Генерал М.В.Алексеев в борьбе за ответственное министерство 26 февраля – 2 марта 1917 г.

Часть 1

Часть 2

4. М.В.Алексеев исполняет обязанности Верховного главнокомандующего

А.С.Лукомский воспоминал о том, что 1 марта Н.В.Рузский заявил: «Так как у Государя утеряна в данное время связь с армией, то начальник Его штаба, на основании Положения о полевом управлении войск, фактически вступает в исполнение обязанностей Верховного главнокомандующего».[1] Вслед за этим о том, что с царскими поездами была утеряна связь, писали многие исследователи.

Между тем в специальной инструкции по движению императорских поездов указывалось: «Управление каждой дороги следования Императорского поезда снабжает означенный поезд, на все время его следования по дороге, поездным телеграфным аппаратом или аппаратом телефонным, если на дороге практикуется сообщение с пути на станции [с] помощью телефонов, и командирует для сопровождения поезда особого телеграфного агента и, будет нужно, телеграфного надсмотрщика… Во время следования Императорского поезда – помещения линейных телефонных аппаратов, находящихся на станциях дороги следования, должны находиться под ближайшим наблюдением назначаемых для того жандармским управлением унтер-офицеров, которые обязаны находиться безотлучно в помещении телефона».[2] Следовательно, император имел возможность связаться со Ставкой с каждой станции, а по пути следования мог отдавать приказы по телефону. Например, в 13.05 1 марта В.Н.Воейков передавал в Ставку, что царский поезд следует через станцию Дно в Псков и просил обеспечить проезд.[3] Отсутствие связи Ставки с царскими поездами было связано с тем, что в это время никаких важных сообщений в Ставку не поступало. Никаких особых полномочий по управлению войсками на это время М.В.Алексеев не получал.

В.М.Алексеева-Борель, со слов начальника связи, утверждала, что 28 февраля М.В.Алексеев отдал распоряжение прервать связь с Петроградом. В дальнейшем Ставка не принимала сообщений от восставших.[4] Материалы сборника «Ставка и революция» опровергают это утверждение. Ставка принимала много телеграмм из Петрограда. В отсутствии императора Алексеев мог действовать более свободно. В 13.10 28 февраля Алексеев разослал телеграммы командующим для ориентировки в политической ситуации. На Кавказском фронте её получили только в 19.25. Пример того, к чему должен был призывать командующий, направлявший войска на подавление восстания, показал А.Е.Эверт. В 11.50 он направил телеграмму командирам дивизий направленных от его фронта на Петроград: «В то время как жестокий враг стоит упорной стеной на нашей родной земле, когда наши братья, томимые вражеской неволей, ждут не дождутся, когда эта стена рухнет под мощным усилием всей России, когда все мы чуем, что час победы близок, что враг напрягает последние силы перед надвигающимся грозным призраком печального для него конца, у нас за спиной в столице начались беспорядки».[5] Генерал был уверен, что выбранные им полки наведут порядок в столице.

М.В.Алексеев от таких призывов воздержался и просто довёл до командующих обзор политической обстановки. Сводка событий, направляемых Алексеевым командующим, начиналась с 25 февраля, источниками информации указывались С.С.Хабалов, М.А.Беляев, М.В.Родзянко. Хабалов сообщал, что 25 февраля в Петрограде бастовало 240000 рабочих, войска применяли оружие против демонстрантов, убито трое человек, в жандармов брошена граната, ранен один жандарм. Волнения объяснялись недостатком продовольствия. 26 февраля в городе спокойно, но получена телеграмма от Родзянко о том, что волнения принимают угрожающий характер. Утром 27 февраля Беляев сообщил, что начались волнения в некоторых частях, но они подавляются. Днём Родзянко писал, что войска становятся на сторону населения и убивают офицеров. Хабалов сообщил, что Волынский полк отказался выходить против восставших и командир полка застрелился. Беляев докладывал, что в Петергофе отказалась грузиться батарея, направленная на подавление. Военные власти столицы просили прислать войска. Ставка дала указание Северному и Западному фронтам прислать части. Георгиевский батальон направлен в Петроград, главнокомандующим Округа назначен Иванов. 27 февраля в 24 часа Алексеев сообщил императору о необходимости взять контроль над железными дорогами. В городе начались пожары, Петроград объявлен на осадном положении. 28 февраля дан приказ направить в столицу по одной батарее от каждого фронта. Большинство частей Петрограда перешло на сторону мятежников. В Мариинском дворце создано революционное правительство. Император отбыл в Царское Село. Головной эшелон с Северного фронта подойдет к Петрограду утром 1 марта. Петроград во власти восставших, работа министерств прекратилась, Совет лидеров партий Государственной Думы ведет переговоры с учреждениями и лицами, назначены дополнительные выборы в Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. Алексеев призывал командующих сохранить верность долгу и присяге, обеспечить железнодорожное движение и доставку продовольствия.[6]

Этой телеграммой Алексеев снимал с себя часть ответственности и перекладывал ее на информаторов Ставки, среди которых упоминался М.В.Родзянко. У командующих должно было сложиться впечатление, что сообщения Родзянко более достоверны, чем сообщения военных властей, которые пытались нарисовать смягченную картину происходящего. Все инициативы Алексеев приписывал себе, император упоминался как статист. Подразумевалось, что ситуация неопределённая и надо ждать дальнейших указаний.

Сразу после этого (не позже 13.35) Н.И.Иванову из Ставки была направлена телеграмма совершенно другого содержания. Копии были направлены командующим фронтами и в Царское Село. Алексеев сообщал, что войска, примкнувшие к Временному правительству, приводятся в порядок. Временное правительство занимается успокоением столицы. Выпущенное им воззвание говорит о незыблемости самодержавия. В связи с этим должен измениться образ действий и надо идти на переговоры, чтобы избежать междоусобицы. «Доложил все это Его Величеству и убежден, что дело можно привести мирно к хорошему концу»,[7] – заканчивалось письмо утверждением прямо противоположным воле императора. Никаких видимых оснований для таких заявлений у Алексеева не было. Докладов императору не делалось. Похожую информацию А.С.Лукомский передал в 1.40 1 марта на Западный фронт: «По частным сведениям, в Петрограде теперь спокойно, и в управлении в столице вступило Временное правительство, избранное из состава Думы».[8]

Сведения о создании Временного революционного правительства поступили в Ставку 28 февраля. В 16.32 представитель французской военной миссии в Петрограде Ловернь сообщал в Ставку своему начальнику П.М.Жанену о непрерывном заседании «Комитета из членов Думы».[9] В 5.51 1 марта в Ставку поступила официальная телеграмма М.В.Родзянко о том, что власть перешла к Временному комитету Государственной Думы. Аналогичные телеграммы были разосланы Думой командующим фронтами.[10] Вслед за этим Родзянко опубликовал призыв к армии и флоту сохранять дисциплину.[11] Совершился государственный переворот, Ставка и командующие спокойно восприняли эту информацию.

В «Протоколе событий Февральской революции» указывается, что с утра 28 февраля Временный комитет был занят обсуждением вопроса отречения Николая II в пользу наследника цесаревича Алексея при регентстве великого князя Михаила Александровича. «Был составлен проект акта отречения. Вместе с тем было предположено, что к государю с этим требованием подписания такого акта должен явиться председатель Государственной думы Родзянко с членом Государственной думы Шидловским»,[12] – указывается в протоколе. Ю.В.Ломоносов, писавший о событиях 1 марта, вспоминал: «От генерала Рузского из Пскова получен ответ, что он исполнит свой долг перед родиной… Армия с нами… Весь день в Думе именно спор и шёл о том, что делать: предлагали низложение, отречение или внушение, т.е. заточение Царицы и назначение ответственного Министерства. Остановились на среднем».[13] Неизвестно поступала ли в Ставку информация о таких решениях.

Телеграммы М.В.Родзянко стали поводом очередного обращения Алексеева к императору о необходимости уступок. Несмотря на все усилия Ставки, телеграмма Алексеева была получена только в 19 часов 1 марта по прибытию императорского поезда в Псков. Алексеев писал: «Беспорядки в Москве, без всякого сомнения, перекинутся в другие большие центры России, и будет окончательно расстроено и без того неудовлетворительное функционирование железных дорог. А так как армия почти ничего не имеет в своих базисных магазинах и живет только подвозом, то нарушение правильного функционирования тыла будет для армии гибельно, в ней начнется голод и возможны беспорядки. Революция в России, а последняя неминуема, раз начнутся беспорядки в тылу, знаменует собой позорное окончание войны со всеми тяжелыми для России последствиями».[14] Алексеев предлагал: «Пока Государственная Дума старается водворить возможный порядок, но если от вашего императорского величества не последует акта, способствующего общему успокоению, власть завтра же перейдет в руки крайних элементов, и Россия переживет все ужасы революции. Умоляю ваше величество, ради спасения России и династии, поставить во главе правительства лицо, которому бы верила Россия, и поручить ему образовать кабинет. В настоящую минуту это единственное спасение. Медлить невозможно, и необходимо это провести безотлагательно».[15] По стилю и содержанию этот документ очень напоминал содержание разговора Рузского с Родзянко в 3.30 2 марта. 13.03 1 марта телеграмма Алексеева была передана в Царское Село. Таким образом, до Временного комитета Государственной Думы была доведена позиция Ставки.

Краткий пересказ телеграммы Алексеева был доведен В.Н.Клембовским до командующих фронтами. Им сообщалось, что в Москве и Кронштадте восстание. Войска переходят на сторону Временного комитета Государственной Думы, адмирал А.И.Непенин вместе с Балтийским флотом перешел на сторону Комитета. Алексеев направил телеграмму императору, где утверждает, что окончить революцию можно только назначением нового правительства во главе с человеком пользующимся доверием страны. В 18.09 телеграмма передана в штаб Юго-Западного фронта, в 18.32 в штаб Западного фронта, в 20.20 в штаб Румынского фронта и только в 21.15 в Тифлис, для великого князя Николая Николаевича.[16] Можно предположить, что в первую очередь телеграмма была направлена командующим, чьи части уже шли к Петрограду или ждали погрузки. А.Е.Эверт и А.А.Брусилов сами связывались со Ставкой и выразили солидарность с действиями Алексеева.

О том, что телеграмма М.В.Алексеева стала последствием телеграмм М.В.Родзянко, свидетельствуют документы. В 11 часов 1 марта со Ставкой связался командующий Западным фронтом А.Е.Эверт. Разговор велся с А.С.Лукомским. Эверт сообщал, что сегодня получил две телеграммы Родзянко и просил распоряжения Ставки, что на них отвечать. Лукомский отвечал, что Алексеев составил телеграмму Родзянко о недопустимости впутывать армию в политику, но пока она не отослана. Вчера Алексеев отослал телеграмму Иванову, где написал об успокоении в Петрограде. Просил доложить императору о желательности избежать применения силы. После этого начались беспорядки в Москве и Кронштадте. Алексеев написал телеграмму императору, где просил об издании акта способного успокоить население. Она пока не отослана, так как неизвестно нахождение Иванова и императорского поезда. С Царским Селом связи нет.[17]

С 10 утра начали поступать сведения о движении царских поездов. Сообщалось, что их повернули в Бологое, и они двигаются на станцию Дно.[18] По приказу комиссара А.А.Бубликова железная дорога между Бологое и Дном должна была быть заблокирована.[19] За неисполнение этого приказа железнодорожникам грозили ответственностью, как за измену перед Отечеством. Это сообщение было получено в Ставке не позже 11 часов. По мнению исследователя С.В.Куликова эта телеграмма доказывала революционный характер Временного комитета, но, М.В.Алексеев продолжал сотрудничать с этим органом, что свидетельствует о его поддержке заговора.[20]

В 12.30 поступило сообщение, что царские поезда следуют в Псков.[21] В 13 часов В.Н.Воейков запросил штаб Северного фронта о беспрепятственном проезде поездов в Псков.[22] В 10.20 прекратилась связь с Царским Селом и выяснилось, что телеграф контролируют коменданты Временного правительства.[23] В 11.30 штаб-офицер Ставки В.Л.Барановский связался с Царским Селом с целью передать телеграмму Алексеева. Назначенный комендантом Временного правительства на центральном телеграфе поручик Матусевич предложил передать телеграмму через него. На вопрос о связи с Родзянко, ответил, что она может быть установлена через час.[24] В 14.30 Алексеев вступил в «сношения» с Родзянко. Он требовал прекратить рассылку телеграмм и восстановить контроль Ставки над железными дорогами и связью. Лишь в конце 1 марта эта телеграмма была переслана командующим фронтами.[25]

Ко времени прибытия царских поездов в Псков идея ответственного министерства окончательно возобладала в Ставке. По приказу М.В.Алексеева В.Н.Клембовский связался со штабом Северного фронта (его главнокомандующий и начальник штаба уехали встречать императора). Алексеев просил Рузского «всеподданейше доложить Его Величеству о безусловной необходимости принятия тех мер, которые указаны в телеграмме ген. Алексеева… это представляется единственным выходом из создавшегося положения… Великий князь Сергей Михайлович со своей стороны полагает, что наиболее подходящим лицом был бы Родзянко, пользующийся доверием».[26] Алексеев высказывал надежду на то, что Рузский разделяет его взгляды. Не позднее 18.09 пересказ обращения Алексеева и великого князя Сергея Михайловича было разослано командующим фронтами. К этому была добавлена информация о «полном восстании в Москве», восстании в Кронштадте и перехода Балтийского флота на сторону Временного комитета Государственной Думы.[27]

В 17.30 1 марта Н.В.Рузский отправил письмо М.В.Родзянко. Его беспокоило, что в городе происходит стрельба, некоторые вокзалы разрушены. Генерал обращался к Родзянко, как к главе Комитета, с просьбой наладить подвоз продовольствия в Петроград, что поможет прекратить беспорядки.[28] В ответной телеграмме Родзянко обещал решить эти вопросы. «Спокойствие, хотя с большим трудом, но восстанавливается»,[29] - писал он. Связь командующего Северным фронтом и революционного правительства была налажена.

В 17 и 18 часов А.С.Лукомской переслал в штаб Северного фронта для доклада императору две телеграммы. В первой А.И.Русин докладывал о том, что в Кронштадте анархия, командир порта убит, а офицеры арестованы. Во второй адмирал А.И.Непенин сообщал, что разослал подчиненным частям телеграмму М.В.Родзянко и призывал императора пойти навстречу Государственной Думе.[30] В 18.13 императору прислал телеграмму начальник Морского штаба при Ставке А.И.Русин. Он рекомендовал пойти навстречу Государственной Думе без чего немыслимо повиновение частей.[31] В 18.30 в Ставку поступило сообщение великого князя Николая Николаевича, который присоединялся к просьбе Алексеева о новом правительстве.[32] В 19 часов Ставку поддержал А.А.Брусилов. Он отправил телеграмму В.Б.Фредериксу (через Ставку). Генерал умолял прекратить карательную экспедицию: «Россия ведет грозную войну, от решения которой зависит участь и всего нашего отечества и царского дома. Во время такой войны вести междоусобную брань совершенно немыслимо, и она означала бы безусловный проигрыш войны».[33]

Телеграмму императору составил и глава Британской миссии в России генерал Джон Хэндбери-Уильямс. Согласно его дневнику, ночью на 2 марта он, желая помочь императору, составил послание. Его одобрили М.В.Алексеев и великий князь Сергей Михайлович. Алексеев поручил одному из офицеров доставить письмо в Псков. Она не дошла до царя, офицер был задержан.[34] Хэндбери-Уильямс писал, что есть обстоятельства, в которых надо действовать мягко, армия может не понять то, что ее заставляют воевать против собственного народа. Необходимо дать Думе возможность говорить и принять избранное народом правительство. Телеграмма помечена 1 марта 1917 г.[35]

Среди телеграмм Петроградского телеграфного агентства, поступавших в Ставку, особого внимания заслуживает полученная в 21.15. Сообщалось, что в Думу явился конвой императора и просил арестовать своих офицеров, отказавшихся участвовать в восстании. Царскосельский дворец занят солдатами и императрица выразила желание вступить в переговоры с Думой. То же желание выразил и великий князь Кирилл Владимирович.[36] В следующем сообщении в 22.10 говорилось, что Кирилл Владимирович передал Гвардейский морской экипаж в распоряжение Думы, на ее сторону перешли два Донских казачьих полка.[37] В 19.55 генерал-квартирмейстер Северного фронта В.Г.Болдырев сообщил в Ставку, что вероятно царские поезда из Пскова не пойдут, так как задержка в Луге.[38]

Еще не получив никаких сообщений от Н.В.Рузского Алексеев приказал составить манифест об ответственном министерстве. Н.А.Базили вспоминал: «Для того, чтобы побудить Императора принять долгожданное решение, необходимо было предъявить ему текст заявления для обнародования. Видя, как генерал Алексеев утомлен и болен, я предложил ему свою помощь и вызвался составить проект Манифеста». [39] Несколько правок были сделаны А.С.Лукомским и документ отправлен в Псков в 22 часа 1 марта. Базили сохранил черновики манифеста и там была сочиненная им фраза «Нет жертвы, которую Вы бы не принесли бы, чтобы обеспечить нашей армии».[40] Эта фраза, стоящая в черновике отдельной строкой, 2 марта превратилась в телеграмму об отречении написанную и как заявляется сочиненную Николаем II. В книге Базили представлена только первая страница черновика и она написана на телеграфном бланке.[41]

В «Сборнике» 2019 г. телеграмма М.В.Алексеева озаглавлена «Рапорт», в фотокопии Базили у телеграммы «шапки» нет. Алексеев писал Николаю II, что надвигающуюся анархию и развал армии можно остановить только изданием высочайшего акта. Необходимо даровать ответственное министерство и поручить его сформировать М.В.Родзянко. Так еще возможно обуздать левые элементы. В проекте манифеста после небольшой преамбулы (позднее перешедшей в текст отречения) говорилось: «я признал необходимым призвать ответственное перед представителями народа министерство, возложив образование его на председателя Государственной думы Родзянко, из лиц, пользующихся доверием всей России». Помечена «передана в 22 часа 20 минут».[42] В публикации в «Красном архиве» указывалось, что время отправления было вписано карандашом. В левом верхнем углу документа была вклеена марка с портретом Николая II, его лицо было закрашено красными чернилами.[43] В публикации 2019 г. отмечалось, что перед подписью стерты первых три слова «Вашего императорского величества генерал адъютант Алексеев».[44] Эти мелкие нюансы свидетельствуют о том, что в конце 1 марта для Алексеева вопрос отречения Николая II был уже решён.

28 февраля – 1 марта Ставка предприняла много усилий для того, чтобы обеспечить стягивание войск к Петрограду. При этом М.В.Алексеев наконец проявил свою позицию. Он считал, что военная операция не достигнет успеха и её надо прекратить, император должен назначить министерство из популярных общественных деятелей. В конце 1 марта в Ставке был составлен проект манифеста, предполагавший учреждение министерства ответственного перед Думой во главе с М.В.Родзянко и формируемого им. Это была уже политическая программа, навязываемая императору генералитетом. Чтобы заставить принять Николая II свои условия Алексеев предпринял ряд действий. Им была отослана телеграмма, дезинформировавшая Н.И.Иванова о положении дел в столице и предлагавшая воздержаться от активных действий. В том же духе Ставка проводила обработку командующих фронтами. Алексеев не предпринял усилий, чтобы добиться прохода литерных поездов в Царское Село, хотя знал о попытках революционного правительства этого не допустить. С помощью телеграмм, призывавших к соглашению с Думой, было предпринято беспрецедентное давление на императора. Был создан определенный фон, призванный убедить общественность в том, что царя уговорили пойти на уступки.

Вечером 1 марта в Пскове повторилась ситуация, сложившаяся в Ставке 27 февраля. На императора оказывалось давление со всех сторон в том числе и со стороны генералитета и великих князей. К власти в Петрограде пришло революционное правительство и подчинило себе части гарнизона. При этом, по сообщениям, революция разгоралась в Кронштадте и в Москве. К мнению М.В.Алексеева присоединились великие князья Сергей Михайлович и Николай Николаевич, командующие фронтами: Н.В.Рузский, А.Е.Эверт, А.А.Брусилов, командующий Балтийским флотом А.И.Непенин и начальник Морского штаба А.И.Русин. В Ставке были получены сведения о том, что императорская семья во власти революционных войск, а литерные поезда в Царское Село не пройдут. В 22.20 Алексеев отправил Николаю II проект манифеста о даровании министерства ответственного перед Думой. Очень вероятно, что до этого он получил рапорт Рузского об отказе императора идти на уступки. Таким образом манифест для Алексеева был лишь прологом к отречению.

Дело в том, что вечером 1 марта Н.И.Иванов с Георгиевским батальоном должен был прибыть в Царское Село. К Александровской уже подходили эшелоны Северного фронта. Генералитет хорошо представлял, что такое фронтовые полки и как они отнесутся к тыловому гарнизону не желавшему идти на войну. Свою позицию могли поменять и гарнизоны пригородов столицы. Реальной угрозой была гражданская война, где придется выбирать сторону революционного Временного правительства или императора, которому давали присягу. Вечером 1 марта Николай II должен был принять решение и остановить гражданскую войну. Но, был и другой выход: решение могли принять за него. И оно было принято в Ставке 1 марта. Дальнейшие события, вошедшие во все воспоминания, исторические труды и учебники известны только со слов Н.В.Рузского.

5. Миф о «дарование» Николаем II ответственного министерства.

Манифест об ответственном министерстве никогда не был опубликован (существует только его проект). В сознании мемуаристов его затмили события отречения. Обстоятельства подписания этого манифеста Николаем II не становились предметом исследования. Во всех исторических трудах сообщается как факт, что вечером 1 марта под нажимом Н.В.Рузского император подписал указ об ответственном министерстве. Между тем с этим указом неразрывно связана остановка силовой операции на Петроград. Документы, свидетельствовавшие об этом событии противоречивы. Манифест не упоминается в камер-фурьерском журнале и дневнике императора, а также дневнике В.Г.Болдырева. О разных вариантах манифеста сообщают Рузский, Ю.Н.Данилов и В.Н.Воейков. Подробное рассмотрение «дарования» царем ответственного министерства может пролить свет и на обстоятельства отречения.

По официальной версии Николай II подписал манифест об ответственном министерстве во время аудиенции Н.В.Рузского. Свидетелей у этой аудиенции не было. Все происходящее известно со слов Рузского или тех кому он или Ю.Н.Данилов говорили о подписании манифеста. О таком важнейшем событии как остановка войск, направляемых на Петроград, ночью на 2 марта из мемуаристов упоминает только Данилов. В показаниях участников событий и документах существует серьезная хронологическая разноголосица.

В своих интервью Н.В.Рузский каждый раз иначе описывал дарование ответственного министерства. В первом интервью журналисту В.Самойлову 7 марта Рузский заявил, что по приезду в Псков о репрессивных мерах Николай II уже не мечтал. К двум часам ночи царь вызвал Рузского к себе и заявил, что решил дать ответственное министерство. Манифест лежал у него на столе. Рузский предложил переговорить по аппарату с Родзянко. Дальше шел рассказ об отречении.[45] В гораздо более многословном рассказе В.С.Вильчковскому Рузский пришел к царю около 21 часа. Через полтора часа Рузскому удалось убедить царя согласиться на ответственное министерство и поручить его формировать Родзянко. Рузский пошёл назначить телеграфный разговор царя с Родзянко и получил телеграмму Алексеева с манифестом, вернулся в вагон царя и доклад продолжался. В 24 часа Рузский отправил телеграмму Н.И.Иванову и царь без изменений согласился на манифест Алексеева. Доклад продолжался до 2 часов ночи.[46] В этом варианте Рузский был у царя 5 часов с перерывом на 15 минут. Великому князю Андрею Владимировичу 14 июня 1918 г. Рузский излагал уже другую историю. Он был принят государем после обеда и ему удалось убедить даровать ответственное министерство только после телеграммы Алексеева. Рузский ушел в вагон свиты куда принесли телеграмму царя. В это время в царский вагон был вызван В.Б.Фредерикс (это подтверждает камер-фурьерский журнал). Прочитав телеграмму царя, Рузский увидел, что там идет речь о кабинете ответственном перед императором. Воейков унес телеграмму к царю, а Рузского вызвали туда только через два часа (в первом часу ночи). На этот раз государь передал телеграмму, где Родзянко поручалось составить кабинет ответственный перед Думой. Телеграмма была направлена в Ставку и разослана по фронтам. [47]

Общее в рассказе Рузского только то, что царь одобрил манифест и Рузский ушел от императора около 2 часов ночи 2 марта. Эта информация отразилась в разговоре А.С.Лукомского с Ю.Н.Даниловым в 9 утра 2 марта. Данилов рассказывал: «Вчера весь вечер до глубокой ночи прошёл в убеждениях поступиться в пользу ответственного министерства. Согласие было дано только к двум часам ночи».[48] Время 2 часа ночи было взято из запроса Данилова в Петроград в 22.30 1 марта. Ему ответили, что Родзянко может переговорить с Рузским не раньше половины третьего ночи. [49] В 0.50 2 марта Болдырев сообщал в Ставку, что в 2.30 Рузский по приказу императора будет говорить с Родзянко «есть надежда на благоприятное разрешение».[50] В 10.15 2 марта М.В.Алексеев разослал командующим фронтами телеграмму, где так же разговор Рузского с Родзянко был помечен 2.30 2 марта (в действительности 3.30).[51] Продление времени аудиенции Рузского до 2 часов ночи для Ставки было принципиальным, именно до этого времени были отданы приказы об остановке войск, якобы утверждённые императором. Можно предположить, что Рузский давал ложную информацию, согласованную со Ставкой. По этой схеме получалось, что Николай II подписал манифест, дал приказы об остановке войск и затем Рузский ушел для разговора с Родзянко. Подобный ход событий не подтверждается документами и воспоминаниями свиты.

Непосредственный участник событий Ю.Н.Данилов дважды описывал дарование ответственного министерства не совсем одинаково. В первом варианте, в биографии великого князя Николая Николаевича, Данилов писал, что после обеда у царя он уехал в город, а Рузский остался для более подробного доклада. Данилов дважды возвращался на вокзал. Первый раз привез манифест Алексеева, а второй раз известие о восстании в Луге. Поздно вечером Рузский вышел от императора и сообщил о согласии на ответственное министерство, но остался не решенным вопрос с подчинением трех министров. Дальше в рассказе была ночная беседа Рузского с Родзянко.[52] Во втором, более многословном варианте, Рузский в 21 час ушел в царский поезд, около 22 часов Данилов доставил манифест Алексеева. Получил задание установить связь с Родзянко. Около полуночи опять приехал на вокзал, чтобы дождаться выхода командующего. Рузский сообщил, что сначала царь хотел поручить Родзянко возглавить новое министерство, но после телеграммы Алексеева согласился на министерство ответственное перед Думой. Николай II сам обещал переговорить с Алексеевым, а Рузскому поручил связаться с Родзянко. Движение войск на Петроград было приказано остановить.[53] В данном случае прослеживается зависимость воспоминаний Данилова от текста разговора Рузского с Родзянко. Там идет речь о восстании в Луге и остановке войск, Рузский упоминал два варианта манифеста, где министерство ответственно перед царем и второй вариант перед Думой. Зато речь о 2 часах ночи в воспоминаниях Данилова не идет, так как это не подтверждается опубликованными на тот момент телеграммами и воспоминаниями.

Свидетели «дарования» ответственного министерства Д.Н.Дубенский, А.А.Мордвинов и В.Н.Воейков оставили свои воспоминания. Дубенский писал, что по приезду в Псков царь ненадолго принял губернатора, а затем пришли Рузский и Данилов. Свита так и не дождалась возвращение Рузского с рассказом об аудиенции. В 12 ночи он ушел на переговоры с Родзянко.[54] А.А.Мордвинов вспоминал, что после обеда Рузский вновь был принят императором, оставался «очень поздно», несколько раз выходил. Ушел на переговоры с Родзянко, назад свита его не дождалась и разошлась в 2 часа.[55] По словам В.Н.Воейкова после аудиенции у императора Рузский представил ему манифест Алексеева. После его ухода царь дал Воейкову телеграмму, где предусматривалась ответственность трех министров перед царем. После небольшого конфликта Рузский унес телеграмму для отправки ее Родзянко.[56] Воейков единственный из свиты утверждает, что видел манифест, но совсем не тот, что описывал Рузский. О такой важной подробности как остановке войск генералы свиты вообще не упоминают. Ничего не пишут они и об аудиенции Рузского, продолжавшейся с 17 часов до 2 ночи 2 марта. Хотя о такой продолжительной аудиенции трудно забыть.

Наиболее важный период для исследования дарования ответственного министерства 23.00 1 марта - 2.30 ночи 2 марта очень слабо документирован. В собрании телеграмм Рузского их всего шесть. Телеграмм Ставки больше, но основная их часть: корреспондентские сообщения из Петрограда, которые были получены 2 марта.

Последним свидетельством является камер-фурьерский журнал: «В 7 часов 5 минут Императорский поезд прибыл на станцию ≪Псков≫. По прибытии Императорского поезда на станцию ≪Псков≫ Его Величество принимал Генерал-Адъютант Рузский… В 9 часов 45 минут вечера Его Величество принимал Генерал-Адъютанта Рузского и Псковского Губернатора Кошнарева, по окончании приема Его Величество изволил прогуливаться по платформе станции, а по окончании прогулки принимать Министра Императорского Двора Графа Фредерикса. От 12 часов 5 минут ночи Его Величество принимал Генерал-Адъютанта Рузского».[57] В «Красном архиве» опубликован документ, найденный в архиве А.И.Спиридовича. Это тот же камер-фурьерский журнал, но с незначительными отличиями и без вставок событий в Петрограде и манифестов. В документе есть уточняющая запись «От 10 час. 45 мин. вечера его величество принимали: министра императорского двора».[58] К сожалению оба источника не дают сведений во сколько закончилась аудиенция Рузского. Наиболее точно с хронологией журналов совпадает рассказ Рузского великому князю Андрею Владимировичу. В этом варианте Рузский рассказывает, что царь подписал манифест после получения телеграммы Алексеева (Рузский пишет, что 21.30 в действительности в 23 часа). Затем был перерыв и в 12 часов ночи Рузский получил от царя манифест и разослал его по фронтам (никакой рассылки манифеста не было). Никаких переговоров до 2 ночи тут не упоминается. Более того, очень вероятно, что в эти часы ожидания (с 22.45 до 24.05) и состоялся «разговор Рузского и Родзянко» и принято решение о предстоящем отречении императора.

Немногие сохранившиеся документы свидетельствуют о том, что Ставка пристально следила за передвижением царских поездов. В 19.43 А.С.Лукомский сообщал начальнику штаба Западного фронта М.Ф.Квецинскому: «Государь в данную минуту в Пскове, а генерал-адъютант Иванов в трех перегонах от Царского Села. По-видимому, эшелоны проходят свободно».[59] Создается впечатление, что в этот момент судьба императора была уже решена. В 19.55 генерал-квартирмейстер Северного фронта В.Г.Болдырев сообщил в Ставку, что вероятно царские поезда из Пскова не пойдут, так как задержка в Луге.[60] В 20.55 В.Н.Клембовский сообщал командующему московского военного округа И.И.Морозовскому: «В Кронштадте полное восстание. Балтийский флот перешел на сторону Временного Комитета, образованного под председательством Родзянко. Генерал Алексеев послал телеграмму государю, прося согласиться на перемену правительства и издать акт, который может внести успокоение в население».[61] При этом в течении трех часов Ставка не интересовалась тем, что происходило в Пскове и никакой информации туда не отсылала.

Активность Ставки началась только после отправки проекта манифеста об ответственном министерстве. В ходе доклада Н.В.Рузского императору в 22.30 начальник штаба Северного фронта Ю.Н.Данилов связался со штабом Петроградского военного округа (полковник Сирелиус). Сообщалось, что Рузский срочно хочет переговорить с председателем Думы. Запрашивалось в котором часу Родзянко может быть на связи на этой линии. Сирелиус хотел отправить в Думу дежурного офицера, но Данилов настоял на телефонном звонке. Родзянко ответил, что может переговорить не раньше половины третьего ночи. Данилов сообщил, что в это время Рузский будет у аппарата.[62] В 22.50 о предстоящем разговоре штаб Северного фронта сообщил в Ставку, без всяких подробностей. В 22.30 Манифест об ответственном министерстве еще не был получен императором. Цель планирующихся переговоров Рузского с Родзянко могла быть только одна выяснить время его приезда в Псков, с чего потом и начался их разговор в 3.30.

В 22.30 Ставка запрашивала штаб Северного фронта. Говорил полковник Б.Н.Сергиевский (в своей книге ничего не писавший об этих переговорах): «Только что вам передана телеграмма государю императору особой важности. Приняты ли меры к ее немедленному доставлению, лучше всего через главнокомандующего? Прошу сообщить, читал ли ее главнокомандующий и когда доложена его величеству?». Ответ был: «Сейчас генкварсев[63] сказал, что телеграмма передана наштасеву для доклада главкосеву».[64] В 22.50 на следующий запрос Ставки Северный фронт отвечал: «Главкосев с докладом был; телеграммы все переданы, распоряжений пока никаких нет. Сейчас соединяем прямым проводом главкосева с Петроградом-полетелестаном, по которому будет говорить председатель Государственной Думы».[65] Это сообщение соответствует журналу А.И.Спиридовича, где указывается, что в 22.45 император уже принимал В.Б.Фредерикса. В 23.03 Северный фронт вызвал Ставку. Выяснялось, что телеграмма с проектом манифеста еще не доставлена императору. Сергиевскому сообщили: «Наштасев приказал доложить, что телеграмма минут 10 тому назад отправлена главкосеву, который находится в поезде его величества. Главкосев телеграмму доложит лично».[66] В 23.25 полковнику Сергиевскому поступило следующее сообщение: «Генкварсев приказал сообщить для доклада генкварверху что телеграмма последняя генерал-адъютанта Алексеева вручена генералу Рузскому в 23 часа, во время доклада государю, и, что доклад до сих пор еще продолжается».[67] На другом экземпляре телеграммы Алексеева с манифестом стоит пометка Рузского «Получена и доложена 1 марта в 11 часов».[68] Такая датировка передачи проекта манифеста противоречит сообщению камер-фурьерских журналов и рассказу Рузского великому князю Андрею Владимировичу. Никаких дополнительных сведений о том, что происходило на второй аудиенции Рузского в 00.05 нет, неизвестно сколько она продолжалась. Дальше должен был идти рапорт Рузского в Ставку о результатах прошедшей аудиенции и подписании Манифеста. Но ничего подобного в ночь с 1 на 2 марта в документах Ставки и Северного фронта нет. Или эти переговоры не фиксировались или они были уничтожены. Это могло быть только в том случае если Рузский сообщал об отказе императора подписать манифест.

В 23.25 штаб-офицер для поручений Северного фронта Н.М.Щербаков сообщал в Ставку своему коллеге Б.Н.Сергиевскому: «Сейчас возвратился из поезда наштасев, но никаких распоряжений не получено. Сейчас наштасев говорит по прямому проводу с Родзянко». На что Сергиевский из Ставки отвечает: «Пожалуйста, ориентируйте нас как можно чаще».[69] Разговор Данилова с Родзянко у него вопросов не вызывал. Такие переговоры вполне могли состояться так, как в 22.50 в Ставку сообщали: «Сейчас соединяем прямым проводом главкосева с Петроградом-полетелестаном, по которому будет говорить председатель Государственной Думы».[70] В 0.25 В.Н.Клембовский запрашивал В.Г.Болдырева о том, где находится Данилов. Ответом было: «В настоящее время занят выполнением поручений, связанных с высочайшим указом. Может, освободиться часа через полтора-два». В конце разговора Клембовский просил: «Прошу сообщать обо всех переговорах, которые ведутся между вами и Государственной думой, хотя бы вкратце суть дела».[71] Что Болдырев понимал под словом «высочайшим указом» можно только гадать. Клембовский этот вопрос уточнять не стал. В это время проходили переговоры по поводу остановки войск, направлявшихся на Петроград.

Вновь к указу об ответственном министерстве возвращаются только в 3.30 2 марта во время переговоров Н.В.Рузского с М.В.Родзянко. Оба называют этот документ «проект манифеста», он передается в Петроград. Текст проекта включен в телеграфный разговор.[72] Рузский сопровождает передачу комментарием: «Если будет признано необходимым внести какие-либо частичные поправки, сообщите мне, ровно и об общей схеме такового».[73] Естественно в уже подписанный императором манифест никаких правок вносить уже нельзя. При этом в 5.15 следует императорский указ «объявить представленный манифест». [74]

Обсуждения публикации манифеста об ответственном министерстве продолжалось до вечера 2 марта. В 12.15 2 марта начальник Одесского военного округа запрашивал Ставку: «Ввиду неполучения высочайшего акта, задержки телеграмм из Петрограда и распространении в обществе разного рода тревожных слухов, прошу указаний».[75] Вечером 2 марта Ставка разослала циркулярную телеграмму. На Северный фронт она поступила в 16.43, на Западный - 16.53, на Юго-Западный – 17.09, на Румынский – 18.40. «Ожидается разрешение на опубликование высочайшего акта, который должен успокоить население, предотвратить ужасы революции»,[76] - писал Лукомский. Он просил ориентировать в происходящем начальников военных округов, входящих в фронты. О том, что речь шла не об отречении, а об ответственном министерстве свидетельствует телеграмма, направленная в 16.50 В.Н.Клембовским Ю.Н.Данилову: «Телеграмма № 1223 об объявлении манифеста не приводится в исполнение в ожидании дальнейших указаний после доклада главкосева. Очень прошу ориентировать наштаверха, в каком положении находиться вопрос».[77] «Телеграмма № 1223» это «указ Николая II» об опубликовании манифеста об ответственном министерстве в 5.15 2 марта. Манифест об ответственном министерстве так и не был опубликован.

Воспоминания одних из главных участников событий в Петрограде Н.П.Милюкова и Н.Н.Суханова свидетельствуют о том, что революционеры уже сбросили со счетов старую власть. Ни о какой реакции генералитета на их действия они даже и не помышляли. Но идея ответственного министерства пугала социалистов, которые мечтали о республике. Суханов вспоминал, что социалисты боялись сговора царя и Думы: «Их сговор в Ставке и успехи царя могу произвести величайшую смуту среди армии… И что было не под силу одному царю, то он легко может сделать при помощи Думы и Родзянко: собрать и двинуть силы для водворения порядка в Петербурге, не только революционном, но и совершенно распыленным и беззащитным… контрреволюции достаточно иметь один преданный сборный полк, чтобы погубить все движение».[78] Суханов упоминал, что Родзянко должен был ехать в Псков чтобы подписать отречение, но социалисты побоялись его отпустить. Н.П.Милюков писал, что Временное правительство планировало отречение царя в пользу сына с регентством Михаила Александровича. По его словам, 1 марта делились портфели министров Временного правительства и вырабатывались условия его сосуществования с Советом рабочих и солдатских депутатов. Вечером во время объединенного заседания Временного комитета Государственной Думы, Временного правительства и представителей Совета были выработаны условия работы нового правительства: полная амнистия политических заключенных, гражданские права, отмена сословных, вероисповедных и национальных ограничений, подготовка к созыву Учредительного собрания, замена полиции народной милицией и т.д.[79] На совещании был снят неудобный пункт требований Совета: «вопрос о форме правления остается открытым». Иначе говоря, Совет смирился с ситуацией, когда формально самодержавие сохранится. В ту же ночь было решено отправить в Псков А.И.Гучкова и В.В.Шульгина. В Петрограде вопрос отречения был решен еще 1 марта. Надо полагать, что это делалось по соглашению с военной властью, которая могла выставить не один полк, а несколько боеспособных дивизий.

То, что М.В.Алексееву было известно об этих совещаниях свидетельствует его пометка на «Записи беседы ген. Вилиамса с Марией Федоровной и б. вел. кн. Александром Михайловичем». «Ее Величество сказала мне, что государь отрекся от престола по настояниям генерала Рузского, который был при нем в Пскове, когда прибыла депутация от правительства», - записал Вилиамс. Алексеев поставил приписку к этой фразе: «Вопрос этот в Петрограде был решен уже I/III, 2-го Милюков уже говорил об этом в своей речи».[80]

Документы показывают, что проект манифеста об ответственном министерстве был составлен в Ставке и так и не был подписан императором и опубликован. Сообщение Н.В.Рузского, Ю.Н.Данилова и В.Н.Воейкова о предшествовавшем манифесте о правительстве, где три министра назначались императором, не имеет документального подтверждения. В телеграммах Ставки и штаба Северного фронта присутствуют расхождения в хронологии. Можно предположить, что они носят неслучайный характер. Видны попытки сдвинуть время знакомства императора с проектом манифеста ко времени его непосредственной передачи 22.30 1 марта. При этом зафиксированная дата передачи, подтвержденная подписью Рузского это 23 часа. С 22.45 император принимал Фредерикса и в 23 часа не мог получить от Рузского проект манифеста. Другой несообразностью являются попытки удлинить аудиенцию Рузского до 2 часов ночи или даже представить её непрерывной до этого часа. Это было необходимо для того, чтобы объяснить отсутствие связи Рузского со Ставкой. От императора он ушел на переговоры с Родзянко. Прослеживается желание генералов штаба Северного фронта и Ставки предложить обществу свою версию событий. По ней Рузский долго уговаривал императора, в 22.30 он получил проект манифеста из Ставки. Еще два часа ушло на то, чтобы добиться его подписания императором, затем до 2 часов была произведена остановка войск. В это время Рузский ушел на переговоры с Родзянко. Предполагается, что в это время М.В.Алексеев спал и участия в событиях не принимал. В последствии такая версия не закрепилась, так ей противоречили воспоминания свиты.

Самым важным свидетельством фальсификации является отсутствие рапорта Рузского в Ставку о согласии императора на манифест. Все это заставляет предположить, что вся история была выдумана Рузским. Вероятно, император проекта манифеста так и не увидел. Решение о неизбежном отречении было принято в Ставке вечером 1 марта и согласовано с Петроградом. Все дальнейшие действия были только прикрытием операции. В пользу подобного предположения говорят и очень подозрительные обстоятельства остановки войск, направленных на Петроград.

Кондаков Юрий Евгеньевич, доктор исторических наук, профессор РГПУ им. А.И.Герцена