Часть 4
Тайное погребение
Существует несколько документальных свидетельств об обретении мощей воинов мучеников генерала графа Фёдора Артуровича Келлера и двоих адъютантов, и о тайном их погребении в киевском женском Покровском монастыре. «Похоронен был граф Келлер, – писал генерал В.А. Кислицын – моими близкими на Лукьяновке, причём похоронить этого рыцаря, всегда шедшего с открытым забралом, пришлось под другой фамилией». В этом свидетельстве современника речь идёт не о «другом имени» или о псевдониме, как это указал в воспоминаниях епископ Камчатский Нестор (Анисимов), а о «другой фамилии». Возможно, генерал Кислицын принимал участие в выдаче нового паспорта вдове генерала-мученика монахине Херувиме на имя «Марфы Гурьевны Николаевой». По этой причине знал фамилию (псевдоним) – «Николаев» – под которой был погребён Фёдор Артурович, что и зафиксировал в воспоминаниях.
Бегство из захваченной большевиками России с фальшивым паспортом описано не только в книге «О Российской трагедии. До и после 1917 года. Воспоминания матери» княгини Веры Дмитриевны Лобановой-Ростовской. Как и у Михаила Булгакова, присутствуют в романе Веры Лобановой-Ростовской персонажи духовного звания под их подлинными именами, например, матушка игумения София (Гринёва). Она прославлена в лике святой преподобноисповедницы Софии Киевской. Матушка несла служение настоятельницы Свято-Покровской обители в Киеве с 1913 года. Именно схиигумения София, рискуя жизнью, позволила тайно похоронить в обители генерала графа Фёдора Артуровича Келлера с двумя адъютантами. В романе Веры Лобановой-Ростовской одним из главных действующих лиц является горничная княгини Маша, духовно близкий ей человек. Маша приняла монашество в Дугиненской обители – созданной в Калужской губернии на высоком берегу Оки при впадении в нее речушки Дугны – матушкой Софией и стала её духовным чадом.
На фото: первая страница фальшивого паспорта князя Г.Н. Трубецкого – «Терентьева», получен в Харькове в 1917 г. С этим паспортом князь с сыном Константином ездили в Москву и обратно в Новочеркасск. Из рукописи «Семейная хроники князей Трубецких»
Другую фамилию для пересечения границы с гетманской Державой использовала и семья дипломата князя Григория Николаевича Трубецкого: «Однажды по доносу чекисты принялись разыскивать княжну Марию Константиновну Трубецкую (рожденную графиню Хрептович-Бутеневу – примеч. авт). Тогда она, оставив детей на попечение родственников и переодевшись в пальто горничной, с фальшивым паспортом в середине марта 1918 года бежала из Новочеркасска и благополучно добралась до Москвы. Здесь стало известно, что княгиню Трубецкую разыскивают по обвинению в помощи Добровольческой армии. Пришлось снова прибегать к фальшивым паспортам, с помощью которых супругам Трубецким удалось в июле 1918 года уехать на Украину. В сентябре 1918 года семья в полном составе выехала в Крым. В конце 1919 года Мария Трубецкая с сыновьями прибыла в Королевство сербов, хорватов и словенцев, где организовала госпиталь для раненых и больных солдат» (подробнее).
В рукописной семейной хронике князей Трубецких представлена копия фальшивого паспорта главы семьи, куда были вписаны супруга и дети с указанием их возраста. В пустой паспортный бланк Временного правительства была внесена вместо фамилии Трубецкой, созвучная ей – «Терентьев». Возможно, Трубецкие остановились в Киеве в «лазарете княгини Барятинской», поскольку обе княгини не только возглавляли госпитали, но и состояли в родстве. Позднее, в 30-ые годы Барятинские гостили у Трубецких близ Парижа, согласно воспоминаниям. Там же осядет Николай Афанасьевич Булгаков – Николка Турбин из «Белой гвардии» – младший брат писателя.
Исследователи отмечают появление свидетельств о том, что навещала генерала графа Фёдора Артуровича Келлера в заточении в Михайловском Златоверхом монастыре дочь командира 12-го гусарского Ахтырского полка Елена Николаевна Бенуа. Она была подругой Татьяны Демьяновны Келлер, невестки легендарного командира. Елена Бенуа свидетельствовала о том, что нашла тела «героев мучеников» и в разыгравшуюся «метель и страшную бурю предала их христианскому погребению в Покровском монастыре». После гибели Фёдора Артуровича, пребывающая в ожидании рождения ребенка Татьяна Келлер, ощутила, как и многие киевляне, подвиг мученичества своего свекра. Потому она отказалась немедленно покинуть захваченный петлюровцами Киев и выехать в Берлин... Не бежала она и из большевистской России, где был убит в марте 1919 года её супруг Борис Фёдорович Келлер. Остался в СССР и Михаил Афанасьевич Булгаков, в то время как брат его Николай поселился в Кламаре близ Парижа. Там, где жили и Трубецкие.
Напомним, что именно Николай Булгаков и Татьяна Келлер разыскали в анатомическом театре тело графа Федора Артуровича Келлера спустя три дня после мученической гибели генерала. По этой причине отважная Елена Бенуа впоследствии в эмиграции старалась привлечь внимание к себе и, таким образом, спасти свою киевскую подругу. После гибели мужа Татьяна Келлер с дочерью Мариной жили под ее девичьей фамилией Галчун и затерялись в СССР. Надо отдать должное Елене Бенуа - ей удалось выручить Татьяну: о вдове Бориса Федоровича Келлера спустя десять лет забыли в связи с её вторым браком в 1930 году и переездом в Харьков из Крыма после разразившегося там разрушительного землетрясения 1929 года.
Что касается ночи, когда Владыка Нестор (Анисимов) совершал отпевание и тайное погребение воинов-мучеников в обители Царственной Инокини, то она была звёздной. Свидетельство о ясной морозной ночи оставил Михаил Булгаков в «Белой гвардии». Возможно, «метель и страшная буря» разыгрались сразу после убийства Фёдора Артуровича – от мученической кончины до обретения мощей генерала прошло три дня. Вероятнее всего, речь идёт о смятении душевном и негодовании киевлян, узнавших о гибели легендарного командира, с которым все связывали надежды на восстановление былого – царского – порядка в Отечестве. Генерал Федор Артурович Келлер указал соотечественникам путь покаяния, тайно приняв монашество. Этот путь русский народ достойно прошёл, явив миру сонм новомучеников, и Господь даровал нам прощение.
На фото: митрополит Нестор (Анисимов), в миру Николай Александрович Анисимов во время ареста в СССР.
После спасения полкового знамени из келлии пленённого генерала, владыка Нестор (Анисимов), епископ Камчатский, тут же скрылся из Михайловского монастыря, найдя приют в Покровской обители известной подвижницы матушки Софии (Гринёвой) - святой исповедницы Софии Киевской. В это же время, по свидетельству княгини Веры Дмитриевны Лобановой-Ростовской, а также по воспоминаниям митрополита Нестора (Анисимова), в Покровском монастыре тайно пребывал духовный писатель Сергей Александрович Нилус с супругой, к которым издавна благоволила матушка София. Духовный писатель зафиксировал ещё в начале 1917 года в Покровской обители видение девочки-послушницы о Государе Николае Александровиче. Пребывая в Киеве с октября 1918 года и часто бывая у Владыки Нестора (Анисимова) в Михайловском Златоверхом монастыре, Фёдор Артурович Келлер не мог не знать об этом предзнаменовании - Христоподражательном подвиге русского Царя. Предсказание о Святом Государе граф Келлер воспринял как предупреждение ему лично и готовился к своей Голгофе. Об этом свидетельствует последняя запись генерала о Царской Семье в своём дневнике накануне гибели: «Где они, бедные, кто из них уцелел и в какой они теперь обстановке». Последние же слова в дневнике Федор Артурович обращает к своей благоверной супруге, словно завещает ей болезновать душой и молиться о спасении Отечества.
Дневниковая запись Фёдора Артуровича коррелирует с описанием сонного видения юной послушницы. В этом видении девочки, записанном С.А. Нилусом в феврале 1917 года (за несколько дней до «отречения»), Государь с Семьей находился рядом со Христом. Михаил Булгаков, в свою очередь, отразил в своем романе сонное пророческое видение девочки о Государе, но в отношении уже самого воина мученика Феодора Келлера. Описание персонажа воина Най-Турса в Раю, увиденного Алексеем Турбиным во сне, свидетельствует о контакте Михаила Афанасьевича Булгакова с Сергеем Александровичем Нилусом. Встречи духовного писателя и молодого военного врача после гибели генерала графа Федора Артуровича Келлера могли иметь место как в Покровском монастыре, так и на квартире протоиерея Александра Глаголева, священномученика Александра Киевского.
От четы Нилус будущий писатель Булгаков мог получить сведения об их встречах с Фёдором Артуровичем. С графом Келлером Нилусы поделились рассказом о преподобномученице Великой княгине Елисавете Феодоровне. Бывая в Киево-Печерской Лавре на богомолье в период до и во время Великой войны, Елизавета Феодоровна останавливалась в Покровской обители, построенной тётушкой её благоверного супруга Великого князя Сергея Александровича - преподобной Анастасией Киевской, Великой княгиней Александрой Петровной, принцессой Ольденбургской. Фёдор Артурович всегда помнил о том, с какой радостью воспринял он весть о присоединении Елизаветы Фёдоровны к Православию, пребывая по службе в Петербурге в то время. Отрадно было узнать Фёдору Артуровичу и о посещении молодой Великокняжеской четой – Сергеем Александровичем и Елизаветой Феодоровной – Киево-Печерской Лавры в 1888 году, по дороге на Святую Землю. А три года спустя Елизавета Федоровна присоединилась к Православию. Граф Келлер так надеялся и ожидал от своей первой супруги Елизаветы подобного поступка, но, увы, этого не произошло. Свой благословенный брак с молдавской княжной Марией Александровной Мурузи, освященный Таинством Венчания, а со временем и Таинством монашества, Фёдор Артурович связывал с молитвами Великой княгини Елизаветы Феодоровны. И не ошибся – первым, пока непрославленным мучеником Дома Романовых, стал Великий князь Сергий Александрович, а его благоверная супруга приняла иночество и основала Марфо-Мариинскую обитель милосердия в Москве.
Православные корни графа Келлера
Фёдор Артурович Келлер в Таинстве своей Исповеди, которую принимал у генерала в Киеве Владыка Нестор (Анисимов), очевидно, раскаивался вновь и вновь в опрометчивости создания первой семьи, минуя Таинство Венчания, но, разумеется, это остаётся для нас тайной. Лишь участие Владыки Нестора в перенесении мощей Великой княгини Елизаветы Феодоровны в Харбин, служит намёком на возможность упоминания Фёдором Артуровичем имени Святой преподобномученицы в беседе или, скорее всего, в Исповеди. Промыслительным оказалось «советское имя» вдовы Фёдора Артуровича – Марфа («Марфа Гурьевна Николаева»). Монахиня Херувима (Николаева) словно объединила свои «царское» и «советское» имена - Марфа и Мария. Согласно Святому Писанию святые жены мироносицы Марфа и Мария были сестрами праведного Лазаря Четверодневного. В память о Евангельских сёстрах была освящена Марфо-Мариинская обитель милосердия в Москве, созданная Великой княгиней преподобномученицей. Весть о мученической гибели Великой княгини Елизаветы Феодоровны, последовавшей за Царской Семьей на Голгофу, потрясла Фёдора Артуровича и Марию Александровну ещё в Харькове, где была отслужена по ним панихида. По приезде в Киев в октябре 1918 года решение о монашестве для супругов Келлер не было неожиданностью.
Михаил Афанасьевич Булгаков поделился с четой Нилус тем, что направление в госпитали в Галиции и на Буковине в распоряжение корпуса генерала Келлера выхлопотала по линии Красного Креста для него - врача своего знаменитого лазарета - княгиня Мария Сергеевна Барятинская. Вне сомнения, что в госпитале Каменец-Подольска молодой врач и «старый генерал» бывало, по обыкновению Фёдора Артуровича, засиживались и не раз возвращались в беседах к загадочной личности Государя Александра Павловича. Посему, духовный писатель Нилус и военный врач Булгаков не могли не узреть Промысла Божьего в том, как беседы о духовном подвиге Александра Благословенного отразились уже спустя два года в тех таинственных обстоятельствах, которые предшествовали гибели воина Феодора Келлера. Так постепенно вызревал замысел романа «Белая гвардия». Беседы военного врача Михаила Булгакова с раненым генералом и мученический подвиг графа Келлера в Киеве сделают армейского хирурга уникальным писателем. Булгаков чудом сумеет сохранить свою особость на фоне расцвета соцреализма в литературе СССР межвоенного периода. Сейчас мы осознаём, что чудо булгаковской «самости» – писательского «мистицизма» в эпоху соцреализма - свершилось молитвами воина мученика Феодора Келлера.
В 1919 году в качестве «армейского хирурга в резерве» Михаил Афанасьевич был направлен в распоряжение штаба Терского казачьего войска в Пятигорск, где находился его брат», - отмечают исследователи. На самом деле Николай Булгаков не был в Чечне, что и отражено в автобиографической прозе писателя. Туда же, как раз, в это время был переброшен 5-й гусарский Александрийский полк, входивший в состав Войск Северного Кавказа. Окончательно сформированный в июле 1919 года в Грозном, полк принимал участие в усмирении Чечни, что описано впоследствии Михаилом Афанасьевичем Булгаковым в «Необыкновенных приключениях доктора».
«С 24 октября 1919 по 9 января 1920 года, - писал сослуживец графа Ф.А. Келлера полковник С.А. Топорков, - Александрийский гусарский полк, шестиэскадронного состава, с конно-пулемётной командой и при трёх штаб-офицерах, шести ротмистрах и 21 обер-офицере, победоносно прошёл Чечню и половину Дагестана, не зная ни одного неудачного боя. Память о бывшем своём славном командире среди офицеров «бессмертных гусар» была жива, а пребывание молодого армейского хирурга в Киеве как раз во время гибели графа Келлера не могло не вызвать ответного интереса». Эта запись свидетельствует о том, что будущий писатель сообщил «александрийцам» подробности не только о подлом убийстве генерала, но и о гибели его сына Бориса в марте 1919 года в полтавском имении. Скорбная весть о друге младшего брата была известна Михаилу Афанасьевичу. Не исключено, что замысел романа «Белая гвардия» сформировался окончательно именно после встречи в Дагестане будущего писателя с сослуживцами графа Келлера.
О знакомстве писателя с Борисом Келлером свидетельствуют некоторые черты, детально запечатлённые Михаилом Булгаковым в «Белой гвардии» в описании полковника, – не генерала, как мы уже отметили, – Най-Турса. Обстоятельства гибели генерала Келлера значительно отличаются от булгаковского описания, что подводит к отождествлению Най-Турса и с его сыном Борисом. Очевидно, писатель сообщает потомкам подробности о том, как именно Келлер-младший погиб в полтавском поместье, дав бой налётчикам. «В ночь с 13 на 14 декабря в казармах в Брест-Литовском переулке Най-Турс сидел у захламлённого стола, разложив перед собой пёстрый план Города. В ту ночь штаб Армии не беспокоил отряд Ная. С рассвета до трёх часов дня Най находился на Политехнической стреле, потому что днём всё-таки приехал юнкер из его связи и привёз ему записку карандашом из штаба: «Охранять Политехническое шоссе и, в случае появления неприятеля, принять бой». Этим неприятелем оказался полк Козыря-Лешко, пытавшийся проникнуть в сердце Города. Най вынул свисток, пронзительно свистнул и закричал: «Пгямо по кавагегии!.. залпами… о-гонь!». После того, как «чёрные конные ленты вдали сломались, рассыпались и исчезли с шоссе» с Наем что-то произошло, отмечает Булгаков нехорошее предчувствие доблестного воина. Это предчувствие – можно сказать прозорливость – подтвердилось вскоре донесением юнкера, отправленного в разведку. «Никаких наших частей нет не только на Шулявке, но и нигде нет…». Так Петлюра входил в Город… Только тогда Най-Турс «зычно и картаво отдал юнкерам никогда ими не слыханную, странную команду…». Эта «команда» – покинуть место сражения и рассеяться – спасла жизни юношам, посаженным, по словам Николки Турбина «в западню» командованием гетмана Скоропадского… Эта же «команда» привела обоих прототипов Най-Турса – отца и сына Келлеров – на Голгофу. В дороге к жене, пребывающей в ожидании рождения ребенка, из Крыма в полтавское поместье в марте 1919 года, Борис Келлер уже не обнаружил «союзников» германцев… Он дал свой последний бой большевицкому патрулю, на который неожиданно наткнулся. Чета Нилусов – соседи по полтавскому имению – позаботилась о вдове поручика Бориса Келлера и новорожденной его дочери.
О Най-Турсе напоминает Михаил Булгаков и в описании «силы Петлюры несметной на площадь старой Софии идущей на парад», когда «несчитанной силой шли серые обшарпанные полки сечевых стрельцов». Тогда «трепля простреленным жёлто-блакитным знаменем, гремя гармоникой, прокатил полк чёрного, остроусого, на громадной лошади, полковника Козыря-Лешко. Был полковник мрачен и косил глазом и хлестал по крупу жеребца плетью. Было от чего сердиться полковнику - побили Най-Турсовы залпы в туманное утро на Брест-Литовской стреле лучшие Козыревы взводы, и шёл полк рысью и выкатывал на площадь сжавшийся, поредевший строй». Эти строки из «Белой гвардии» как нельзя лучше очерчивают жажду мести Директории генералу графу Келлеру, оказавшему им сопротивление. Ведь, согласно договоренности с германцами, Директории предписывалось занять Киев без боя…
Владыка Нестор (Анисимов) писал о последних часах земной жизни мученика воина Феодора Келлера: «В 2 часа ночи генерала вместе с двумя адъютантами повели на допрос в город, и около памятника Богдану Хмельницкому, под знаменитой исторической надписью: «Волим под Царя восточного Православного» - сечевики расстреляли этих доблестных рыцарей без страха и упрёка, верных слуг Православного Русского Царя. Тела их бросили на свалку, куда в большом количестве сбрасывали всех расстрелянных и убитых людей. Утром, когда слух о расстреле графа дошёл до нашей обители, была организована экспедиция на поиски тел убитого графа и его верных адъютантов. Тела были найдены и тайно привезены в Покровскую обитель, где с честью были положены в гробы, и я рано утром совершил их отпевание, похоронив в ограде обители с надписями на крестах. С наличной стороны написаны были не подлинные имена убиенных, а псевдонимы». В этой короткой записи, которую Владыка, очевидно, сделал не сразу, в отличие от Михаила Афанасьевича Булгакова, а спустя много лет после описанных событий, митрополит Нестор объединил, как мы сейчас понимаем, три дня в один. В течение этих трех дней братья Булгаковы – юнкер Николай и военный врач Михаил – помогли родственникам разыскать тела троих убиенных воинов мучеников: графа Федора Артуровича Келлера с адъютантами.
Михаил Афанасьевич Булгаков в своем романе в сцене отпевания Най-Турса описывает и облачение тела воина мученика Феодора Келлера – это была военная форма. В анатомическом театре тело генерала было найдено без одежды. Очевидно, что тела адъютантов отдали родственникам в том виде, как это подробно описал Михаил Булгаков в своём романе – зашифрованном житийном документе. Оба адъютанта были похоронены как воины, облачённые в принесённые, очевидно, Николаем Булгаковым воинские одежды, но без знаков отличия. Гимнастерку, описанную Михаилом Булгаковым в «Белой гвардии» и брюки с генеральскими лампасами к погребению Фёдора Артуровича из «лазарета княгини Барятинской», где хранились дорожные чемоданы Келлеров, принесли невестка Татьяна Келлер вместе со своей свекровью Марией Александровной. Монахиня Херувима (Келлер) прибыла в Киев к погребению мужа из обители в Межгорье скорее всего, в гражданском платье, поскольку постриг супругов был тайным.
Илл. Генерал граф Федор Артурович Келлер, видны генеральские брюки с синими лампасами, в которых воин мученик был тайно погребен
«В начале 1930-х годов, - свидетельствует известный киевский археолог Александр Возницкий, - большевики, в надежде поживиться драгметаллами, украшениями и наградами Царского времени, вскрывали могилы на старых кладбищах. В безымянной могиле на кладбище бывшего Покровского монастыря нашли останки русского кавалерийского генерала в полуистлевших шароварах с синими лампасами... Могилу ограбили. В наши дни на месте бывшего монастырского кладбища монахини вновь открытой Покровской обители разбили небольшой сад с молоденькими деревцами…».
В книге «Граф Келлер» высказывается предположение о том, кто мог присоединить якобы лютеранина Фёдора Артуровича Келлера к Православию - это его супруга Мария Александровна и епископ Нестор, апостол Камчатки, крестивший многих и во многих обстоятельствах. Мнение о принадлежности к лютеранству графа Фёдора Артуровича Келлера является ошибочным толкованием записи в его послужном списке. Глубокие корни в Православии прусского рода графов Келлер заложил Фёдор Фёдорович Келлер, дедушка Фёдора Артуровича, крестник Екатерины Великой. В память о дедушке и был наречен легендарный командир. Родоначальник православной ветви графов Келлер приходился родным братом княгине Марии Фёдоровне Барятинской, рожденной графине Келлер, восприемнице при Крещении в младенчестве будущего генерала мученика.
Известно имя священника – отец Григорий – Покровской церкви в поместье «Марьино» князей Барятинских Курской губернии, где Фёдор Артурович Келлер родился и, где был крещен. Протестантский пастор, ввиду его неблаговидного поведения, был изгнан из «Марьино» княгиней Марией Федоровной Барятинской задолго до рождения Федора Артуровича. Пастор жестоко относился к малолетним детям, включая сыновей княгини Барятинской, дядюшек генерала Келлера. Об изгнании пастора из поместья «Марьино», в своих мемуарах «Из Курска в Рим», изданных в этом году в Москве, пишет князь Виктор Иванович Барятинский, младший сын княгини. Частично мемуары князя были опубликованы в 1905 году его внучатым племянником, потому Владыке Нестору (Анисимову) было известно о православном крещении Федора Артуровича Келлера в младенчестве. Владыка Нестор совершил чин пострижения в монашество супругов, ввиду приближающихся суровых духовных испытаний, через которые чета Келлеров прошла достойно, а Фёдор Артурович удостоился Венца мученика.
О графине Марии Александровне, вдове генерала Келлера известно, что она в 1919 году возглавляла Харьковское отделение Белого Креста на Юге России - благотворительной организации, оказывавшей помощь семьям солдат и офицеров Добровольческой армии. Примечательно, что первое название «Белый крест» Михаил Булгаков дал своему роману, прославившемуся как «Белая гвардия». Первоначальное название романа указывает на возможную встречу будущего писателя с Марией Александровной Келлер, «вдовой» Най-Турса, персонажа, который уже принимал зримые очертания в воображении армейского хирурга. Не исключено, что Михаил Афанасьевич после гибели графа Келлера в декабре 1918 года в Киеве написал для самых близких людей обширный некролог, текст которого и лёг в основу канвы «Белой гвардии».
А.С. Топорков в эмиграции писал, что Мария Александровна Келлер проживала в Екатеринодаре и занималась благотворительной деятельностью для Добровольческой армии. Впоследствии находилась в Ново-Лебяжьей обители на Дону близ Екатеринодара, но о дальнейшей её судьбе нет точных сведений, кроме сохранившейся групповой фотографии 1946 года (подробнее). Мария Александровна приняла постриг вместе со своим супругом в ноябре-декабре 1918 года, по приезде в Киев, догадываясь об участи Царской Семьи и готовясь последовать мученическому подвигу Государя.
Последние дни земной жизни тайного монаха
Генерал Келлер избрал в качестве последнего приюта Михайловский Златоверхий монастырь - как знак, как метку, как документальное свидетельство о принесении им тайного монашеского обета. Разумеется, записи о постриге не могли появиться ни в дневнике самого Фёдора Артуровича, ни у владыки Нестора, совершившего чин пострижения генерала ещё до занятия обители петлюровцами. Отчасти, в поведении воина-мученика Феодора - в добровольном его согласии на заточение под стражей Директории - очевидны монашеские черты на столько, на сколько это по силам «новоначальному» монаху с одной стороны и боевому генералу, легендарному командиру – с другой. На сколько по силам верному подданному Русского Царя, повторившему, вместе с Государем, 700 лет спустя, Христоподражательный подвиг святого благоверного князя Михаила Черниговского и боярина его Феодора. Радуйся, Страстотерпче Царю Николае, болярина Феодора нам возсиявый!
В житии Святых 13 века князя Михаила и боярина Феодора, описанном святителем Димитрием Ростовским, воспроизведены обстоятельства, когда стали раздаваться в их окружении голоса о возможном «притворном подчинении требованиям язычников». Благоверный князь счёл неприемлемым для своей совести христианина притворное принятие язычества ради спасения жизни. Святой князь Михаил Черниговский, сняв с себя меч, бросил этот символ власти к ногам пленивших его воинов Батыя со словами: «возьмите славу мира сего, она не нужна мне» и принял Венец мученика (подробнее). Генерал граф Феодор Келлер повторил этот духовный подвиг спустя 7 столетий – отдал свою шашку представителям «новой армии» Петлюры, чьё поведение не отличалось от действий язычников 13 века.
Супруга Фёдора Артуровича - княжна Мария Александровна Мурузи, представительница древнего православного греко-молдавского рода – всецело разделила духовные устремления мужа. Чему мы и находим подтверждение в последних днях жизни генерала. К декабрю 1918 года в Киеве сложилось безысходное для русских монархистов положение. После значительных разногласий с гетманом Скоропадским последовала «отставка» - смещение с помощью немцев - генерала графа Фёдора Артуровича Келлера с поста Верховного Правителя. Что повлекло вскоре «тайное» бегство и самого гетмана в Германию… Граф Федор Артурович Келлер поступает в Киеве в ноябре 1918 года подобно тому, как держался Святой Страстотерпец Государь Николай Александрович после вынужденного отречения. Находиться рядом со своим Государем генерал Келлер изъявил желание ранее в личном письменном обращении к Керенскому, главе Временного правительства. Не сумев осуществить свой земной долг, воин Феодор Келлер последовал за Святым Государем на Голгофу.
Мученик воин Феодор Келлер последние дни проводит в Михайловском монастыре, где несколькими днями ранее принял иноческий Ангельский чин. Постриг совершил тайно епископ Камчатский Нестор (Анисимов), после чего посетил генерала в Михайловском монастыре. Рискуя жизнью, в качестве духовного напутствия и личного примера новоначальному монаху и бывшему боевому генералу, Владыка Нестор вынес боевое знамя. После последней встречи с епископом Нестором (Анисимовым) генерал действует уже не как прославленный командир, но как смиренный Воин Христов. К примеру, отдаёт добровольно свою шашку лучшего кавалериста Империи «пленившим» его петлюровским наёмникам, слабо понимавшим тонкости военного этикета в отношении старого генерала. Из дневника графа Ф.А. Келлера: «3/16 декабря, 1918. Часов около 11 вошёл к нам в келлию командир батареи с довольно смущённый видом, на который я, привыкший за последние дни относиться к нашим сторожам с доверием, не обратил внимания, и заявил мне, что он получил приказание меня обезоружить.
Одновременно с ним вошли 3 солдата, сразу наведшие винтовки на меня. На мой вопрос, откуда исходит такое приказание, он мне ответил, что от коменданта. Вся эта компания, несмотря на усилие казаться воинственной и решительной, скорее показалась мне смешной, т.к. командир, ставший между мной и дверью, ведущей в мою спальню, где было моё оружие, с трудом вытащил свой револьвер, а его подчинённые очевидно с винтовками были мало знакомы, так что у одного из них затвор был не довёрнут, а другой, наведя на меня дуло, копался, стараясь засунуть патрон в коробку, что ему плохо удавалось. Я в это время сидел на диване и, если захотел бы, то, конечно, успел бы до первого выстрела отскочить за дверь, но этим мог бы вызвать стрельбу по моим ординарцам, к тому же обращение к нам последних дней доказало, что оскорблений и истязаний ожидать мне нечего. Правда, я не ждал обезоружения, так как после трёх дней, в которые я не воспользовался оружием и не нарушил данного мною честного слова ни обороняться, ни бежать, казалось бы, должны отпасть всякие сомнения насчёт нашего дальнейшего поведения. Очевидно всё клонилось только к исполнению формальности и того, что эти люди прочли в уставах и силятся исполнить всё по правилам уставов и инструкций, но делают это часто невпопад, что, конечно, немудрено при молодости армии.
Моя шашка и револьвер были взяты, я остался сидеть на диване, не протестуя, но очевидно мой насмешливый вид оскорбил одного из солдат, так как он задал мне вопрос: «разве это смешно?» - На это я ответил: «конечно, смешно наводить три винтовки на безоружного старика, которого этим ведь не испугаешь. Лучше было бы просто попросить его и взять оружие». Всё же, хотя я получил расписку - мне жаль моей боевой шашки, получу ли я её обратно? - Обращение в этот и последующие дни осталось с нами такое же вежливое, предупредительное, но вместо того, чтобы уменьшить строгость охраны над обезоруженными - её усугубили, так, например, Иванова уже не выпускают на прогулку для закупки нам провизии, при каждом посещении нас, даже дамы, с ней входят два солдата, которые присутствуют при нашем разговоре и не допускают свидание продолжительнее 15-ти минут. В общем видно, что мы имеем дело с людьми, которые силятся исполнить всё по правилам уставов и инструкций».
Легендарный командир граф Келлер мог с лёгкостью скрыться в Киеве, как это сделали другие военачальники и офицеры, включая князя Александра Долгорукова. Ночь бегства «командования» гетманской Державы описал Михаил Булгаков в своём киевском романе. «И вот тяжелая черная лакированная машина, впереди четыре огня. Не простая машина, потому что вслед за зеркальной каретой скачет облегченной рысью конвой – восемь конных. Но немцам это все равно. И машине кричат: «Halt!». «Куда?Кто?Зачем?». «Командующий генерал от кавалерии Белоруков. Ну, это, конечно, другое дело. Это, пожалуйста. В стеклах кареты, в глубине, бледное усатое лицо. Неясный блеск на плечах генеральской шинели. И тазы немецкие козырнули. Правда, в глубине души им все равно, что командующий Белоруков, что Петлюра, что предводитель зулусов в этой паршивой стране. Но тем не менее… У зулусов жить – по-зулуски выть. Козырнули тазы. Международная вежливость, как говорится».
На фото: Молебен служит епископ Камчатский Нестор (Анисимов), граф Ф.А. Келлер слева, ноябрь 1918 г, Алексеевское инженерное училище, Киев, автор фото Николай Булгаков (атрибуция автора), ЦГКФФА Украины им. Г.С. Пшеничного
Фёдор Артурович Келлер ценой своей жизни спас многих, включая будущего писателя Михаила Булгакова. Погребение мучеников под «другими именами» свидетельствует о принятии тайного пострига генералом и, возможно, его адъютантами. Вероятно, эти «другие имена» были их иноческими именами. В силу реалий времени имена не сохранились, поскольку не разглашались. Будучи верным своему обету совершения тайного пострига, владыка Нестор (Анисимов) унёс эту тайну с собой на Небеса, не желая подвергать опасности вдову генерала. Мария Александровна, приняв монашеский чин, разделила и наступившую горькую покаянную юдоль своего Отечества. Памятуя о том, что периодически смутные времена настигают Святую Русь, а княжеским долгом является и покаянный подвиг в иноческом чине ради молитвы о своём Отечестве. Памятуя, что святой град Киев - Мать городов Русских - восставал из пепла не единожды за свою более чем полутора тысячелетнюю историю. Иноческий же чин является почётным не только для князя, но и для воина.
Возможно, такими словами напутствовал владыка Нестор воина Феодора в его последний бой - принятие мученического Венца. В совершении тайного пострижения и погребения воинов-мучеников Феодора Келлера с адъютантами, епископ Камчатский Нестор (Анисимов) мог руководствоваться и поступком Лаврского схимника Вассиана. Лаврский киевский старец в начале 19 века благословил Государя Александра Благословенного на его тайный подвиг странника. Государь Александр Павлович прославлен более 100 лет спустя под другим именем - святого праведного Феодора Томского. На могилке Лаврского схимника Вассиана близ храма Рождества Пресвятой Богородицы на Дальних пещерах Владыка Нестор (Анисимов) сумел побывать. Пройти пешком в Киево-Печерскую Лавру можно было Владыке из Алексеевского инженерного училища после завершения молебна на отъезд генерала Фёдора Артуровича Келлера во Псков, с целью возглавить Северную Армию. Промыслом Божьим, граф Келлер остался в Киеве, избрав монашество – чин Воина Христова. В выборе имени при постриге воина Феодора в Ангельский чин, Владыка Нестор помнил и о своем мирском имени Николай, и о святом покровителе Страстотерпца Государя Николая.
Надежда Миллер-Христева, Киев
