великанов. Устроен этот инструмент так: к раме прикрепляются пластины из различных пород дерева, под которыми устанавливаются трубки различной длины. И получается, что если ударять по пластинам палочкой, эдакой «козьей ножкой», то раздаётся звук, который и усиливается этими трубками… Вот и получается своего рода ксило-орган.
- Понял. Принцип понятен. Когда я ударял по светящимся кругам в стене, то звук усиливался неким приспособлением, спрятанным в стене, и включал механизм замка. Так?
- Именно так. Но если стена позволяет заключать в себе некое сложное устройство, ибо мы не ведаем – что находится за ней, – то, как спрятать подобный музыкальный орган… скажем, в дупле дуба?
- Как?
- А никак. Потому что там его нет.
Свен не понял, к чему клонит Епископ, и лишь с интересом вперил во владыку взгляд. А Инфант стоял в стороне, удручённо «почёсывая репу».
- Зато если просто ударять вначале по стволу дерева, а потом, скажем, по толстой ветке, если таковая будет в пределах досягаемости, то вот и получится два звука разной высоты, из которых, возможно, удастся извлечь некую простую мелодию.
- Ах, вот как! Но я не припоминаю, чтобы на Храсте были ветки так близко от земли. Но логика есть в Ваших рассуждениях!
- К сожалению, у нас нет времени провести испытания, остаётся лишь довериться Провидению. Если Ему угодно будет вывести души сего племени из тьмы, будет всё так, как надо. А сейчас нам нужно найти того бедолагу, которого наши воины спасли от ведьмы.
Надо сказать, что паганусы мало-помалу один за другим стали выглядывать из своих жилищ и следить за пришельцами.
Наконец, один из них сам подошёл к Свену.
- Воин, я тебя узнал. Ты был тогда, когда люди Креста зажгли Храст. А меня тогда забрали от старой феи.
- Фея, – повторил Свен и ухмыльнулся. – Как только не называют этих колдуний. Послушай, добрый человек, не знаю твоего имени…
- Растислав.
- Послушай, Растислав, – вмешался в разговор Епископ. – Мы хотели бы поговорить со старейшинами вашей деревни. Ты можешь их собрать?
Растислав задумался, но Свен всё решил за него.
- Пойдём, Растислав, я сам их приглашу. Просто покажи: где кто живёт.
Вскоре у колодца собрались с десяток стариков и несколько крепких мужчин, видимо, охотников.
- Мир вам, добрые люди! – начал гросс Шпигель. – Мы пришли не для того, чтобы принуждать вас к тому, к чему ваши сердца не будут расположены. Сегодня вы ни в чём не провинились перед властью, поэтому никакого суда и мщения не будет. Суд уже свершился один раз, и те, кому суждено было понести наказание, несут это бремя.
Паганусы стояли не шелохнувшись.
- Сегодня после того, как солнце скроется за горизонтом, вы намереваетесь встречать духов умерших людей. Я вижу, вы приготовили им угощение.
Свен напряжённо слушал Епископа, ведь он никогда ещё не присутствовал при полемике с настоящими, а не «кабинентыми» язычниками, то есть с теми студентами-риторами, в задачу которых входило сбить с толку студентов-богословов. И таким образом тренировать в них гибкость ума, учить выбирать сильные аргументы в споре.
- Вы поступили правильно. Нужно почитать души умерших. Святая Церковь учит именно этому. Только мы поминаем за упокой не только в дни особых поминовений, но гораздо чаще. Но вы поступаете правильно.
Паганусы пока что не совсем понимали: что происходит, но вежливо слушали. Всё-таки, поп из города был окружён не только своими попами, но и несколькими хорошо защищёнными воинами с арбалетами в руках и каким-то господином в дорогом облачении.
- А вот злых духов бояться не следует. Точнее, чураться их нужно. Дружбы водить с ними нельзя ни в коем случае. Но задабривать их не стоит. Это бесполезно – всё равно не задобрите. Только будете становиться ещё большими их рабами.
- А вы-то сами, крестоносцы, как оберегаетесь от духов? – подал голос рослый охотник.
- Мы, христиане, уповаем на защиту Самого Вседержителя. Духи – это его слуги. Вы пытаетесь задобрить некоторых из Его слуг, не совсем хороших слуг. А мы уповаем на то, что если будем верно служить Ему, то он просто воспретит своим слугам делать нам всяческие неприятности. Сами посудите, у кого больше власти: у хозяина или у его слуг? Разве позволит хозяин, чтобы его слуги обижали собственных хозяйских детей? А?
- А чем Вы докажете, что Повелитель всех духов слушается вас? Что Он вообще что-то знает о вас. Люди – это черви и мухи в Его очах, – печально пробормотал один из старейшин, хромой и горбатый.
- Нет, мы вовсе не черви в Его Очах. Мы – Его друзья. Мы – Его дети. Все люди, в ком бьётся сердце и течёт кровь – все мы Его дети.
- Это всё одни слова, – отрезал бронзовокожий старик с синими, уже порядком выцветшими глазами. В которых, впрочем, до сих пор ощущалась сила.
- Что ж. Идёмте к Храсту.
Старейшинам деревни не особенно хотелось идти в священную рощу, тем более, с осквернителями. Но делать нечего. Очередного приезда отряда рыцарей никому не хотелось.
Свен – по предварительному договору с владыкой – взял с собой сундучок с лютней, сам Епископ взял лист с нотной записью. Вся процессия вскоре оказалась перед обугленным дубом.
- Вы даже предать огню не смогли нашего Храста. А говорите, будто служите не своему служебному духу, а Самому Повелителю всех духов! – старейшина возвысил голос и прямо посмотрел на Епископа, возмущённо утверждая недоверие к проповеднику.
Епископ пропустил мимо ушей колкость бронзовокожего старца, который, впрочем, начинал вести себя всё более уверенно и даже дерзко.
Все остановились как раз перед дуплом. Самая нижняя из ветвей была слишком высоко для того, чтобы служить пластиной этого естественного «ксило-органа». Но отступать было поздно.
Владыка сотворил молитву.
Два брата начали петь гимн на греческом языке.
Свен никогда не слышал этого гимна. Странное строгое и торжественное звучание так захватило его чувства, что он продолжал стоять, даже не шевелясь. Это был пасхальный тропарь «Агни Парфене». Они и сами потом не могли дать вразумительного ответа: «Почему запели именно это?»…
Но звуки уже делали свою работу. Отворяли замки, которыми были надёжно заперты души слушателей. Сердца паганусов ощутили неведомое ранее чувство милости Божией, а в сознании Свена как будто отпечаталась чёткая и внятная инструкция.
Когда смолкла музыка тропаря, он аккуратно поставил так и не отворённый сундучок на землю. Затем суставом согнутого пальца отстучал ритм, ударяя то по стволу у самого дупла, то чуть в стороне, где ствол дерева был массивнее.
Сам ритм он разучил заранее, в хартию подглядывать не пришлось.
Контур отверстия дупла как будто подрумянился неким свечением, идущим изнутри, и вдруг само отверстие превратилось в какую-то плёнку, наподобие бычьего пузыря, натягиваемого на окошко. Взглянув на плёнку, Свен увидел хорошо знакомую ему пещеру, точнее, коридор, в котором затаился тот самый «евнух» с кем-то ещё. Затем опять какое-то подземелье, где крадучись перемещались какие-то странные люди… Когда же они приблизились к разделявшей миры тонкой плёнке, то Свен в одном из призраков узнал убитого им колдуна.
Видение стало обретать объём и осязаемость, из дупла дохнуло запахами неведомых пряностей, но тут Инфант громогласно завопил:
- Это они!
Он выхватил из-за пояса кистень и бросился внутрь дупла.
Остановить его никто не успел, и он исчез в проёме дуба. Плёнка пропала, и дупло вновь стало дуплом. Никакого коридора, лишь быстро растворявшиеся в воздухе запахи.
Паганусы повалились на колени, признав могущество Христианского Бога. Ещё бы! Его служители смогли сами открыть врата мира Нави и броситься туда с оружием в руках.
День Всех Святых
Решено было соорудить тут, в деревне, шатёр, установить там переносной алтарь и совершить Всенощное богослужение.
Конечно, в этот день, который все горожане, насельники Обители и защитники Замка всегда ждут с нетерпением, Епископу пристало бы быть в кафедральном соборе. Но он прекрасно понимал: насколько важной является задача распознания того: где именно находятся уязвимые места нашего мира. Насколько важно как можно скорее постичь: какие же места могут стать теми лазейками, через которые неведомый супостат может проникнуть в наш мир для совершения своих смертоносных деяний. И сегодня было совершено очень важное открытие.
Гросс Шпигель практически не сомневался в том, что стена, обнаруженная в подземелье приграничного замка, тоже откроется. И тогда у них будет уже три координаты. Имея данные о трёх точках, будет несравненно проще реконструировать саму координатную сетку. И, стало быть, уже по имеющимся в книге данным, обнаружить остальные места расположения загадочных дверей.
Кроме этого, сегодня, если Спасителю будет угодно, удастся обратить наиболее закоснелых язычников. А это значит, что души всех новообращённых перестанут быть воротами из мира нечистых духов в наш мир.
Так, узнав о расположении загадочных порталов, хранители мира Божия сумеют установить стражу, препятствующую проникновению в наш мир посланцев неведомых миров. Обратив же души идолопоклонников ко Христу, удастся и самих этих людей сделать стражами своих душ, способных воспрепятствовать проникновению в мир дуновений нечистых духов.
Всё он правильно сделал, выехав именно сегодня именно сюда.
Служба прошла на одном дыхании.
Некоторые аскеты утверждают, будто мы, «когда чувствуем на себе изучающие взгляды, якобы начинаем актёрствовать, и, тем самым, ведём себя лживо».
Гросс Шпигель, однако, так не считал. Напротив, он был убеждён в том, что регламент, то есть исполнение предписанного, насколько это возможно упорядочивает не только наш внешний образ действия, но и вносит стройность во внутренние порядки души. Это ведь тоже при желании можно обозвать ложью, ибо ведёт себя человек не так, как велят ему некие импульсы и рефлексии, но в строгом соответствии с распорядком. Стало быть, по этой логике, он лжёт, ибо поступает не в согласии со случайными порывами.
Получается какая-то ерунда!
Впрочем, он понимал, что отшельник, укротив с Божией помощью некоторые свои наименее приземлённые страсти, может юродствовать. То есть являть такое поведение, когда внешнее регулирование просто отсутствует как таковое. Но то будет юродство ради Христа. Именно Дух Святой наполнит внутренние пространства и станет руководить поступками подвижниками, даже самыми незначительными порывами.
А что говорить о человеке, порабощённом страстями? Да его просто разорвёт на мелкие кусочки, и будет таковой никаким не юродивым, а просто сошедшим с ума безумцем. А то и хуже. Вместилищем совсем иного духа.
Окончив чинопоследование, Епископ обратился к собравшимся со словами проповеди. В Городе возгласить слово на День Памяти Всех Святых – дело нехитрое. Когда тебя окружают точно такие же христиане, то тема для поучения находится сама собой. Либо уточнение каких-то деталей в житии какого-то особенно почитаемого святого, либо напоминание о святом, незаслуженно подзабытом, либо о том, что мы сами порою забываем о том, что мы – христиане, и о том – какие внешние формы принимают последствия этой забывчивости.
Но то там, в Городе. А что говорить тут, в миру? В мире, который воспринимает Мир Крещёный как нечто чужое, чуждое и враждебное. И если у себя в Городе ещё можно поразить воображение простодушного язычника великолепием и величественностью Собора, как зримого свидетельства могущества веры Христовой по сравнению с верой этого самого язычника, то тут, в этом шатре, нужно искать что-то другое.
Тут, в этом шатре, приходится уповать лишь на Провидение Божие, на то, что Господь Духом Святым прикоснётся к душам этих людей, отворит их сердца слушанию Слова.
Но само это Слово должен произнести он сам.
И чтобы обратить их, надобно точно знать: как и во что они веруют. Ибо невозможно вылечить больных, если лекарь не знает истории болезни нездоровых…
- Лодьи, по водам шествующие, тонут не из-за тех вод, что окружают их обшивку, но из-за воды, которая попадает внутрь. Если мы не будем позволять тому, что нас окружает, наполнять наши души, то ничто не утащит нас в преисподнюю земли. Я говорю о наваждениях, которыми переполнено всё вокруг. О страхах, которыми переполнено всё вокруг. Обо всём том, что пригибает нас к земле. Начиная от рождения в этот мир, и оканчивая тем мгновением, когда душа покидает временную одежду тела и проваливается вниз, переполненная грузом страхов и наваждений. Проваливается в состояние кошмарного сновидения, которому нет конца и края.
Что-то буквально на долю мгновения отвлекло Гросс Шпигеля, и ему показалось, будто вдохновение отходит от него. И что слова начинают терять силу убеждения.
- Мы знаем, что сон и смерть – это близнецы. Каждую ночь мы учимся умирать. Если вы будете честны перед самими собой, то вы подтвердите, что всякий раз, пробудившись, вы продолжаете переживать те чувства, которыми была поглощена ваша душа, путешествовавшая во снах. Каждую ночь души наши покидают явленный мир и устремляются либо в мир правды, либо в мир марева, в мир наваждений. Мы, христиане, называем эти миры иначе.
Согбенный старец подошёл поближе к Еепископу, чтобы лучше расслышать слова, им возвещаемые.
- Когда душа человека погружается в сон, то уже всё равно: король засыпает или кто-то из последних рабов его. Всякая душа человеческая остаётся наедине с туманами и жаром преисподней или с переживанием высоты небес. Всё это заставляет нас страдать и ликовать точно так же, как мы страдаем и ликуем, вернувшись из плена сна. Когда душа покидает временный мир, она так же остаётся наедине с этими мирами, которые, однако же, теперь уже станут вовсе не такими уж призрачными.
Епископ вновь почувствовал, что теряет власть над слушателями. Нужно было как-то закончить.
- Я не ведаю: что обещал вам ваш волхв. Ведь он должен был не только совершать приношения жертв, но и рассказывать вам о том: какая участь вас ожидает за гробом? Не знаю: что он обещал вам. Но Церковь святая говорит по этому поводу вот что. И в снах, и в том вечном сне, которого никому из нас не миновать, мы не будем одиноки. Всегда рядом с крещёной душой будет Спаситель. Каждому из нас Он будет протягивать руку помощи. И от каждого из нас зависит только одно единственное: принять эту Руку или... Или не заметить Её. Да и как могут заметить спасающую Десницу Божию те, кто не ведает о Творце и Вседержителе, но шарахается от сов, чёрных ворон, кукушек и прочих тварей, в коих приучены видеть оборотней и леших.
Старейшины смотрели на Епископа с недоверием. Но их души были растроганы церковным пением. Они мало что поняли из проповеди, но перед их глазами чётко и ясно отпечаталась сцена у священного дуба. Они своими глазами видели, что жрец Креста оказался сильнее жреца Храста. Они верили, что епископ и монахи, исполняющие чарующую музыку какого-то далёкого мира, возможно, загробного… смогут стать проводниками в царство мёртвых. Что они – или Тот, кому они покланяются – смогут вывести и их души тоже из мрака и тумана.
Рано утром, по окончании Всенощного бдения, все они составили торжественное шествие от шатра к священному ручью, где епископ Гросс Шпигель совершил таинство крещения всех бывших там старейшин и охотников. И Растислава.
Распоряжения
Перед тем, как выдвинуться в сторону Пограничья, где Епископ намеревался отслужить праздничную мессу праздника, следовавшего за Днём Всех Святых, были сделаны кое-какие важные распоряжения, которые были записаны Гросс Шпигелем и отправлены с частью отряда, вынужденного вернуться в Город.
В священной роще было решено поставить деревянный храм. Сюда должны были немедленно выдвинуться мастера, чтобы успеть поставить сруб до наступления холодов. В низине, неподалёку от ручья, нужно было построить избушку, в которой бы жил священник и диакон, а также сержант и двое воинов.
Жильё должно было быть поставлено вне священной рощи, чтобы не оскорблять чувства вчерашних язычников. Всё-таки, где жильё – там и непременно отхожее место, сарайчик со скотиной и так далее. Пусть это будет немного в стороне от храма.
Солдаты присланы должны будут не ради охраны церковнослужителей, но ради засады. Конечно, это не значит, что они должны будут в дождь и холод сидеть в кустах перед дуплом, ожидая появления лазутчиков. Нет. Софоклис написал своему помощнику в замок, чтобы тот изготовил хитроумные капканы и силки, которые нужно будет тайно расставить у входа в дупло таким образом, чтобы всякий, пытающийся выпрыгнуть из этого лаза на нашу твердь, непременно попадался бы подобно тому, как попадаются в капканы дикие звери.
В город также отправился один из братьев-монахов в сопровождении Растислава, которого велено было подготовить к рукоположению в священный сан. Лично к ним был приставлен один из воинов. Хотя до города было полдня пути, но охрана никогда не помешает, тем паче в таком важном и ответственном деле.
- Ваше преосвященство, – обратился Свен к Епископу, когда они уже выехали из деревеньки. – Поминали ли Вы Инфанта за упокой? Ведь если бы не его отчаянный подвиг, удалось ли бы так убедить этих вчерашних паганусов в нашей правоте…
- Да, сын мой, поступок Инфанта сделал своё дело. Но почему ты решил, что его душа уже упокоилась о Господе? Я в этом совсем не уверен.
КОНЕЦ ШЕСТОЙ ЧАСТИ
