Государь Александр Благословенный
Как известно, в романе Михаила Афанасьевича Булгакова «Белая гвардия» в образе персонажа полковника Най-Турса запечатлены граф Фёдор Артурович Келлер и сын его Борис. Одним из ярких образов в романе является конный портрет государя Александра Благословенного: «На кровном аргамаке, крытом царским вальтрапом с вензелями, поднимая аргамака на дыбы, сияя улыбкой, в треуголке, заломленной с поля, с белым султаном, лысоватый и сверкающий Александр вылетал перед артиллеристами. Посылая им улыбку за улыбкой, исполненные коварного шарма, Александр взмахивал палашом и остриём его указывал юнкерам на Бородинские полки. Клубочками ядер одевались Бородинские поля, и чёрной тучей штыков покрывалась даль на двухсаженном полотне.
– ..ведь были ж … схватки боевые?!
Ослепительный Александр нёсся на небо, и оборванная кисея, скрывавшая его целый год, лежала валом у копыт его коня».
По мнению авторитетных исследователей, портрета Александра Благословенного над вестибюлем Киевской императорской Александровской гимназии не было. И вообще не было в гимназии конного портрета государя Александра, согласно сохранившейся полной описи гимназического имущества. Портрет Государя висел в актовом зале, в одном из простенков между окнами, в ряду других таких же портретов. Александр был рыжеват, с треуголкой в руке и, разумеется, пеший! «Этот портрет не реалия из воспоминаний детства. Это один из образов романа», - по мнению киевского литературоведа Лидии Яновской – «рождающий ассоциативные связи между замыслом «Белой гвардии» и так хорошо знакомой читателям «Войной и миром».
Конный портрет Государя в «Белой гвардии» является ярким дополнением образа генерала Келлера, одного из немногочисленных преданных монархии и своему государю Николаю Александровичу подданных - прославленного кавалериста. Воспитанный в тысячелетней традиции рода Рюриковичей князей Барятинских в духе всецелой преданности Отечеству, граф Фёдор Артурович Келлер проявил самые ценные качества православного военачальника. Генерал остался верен царю Николаю Александровичу, выполнив свой долг и не нарушив присяги, принесённой Государю перед Лицом Господа (подробнее).
Государь Александр Благословенный и святой праведный Феодор Томский
В книге воспоминаний «Право на Прошлое» князь Алексей Павлович Щербатов задаётся вопросом о том, как могло случиться, что верные соратники Государя Николая Александровича были выведены из штаба верховного главнокомандующего (Ставки), в частности князь Анатолий Барятинский – двоюродный племянник генерала графа Фёдора Артуровича Келлера – и граф Дмитрий Шереметев? Князь Анатолий Владимирович Барятинский, генерал-майор Свиты, был героем русско-японской войны, награждён Георгиевским крестом, друг Государя с самого детства, дружили также их отцы. «Преданность и храбрость Барятинского были безграничны, это, по-видимому, и явилось причиной, по которой недоброжелатели, противники монархии и постарались убрать его из окружения государя», – отмечает в мемуарах князь Алексей Щербатов, описывая историю о бесстрашии своего дяди, – «во время японской войны в Маньчжурии, под Мукденом русская армия стояла возле самой линии фронта. В один из дней шквальный обстрел со стороны противника начался в то время, когда Барятинский брился, и он не проявил намерения прекратить это занятие, не закончив. Японский офицер, увидевший невозмутимость русского, крикнул своим солдатам: «Не стреляйте в него, нельзя убивать такого храбреца». С подобными людьми царь Николай II мог бы чувствовать себя защищённым, надеяться на серьёзную помощь, в то время как сделанные перестановки в окружении Государя сыграли на руку лишь революции. Это происходило за спиной монарха и было направлено против Верховного Главнокомандующего. Император – символ России. Ослабить его значило ослабить Россию. Так всё и вышло. Промыслительно, Государь, прославивший преподобного Серафима Саровского, сам подготовил своё отречение, приведшее Царскую Семью к Голгофе. Во исполнение предсказания всероссийского старца Серафима о том, что батюшка прославит того, кто прославит его.
Государь Александр Благословенный и преподобный Серафим Саровский
Будучи не только коренным киевлянином, но и сыном профессора Киевской Духовной академии, Михаил Афанасьевич Булгаков слышал о христианской мистике с детских лет, а с годами, несмотря на атеистическую идеологию советского режима, интерес к этой теме лишь возрастал. Богословы сошлись во мнении о том, что «правильному развитию христианской мистики препятствовало ослабление мистического чутья и философских запросов в письменности V-VI веков, а также появление разного рода заблуждений в этой области, вроде ереси мессалиан и других позднейших мистических сект». Говоря об этих утратах, митрополит Митрофан (Баданин) в своей книге «До и после. Апология Книги Еноха» напоминает о том, что по той же причине под большим вопросом было включение Откровения Иоанна Богослова в канон Нового Завета (подробнее). В Откровении апостола Иоанна, равно как во всех иных многочисленных апокалиптических пассажах Библии приводится визионерский опыт или откровение, которого удостоились особые избранники Божьи. Эти видения мистического характера были ими письменно зафиксированы.
Описание в романе «Белая гвардия» конного портрета Государя Александра Благословенного, которого не было в действительности, подводит к мысли о том, что Михаил Булгаков был знаком с книгой «Царственный мистик». По благословению Святого праведного Иоанна Кронштадтского исследование о духовном подвиге Государя Александра Павловича написал другой двоюродный племянник графа Фёдора Артуровича Келлера князь Владимир Владимирович Барятинский - родной брат доблестного генерала государевой свиты Анатолия Владимировича Барятинского. «Царственный мистик» был издан в 1911 году в Петербурге отдельной книгой и сразу появился в домашних библиотеках киевлян. Автор убедительно доказал, что Государь Александр Благословенный не скончался в Таганроге, а тайно отрёкся от престола, передав управление Империей брату – Великому князю Николаю Павловичу. По мнению автора, Государь совершил подвиг Покаяния, покинув мирскую жизнь с тем, чтобы удалиться и окончить земную жизнь в облике странствующего старца Феодора Кузьмича. Государь-старец прославлен под другим именем более 100 лет спустя в лике святого праведного Феодора Томского. Святая Церковь Христова знает в своей истории случаи, когда праведник скрывает не только свои духовные подвиги, но и подлинное своё имя и, тем самым, зачастую, терпит преследования властей, как это было в житии Святого Василия Нового.
Примечательно, что образ булгаковского венценосного всадника перекликается с конным памятником Богдану Хмельницкому на Софийской площади, где бессудно, выстрелами в спину, в ночь на 20 декабря 1918 года были убиты воины мученики граф Феодор Келлер и его адъютанты. Возникают ассоциации и с пушкинским «Медным всадником» не только наличием конного изображения, но и присутствием скитальца-героя как у Пушкина, так и царственного странника в исследовании «Царственный мистик».
Лазарет княгини Барятинской
Второй супругой князю Владимиру Барятинскому - автору исследования о тайном отречении государя Александра Благословенного - стала киевлянка Ольга Берестовская. Генерал Фёдор Артурович Келлер виделся в Киеве со своими родственниками Барятинскими в краткий осенний период 1918 года. Тогда Владимир Барятинский переехал со своей новой семьей в Ялту, где у них в 1919 году родился сын. Семья Бориса Келлера, сына Фёдора Артуровича, также ожидала рождения ребёнка и готовилась к переезду в Крым, где молодые Келлеры приобрели небольшую дачу в Ялте. Но трагические события декабря 1918 года перечеркнули их планы.
На фото: «Лазарет княгини Барятинской» в Киеве в «небоскрёбе» на Институтской улице, княгиня Мария Сергеевна справа, в операционной, атрибуция автора
О тесном контакте генерала Келлера с племянниками Барятинскими свидетельствует в книге воспоминаний Мария Сергеевна Барятинская (рождённая Башмакова), супруга генерала Свиты Его Императорского Величества князя Анатолия Владимировича Барятинского. Во время Великой войны Мария Сергеевна открыла знаменитый «лазарет княгини Барятинской» на Институтской улице в своей квартире в «небоскрёбе» Гинзбурга – первом в Киеве высотном здании, построенном в 1912 году на месте домов под номерами 14, 16, 18. Это на 50 метров севернее от современной гостиницы «Украина», считают исследователи, но существует мнение, что упомянутая советская высотка построена на прочном фундаменте царского «небоскрёба». Во время Великой Отечественной войны здание было разрушено. Военный фотоальбом семьи Келлер, оставленный в квартире-лазарете в 1918 году, как и многие другие семейные реликвии, в надежде хозяев на скорое возвращение, был подобран в руинах и передан в архив. В квартире-лазарете Барятинских нашли приют многие беженцы из ставшей советской России. Великая княгиня Мария Павловна, во втором браке княгиня Путятина, провела несколько месяцев у Барятинских вместе с супругом, в ожидании дальнейшего переезда в Румынию. После отъезда Путятиных, их комнаты заняла семья графа Келлера – Фёдор Артурович и Мария Александровна прибыли в Киев из Харькова.
Молодой врач-студент Михаил Булгаков приходил во время Великой войны (первой мировой) в «лазарет княгини Барятинской» в надежде быть отправленным на фронт добровольцем по линии Красного Креста, что и осуществилось летом 1916 года. В библиотеке Барятинских будущего писателя заинтересовала книга «Царственный мистик» о духовном подвиге государя Александра Благословенного, которая была подарена брату автором. В «лазарете княгини Барятинской» с глубоким духовным исследованием своего племянника познакомился и Фёдор Артурович, что оказало решающее влияние на поступки легендарного командира, пытавшегося предупредить братоубийственную войну в Киеве в ноябре-декабре 1918 года. Отчасти квартира Барятинских в знаменитом небоскрёбе, давшая приют многим офицерам и беженцам, послужила прообразом квартиры Турбиных в «Белой гвардии».
На фото: Комната в квартире Барятинских, отведённая под лазарет, на стене портреты вдовствующей Императрицы и Государя Александра Благословенного, атрибуция автора
Княгиня Мария Сергеевна Барятинская навестила графа Фёдора Артуровича Келлера – дядю своего мужа – в заточении в Михайловском Златоверхом монастыре незадолго до расстрела. Ни один диалог с подвижником-генералом в пленении у петлюровцев не был описан княгиней в воспоминаниях – тайна свято хранилась.
Книга «Царственный мистик» присутствовала и в профессорской библиотеке Булгаковых, посему попадалась и прежде в руки будущему писателю. А знакомство с её автором – князем-драматургом – оказало влияние на дальнейшую судьбу молодого врача. По прибытии из Харькова в октябре 1918 года вместе с мужем, графиня Мария Александровна Келлер поселилась в комнате в бывшем «лазарете княгини Барятинской». Граф Келлер по долгу службы занял комнату в гостинице «Бояр», неподалёку. Фёдор Артурович часто навещал супругу и племянницу в небоскрёбе – дом находился рядом со штабом генерала Келлера на Крещатике. Мария Александровна Келлер имела возможность подробнее узнать о странническом покаянном подвиге царя Александра Благословенного, листая страницы тщательного и убедительного исследования «Царственный мистик». После значительного расхождения во взглядах с гетманом Скоропадским, генерал граф Фёдор Артурович Келлер оказался в довольно затруднительном положении и, в поисках достойного ответственного решения, черпал духовные силы не только у мощей Святых отцов Киево-Печерской Лавры, но размышлял о старце Феодоре Козьмиче, под чьим именем скрылся от мира царь Александр Павлович. Наверняка Михаил Булгаков знал о том, что легендарный командир граф Келлер, знакомый ему лично по госпиталю в Каменец-Подольске ещё с 1916 года, часто бывал в «лазарете княгини Барятинской». Не исключено, что именно там военный хирург виделся со своим будущим персонажем Най-Турсом в короткий осенний период «страшного» 1918 года.
О чудотворениях в «Белой гвардии»
В доме Булгаковых на Андреевском спуске в Киеве была комната, в которой «на открытых многополочных шкафах тесным строем стояли сокровища. Зелеными, красными, тиснеными золотом и желтыми обложками и черными папками со всех четырех стен … глядели книги». Как мы помним, богословская литература сопровождала будущего писателя с детства. Михаил Афанасьевич рано усвоил, что наряду с естественным, существует сверхъестественное познание Бога, в частности, посредством чудотворений. Естественное богопознание – познание Бога на основании Священного Писания и творений святых отцов – лишь приоткрывает истины христианской веры и является необходимым приуготовлением к богопознанию сверхъестественному. По словам преподобного Феодора Студита, «из здешних наземных познаний одно бывает по естеству, а другое сверх естества. Что есть это второе, явно будет из первого». Церковь Христова считает проявление сверхъестественных чудесных явлений признаком святости.
В «Белой гвардии» описано несколько чудес, которые стали совершаться немедленно после гибели Най-Турса. Первое чудо заключалось в том, что Николка Турбин из-под града пуль вернулся домой цел и невредим, преодолев пешком половину города и вывернувшись из лап дворника-Нерона. Чудесным образом был спасен Алексей Турбин, его прототип сам автор, «ровно в четыре часа пополудни» - в тот же момент на другом конце города был убит Най-Турс. Чудесное спасение Лариосика, родственника Турбиных, ехавшего из Житомира в Киев санитарным поездом 11 дней, а также офицеров Мышлаевского и Карася. Все эти чудотворения произошли молитвами невинно убиенного в ночь на 20 декабря – по завершении дня памяти Святителя Николая – воина-мученика Феодора Келлера, тогда как другие офицеры были зарублены петлюровцами.
«Ночью Николка зажёг верхний фонарь в своей угловой комнате и вырезал у себя на двери большой крест и изломанную надпись под ним перочинным ножом:
«п. Турс. 14-го дек. 1918. 4 ч. дня».
«Най» откинул для конспирации на случай, если придут с обыском петлюровцы». Вряд ли мы усомнимся в том, что этот «литературный документ» имел место в действительности. Перед нами – зашифрованный документ о погребении генерала графа Фёдора Артуровича Келлера под другим именем. Мотивацией написания романа «Белая гвардия» стало стремление автора зафиксировать чудеса, свершившиеся немедленно после мученического подвига воина графа Феодора Келлера. Включая чудесное спасение самого Михаила Афанасьевича Булгакова. «В полночь Николка предпринял важнейшую и, конечно, совершенно своевременную работу. Прежде всего он пришел с грязной влажной тряпкой из кухни, и с груди Саардамского Плотника исчезли слова: Да здравствует Россия… Да здравствует самодержавие! Бей Петлюру!». С этого момента Николка (Николай) становится образом Ангела Хранителя погибшего Най-Турса – воина мученика Феодора Келлера, в иночестве Николая.
Митрополит Митрофан (Баданин) в упомянутой книге «До и после» напоминает о том, что христианское учение однозначно признает усвоение при Крещении за каждым человеком Ангела Хранителя, который блюдет справедливость, не позволяя силам тьмы превышать свои права. Иоанн Лествичник поясняет: «Просвещение душе приходит от Ангела, которого получила она при крещении и который охраняет и наставляет, и просвещает ее в богоугодном. Душа же некрещеная не получила такого Ангела».
Светлый и темный ангелы борются за душу. Худ. У Блейк. 1812 г., Лондон.
В тоже время ряд святых отцов утверждают, что «согласно Священному Писанию при каждом из нас находятся два ангела, то есть добрый и злой». Другими словами, служение ангельских сил при человеке носит двоякий характер: два ангела с человеком – один добрый, а другой злой.
Изрядно разветвленная, на первый взгляд «фрагментарная», сюжетная канва самого киевского романа Михаила Булгакова «Белая гвардия» ведёт, на самом деле, читателя от чуда к чуду и является документальной фиксацией в литературной форме чудотворений, которые киевляне стали замечать после того, как в ночь на 20 декабря 1918 года принял на Софийской площади Венец мученика генерал граф Фёдор Артурович Келлер. Эти чудесные события – чудотворения – автор романа не скрыл, не зашифровал, как это он сделал с улицами Города, датами и, даже, временем, а также прототипами персонажей, испытывающими на себе чудотворения, буквально сразу, через несколько минут после того, как добровольно пожертвовал жизнью литературный полковник Най-Турс и очутился в Раю, представ перед Господом.
Образным временем начала чудотворений в романе выбрано сгущения сумрака «после трех часов дня четырнадцатого декабря» (именно в тот день было принято решение о сдаче германцами Киева так называемой Директории). На вопрос: «Как же он умер?», Николка Турбин, единственный свидетель гибели Най-Турса, «ответил самым своим лучшим голосом, – он умер, знаете ли, как герой… Настоящий герой… Всех юнкеров вовремя прогнал, в самый последний момент, а сам, – Николка, рассказывая, плакал, – а сам их прикрыл огнем. И меня чуть-чуть не убили вместе с ним… он меня гнал и ругал и стрелял из пулемета… Со всех сторон наехала конница, потому что нас посадили в западню.
– А вдруг его только ранили?
– Нет, – твердо ответил Николка… – нет, его убили. Я сам его ощупывал. В голову попала пуля и в грудь». Чудесное спасение семнадцатилетнего ефрейтора Николая Афанасьевича Булгакова, брата будущего писателя, целым и невредимым проделавшего переулками и дворами полный опасностей пеший путь от Политехнического института на Подол и далее к себе домой на Андреевский спуск, стало первым чудотворением мученика воина Феодора Келлера. «Удивительно, страшно удивительно, что не попали. Прямо чудо. Это уж чудо Господа Бога, – думал Николка, поднимаясь, – вот так чудо. Теперь сам видал – чудо». Началось сотворение этого чуда ещё живым воином мучеником, а завершилось с его гибелью. Николка не только вывернулся от градом сыпавшихся пуль, но и от дворника-Нерона, непременно сдавшего бы юного унтер-офицера в студенческой фуражке, входившим в Город несметным полчищам Петлюры, а «они в плен не брали».
В доказательство свершившегося чуда Николай Булгаков сохранил кольт, принадлежавший генералу Федору Артуровичу Келлеру, но, спустя несколько дней, эта драгоценная реликвия была похищена бандитами, ворвавшимися к соседям Булгаковых. Кольт в «Белой гвардии» словно символизирует шашку генерала, похищенную теми же, очевидно, бандитами, напавшими на ординарца графа Келлера, о чём Фёдор Артурович сделал запись в предсмертном дневнике. Запись о втором дне пребывания генерала Келлера в Михайловском Златоверхом монастыре содержит выразительную деталь. Фёдор Артурович указывает на некоего «монаха отца Николая», в то время как правильно было бы обозначить сан «отца» как «иеромонах». Неопределённое «монах отец» – это священник в монашеском постриге. Скорее всего генерал прикровенно указывает на самого себя, поскольку его постриг был тайным и для окружения Фёдор Артурович продолжал оставаться доблестным генералом до самой своей мученической кончины.
Из предсмертного дневника графа Фёдора Артуровича Келлера: «2/15-го декабря. Ночь мы провели спокойно: я, улёгшись на постели монаха отца Николая, Пантелеев на стуле, а оставшийся при мне офицер Павлоградского полка из дружины, которому, очевидно, некуда было деваться, – на диване. Поздно вечером приехал ко мне Щербачёв и сообщил, что все мои вещи, которые я приказал через ординарца корнета Леницкого (в 1919 году служил в гусарском графа Келлера полку в Русской Западной Добровольческой армии князя П.М. Вермонта-Авалова, с декабря 1919 года – в Германии – прим. в источн.) моему вестовому Ивану провезти на извозчике в гостиницу «Бояр», разграблены какой-то бандой на углу Банковской улицы, но по счастливой случайности отбиты тут же проходившей командой вартовых или директорских (войсками петлюровской «Директории») войск и в целости доставлены смотрителю здания Генерального штаба. О том, где мой Иван – сведений нет. Мне не так было жаль моих вещей, как стяга, благословения 10-й кавалерийской дивизии, и шашки, поднесённой мне корпусом при получении мною Георгиевского оружия, и я сильно упрекал себя за то, что в горячке отъезда забыл их захватить с собой».
Щербачёв обещал озаботиться сохранением вещей, но так как сам он должен был скрываться, а также скрылся и Сливинский, которого, говорят, разыскивают, обвиняя в измене, то трудно было рассчитывать на целость дорогих для меня воспоминаний».
Продолжение следует
Источники:
Авва Дорофей. Душеполезные поучения. Киев: Изд. Киево-Печерской Лавры, 2010;
Барятинский В.В. Царственный мистик. СПб., 1911;
Булгаков М.А. Избранные произведения в двух томах. Киев: «Днiпро», 1989;
Вениамин (Федченков), митрополит. На рубеже двух эпох. М., 1994;
Война 1914-1917. Из личного фотоальбома генерала от кавалерии графа Ф.А. Келлера. Киев, 2013;
Воспоминания доктора А. Р. Ильинского. Русская Старина. 1894. Вып. 7-9. С. 123-124;
Граф Келлер. М.: НП «Посев», 2007;
Жерихина Е.И. Литейная часть от Невы до Кирочной. 1710–1918. СПб., 2006.
Жизнеописание схиигуменьи Софии (Гриневой), настоятельницы Киево-Покровского женского монастыря. Киев: Св-Покровский женский монастырь, 2012;
Иоанн Кассиан Римлянин, преподобный. Собеседование египетских отцов. М.: «Правило веры», 2016;
Иоанн Лествичник, преподобный, игумен Синайской горы. Лествица возводящая на небо. М.: Изд. «Правило веры», 2001.
Иоанн Лествичник, преподобный. Лествица. М.: Изд. Моск. подв. Троице-Сергиевой Лавры, 2004;
Керсновский А.А. История Русской Армии. Т.3. М., 1994;
Лобанова-Ростовская В.Д. O российской трагедии XX века. До и после 1917 года: воспоминания матери (1903–1919). Изд. 2-е, испр. М: изд. «Минувшее», 2020;
Максим Грек, преподобный. Избранные творения. М.: «Благовест», 2014;
Митрофан (Баданин), игумен. Кашкаранские святыни Терского берега. Кн. 2. Спб-Мурманск: Издательство «Ладан», 2012;
Митрофан (Баданин), митрополит. До и после. Апология Книги Еноха. «Русская Народная Линия», сентябрь-октябрь, 2024;
Нестор (Анисимов), митрополит. «Вернувшийся домой»: жизнеописание и сборник трудов, в 2 т. / Авт.-сост. О.В. Косик. Т. 1. М: Изд-во Православного Свято-Тихоновского гуманитарного ун-та, 2005;
Преподобная Великая княгиня Анастасия Киевская. Жизнеописание основательницы Киево-Покровского женского монастыря. Киев: Св-Покровский женский монастырь, 2010;
Сестры милосердия России. СПб., 2005.
Ужанков А. Четьи Минеи Димитрия Ростовского, цикл лекций. М.: Сретенский монастырь, 2023;
Фёдоров С.И. Марьино князей Барятинских. Курск: Изд. «Крона», 1994;
Щербатов А., Криворучкина-Щербатова Л. Право на прошлое. Екатеринбург: Изд. «Уральский рабочий», 2011;