Часть 2
Записки военного священника
Духовное окормление Луганской артбригады, дислоцированной на Северском направлении в районе Лиичанска и Рубежного, мне было поручено командованием 2-го армейского корпуса в апреле 2023 года С тех пор каждую свою командировку на Донбасс я планировал так, что бы провести с родными моему сердцу артиллеристами хотя бы несколько дней. Вся бригада местного формирования, набрана она из ополченцев и казаков, в прошлом шахтеров и металлургов – жителей окрестных шахтерских городков и поселков Антрацит, Стаханов, Первомайское. И на этот раз мы провели Луганской артбригаде несколько переполненных событиями дней. Служили нашу фронтовую Литургию прямо на огневых позициях, давали концерты в штабах дивизионов и на батареях у пушкарей и ракетчиков в полях у Рубежного и Лисичанска. Здесь хорошо дышится, не ушел, не выдохся дух вольного казачества и того особого братства, которым жило и дышало народное ополчение Донбасса все долгих 8 лет войны, противостоя в одиночку до зубов вооруженной военной силе «Незалежной». Это о них, об этих донбасских мужиках, строки Вита Дорофеева:
Из родовых путей Земли – из шахт, от доменных печей,
На Свет Господний извлекли Архангелы – орду мечей.
В Лоскутовке, где стоит 2-я пушечная батарея артбригады, я имел возможность поближе познакомиться и уже не на ходу поговорить с пожилой учительницей Ниной Васильевной. Эта встреча была примечательна, и я должен рассказать о ней. С Ниной Васильевной мы встретились впервые в одну из моих прежних командировок. Она узнала, что на батарею приехал фронтовой священник, и будет служиться литургия. Богослужение проходило в соседнем дворике через дорогу, и старушка пришла на службу вся в слезах радости. Она говорила, что церковь в их селе разбита, и батюшка уже больше года не приезжает. «Я уже не чаяла перед смертью исповедаться и причаститься», – говорила она.
Лоскутовка вслед за Лисичанском была освобождена в мае-июне 2022-го, но фронт с тех пор замер в нескольких километрах, и селение уже больше года стоит на линии огня. Нина Васильевна всю жизнь проработала сельской учительницей и теперь на старости лет осталась доживать едва ли не единственной жительницей разоренного и сожженного войной, некогда многолюдного села. Я просил Нину Васильевну рассказать о том, как пришла в ее жизнь война, и хочу передать ее рассказ как важное свидетельство нашего времени в память о десятках сожженных войной селах Донбасса.
«Военные действия начались в 2014-м. Когда ВСУ пошли на Луганск, тогда начались обстрелы. Но референдума у нас не было, за ЛНР мы не голосовали. Зеленского выбрали, потому, что мир он Украине пообещал. Поэтому нас здесь особо и не трогали. Все это было вперемешку с военными действиями, но было тогда не очень страшно. У нас газ был, и свет, и телевизор показывал, и я смотрела по телевизору как начиналась война… Путин объявил СВО, но было не страшно. Страшно же стало только тогда, когда сюда начали приближаться русские войска. Вот уже Попасную разбили, и Камышеваху, и Северодонецк, Лисичанск и Рубежное... И украинцы начали сюда отступать, вынуждали нас с ними уходить, и многие из нашего села поуезжали. Девять семей только осталось, а другие все уехали, кто в Днепр, кто в Киев, а кто во Львов. А я куда в таком возрасте поеду, тут и сын, и мама, и муж похоронены?
Начались бомбежки. Первое время я в своем погребе сидела. Какие молитвы знала, все перечитала. Плачу и читаю, плачу и читаю… Еще муж был живой, когда в первый раз воинскую часть бомбили. Муж стоит, а самолет разворачивается над нами. Я кричу: Саша, Саша, быстрей в погреб, сейчас бомбы будет кидать. И только затащила его в погреб, как бомбы начали падать. Это все нацисты бомбили, они все уничтожали. Хотели, чтобы уже ничего у нас не оставалось. Украинцы перед отступлением все мосты через Донец взорвали. У Рубежного мост железнодорожный был, в 1941-м устоял, а сейчас нет его! Два моста разрушили у Северодонецка. И вот на нас накатили...
Соседка прибегает и говорит: сейчас «нацики» придут. Я испугалась, закрыла хату, кухню, погреб и пошла до соседа Сережи в погреб. Вечером возвращаюсь, замки все оторваны, нутряной замок с уткой вырван, а в погребе погром. Самогон был припрятан на погребение – выпили, понимаю, но зачем же банки с постным маслом на пол вылили и все закатки перепортили! День пиршествовали и ушли. Русские подошли, вижу – украинцы бегут раздетые, словно дети, жалко их, детей-то! Я им кричу: «Ребята, что ж такое, бегом-то что ж?» А они мне в ответ: «В наш штаб снаряд попал. Водички дай попить, бабушка!» Я несу от колодца, да во весь голос причитаю: «Что ж вы ребятки делаете! У вас же матери поди есть, да молитесь же Богу, зачем все это вам?»
Только воды вынесла, и тут снаряды полетели. Все горит, земля ходуном ходит, как в аду страшно! Так они убегали от русских, не знаю все ли ушли, или поубивало их? А я каждую ночь в соседском подвале пряталась, он капитальный как бомбоубежище, не то, что мой погреб. Днем потише, а как вечер – начинается артобстрел. Но как же стреляли сильно! Я уже по звуку знала, какие снаряды, откуда стреляют русские, а откуда немцы – фашисты эти! Мне казалось, что в подвале кровля завалится, я уж и не знаю, как долго это было, но сил уже больше не было терпеть, только молиться. Как я тогда молилась, как молилась, чтобы русские скорее пришли, и закончилось все это! В том подвале ни постели, ничего вообще не было, только две табуретки. Я постелила пальто на те табуретки, а до стены палку приткнула, так чтобы на нее голову прислонить, так и ночевала из ночи в ночь. У меня на позвоночнике даже кожа облезла...
Кончились силы прятаться, вышла на улицу, думаю, будь, что будет, и тут вижу: военные идут человек так больше десяти. Подходят они ко мне и горят: «Как вы тут?» А мне что ответить? «Плохо мы тут, тяжело», – отвечаю. «А мы – русские», – говорят они. Ой, мы уж тут повыходили из своих погребов-то и подвалов, не знали, как их обнимать! Побеседовали они с нами, а на следующий день наехал к нам транспорт – машины большущие, танки, броневики. Это с Алтая ребята пришли, а какие же они умницы, какие молодцы! Дали нам продукты, кому в чем нужда была, всем помогли. Потом они пошли вперед, а наши луганцы за ними вслед со своими пушками заехали…».
***
Пепелище. Жизнь прожита, и всё уже позади. Впереди лишь темнота отверстой могилы, и все родные уже там. Нина Васильевна говорила, задыхаясь от слез. Горечь душила ее. Вконец разволновавшись, она закончила свой рассказ. Мы сидели под навесом в небольшом, чудом уцелевшем от бомбежки дворике. Я слушал рассказ пожилой женщины, а вдали гудела канонада близкого фронта. За воротами – улица покинутого жителями, наполовину разрушенного бомбежками села. У забора – обгоревший остов украинского БМП, разбитого прямым попаданием из танка. За околицей – заросшие сорной травой поля, а дальше – столб дыма, поднимающийся со стороны Лисичанского НПЗ, черной пеленой застилающий весь горизонт. Там идут тяжелые бои, наша пехота без особого результата, уже который месяц штурмует позиции ВСУ. Задача наших артиллеристов в Лоскутовке оказывать пехоте огневую поддержку, но сегодня включились и ракетчики. Во время литургии, когда личный состав пушечной батареи стоял на молитве, у нас над головой со свистом и ревом пронесся целый пакет «Града», и вот теперь горит…
Я встал попрощаться, и тут Нина Васильевна, протягивает мне конверт со словами: «это вам для русской армии, вы не можете мне отказать». Я действительно не имел права отказаться принять эту «лепту вдовицы», и взял эту немалую для старушки сумму, чтобы употребить ее для пользы русского солдата. С выплатой пенсии на селе не все так просто. Старики в таких селах брошены и нуждаются буквально во всем. Денег нет совсем. Для того, чтобы иметь пенсию нужен российский паспорт, но как выехать отсюда, чтобы его получить? В одну из летних поездок я передал Нине Васильевне некоторую сумму для вспоможения. Она приняла с волнением. Теперь же, христова душа, дает мне при встрече отчет, что пожертвовала, мол, соседу на протез, во время бомбежек лишился ноги, и нуждался он очень. «Лепта же вдовицы» на русского солдата взялась из первой российской пенсии Нина Васильевны.
***
От редакции РНЛ. Напоминаем боголюбивым читателям, что 12 апреля в деревне Варишпельда, расположенной в самом сердце Водлозерского парка в Пудожском районе Карелии сгорел дом семьи священника Олега Червякова, настоятеля храма прп. Диодора Юрьегорского. Отец Олег – основатель и первый директор Национального парка «Водлозерский» – вместе с супругой матушкой Натальей на протяжении многих лет возрождает духовное наследие Водлозерья, восстанавливает храмы и часовни. Подробнее о подвижнической деятельности священника Олега Червякова можно прочитать на сайте Петрозаводской епархии в материале по этой ссылке.
В день пожара батюшка находился в командировке в зоне боевых действий. «Русская народная линия» публикует его фронтовые заметки.
Отец Олег не хотел обращаться с просьбой о помощи. Только настойчивость Ю.Ю. Рассулина позволила узнать номер телефона к которому привязана банковская карта о. Олега: +7-911-426-41-02 (Олег Васильевич Ч.)
