О расследовании гибели Императора Михаила II

Начало см. здесь.

Поиски монархистов

1921 год существенно изменил в отношении русского общества по обе стороны государственной границы к вопросу о судьбе последнего Российского Императора Михаила II. Причиной этого стали внешнеполитические обстоятельства.

29 мая — 6 июня 1921 года в курортном местечке Рейхенгалль (Бавария) в Германии состоялся первый международный съезд русских монархистов, находившихся за границей, который имел своей целью положить начало организованной работы русского монархического движения, как некой самостоятельной политической силы. Продекларировав приверженность к идее самодержавия, съезд должен был определиться и с «Самодержцем в изгнании». Однако достоверной информации о судьбе Императоров (бывшего и легитимного), а также Наследника престола у эмиграции не нашлось. При этом из разных источников поступали слухи о том, что «Великого князя Михаила Александровича видели» то тут, то там. Например, такие^[1]:

— из протокола допроса Р.М. Нахтмана 11–12 декабря 1919 года Судебным следователем по особо важным делам Омского Окружного суда Н.А. Соколовым^[2]: «…Мы же сами собираемся уехать на север по Каме. Если Вы скоро отсюда не уедете, может быть, Вы будете нужны; княгине и Джонсону ничего не говорите». Знамеровский достал карту. Мы рассматривали с ним ее. На карте были нанесены по Каме к северу отдаленные монастыри. Знамеровский, указывая их, высказывал надежды получить помощь при бегстве в этих монастырях. … 13 июня вечером (по новому стилю) я был срочно вызван к Наталии Сергеевне. Вызывала меня через какого-то посланного из своей прислуги княгиня Вяземская. Когда я пришел к ней, я Наталии Сергеевны не застал. Княгиня же сказала мне, что из Перми получена телеграмма следующего содержания: «Наш общий любимец и Джонни вывезены неизвестно кем и куда». Я хорошо помню содержание этой телеграммы и удостоверяю, что оно было именно таково, как я вам передаю. …Сказав мне об этой телеграмме, княгиня стала меня просить: «Роман Михайлович, теперь надо как можно стараться вывозить ценности. Будут обыски. Надо ценности спасать. Вы хлопочите. Я сама всю ночь спать не буду, буду укладываться». Взял я много ценностей и вывез их в Москву. Там я сдал их князю Вяземскому. …(…) Нужно было ехать в Сибирь и отыскать Михаила Александровича. Этого хотела Наталия Сергеевна. Эту роль взял на себя князь Вяземский. Я должен был провезти его через фронт…

(…) Дорогой, на одной из станций к нам подсел какой-то офицер. Он рассказал, что имеются указания на пребывание Великого Князя где-то около Семипалатинска. Указания заключались в том, что где-то вблизи Семипалатинска видели проезжавших казаков. Один из них особенно выделялся своим ростом. Казаки ехали и пели «Боже, Царя храни». Обсудив эти сведения, мы с Бонч-Осмоловским решили, что проверку их он возьмет на себя, а я поеду в Томск …(…) Совершенно случайно, уезжая из Омска в Камышлов, я встретился в Омске со своим старым сослуживцем Францем Маврикиевичем Хмелевским…(…) Когда мы с ним прибыли в Екатеринбург, он отыскал там какого-то своего старого знакомого старичка. Втроем, находясь в буфетной комнате Екатеринбург I, мы вели разговор про Царскую Семью. Этот старичок категорически сказал Хмелевскому, что вся Царская Семья и все бывшие с ней спасены — всех их ночью увезли на автомобиле по городу, а далее на подводах по направлению к Верхотурью. Конечно, это было сделано той же самой организацией, которая спасла Михаила Александровича. Конечно, Ее увезли в тот же самый день, как и Великого Князя. Иначе как же могло быть? Разве Михаил Александрович мог бы бежать, не подумав о том, что после Его бегства большевики сделают с Царской Семьей? Я хорошо помню, что этот неизвестный мне старичок так именно мне и говорил про спасение Царской Семьи: та же самая организация и в то же самое время...(…)

Я ни малейшего сомнения не имею в спасении Михаила Александровича. Конечно, Его вместе с Джонсоном похитила организация и увезла по Каме. Весь вопрос в том, где Он теперь находится. Недаром же Знамеровский говорил тогда об этом, изучая карту. Коршунов с архиереем, безусловно, в полном курсе дела. Но они не говорят ничего, молчат»;

— в газете «Фигаро» от 04.10.1920 было напечатано сообщение Н. Брешко-Брешковского о том, что «Великий князь Михаил Александрович спасен и нашел убежище при дворе Сиамского короля»^[3];

— из письма А. Сотникова от 19 апреля 1921 года к представителю атамана Г.М. Семенова в Германии Э.Г. Фрейбергу^[4]: «1) Е.И.В. великий князь Михаил Александрович в январе 1919 года проехал через Забайкалье. До Даурии его сопровождал атаман Семенов, от Даурии и до Харбина он был сопровождаем бароном Унгерн-Штернбергом. Из Харбина Е.И.Высочество направился на юг в Китай, но по какому маршруту — на Дайрен (Порт-Артур) или Шанхай, — мне не известно. Эти сведения мною получены от начальника контрразведки — подполковника Мальц, человека в высшей степени порядочного и которому я безусловно верю… 3) Из частных разговоров с японскими офицерами Генерального Штаба мне приходилось слышать, что великий князь Михаил Александрович бывал в Японии после его проследования через Харбин в начале 1919 года. 4) Из разных многочисленных источников мне перед отъездом приходилось слышать, что великий князь Михаил Александрович живет в одной из английских южно-азиатских колоний, где-то в районе Сиама...»

Стоит отметить, что на подобные слухи Управляющим дипломатической миссии в Сиаме еще 20 ноября 1920 года было дано соответствующее опровержение[5]: «Считаю долгом покорнейше просить посольство, если то будет признано желательным во избежание распространения ложных слухов, опровергнуть в печати помещенное газетой «Фигаро» 1 в № 277 от 4 октября с. г. и перепечатанное затем другими органами прессы сообщение Н. Брешко-Брешковского о том, будто бы Великий Князь Михаил Александрович спасен и нашел убежище при дворе Сиамского короля 2. Российская миссия в Бангкоке может удостоверить, что Великий Князь не находится в Сиаме и сюда не приезжал».

В связи «с нерешенностью», вопрос о «самодержце» был отложен. Для руководства движения избрали «Высший Монархический Совет» (ВМС), руководителем которого стал бывший председатель «Союза Русского Народа» и глава монархической фракции в Государственной Думе Н.Е. Марков-второй. Среди прочих функций на ВМС была возложена задача установления судьбы членов Императорского дома, что было возможно, так как монархическая организация организовала свою разведку, достаточно глубоко проникшую во все структуры Советской власти. Их самым существенным достижением стало то, что ВМС получил копии шифротелеграмм переписки сотрудников Особого отдела ВЧК и Секретаря ВЦИК РСФСР, из которых следовало, что этими структурами также проверяются сведения о «похищении Михаила Романова». Эти материалы в июле 1922 года Н.Е. Марков-второй официально выдал Судебному следователю Н.А. Соколову, который приобщил их в качестве вещественных доказательств в дело № 23–1919 «Об убийстве в ночь на 13 июня 1918 года в г. Перми Великого Князя Михаила Александровича и Его секретаря Николая Николаевича Джонсона»[6].

Указанные шифротелеграммы имеют следующее содержание: «Заместитель начальника Особого отдела ВЧК № … 25 VI мес. 1921 Служебная записка.

Лично. С. Секретно. Секретарю ВЦИК т. Енукидзе

Согласно нашему разговору препровождаю нарочным дешифрованную телеграмму начособотдела ХВО тов. Быстрых.

С коммунистическим приветом (подпись) Артучев

/ При снятии копии с документов большевистское правописание не соблюдалось. С подлинным верно: Н. Марков»[7].

«23 июня 1921 г. ИПС ТЕЛЕГРАММА Шифром Х ВЧК 026597/5576 23/VI-21 г. МОСКВЕ НАЧОСОБОТДЕЛА ВЧК АРТИЗОВУ [278] ИЗ ХВО 1178/399 1170 21-VI 17-2

На Ваш номер 23988/7239 от 3-го июня и 24219/0/7517 и от 12 июня в дополнение к моему номеру 388/ш от 13 июня докладываю: захвате и разстреле б. великого князя Михаила Александровича я лично участвовал. Кроме меня принимал в этом участие Предпермской губчека тов. МАЛКОВ, начальник общей части той же ЧЕКА тов. ТРОФИМОВ и секретарь Мотвилихинского комитета партии тов. МЯСНИКОВ. Дело было осенью 18 г. в городе Перми, где тогда находился князь Михаил со своими адъютантами (фамилии коих не помню). Жил князь на Сибирской улице в Королевской гостинице. Когда местной обстановкой требовалась ликвидация князя ввиду возможности его побега, в связи с чем ходили слухи по городу, тогда на узком коллегиальном заседании Губчека и был обсужден вопрос о его ликвидации, провести каковую решено было совершенно секретно совершив ему фиктивный побег, чтобы оправдать слухи в городе и воспользоваться этим случаем для ликвидации его. Решено было устроить следующим образом: был выписан ордер за подписью Председателя Пермской губчека тов. МАЛКОВА, причем подпись была видоизменена, т.к. ее знал князь. С этим ордером поехали на двух лошадях я и 3 сотрудника. Подъехав к гостинице и войдя в номер, предъявили князю ордер с искаженной подписью Малкова, и я объявил его арестованным. Князь, зная подпись Малкова, все же усумнился, что ордер фиктивный, и намерен был выяснять, но мы этого не допустили. После этого князя в фаэтоне увезли на Газовый завод в Мотовилиху и там расстреляли, а тело сожгли. После его ареста администрация гостиницы по телефону запросила Губчека, был ли ордер на арест князя, на что Губчека ответила, что такового не было. После этих переговоров Предгубчека тов.МАЛКОВ дал знать в городе, что Великий Князь Михаил Александрович кем то похищен и увезен. Для принятия мер к его розыску и задержанию были подняты на ноги участки полиции угрозыск воинские части. На другой день в местных газетах была помещена заметка о похищении князя. Все это было сделано нами с целью скрыть следы произведенной операции и ликвидации князя говорить о том, что Михаил Александрович жив и находится за границей, как это приходится слышать при допросе белых офицеров, попадавшихся на различных фронтах, и даже от ответственных работников, конечно не приходится и запрос ВЦИКА о его расстреле наводит меня на мысль, что и президиум ВЦИКА не уверен в этом. Подлинные материалы разрешите выслать с фельдъегерем непосредственно тов. ЕНУКИДЗЕ. 20-VI-21 года № 399/ш Начособотдела ХВО БЫСТРЫХ

Расшифровала Аустрин Напечатана в 4-х экз.

С подлинным верно Секретарь СОВЧК (подпись) (Лап.) дал. неразбор.

С подлинным верно: Н. Марков»

Сегодня эти документы оценивают по-разному: кто-то считает их «фальшивкой, составленной монархистами», кто-то – «фальшивкой ВЧК». Вероятно, все – сложнее. По некоторым признакам можно утверждать, что представленные документы сочетают в себе достоверную информацию (о происшествии в Перми и об интересе к этой теме со стороны ВЦИК), но одновременно «подготовлены» в 1922 году и являются составляющей чекистской операции «Трест»[8] (в июне 1921 года фамилия «Аустрин»[9] еще не фигурировала в составе Спецотдела; А.Х. Артузов находился на должности «Помощника начальника»; Н.М. Быстрых в июне 1918-го, являясь членом ПОЧК и Оханской ЧК мог участвовать в спецоперации «по похищению» только на 2-х ролях, в ее оперативном обеспечении).

Примечательно, что, когда Г.И. Бокий создавал Спецотдел при ВЧК, занимавшийся вопросами шифрования, то был вынужден пригласить на работу бывших технических специалистов царского периода. В книге советского невозвращенца — дипломата Г.З. Беседовского «На путях к термидору»^[10] написано о том, что «в октябре 1927 года нарком иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин, инструктируя Беседовского перед его выездом во Францию в советское посольство, сказал: «Все же надо отдать справедливость работе нашего ОГПУ… (…) Так называемый спецотдел, то есть отдел, руководящий работой всех наших шифровальщиков и работой по расшифровыванию иностранных телеграмм, поставлен превосходно. Начальнику этого отдела Бокию удалось найти некоторых старых работников по шифрам министерства иностранных дел в Петербурге. Он платит им колоссальные деньги, обеспечил их квартирами и предоставил возможность жить лучше, чем они жили раньше. Эти работники сидят по двенадцать-шестнадцать часов в день за расшифровкой телеграмм…»^[11].

Поэтому «копии шифротелеграмм переписки секретаря ВЦИК А.С. Енукидзе и зам. начальника Особого отдела ВЧК А.Х. Артузова», представленные Марковым-вторым^[12] судебному следователю Омского Окружного суда по особо важным делам Н.А. Соколову, вполне могли быть получены агентурным путем именно в 1922 году, но уже в рамках «контролируемого» оперативно-розыскного мероприятия ВЧК.

Особенностью оперативной работы разведки и контрразведки является смешение «правды» и «дезинформации». Причина – банальна: противник должен перепроверить полученную информацию. Проверка могла быть организована по иным («неконтролируемым» ВЧК) каналам. Легче всего выяснить существование проверяемой темы. В данном случае – это «интерес ВЦИК к гибели Романовых в июне 1921 года». ВЦИК – большая бюрократическая организация, где работало много лиц, выполнявших массу мелких поручений, в том числе по текущим животрепещущим темам. Факт интереса ВЦИК и его секретаря Авеля Сафроновича Енукидзе именно в мае-июне 1921 года к «похищению» Великого князя Михаила Александровича в Перми в 1918 году не мог бы оставаться неизвестным для рядовых сотрудников: секретарей, машинисток, порученцев и т.д., с которыми опытный иностранный агент вполне мог вступить в контакт и провести соответствующую «разведбеседу». Так, что, ставя под сомнение сомнительные сведения, сообщаемые Быстрых о личном участии в «похищении», зачеркивать саму тему, а, следовательно, и «марковские» копии – не стоит…

Иностранный отдел ВЧК в это время также не дремал. Его сотрудники пристально следили за съездом в Рейхенгалле и охотились за «материалами следователя Соколова». Вот что пишет об этом красноярский исследователь А.Н. Тимофеев^[13]: «В числе делегатов съезда П.П. Булыгин (делегат от Сибири) и Э.Г. Фрейберг (делегат от Дальнего Востока)…(…) Следователь по особо важным делам Н.А. Соколов также приезжает в Рейхенгалле, где продолжает опрос свидетелей по делу об убийстве («расстреле») членов царской семьи. Отметим, что публичное признание «расстрела» сделано большевиками после Рейхенгальского съезда … За участниками съезда следит немецкая разведка и уже 29 мая, т.е. в первый день работы съезда монархистов (!), появляется доклад о русских и украинских белоэмигрантских организациях в Германии, перехваченный сотрудником ВЧК. В докладе упомянут полковник Фрейберг, представитель атамана Семенова, который охарактеризован, как правый радикал, состоящий в контакте с группами Краснова и Маркова II–го.

10.06.–14.06.1921, Берлин. После окончания работы съезда Э.Г. Фрейберг возвращается в Берлин. Вместе с ним едут Н.А. Соколов и П.П. Булыгин и останавливаются на квартире Фрейберга по адресу: Гервинусштрассе №19 …(…) В рамках продолжающегося расследования и с учетом сведений, полученных от свидетелей, Н.А. Соколов считает необходимой встречу с отдельными официальными представителями правительства Германии…

23 июля 1921 г. На квартиру представителя атамана Семенова в Германии полковника Фрейберга на Gervinusstr. совершен налет и похищены документы. Некоторые подробности в изложении П.П. Булыгина [9, с. 121, 270–271]^[14]: «Во время пребывания Следователя в Берлине, в доме полковника Фрейберга, на квартиру был совершен налет вооруженной группы русских и немецких коммунистов под предводительством Грузенберга (кличка — поручик Лутохин). Они назвались полицейскими и даже оставили в прихожей одетого в полицейскую форму мужчину. Нет необходимости говорить, что искали они, главным образом, Соколова и его бумаги, хотя имели счеты и с полковником Фрейбергом. После этого инцидента Грузенберг был вскоре арестован, и я присутствовал при его обыске. В его бумажнике была визитная карточка известного Одесского палача Раппопорта, а в карманах нашли небрежно смятую пачку банкнот на общую сумму до 30 000 марок. Главная добыча, доставшаяся налетчикам — семь томов официального расследования, которые я хранил по просьбе Соколова. В соответствии с информацией, полученной из немецкой полиции, эти тома были отправлены через Прагу в Москву»…

Немецкая полиция установила, что в похищении принимали участие пятеро немцев-коммунистов и двое русских, которым и были переданы похищенные документы. Организатором преступления был определен учитель и журналист Отто Браун, заявивший, что действовал как агент германских спецслужб в целях проверки антигерманской деятельности полковника Э.Г. Фрейберга. Его помощники: «трактирщик Фриц Тилерт, выдававший себя за полицейского комиссара Лама», «рабочий Гулиан», «токарь Густав Борман и металлист Рихард Эйхлер» объявили себя «бывшими членами компартии». Суд над ними состоялся через год.

Примечательна позиция, которую заняли германские официальные лица, прозвучавшая в словах члена Рейхстага Кона^[15] о том, что «корни этого дела следует искать в отношениях между Германией и Россией. Германское правительство поняло, что большевики — не временная власть и заключило с ними прочный мир. В то же время в Германии остались десятки тысяч старых русских царских слуг и сотрудников, которые поддерживают связь с правыми германскими кругами. Но так как известно, что русские монархисты, живущие в Германии, распадаются на германофилов и антантофилов, то правым кругам желательно установить точно, каких убеждений придерживаются лица, ставшие им почему-то подозрительными. В данном случае это и имело место. Слухи об агентурной деятельности Фрейберга в пользу Антанты росли, и русские и немецкие монархисты решили выяснить, кто такой Фрейберг в действительности. В том, что в этом деле замешаны правые круги, показывает близость Брауна к руководителям информационного отдела Оргеша[16], установленная предварительным следствием. Во всяком случае, несомненно, что никакого материального интереса у участников этого дела не было, и действовали они исключительно из соображений патриотического характера»^[17]. Поэтому суд приговорил участников нападения к ничтожным срокам.

Позднее О. Браун проявился как «сотрудник IV разведывательного управления штаба РККА. На начало 1924/25 года — начальник отдела контрразведки центрального военного аппарата КПГ в Берлине. Член Информационного центра КПГ (партийная кличка — «Карл О. Вагнер», до 1926 г.)»[18]. В 1926 году он был арестован за шпионаж в пользу СССР. Весной 1928 года совершил поразительный по дерзости побег из Моабитской тюрьмы (11 апреля был выкраден прямо из зала суда членами КПГ) и по решению ЦК КПГ уехал в Советский Союз. «На 1928/29 г. — в составе пролетарской дивизии в Москве. Слушатель Военной академии им. Фрунзе в Москве. Параллельно преподавал военные дисциплины в Международной школе им. Ленина в Москве и на специальных военных курсах (M-Schule, 1929–1932 гг.). С апреля по декабрь 1932 г. — начальник (отдела – авт.) 4-го главного управления генерального штаба РККА (служба военной контрразведки ГРУ) в г. Харбине (Китай). В период с 1932 г. по 1939 г. по заданию ГРУ — военный советник Коминтерна и офицер в составе Красной крестьянской армии (псевдонимы: «Ли Дэ» и «Хуа-Фу»). На 1933 г. — в г. Шанхае, с 1934 г. по 1939 г. — во внутреннем Китае. Участник легендарного Великого похода китайской Красной армии и войны с Японией. Руководил Военной академией Красной армии Китая. Автор многочисленных публикаций и военно-политических материалов, переведенных на китайский язык. На конец 1939 года — в Москве…»^[19].

Судьба похищенных из квартиры Фрейберга «семи томов официального расследования» «Царского дела», которые капитан П.П. Булыгин хранил по просьбе следователя Соколова, достоверно не установлена до сих пор…

События 1921 года в РСФСР

Из предыдущей главы однозначно следует, что руководство РСФСР в мае-июле 1921 года безусловно обращалось к теме ликвидации Членов Дома Романовых в 1918-м. В статье «К полемике по «Записке Юровского»[20], размещенной на сайте в октябре 2022 года, авторами было отмечено, что именно в этот период Заместителю Наркома просвещения Михаилу Николаевичу Покровскому Политбюро РКП(б) определило новый социальный заказ: «1921 г. 2 июля. Ленин участвует в заседании Политбюро ЦК РКП(б)... (…) На заседании обсуждаются также вопросы: … о подтверждении постановления Оргбюро ЦК РКП(б) от 24 июня 1921 г. об освобождении замнаркома просвещения М.Н. Покровского от работы на два месяца для окончания книги «Русская история в самом сжатом очерке»»[21].

Это означало, что М.Н. Покровский должен был описать современный период Русской истории, включающий в себя Февральскую, Октябрьскую революции и Гражданскую войну, и в том числе эпизод с расстрелом бывшего Императора и его родственников. Подобную постановку вопроса Политбюро ЦК РКП(б) подтверждают и слова П.М. Быкова в предисловии к книге «Рабочая революция на Урале»: «В августовской книжке «Красной Нови» М. Покровский ставит вопрос о необходимости немедленно начать писать историю октябрьской революции, которая должна быть написана обязательно теми, кто ее «делал». Иначе – буржуазная эмиграция, развивающая за границей огромную литературную и издательскую работу и, в частности, кадетский историк – П. Милюков, с которым М. Покровский полемизирует «посрамят нашу леность и непредприимчивость своей энергией, осрамят нашу революцию той клеветой, которую он будет распространять на наш счет безнаказанно, ибо его (Милюкова) голос будет звучать на весь мир, а нашего не будет слышно даже в России»[22].

Естественно, что для решения этой амбициозной задачи М.Н. Покровскому требовался целый аппарат «помощников», который и был создан за пять месяцев до этого. Речь идет о «Комиссии по истории Великой Октябрьской революции и РКП (б)», которая была организована при Госиздате постановлением СНК РСФСР от 21 сентября 1920 года. В документе было написано, что комиссия создается «для собирания, разработки, обработки и издания материалов, относящихся к истории Октябрьской революции и Российской Коммунистической партии (большевиков), при Народном комиссариате просвещения учреждается Комиссия из 9 членов, назначаемых Советом Народных Комиссаров»[23]. Эта дата обычно и фигурирует, как день создания «Истпарта». Нюанс же заключается в том, что «9 членов» ее были «назначены СНК» только через два с половиной месяца – 9 декабря 1920 года, а утверждены подписью В.И. Ленин только 14-го. Таким образом «Истпарт» начал свою фактическую деятельность с начала 1921 года и находился в ведении Наркомпроса.

Между тем с большой степенью достоверности можно утверждать, что за гуманитарными лозунгами скрывалась четкая экономическая внешнеполитическая цель, востребованность которой витала в воздухе послевоенной Европы, где встал вопрос о переделе мира и сфер влияния. Поняв, что большевики победили в Гражданской войне, а значит пришли к власти надолго, страны Европы (государства «Антанты», как победители; вновь возникшие – Польша, Латвия, Литва, Эстония, Финляндия; даже проигравшая Германия) были заинтересованы в немедленном закреплении сложившегося территориального и экономического положения.

Одной из политических детерминант этого являлось признание Советской власти в России и физическое отсутствие иных легитимных претендентов на нее, то есть фактическое признание гибели: Императора Михаила II, Цесаревича Алексея (потенциального Императора Алексея II) и его сестер – всех тех, кто в соответствии с Законом о престолонаследии, мог заменить отрекшегося Императора Николая II. Другим более мелким интересом для соответствующих бенефициаров являлась личная собственность Императорской семьи в виде заграничной недвижимости, которую можно было присвоить, и коронных драгоценностей, которые можно было дешево купить за необходимые для Советской России товары. В ожидании всех преференций никакие западные политики не собирались серьезно поддерживать русское эмигрантское монархическое движение.

Руководство РСФСР прекрасно поняло требование момента.

На III Всемирном конгрессе Коминтерна, который проходил в Москве «5 июля В.И. Ленин делал доклад о тактике РКП. Владимир Ильич дал краткую и емкую оценку международного положения РСФСР: империализм оказался не в состоянии задушить Советскую Россию, несмотря на то, что он гораздо сильнее ее, и вынужден был на время признать или полупризнать ее, вступая в торговые договоры с ней. … Внутри страны удалось политически разбить капиталистов и крупных земельных собственников, но бывшие собственники и их прислужники, а также политически обанкротившиеся меньшевики и эсеры продолжают вредить из-за границы. Тем не менее в существующих условиях Советская власть уже может отменить разверстку и ввести для крестьян умеренный продналог. Это неминуемо приведет к развитию свободы торговли излишками, то есть к некоторому развитию капитализма. Но это не страшно, пока в руках пролетариата остаются транспорт и крупная промышленность. Также Советская власть вынуждена пойти на контакт с иностранными капиталистами, отдавая им в концессии определенные предприятия. Но без этого не может быть проведено восстановление крупной промышленности и улучшение положения рабочих. Помимо этого, Ленин рассказал об идущей работе по электрификации РСФСР…»^[24].

Все это и определило неожиданную ситуацию с выходом книги П.М. Быкова П.М. и Н.Г. Нипоркин «Рабочая революция на Урале. Эпизоды и факты», в которой «раскрывались» секреты» 1918-года. Книга была напечатана тиражом 10 тысяч экземпляров, но «потерялась» в РСФСР и свободно появилась в Париже и Берлине. 25 мая 1922 года она оказалась в руках бывшего Судебного следователя Омского Окружного суда по особо важным делам Н.А. Соколова, который после осмотра ее 2-4 июня, вынес 10 июня соответствующее постановление о приобщении вещественного доказательства к Делу №23-1919, в котором написал[25]: «В книге оказалась статья, принадлежащая «П. Быкову», видимо, члену Уральского областного совдепа в 1918 году, озаглавленная «Последние дни последнего царя». Основные факты, указанные Быковым, и касающиеся исключительно самого факта убийства Царской Семьи, соответствуют фактам предварительного следствия.

Ввиду изложенного и принимая во внимание, что в вышеуказанной статье имеются указания, относящиеся и к убийству Великого Князя Михаила Александровича, на основании 264 ст. уст. угол суд., ПОСТАНОВИЛ: обстоятельства, относящиеся и к убийству Великого Князя Михаила Александровича, копией сего постановления и извлечением из акта осмотра названной книги от 2-4 июня сего года выделить из настоящего дела и приобщить к делу об убийстве Великого Князя Михаила Александровича».

В отношении гибели Императора Михаила II в статье имелась следующая запись: «Урал стал могилой не только бывшему царю и его семье. В средних числах июля в Перми был расстрелян и брат Николая Романова - Михаил Александрович, с помощью которого в феврале 1917 года буржуазия пыталась спасти монархию, передав ему императорскую корону. Следует отметить то обстоятельство, что в официальных советских сообщениях своевременно не были опубликованы полные постановления о расстреле членов семьи Романовых. Было сообщение о расстреле лишь бывшего царя, а великие князья по нашим сообщениям или бежали или были увезены - неизвестно кем. То же самое было сообщено и о жене, сыне и дочерях Николая, которые будто бы были увезены в «надежное место». Это не было результатом нерешительности местных советов. Исторические факты говорят, что наши советы - и областной, и пермский, и алапаевский, действовали смело и определенно, решив уничтожить всех, близких к самодержавному престолу.

Кроме того, рассматривая эти события теперь как факты истории рабочей революции, следует признать, что советы Урала, расстреливая бывшего царя и действуя в отношении всех остальных Романовых на свой страх и риск, естественно пытались отнести на второй план расстрел семьи и бывших великих князей Романовых. Это дало возможность сторонникам монархии говорить о побегах некоторых членов семьи.

Чтобы рассеять этот туман, уже зимой 1918 года Областной Совет опубликовал официальное сообщение о расстреле и Михаила Романова»[26].

Мало кто обращает внимание на нюанс, прозвучавший в Предисловии к книге[27]: «Кроме общих причин, отразившихся на характере и содержании сборника, действовала еще одна: он должен был выйти ко дню 4-й годовщины октябрьской революции 7 ноября 1921 г., задуман же был в десятых числах октября того же 1921 г. Таким образом, на составление сборника, подготовку его к печати, редактирование, набор и выпуск из печати нам было дано немногим более трех недель. Срок слишком малый даже для «большевистского историка». Но мы все же думаем, что с задачей перед нами поставленной, познакомить читателя с некоторыми до сих пор мало или совсем не освященными фактами и эпизодами из истории рабочей революции на Урале, разыскать в «архивах» уральских партийных товарищей пару, другую интересных широких кругам читателей документов – мы думаем, что с этой задачей мы наверно справились».

Любому понятно, что никакой «большевистский историк» не сможет за столь короткое время «разыскать в «архивах» уральских партийных товарищей пару, другую интересных широких кругам читателей документов». Эта работа была проделана заранее сотрудниками «Истпарта», подчиненными Зам. Наркома просвещения М.Н. Покровскому.

И если в Свердловске ситуация с «убийством Царской семьи» была достаточно «прозрачна», и публичное раскрытие места нахождения останков Царской семьи происходило среди руководства Уральской области, о чем авторы писали в статье «Исторические «тайны» «Мостика из шпал»[28]. То в Перми все было не так однозначно: непосредственно в убийстве Михаила II участвовало 6 человек, а сокрытием трупов занимались только двое…

Поэтом совершенно прав был Н.М. Быстрых, написав, что «запрос ВЦИКА … наводит меня на мысль, что и президиум ВЦИКА не уверен» в гибели Михаила Романова.

Чуть позже Руководитель Советского государства в речи на заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов 6 марта 1922 года «О международном и внутреннем положении Советской республики»[29] публично сформулировал принцип работы, которым всегда руководствовалась большевистская партия: «Проверять людей и проверять фактическое исполнение дела – в этом, еще раз в этом, только в этом теперь гвоздь всей работы, всей политики».

С высокой степенью достоверности можно утверждать, что, руководствуясь этими требованиями, Политбюро и назначило проверку гибели Михаила Романова с выездом на место …

Работа Пермского Истпарта Наркомпроса

На заседании Политбюро ЦК РКП(б) 31 мая 1921 года было принято, казалось бы, малозначительное решение: «Ленин участвует в заседании Политбюро ЦК РКП(б). Во время обсуждения вопроса о мандате Наркоминдела Б.С. Стомонякову Политбюро принимает решение поручить наркому иностранных дел Г.В. Чичерину в тот же день прислать в ЦК РКП(б) справку о порядке ведения торговых переговоров с Германией. На заседании обсуждаются также вопросы: о представительстве РКП(б) на III конгрессе Коминтерна; о докладчике по организационному вопросу на III конгрессе Коминтерна; … (…) … о поездке Председателя ВЦИК М.И. Калинина и замнаркома внутренних дел М.Ф. Владимирского на Урал; о съезде профсоюза металлистов и о ЦК этого профсоюза и др.»[30].

С Председателем ВЦИК М.И. Калининым ситуация понятна, он частенько выезжал на агитпоезде по стране. Но на какую роль был отправлен «Замнаркома внутренних дел»? …

Стоит пояснить, что в это время Михаил Федорович Владимирский, являлся Членом Президиума ВЦИК и 1-м Заместителем Наркома внутренних дел РСФСР, то есть фактически руководил Наркоматом, так как сам Нарком Ф.Э. Дзержинский еще в апреле был назначен Наркомом путей сообщения, одновременно оставаясь Председателем ВЧК при СНК РСФСР.

Следовательно должна была быть очень «весомая» причина для того, чтобы на время оставить один из основных наркоматов без руководства.

«Июнь, 14. … Ленин председательствует на заседании СНК; просматривает повестку дня, …(…) На заседании обсуждаются также вопросы: … об утверждении члена коллегии Наркомвнудела Г. М. Леплевского в качестве докладчика на заседании СНК вместо замнаркома внутренних дел М. Ф. Владимирского; … (…)

Июнь, не ранее 15. … Ленин читает письмо замнаркома внутренних дел М. Ф. Владимирского от 15 июня 1921 г. с уведомлением о его отъезде в качестве политкома агитпоезда им. М. И. Калинина и о передаче дел по наркомату члену коллегии Г. М. Леплевскому, с сообщением о посылке Ленину сводок о партийном составе губернских, уездных съездов Советов и городских Советов за январь — май 1921 г.; делает подчеркивания в тексте письма и пометку: «В архив СНКома». Ленин просматривает сводки, пишет распоряжение секретарю: «Подобрать в одну обложку вместе с предыдущими данными об этом»; делает подчеркивания в тексте и пометки; «В архив», «| съезды Советов |»[31].

Из этой записи следует, что отправка Владимирского с агитпоездом ВЦИК в качестве «политкома» не имела отношения к вопросам НКВД, носила срочный и незапланированный характер и не касалась формально его должностных обязанностей.

Фигура М.Ф. Владимирского интересна тем, что в 1918-м году он был «правой рукой» Я.М. Свердлова и исполнял обязанности Председателя ВЦИК после смерти последнего, то есть полностью владел всеми направлениями деятельности Свердлова. В предыдущей статье «Михаил Романов – заложник императорского статуса»[32] авторы писали, что анализ известных документов центральных органов власти (ВЦИК– 01.04.1918, 06.04.1918, 04.05.1918, 09.05.1918, 25.05.1918, 18.07.1918; СНК – 20.02.1918, 09.03.1918, 02.05.1918; ЦК – 16.05.1918, 19.05.1918), связанных с упоминанием имен Михаила и Николая Романовых, показывает интересную закономерность: из 11 известных совещаний в пяти и более приняли участие: Я.М. Свердлов – в 10 из 11; М.Ф. Владимирский, В.А. Аванесов и Г.И. Теодорович – в 7 из 11; В.И. Ленин и М.Н. Покровский – в 5 из 11. При этом надо учесть, что Варлаам Александрович Аванесов (1884-1930) являлся официальным Секретарем ВЦИК РСФСР 2-6 созывов и должен был участвовать во всех совещаниях ВЦИК по должности. То же самое можно сказать и о Глафире Ивановне Теодорович (Окуловой).

И вот, в июне 1921 года этот человек на основании решения Политбюро отправляется на Урал, и в том числе в Пермь, где его там уже ждали с нетерпением …

Пермский «Истпарт» в целом был образован в декабре 1920 года, тогда официально создали Губернскую комиссию по истории революции и партии.

В марте 2022 года пермским историком, архивистом и издателем Н.А. Зенковой были выявлены ранее неизвестные материалы о том, что 28 мая 1921 года в губернской газете появилось объявление, озаглавленное «От Истпарта (обращение ко всем т.т. коммунистам)»[33]: «К 20-му июня в срок созыва губернской партийной конференции предлагается организовать выставку материалов по истории партийных организаций Пермской губернии. Кроме печатных материалов большое место уделяется фотографическим снимкам. Просьба ко все товарищам коммунистам дать на время выставки фотографии из жизни в ссылке, в тюрьме, на каторге и т.д., характеризующие так или иначе жизнь и работу в подполье … (…) Материалы к выставке принимаются с 1-го по 15-е июня – губком комиссия по изучению истории партии…».

Широко известны групповые фотографии участников похищения Михаила Александровича Романован и его секретаря Н.Н. Джонсона. Они датируются разными годами (от 1918 до 1927-го). Между тем сопоставление и одновременный осмотр[34] всех введенных в исторический оборот фото, находящихся в разных архивах и атрибутированных разными годами (в разных источниках и публикациях: 1918, 1921, 1924, 1927): «Организаторы и участники убийства Великого князя Михаила Александровича (слева направо): А.В. Марков, Н.В. Жужгов, Г.И. Мясников, В.А. Иванченко и И.Ф. Колпащиков» (ПГАСПИ. Ф.8043. Оп.1Б. Д.185. Л.1, Ф.8043. Оп.1 т.2. Д.184Б); «Организаторы и участники убийства Великого князя Михаила Александровича (слева-направо): Н.В. Жужгов, А.В. Марков, Г.И. Мясников, В.А. Иванченко, И.Ф. Колпащиков, В.А. Дрокин» (ПГАСПИ. Ф.8043. Оп. 1Б. Д.164. Л.1); «В.А. Иванченко и помощник начальника Мотовилихинской милиции Н.В. Жужгов. г. Пермь. 1918 г.» (ПГАСПИ. Ф.8043. Оп.3М. Д.29. Л.3); «В.А. Дрокин, помощник начальника Пермской милиции. 1918 г.» (ГАПК. ФФ. Оп.62п. Д.0189. Л.1); «И.Ф. Колпащиков. 1918 г.» (ГАПК. ФФ. Оп.62п. Д.0308)[35]. (ГАПК. ФФ. Оп.62п. Д.0308. Об.2); «А.В. Марков – один из убийц Великого князя Михаила Романова и его секретаря Николая Джонсона (Жонсона)» (ГАПК. Ф.Ф-62. Оп.62п. Т.1. Д.431. Л.1); «А.В. Марков, комиссар по национализации и управлению культурно-просветительными учреждениями г. Перми. 1918 г.» (ПГАСПИ. Ф.90. Оп.46. Д.6. Л.10) – показывает, что на самом деле сфотографированы они в одном и том же помещении и, судя по совпадению элементов одежды, в одно и то же время.

Биографические сведения участников похищения свидетельствует о том, что для фотографирования на общее фото все вместе они могли быть собраны только в период с мая по август 1921 года, т.к. в дальнейшем они разъехались в разные стороны.

С высокой степенью достоверности можно сделать вывод о том, что все рассмотренные фотографии участников похищения Михаила Александровича Романова и его секретаря Н.Н. Джонсона были сделаны именно в мае-июне 1921 года при подготовке к выставке по истории Пермской партийной организации, представленной на VIII-й Губернской конференции РКП(Б), состоявшейся 21-22 июня 1921 года.

Пермским исследователям было известно о работе этой выставки: «Самая первая выставка начала работать уже с июля 1921 года и обновлялась каждый год к октябрю. В книге посещений выставки было отмечено, что в декабре 1922 года выставку посетили 432 человека…»[36]. Однако они связывали ее создание с деятельностью К.Г. Ольховской, которая на самом деле стала руководителем партийного Пермского Бюро Истпарта не ранее декабря 1921 года.

Можно предположить, что такое событие, как ликвидация Михаила Александровича Романова в июне 1918 г. в Перми, при подготовке экспозиции истории Пермской партийной организации обойдено быть не могло. Тем более, что в числе организаторов этой конференции были непосредственные участники событий 1918-го года: А.Л. Борчанинов – в апреле–июле 1921 г. заведующий Агитационно-пропагандистским отделом Пермского губернского комитета РКП(б); вернувшийся из Петрограда в апреле 1921 г. лидер «мотовилихинских рабочих» Г.И. Мясников, до декабря 1920 г. являвшийся председателем Пермского Губкома РКП(Б); В.А. Иванченко перешедший на работу в секретариат Губкома; В..А. Дрокин являвшийся инструктором Губкома; М.П. Туркин – зав. отделом Губкома. А среди первых организаторов пермского Испарта – Ф.Н. Лукоянов, правда заболевший и периодически лежавший в больнице.

В Перми находились и другие участники давних событий, являвшиеся также выборными членами партийных и советских органов: И.Ф. Колпащиков – член Пермского Губревтрибунала; А.В. Марков – зам. нач. Орудийного цеха в Мотовилихе. Н.В. Жужгов, хотя и находился в «сложных отношения» с Мотовилихинским райкомом РКП(б) и его секретарем А.А. Гребневым, продолжал службу помощником начальника Губмилиции в г.Перми.

Из поисков Н.А. Зенковой известно, что чуть позже, в августе 1921 года по согласованию с губкомиссией и Губкомом партии в Мотовилихинском заводе была также создана «Районная комиссия по изучению истории партии», которая работала «ежедневно с 1 до 3 часов дня» в помещении Мотовилихинского райкома партии по адресу: Мотовилихинский завод, ул. Советская (бывшая Большая), д.5. За сбор материалов в ней отвечал Алексей Андреевич Гребнев (1888-15.11.1930), бывший в 1919-м председателем Мотовилихинского райкома партии, а в 1921 г. ставший членом, позже председателем губернской, затем окружной контрольной комиссии.

Но вернемся к июню месяцу и первым посетителям выставки.

21 июня 1921 года в Пермь прибыл агитационно-инструкторский поезд ВЦИК РСФСР во главе с Председателем ВЦИК Михаилом Ивановичем Калининым, который выступил на VIII Губ. конференции РКП (б). Вместе с ним приехал заместитель Наркома внутренних дел Михаил Федорович Владимирский. Об этом имеется соответствующая заметка в газете «Звезда», обнаруженная Н.А. Зенковой[37]. В ней написано: «После доклада о работе губкома на конференцию прибыл председатель Всероссийского Центрального Исполнительного комитета т. Калинин и заместитель наркомвнутдел т. Владимирский, Появление т. Калинина было встречено бурными аплодисментами…».

В ПГАСПИ также хранится фото[38] прибытия М.И. Калинина на вокзал Пермь-II с датой «21.06.1921 г.». В числе стоящих в первом ряду: второй слева – Замнаркома ВД РСФСР М.Ф. Владимирский; четвертый – Председатель ВЦИК РСФСР М.И. Калинин, за ним – Начальник Пермского гарнизона С.А. Окулов, справа и.о. Председателя ГубЧК В.В. Винокуров и др. На указанной фотографии за спиной В.В. Винокурова стоит человек, обликом весьма похожий на Г.И. Мясникова.

Становится понятными «факты» и те самые «интересные» подписи «Архивариуса» в «Деле ЧК»[39], о которых написано в первой части этой статьи:

– «Итого прошнуровано 92 бумаг /девяносто две/ 2 мая 21 год. Архивариус» в

следственном деле ПОЧК «О похищении Б. Великого Князя Михаила Александровича Романова из Гостиницы Королевские Номера»[40];

– «Итого в сем деле пронумеровано сто два / 102/ бум. 29 апреля 21 г. Архивариус:» в дознании ПОЧК «Дело граждан Романова М. Знамеровского и Джонсон»[41].

Эти записи могут свидетельствовать о подготовке к передаче материалов из Пермской Губернской ЧК в мае-июне 1921 года.

В этот же комплекс косвенных фактов можно добавить и интересный момент из воспоминаний А.А. Микова, относящихся к 1956 году[42]: «В 1920 г. или в 21, я на лошади Трибунала, где был председателем, с Колпащиковым (один из участников казни М. Романова) пытались установить место, где они их зарыли – но Колпащиков не мог указать этого места. Позабыл, видимо».

Биографическими исследованиями установлено, что поездка И.Ф. Колпащиков с Миковым А.А. «могла состояться только в апреле – июле 1921 года»[43].

Колпащиков «позабыл» и не смог найти место захоронения по понятной нам сегодня причине, ведь не доверявший ему, «многомудрый» Пом. нач. Мотовилихинской милиции Н.В. Жужгов, который предлагал расчленить тело, в тот же день 13 июня 1918-го в 11 часов вновь поехал на место происшествия на телеге вместе с Пом. нач. Мотовилихинского уголовного розыска И.Г. Новоселовым и перезахоронил тело Михаила II в другом месте. Может быть, перевез его на другой берег р. Б. Язовая и на другую сторону Соликамского тракта? ... При этом никто и не обратил внимание на деятельность двух мотовилихинских милиционеров на территории их подследственности.

О перезахоронении пермским партийцам стало известно только в 1927 году после писем «непризнаваемого» ими своего соучастника – И.Г. Новоселова, написавшего в УралИстпарт ВКП(б) в октябре 1928 года следующие строки[44]: «В ночь с 11-го на 12 июня 1918 года я находясь на дежурстве, при управлении Мотовилихинской уездной милиции в то время Пермской губернии. А в то время исполнял обязанности Помощника Начальника уголовного розыска.

Около 10 часов вечера (я) получено распоряжение от помощника Начальника Мотовилихинской милиции, Николая Васильевича Жужгова, который приказал мне быть строго на посту, потому, что в сегодняшнюю ночь будет взят великий князь Михаил Романов из Королевских нумеров. так как Михаил проживал в Королевских нумерах, взят будет Романов по нелегальному постановлению под видом для перевода в село Левшино. После нашей беседы с т. Жужговым были подаными два фаэтона, хароших, запряженных лошадей, принадлежащих управлению пермских пушечных заводов. За. Михаилом Романовым, поехали следующие участники: 1) Мясников Гаврило Ильич. председатель Мотовилихинского усполкома; 2) Жужгов Николай Васильевич; 3) Марков Андрий Васильевич; 4) Колпачиков Иван Феодорович и 5-м был начальник Пермской губмилиции Иванченко Василий Алексеевич. (...)

В 12 часов ночи я находился на своем посту подъежают быстрым ходом на трех фаитонах к управлению Мотовилихинской милиции. 1-м забегает тов. Иванченко В.А. который мне предложил сеча-же одетса и следовать смелее. Михаил Романов был уже взят и с ним его комердинер, Аглийско подданый афисир, фамилии которого я совершенно не припомню. И мы сеча же тронули по шосейной трактовой дороге к селу Левшино, но сначала по главной улице Мотовилихинского завода, а потом по улице по подвышенской и выехали в поле. Ехали самой быстрой ездой. С Михаилом Романовым ехал т. Иванченко В.А. и Жужгов Николай Васильевич, а с камердинером ехали Марков А.В. и Колпачиков И.Ф., а я ехал один. Отъехав от самого селения Мотовилихинского завода на расстояние 5-ти верст, сворачивая в правую сторону. На расстоянии пятидесяти саженей в густой сосняк, где приступили к расстрелу Михаила Романова и его камердинера.

Участниками расстрела принял первым участие т. Жужгов Николай Васильевич. Первым выстрелом был Михаил Романов ранен только в правое плечо, а потом наган ни стал работать у Жужгова ввиду того, что боковой затвор отскочил и одна пуля здалас и в то время Михаил схватил Жужгова в охапку, и они стали барахтатся. Я же видя эту драму, в темноте пасмурной ночи в первую очередь растащив и своим выстрелом в правый висок Михаил Романов был убитым насмерть.

Участниками расстрела комирдинера тт. Иванченко, Марков и Колпачников И. Ф. Мое непосредственное участие в расстреле Михаила Романова и тов. Жужгова Н. В. Это с одной стороны.

А второе участие в предании расстрелянных земле? Когда были расстрелянны то в то время их не предали земле. а на другой день то 12 июня 1918 года в 10 часов утра я и тов. Жужгов Николай Васильевич, мы прибыли на место Расстрелянных, где выкопали по обыкновению могилу куда и зарыли Михаила Романова и его верно поданого комирдинера. Когда мы закопав в землю я на одном из сосновцых деревиев над могилой Романова вырезал своим пирочиным ножем. Четыре буквы здесь. Растрелян. В.К.М.Р. что обозначило, что здесь растрелян великий князь Михаил Романов.

Эту историческую могилку я и в настоящее время еще ни забыл.

Требуемые сведения ЦК истпартом ВКПб в 1925 году я находился в далекой месности не был извещен вовремя, но все же были данные сведения.

Вот что еще сохранилось в моей памяти».

Интересно и окончание воспоминаний Н.В. Жужгова, написанных в 1924 году для Пермского Бюро Истпарта ВКП(б)[45]: «Весь следственный материал имеется по изъятию Романова имеется в Пермской губ. Чрезвычайной комиссии». Между тем «Пермская ГубЧК» существовало только до февраля 1922 года: «На основании постановления Съезда от 28.12.1921 г. и постановления ВЦИК от 06.02.1922 г. ВЧК была реорганизована в Государственное политическое управление (ГПУ) при НКВД РСФСР. Функции по наблюдению за «социалистической законностью», ранее выполнявшиеся ВЧК, были возложены на Наркомат юстиции РСФСР, при котором 28 мая 1922 года была учреждена Прокуратура. В феврале в Пермь пришел приказ о реорганизации Губернской Чрезвычайной Комиссии в Пермский Губернский отдел Государственного Политического управления НКВД РСФСР»[46].

В рассмотренном нами выше «Деле ЧК» никаких объяснений Жужгова нет. Значит он их давал позже. При этом в Пермь он прибыл во второй половине 1919-го. Таким образом из указанной записи логично сделать вывод, что Жужгов опрашивался Губ.ЧК по вопросу «похищения» только период 1920-21 гг.

Связывая все указанные выше факты, можно сделать вывод о том, что в мае – июле 1921 года Пермские Губернские: комитет РКП(б), комиссия по истории революции и партии, ЧК и РТ – собирали документы и искали место захоронения Михаила Романова.

Логично соотнести это с приездом Зам.наркома ВД М.Ф. Владимирского.

Примечательно, что после его отъезда, «большинство участников похищения и ответственные за розыск в течение лета 1921 года неожиданно получили назначения на более высокие должности: А.Л. Борчанинов — с августа председатель Пермской ГубЧК; В.В. Винокуров[47] стал председателем Сарапульского исполкома; И.Ф. Колпащиков — с ноября заведующий Исправдомом №1; Г.И. Мясников — в июле стал помощником директора Мотовилихинского завода; А.В. Марков — помощником заведующего паровозным цехом Мотовилихинского завода, а с начала 1922 года сменил «зарвавшегося» Мясникова в должности заместителя директора; В.А. Иванченко — стал членом Губкома РКП(Б) и заведующим организационным отделом; А.Х. Артузов — с июля заместитель начальника Особого отдела ВЧК (до этого был «пом.»), 18 июля 1921 года Президиумом ВЦИК он был награжден орденом Красного Знамени; А.Г. Белобородов — с 29 ноября сменил Владимирского в должности заместителя народного комиссара внутренних дел РСФСР; сам М.Ф. Владимирский — с начала 1922-го заместитель председателя Совнаркома УССР и председатель Госплана»[48].

В.А. Сорокина, П.И. Малкова, А.В. Трофимова – в Перми не было. В.А. Дрокин еще в мае был переведен из Кунгурского укома на должность инструктора Губернского комитета РКП(б). А.А. Миков в июле стал заместителем управляющим Рабкрина. М.П. Туркин с мая стал ответственным секретарем Мотовилихинского райкома партии, а с декабря – зав. отделом агитации и пропаганды Губкома. И даже Н.В. Жужгов получил достаточные преференции: Губком РКП(б) не утвердил решение Мотовилинского РК РКП(б) от сентября 1920 года об исключении его из партии[49]. До октября 1921 года он числился членом РКП (б) и даже членом Городского райкома партии, продолжал работать Помощником начальника Губернской милиции.

Для завершения общей картины косвенных фактов стоит добавить краткую информацию, опубликованную петербургским исследователем С.Г. Зириным в аргентинской русскоязычной газете «Наша страна» за 02.01.2016 год. Это рукописная запись из архива члена Высшего Монархического Совета, сына бывшего генерал-губернатора Москвы, полковника А.С. Гершельмана, связанного с боевыми группами генерала Кутепова, которые забрасывались в Советский Союз. Она имеет следующее содержание: «Бывший адъютант Великого Князя Михаила Александровича сообщил мне, что в (одно слово неразб. — С.З.) Московской В.Ч.К. сохраняется череп Великого Князя. Указаний на это (одно слово неразб. — С.З.) в источниках, касающихся расстрела Великого Князя в Перми» …

«Дознание» Пермского Истпарта ВКП(б)

Слово «дознание» в заголовке специально взято в кавычки, так как при ближайшем рассмотрении деятельность пермского партийного Истпарта, возникшего в декабре 1921 года, под руководством К.Г. Ольховской, является профанацией сбора исторических материалов о событиях ночи с 12 на 13 июня 1918-го года.

При поверхностном взгляде на материалы «Переписки Пермского партийного Истпарта» у несведущего человека создается впечатление, что организатор этой работы Калерия Григорьевна Ольховская долгое время разыскивала «неизвестных» участников (на самом деле она лично знала всех по своей работе с 1920 года в Пермском Губкоме партии), перепроверяла их рассказы, в результате чего, наконец, в 1924 году появилась ныне ее широко известная статья «Похищение Михаила Романова»[50].

Между тем обратимся к историческим фактам…

В настоящее время отсутствует письменная информация об интересе Партийного Истпарта к вопросу похищения М.А. Романова до весны 1923 года. Впервые эту тему поднял ЦК РКП (б). 4 мая 1923 г. Истпарт ЦК направил в г. Пермь запрос №65, в котором было написано: «Истпарт просит срочно выслать с верным человеком все архивы касающиеся Николая и Михаила Романовых в Москву в Истпарт…»[51]. Вопрос был рассмотрен на заседании бюро Губкома 25.05.1923 г. в составе Нанейшвили, Иконников, Семченко, Туркин и Фадеев. Принято ожидаемое решение: «Весь имеющийся материал о Николае и Михаиле Романовых отправить в Истпарт ЦК РКП (б)»[52]. Об этом 31.05.1923 из Протокола №21 была сделана соответствующая выписка, направленная для исполнения в Пермский истпарт (ПГАСПИ. Ф.557. Оп.4. Д.398. Л.4.).

Однако никакие материалы в Москву посланы не были. Возможно, Пермский истпарт пытался что-то выяснить о наличии информации по убийству Царской семьи. Или, К.Г. Ольховская пыталась сохранить материалы для очередного тома своего сборника? ... Неизвестно.

В это время она готовила публикацию материалов о периоде после Революции 1905-года. В 1924 году вышла 1-я часть 2-го тома сборника «Борьба за власть» с подзаголовком «Годы реакции», в котором до 1917-18 годов было далеко.

Вероятно, центр позитивно оценил работу Ольховской по описанию истории пермских партийцев и не стал требовать принятия жестких мер в ее адрес, однако направил повторный запрос, возможно, с комментариями о сроках. Содержание его неизвестно. Известен – «исх. № 12/40256».

В какой-то мере ситуацию приоткрывает письмо в ЦК секретаря Пермского Истпарта М.М. Загуменных[53]: «Вот в чем дело. В начале 1923 г. я, Мария Загуменных, была у тебя в ЦК истпарта, как секретарь пермского Истпарта. Т. Волкович (так кажется была фамилия зав. Иногородним истпартом) я, по имеющимся у меня докладным запискам, сделала информационн. доклад о работе Пермск. Истпарта. Сказала ему и показала, что имею докл. записку, по ней делала доклад (хотя говорю тебе, Лена, что в планах было порядком и досужей фантазии, не от меня, конечно), но за мной следом Ольховская высылает полный доклад о работе, так меня уверила сама Ольховская, когда я уезжала.

Стоит ли оставлять записку? Волкович сказал – не надо, раз я его информировала и скоро прибудет отчет.

Обо всем этом Ольховская, конечно, мною была поставлена в известность. Теперь, когда ваше терпение, наконец, лопнуло, насчет отчетности, то Ольховской нужно было искать кого-нибудь, виновного в ее бездеятельности, в ее неаккуратности и пр. и пр. Я с сентября месяца в истпарте не работаю, а если и работала там временно, то только потому, что осталась хоть сколько-нибудь наладить там дело, ибо глубоко была убеждена и сейчас продолжаю быть в этой убежденности, что держать дальше в истпарте такого лодыря и недобросовестного человека невозможно. Она учла, что я все понимаю и вижу, что она – горе для архивных документов. Воспользовалась моим отсутствием (я была в Крыму осенью).

Ее особенно обидело то, что дело Романова Михаила я из ее квартиры, а не из архива, что тоже преступление, извлекла. Все лето она не давала отправлять, а когда я уехала, и когда наш секретарь губкома стал требовать отправки, то вам дали мотивировку, что «зав. Была больна, а зам. была не в курсе дела».

Как тебе нравится?! Она с какого года член партии - сам черт не разберет. Я уже 19-й год член партии, и эти девятнадцать лет все время была активным, ответственным работником, полагаю, что сумела бы вам не только переслать, но и все дополнительные сведения собрать. Очевидцы есть и живы.

Немного отвлеклась. Итак, она стала искать - на кого бы свалить вину, что так долго не представлялась отчетность. Попалась ей докладная записка, которую я должна была вам передать. Вот она и написала, что мне вменялась в обязанность, когда мы с ней (...) на этом разговоре, то я ей сказала все, что она заслуживает. Я решила, что дальше молчать преступно, когда я вижу преступление. Ведь если бы кто-то знал наши архивные богатства, тот бы в ужас пришел, что так ничтожны результаты работы истпарта».

Из документа следует, что К.Г. Ольховская, нарушая партийную дисциплину, почему-то не позволяла проверенной мотовилихинской большевичке, члену РСДРП (б) с 1905 года Марии Михайловне Загуменных отправлять материалы, а в сентябре месяце 1923 года, когда та ушла в отпуск сама 26 сентября дала ответ следующего содержания[54]: «Пермское Бюро Истпарта при сем препровождает давно затребованные Вами дела касающиеся убийства Михаила Романова, ранее выполнить не могли по случаю болезни Зав. Истпартом, заместитель же его не была в курсе дела…».

Однако не ясно, что же все-таки было направлено в Истпарт ЦК и что имеется в виду под словами «дела, касающиеся убийства Михаила Романова». Из контекста послания М.М. Загуменных и других последующих документов можно сделать вывод о том, что в посылке никаких воспоминаний и пояснений об обстоятельствах похищения и убийства М.А. Романова не было.

Тогда логичен вывод о том, что речь может идти о материалах так называемого «Дела ЧК», сегодня находящегося в РГАСПИ (Ф.588. Оп.3. Д.17), передача которого, из ЧК и РВТ, возможно, была произведена в Пермский Истпарт Наркопроса еще в мае 1921 года.

Следующий этап переписки подтверждает сложившуюся ситуацию, т.к. московские коллеги продолжают настаивают на передаче каких-то сведений. Теперь запрос от 16 ноября 1923 года уже следует из Центрального архива РСФСР. В нем написано[55]: «Управление Центархива просит прислать в адрес Центрархива имеющееся у Вас подлинное дело о расстреле в 1918 году в Екатеринбурге семьи Романовых, так как это дело общегосударственного значения имеет тесную связь с Октябрьской революцией и должно храниться в Архиве Октябрьской революции при Центрархиве».

Надо полагать, что Зам. зав. ЦА РСФСР, он же директор «Новоромановского архива» Владимир Викторович Адоратский – руководитель, ответственный за поиски в архивах, и человек, досконально владевший «царской» темой, подписывая это письмо, почему-то был уверен, что в Пермском истпарте могут быть какие-то дела по ней. И он – почти не ошибся! …

Примечателен ответ пермяков (ГА РФ. Ф.Р-5325. Оп.1. Д.102. Л.63), из содержания которого следует, что некое дело «о расстреле Романовых, которое происходило под руководством тов. Белобородова вскоре было отослано по запросу В.Ч.К. в центр». Действительно, в 1918 году председатель Уралсовета А.Г. Белобородов стоял за всеми организационными решениями по высылке и организации заключения членов Императорского дома именно в Пермскую губернию (Пермь, Екатеринбург, Алапаевск), а затем и за их ликвидацией. После отступления из Екатеринбурга до эвакуации из Перми Уралсовет и А.Г. Белобородов находились в губернском центре.

Между тем в октябре 1923 года происходит изменение административно- территориального деления Уральской области. Огромная Пермская губерния, сокращенная в 1919 г. при создании Екатеринбургской губернии, теперь сводится к небольшому Пермскому округу, сосредоточенному на территории двух бывших уездов: Пермского и Оханского. Ликвидируется Губком партии и все губернские структуры. Взамен их создаются «окружные». Отдел Истпарта сохраняется в составе Окружкома РКП (б). Заведующей остается К.Г. Ольховская. Она понимает, что существующие дела уже давно пора исправить. Возможно, планирует и соответствую публикацию в плановом сборнике по истории Пермской партийной организации.

В начале 1924 года Окрбюро Истпарта каким-то образом получает из Губахи письменные воспоминания А.М. Маркова, датированные 15 февраля 1924 г. (Архивная коллекция В.С. Колбаса. Д.39. Л.32-34об.). Эта подлинная рукопись под названием «Воспоминания т. Маркова Андрея Васильевича о Михаиле Романове» с тех пор находится в материалах Пермского истпарта. Вероятно, у автора осталась копия, т.к. позднее стало известным о наличии не менее 6-ти подобных документов, переданных А.В. Марковым в разные адреса.

В свою очередь, 15 марта 1924 года Истпарт ЦК РКП (б), разобравшись в том, что в ранее полученных материалах отсутствуют какие-либо сведения о деятельности Пермских большевиков и истории партии, вновь направляет запрос в Пермь[56]: «Истпарт просит выслать все материалы касающиеся семьи Романовых в Москву в адрес Истпарта Ц.К.».

Ответа в ЦК РКП – нет, т.к., по стечению судьбы, в этот же день (20.03.1924 г. – дата регистрации входящего запроса Истпарта ЦК) Пермский Окружком отправил воспоминания А.В. Маркова в Уралистпарт: «Пермский Истпарт при сем препровождает воспоминания тов. Маркова о Михаиле Романове, весь имеющийся раньше материал отправлен в ЦЕКА Истпарт»[57].

А сама К.Г. Ольховская в этот момент «отсутствует по болезни». На запросе из ЦК ее расписка об исполнении стоит с двухмесячным опозданием - «15/V 24 г.». Из этого следует, что в марте в Истпарте ничего и не было, кроме возможной копии воспоминаний Маркова. И Пермский истпарт организует «срочный поиск» воспоминаний. Ближе всего оказывается В.А. Иванченко, который подписывает свою информацию «13/IV 24 г.». На обороте пометка: «В истпарт. Тов. Ольховской»[58].

Конкордия Григорьевна пишет «обобщенный материал», используя воспоминания В.А. Иванченко (Архивная коллекция В.С. Колбаса. Д.39. Л.22-29об.). Между тем анализ содержания ее статьи показывает, что обобщение было произведено без учета сведений из воспоминаний Н.В. Жужгова и И.Ф. Колпащикова[59]. Следовательно, Ольховская на момент написания этими материалами не располагала, а опиралась именно на рассказ В.А. Иванченко, т.к. он был рядом, и, возможно, на копию записки А.В. Маркова, если таковая у нее была.

В это же время Окружком РКП(б) планировал выпуск очередного тома «Борьбы за власть». Был составлен план книги, который обсуждался и принимался на соответствующем уровне. Однако этому что-то помешало. 15 апреля 1924 года было принято решение «выпустить сборник отдельными частями», о чем 22.04.1924 г. была сделана соответствующая выписка из Протокола №3 от 15.04.1924 года[60]. В результате в 1924 году выходит только 1-я часть II-го тома под названием «Годы реакции».

Возможно, усугубляло положение то, что в статье фигурировало имя Г.И. Мясникова – одного из лидеров антипартийной группы. Поэтому Пермский Окружком «для страховки» 20 мая 1924 г. посылает в Уралистпарт уведомление с предостережением[61]: «Истпартотдел Пермского Окружкома РКП/б/ считает своим долгом сообщить следующее: в последнее время все материалы касающиеся убийства Михаила Романова затребовал от нас центральный отдел Истпарта до последнего времени не разрешая нам /так же как и Губком/ опубликовать этот материал. Между тем в последние дни Областной отдел Истпарта затребовал от нас воспоминания участника убийства М.Романова, которое в отсутствие Зав. Истпарта было отослано в Область вероятно для печатания. Кроме того Областной Истпарт без ведома Пермского Истпарта оставил у себя карточку участников убийства Романова, которая находилась в пакете с фотографиями посланными в цинкографию «Уралкнига» для выработки клише и которые полностью должна была привезти обратно тов. Мутных. По директиве Истпарта ЦК ни воспоминания ни карточки не должны быть использованы. О чем ставим в известность Президиум Областного Комитета».

По существу московских запросов Пермский Окружком партии только 29 мая 1924 г. направляет в Истпарт ЦК РКП(б) письмо с оправданием и приложениями[62]: «Истпарт-отдел Пермского Окружкома Р.К.П./б/ не мог согласно всем прежним отношениям Вашим, а также последним за № 12/40256 и за № 65, выполнить в срочном порядке Ваше задание, т.к. материалов готовых в Истпарте, т.е. дел об убийстве Михаила Романова не было. Только в последние дни удалось исчерпать весь показательный материал, /который приведен полностью, в надежде на вашу редакцию/ путем опроса, наконец, всех участников дела. К статье Истпарта (составленной по всем сверенным показаниям участников дела) прилагаем два фотоснимка участников общих, дневник Михаила Романова и заметку из местной газеты о похищении Романова».

Таким образом в этот день в Истпарт ЦК РКП (б) были отправлены:

1). Печатный вариант статьи К.Г. Ольховской «Похищение Михаила Романова» на 9 листах (Архивная коллекция В.С. Колбаса. Д.39. Л.4-12.);

2). Два фотоснимка (известных, как: ПГАСПИ. Ф.8043. Оп.1Б. Д.185. Л.1, Ф.8043. Оп.1 т. 2. Д.184Б и ПГАСПИ. Ф.8043. Оп. 1Б. Д.164. Л.1);

3). Дневник Михаила Романова: «в том виде, в каком он передан в Истпарту.

Зав.истпартом. К. Ольховская» (больше известный как ЦДООСО. Ф.41. Оп.1.Д.149. Л.215-225. Заверен. Копия; РГАСПИ. Ф.70.Оп.2. Д.266. Л.28.);

4). «Заметка из местной газеты», однако без указания источника («Известия Пермского Окружного Исполнительного Комитета Советов Рабочих, Крестьянских и Армейских депутатов», 1918 г., 15 (2) июня, №112, л.4).

11 июня 1924 года Зав. иногородним подотделом Истпарта ЦК РКП (б) Е.Е. Штейнман сообщил о получении: «Материалы о Михаиле Романове и две фотографии к ним получены. Так как опубликованию эти документы сейчас не подлежат, то они будут храниться в архиве Истпарта…»[63]

Все эти документы, хотя и хранятся в разных архивах – известны и находятся в историческом обороте с 1990 года.

Можно предположить, что мысль об издании очерка «о похищении Михаила Романова» в составе очередного тома сборника «Борьбы за власть» не оставила Ольховскую, и она продолжила сбор воспоминаний. В результате чего, был опрошен И.Ф. Колпащиков (Архивная коллекция В.С. Колбаса. Д.39. Л.37-40.), найден Н.В. Жужгов, написавший свое объяснение (Архивная коллекция В.С. Колбаса. Д.39. Л.35-36.) Однако в этих документах не стоит дата составления. Вероятно, потому, что написаны они «задним числом», уже после того, как в Истпарт ЦК было сообщено о проведении «опроса всех участников дела» …

На этом этап сбора информации о похищении Михаила Романова закончился. Как следует из материалов и их последовательности, основной целью было – не более, чем вынужденное (под давлением Истпарта ЦК) затребование от участников событий купированных фабул, без уточнения и перепроверки деталей.

Центральный Истпарт вполне удовлетворился общей справкой с приложениями. Центр заинтересовало лишь местонахождение подлинника дневника, но на этот вопрос К.Г. Ольховская не смогла ответить…

Попытки Уралистпарта провести свое дознание

Прошло два с половиной года…

В 1926 году в Свердловске вышла книга П.М. Быкова «Последние дни Романовых»[64], которая стала историческим «клише» в вопросе описания убийства членов Дома Романовых на все последующие годы. В ней на стр.119-122 было рассказано о «похищении» Михаила Александровича Романова. Содержание главы перекликается с материалами Пермского истпарта. Автором была озвучена согласованная официальная версия о том, что расстрел произведен группой рабочих, которая «не была связана ни с партийными, ни с советскими организациями и действовала в большой тайне на «собственный страх и риск»[65].

На самом деле Павел Михайлович Быков противоречил сам себе: за пять лет до этого к 4-й годовщине Октябрьской революции в книге «Рабочая революция на Урале. Эпизоды и факты»[66] бывший член Уралсовета и председатель Екатеринбургского Губревтрибунала, а в то время «новоиспеченный журналист» – заведующий Уральским областным отделением Российского телеграфного агентства (РОСТА) Быков опубликовал несколько иную информацию, а именно: «Исторические факты говорят, что наши советы - и областной, и пермский, и алапаевский, действовали смело и определенно, решив уничтожить всех, близких к самодержавному престолу»[67].

Из сопоставления публикаций следует, что поздний документ был согласован указаниями Истпарта ЦК РКП (б), в то время, как первый написан еще до возникновения цензурного органа по истории партии. В 1921 голу Истпарт Наркомпроса имел другие задачи, о чем было написано выше.

Очередной этап повышенного внимания Истпарта ЦК ВКП(б) к событиям 1918 года в г. Перми оказался связан с празднованием 10-летия Октябрьской революции. ЦК партии в рамках подготовки к первому юбилею Октябрьской революции ориентировал местные парторганы на активизацию работы по сбору документов истории партии. Однако требовал жесткого партийного контроля за содержанием исторических сведений. Из Истпарта ЦК в начале 1926 года во все территориальные комитеты партии и отделы Истпарта в дополнение к исх. №5 от 23 февраля 1926 г. было направлено особое указание[68]: «В связи с подготовкой к 10-летию Октябрьской Революции на местах производится разработка местных архивных фондов. Дело разработки архивных материалов всех родов и периодов, в том числе и архивов Октябрьской Революции и партийных архивов, требует чрезвычайной осторожности. Поэтому лица, посылаемые в архивы, должны быть предварительно тщательно проверены, при чем посылать на эту работу в архив нужно исключительно членов РКП(б)».

Памятуя об антипартийности Г.И. Мясникова, провинностях Н.В. Жужгова и И.Ф. Колпащикова, пермяки в прошедшие годы не пытались поднимать никаких вопросов о статье про «похищение Михаила Романова». Однако выход книги П.М. Быкова с описанием событий и без ссылки на Пермский Истпарт несколько изменил ситуацию. Это как бы позволило зав.отделом Истпарта Пермского Окружкома К.Г. Ольховской продолжить работу над III-м томом «Борьбы за власть. Гражданская война», которую сдерживал временный запрет Истпарта ЦК ВКП(Б) на публикацию.

Такую же линию стал проводить и Уралистпарт. Известно об отправке соответствующих его запросов от 1-го января и 2 сентября 1927 г. Истпарт ЦК ВКП(б) ответил Уралиспарту списком имеющихся материалов[69]:

«В ответ на Ваше отношение от 2/IX с. г. и телеграмму от 19/I сообщаем, что в распоряжении Истпарта ЦК ВКП(б) находится только несколько документов следственной комиссии о похищении М. Романова. Считаем, что эти материалы для выставки едва ли годны и поэтому посылаем вам только список документов. Но мы имеем справку Центрархива РСФСР (Москва, Ваганьковский пер., д. 8), что у них есть несколько документов, имеющих непосредственное отношение к пребыванию Николая Романова в Тобольске. Центрархив не откажет в разрешении снятия копий или фотографирования этих документов (за Ваш счет).

(…) ПРИЛОЖЕНИЕ.

Список материалов, имеющихся в Архиве Истпарта ЦК ВКП(б) (в 4-х папках)

1.Дело о похищении Михаила Романова из гостиницы «Королевские номера».

2.Дело граждан: Романова Михаила, Знамеровского и Джонсона (Пермская комиссия по борьбе с контрреволюцией).

3.Дело: предварительное следствие, произведенное следственной комиссией Пермского городского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов по подозрению в подготовке к побегу Михаила Романова.

4. Копия протокола собрания 1 и 2 дружины от 3-5/1918 г. Доклад о перевозке Николая из Тобольска в Екатеринбург…»

Вероятно, узнав об этом, К.Г. Ольховская в частном порядке связывается с новым для системы партийной цензуры человеком – Зам.зав. Истпартом ЦК ВКП(б) В.Н. Василевским, бывшим до июня 1927 года заместителем заведующего отделом печати ЦК ВКП(б). Бывший журналист соглашается на возвращение копий материалов. И Зав. Пермским Истпартом 30 ноября 1927 года готовит официальный запрос[70]: «Пермский Истпарт отдел ОК ВКП/б/ в моем лице договаривался с тов. Василевским о возвращении Пермскому Истпарту статьи о похищении Михаила Романова посланной Вам через тов. Тиунова, Просьба, если это возможно возвратить нам ее для напечатывания в следующей книге сборника Борьба за власть т.III «Гражданская Война» ввиду того, что Вами она /статья/ до сих пор не использована. Желательна Ваша редакция».

Тов. Тиунов» - это скорее всего Павел Иванович Тиунов (1894-1953), «принимавший участие в четырех всесоюзных съездах и четырех партийных конференций РКП(б) и присутствовавший на похоронах В. И. Ленина»^[71], который с ноября 1923 года являлся Ответственным секретарем Мотовилихинского РК РКП(б) и в мае 1924 г. действительно находился в Москве, как делегат XIII съезда РКП(б). Зам. зав. Истпартом ЦК ВКП (б) В.Н. Василевский дает команду готовить запрашиваемые документы, связанные с указанным запросом. И в Пермь уходят: выписка из газеты «Похищение Михаила Романова»; статья «Похищение Михаила Романова»; переснимки с 2-снимков участников. Однако опубликование статьи вновь запрещают[72]: «Возвращая статью «Похищение Михаила Романова», вместе с вырезкой из пермской местной газеты, двумя фотоснимками участников этого «похищения» и двумя переснимками с них, Истпарт ЦК ВКП(б) сообщает, что от опубликования этой статьи в настоящее время необходимо воздержаться. Просим навести справки: 1) из какой газеты сделана вышеуказанная вырезка и где хранится подлинник дневника Михаила Романова (Пермь, 25/8 мая – 29/11 июня), копия с которого Вами переслана нам. Сообщите требуется ли Вам эта копия дневника. С рукописи, газетной вырезки и фотоснимков у нас оставлены копии».

В ответ разочарованная К.Г. Ольховская пишет следующее[73]: «Отвечая на Ваш запрос, Истпарт Отдел Пермского ОК ВКП/б/ сообщает, что заметка под заголовком «Похищение Михаила Романова» вырезана из Пермской газеты «ИЗВЕСТИЯ Пермского Губернского Исполнительного Комитета Советов Рабочих, Солдатских и крестьянских депутатов за 1918 год от 15-го июня № 112. Копия дневника Михаила Романова у нас имеется, поэтому присылать не надо. Относительно подлинника дневника сообщим особо».

Казалось, этим вопрос исчерпывается…

Но тут в действие «архивного детектива» вступает приехавший с севера Иосиф Георгиевич Новоселов. Оказавшись без работы, в трудном материальном положении, летом 1928 года он написал письмо в газету «Правду»[74]. Истпарт ЦК ВКП(б) для проверки информации направляет по инстанции соответствующий запрос в Уралистпарт.. И 5 сентября 1928 г. Заведующий Уралистпарта Семен Степанович Моисеев посылает соответствующее отношение в Пермь[75]: «Из поступившего письма члена ВКП(б) Новоселова Иосифа Георгиевича видно, что по нелегальному постановлению мотовилихинской организации РКП(б) Михаил Романов из «Королевских номеров» в Мотовилиху был увезен и доставлен в ночь 11 на 12 июня 1918. Участники увоза: 1) Иванченков Василий Алексеевич, 2) Марков Андрей Васильевич, 3) Жужгов Николай Васильевич, и 4) Колпачников Иван Федорович. Расстрелян совместно с английскоподданным офицером в 5 верстах от Мотовилихи по направлению к Левшино Жужговым Николаем Васильевичем и Новоселовым Иосифом Георгиевичем, ими же и зарыт в могилу; остальные указанные товарищи в расстреле Михаила Романова участия не принимали, и где зарыт Михаил Романов не знают. Кроме того, Иванченко В. А. отобрал у Михаила Романова золотые часы шестиугольные.

Просьба правильность изложенного как по имеющимся у вас материалам, так и по возможности и личным опросом проверить и сообщить Уралистпарту. Сведения необходимы для предоставления в Истпарт ЦК».

19 сентября 1928 г. добросовестный Зам. зав. Пермского истпарта И.Н. Вяльбе в отсутствие К.Г. Ольховской отправляет ответ. Остановимся на нем более подробно ...

Эстонец Иван Николаевич Вяльбе не являлся «старым большевиком» из Мотовилихи, скрывать ему было нечего и писал он только о том, что услышал от «знающих» людей. Заинтересовывают следующие его слова: «…Несмотря на то, что нет возможности дать те или иные сведения на основании документов, Истпарт может сообщить, что тов. Новоселов, действительно являлся одним из двух, приведших в исполнение решение о расстреле Мих. Романова… (…) Когда несколько лет тому назад, из-за возникновения за границей ложных слухов о том, что Мих. Романов жив, понадобилось разыскать могилу, где он был похоронен, то, оказывается, не было известно о местопребывании тов. Новоселова и поэтому он не мог быть привлечен к участию в розыске»[76].

Между тем в Уралистпарте уже имелись воспоминания А.В. Маркова, направленные туда 20 марта 1924 года, где было написано[77]: «Начинало светать. Это было 12 июня, но было почему-то очень холодно. Мы только стащили их вместе, в сторону от дороги, завалили прутьями и уехали в Мотовилиху. Зарывать ездили на другую ночь т. Жужгов с одним надежным милиционером, кажется Новоселовым».

Опираясь на них С.С. Моисеев 19 сентября 1928 года дает ответ в ИстпартЦК ВКП(б)[78]: «…Из имеющихся у нас воспоминаний и запроса уже известных участников этого события установлено, что тов. Новоселов непосредственного участия в расстреле не принимал, но был приглашен на другой день для того, чтобы глубже зарыть трупы расстрелянных, - что он и проделал с тов. Жужговым. В воспоминаниях одного из активных участников расстрела - тов. Маркова А. В. видно, что выбор на тов. Новоселова пал потому, что он считался одним из преданных исполнительных милиционеров».

Из представленных документов следуют важнейшие исторические выводы:

– И.Г. Новоселов вместе с Н.В. Жужговым действительно скрывали останки последнего Императора Михаила II;

– в начале 20-х годов в Перми действительно производился розыск могилы;

– розыск это был связан с тем, что за границей возникли слухи, «что Мих. Романов жив».

И как было показано выше сочетание подобных факторов пришлось именно на май-июнь 1921 года, когда в Пермь приезжал Замнаркома ВД М.Ф. Владимирский…

Однако вернемся к событиям осени 1928-го.

Заведующий Уральским Истпартом С.С. Моисеев решил сам разобраться с вопросом И.Г. Новоселова, который обращается во все партийные инстанции. 2 октября 1928 г. Моисеев пишет ему письмо[79], в котором сообщает, что «можно возбудить ходатайство о персональной пенсии. У Вас на это есть основания (участие в уничтожении Мих. Романова). Порядок представления ходатайства о персональной пенсии вам укажет Райком партии. Одновременно с этим Истпарт Уралобкома просит Вас написать более подробные воспоминания об уничтожении М. Романова, особенно в той части, в какой вы принимали участие непосредственно».

Между тем в письмах Новоселова открывается неприятная информация, порочащая мотовилихинских коммунистов: «Для меня только в настоящее время стал ясен вопрос, что наши тов. участники расстрела М. Романова поставили вопрос что я не имел участия в ночь с 11-го на 12 июня 1928 года в растреле М. Романова. Я прошу Испарт ЦК ВКП(б) и Уралоблистпарт ВКП(б) обратить самое серьезное внимание на 3-х основных вопросах.

1-е Во время расстрела Михаила Романова кто был первым из участников растрела Романова 1-м принимал участие тов. Жужгов Н. В. он первым выстрелом ранил Михаила Романова в правое плечо, а когда ни стал работать наган у тов Жужгова, то в ето время кто оказал содействие. Содействие оказывал первым упомянутый начальник милиции Плешков А. Ив. и Новоселов в этом вам тов. Жужгов Н. В. подтвердит. Если я непринел участие в расстреле Романова тоя недолжен и писать.

2-е. После совершения расстрела Михаила Романова по возвращении в управление Мотовилихинской милиции когда производился раздел вещей с расстрелянных между участниками то 1-му, Иванченко В. А. были одаными с растреляного Михаила Романова золотые шести угольчатые именные часы червоного золота. Снатиснено на одной из крышек "Михаил романов", которыми в настоящее время у т. Иванченко. Это вам будет 2-м доказательством. Как эти часы в настоящее время имеют ценность и должны сдат в исторический музей.

3-е. С растрелянного Романова также было снято золотое именое золотое кольцо и пальто и щеблеты бывшему расстрелянному начмилиции А. Ив. Плешкову. А с растреляного комирдинера вещи разделены между Марковым и Колпачниковым И. Ф.

Вот на этих то основаниях 3-х пунктах я ставлю полное опровержение на основе первых сведений, имеющихся в воспоминаниях и таким образом прошу Истпарт ЦК ВКП(б), который дал бы со своей стороны свое соответствующее распоряжение Уралоблистпарту ВКП(б). Последний сделал бы между нами участниками расстрела М. Романова, ведь нас только осталось в живых 4 человека, а все мы проживаем в пределах Уральской области. Тов. Марков А.В. и Иванченко В. А. проживают в г. Перми, где состоят на учете. Тов. Жужгов Н.В. Проживает в Невьянском заводе, Свердловского округа по Тульской ул. № 8.

Только при очной ставке Уралоблистпарт ВКП(б) установит всю истину. Я пред лицом партии ВКП(б) ни только прошу очную ставку, а требую. Я ищу правду и должен найти, пусть те товарищи участие докажут, что я действительно принимал участие в расстреле Михаила Романова»[80].

Однако никто не торопится устраивать «очную ставку», так как складывается нелицепрятная картина, в которой «героями» оказываются не «авторитетные» «старые большевики» А.В. Марков и В.А. Иванченко, а исключенный из партии Н.В. Жужгов, «левый эсер» А.И. Плешков, арестованный ЧК и расстрелянный колчаковцами, и «правдоруб» И.Г. Новоселов. Кроме того, эти «старые большевики» по факту не только оказались на «вторых ролях», но являются еще и «мародерами»! ...

С.С. Моисеев оказывается в сложной ситуации, вследствие чего «принимает «соломоново решение» - передает проверку в руки Пермского истпарта[81]: «Прилагая при сем копию заявления тов. НОВОСЕЛОВА Уралистпарт просит в срочном порядке, через т.т. Маркова и Иванчикова, проверить правильность утверждений тов. Новоселова о его роли в уничтожении Романова. По имеющимся у нас воспоминаниям тов. Маркова – его роль сводилась к погребению трупов на другой день после расстрела. Кроме того необходимо проверить правильность заявления тов. Новоселова о присвоении вещей б.в.к. М. Романова. В случае наличия именных вещей у товарищей Маркова и Иванчикова – необходимо предложить возвращение их в Уралмузей, как исторические экспонаты».

Одновременно С.С. Моисеев направляет письмо Н.В. Жужгову, в указанный И.Г. Новоселовым адрес (ЦДООСО. Ф.41. Оп.1. Д.149. Л.232), а также в Невьянский райком ВКП(б) (ЦДООСО. Ф.41. Оп. 1. Д.149. Л.233). Однако в реалиях Жужгова не особенно-то хотели найти: еще в марте 1927 года он заболел, вышел на инвалидность и вернулся в г. Пермь, где все его знали и видели – в сентябре 1928 года он написал свою автобиографию, которую в сентябре 1928 – марте 1929 гг. подтвердили своими подписями 8 старых мотовилихинских большевиков…

Пермский Истпарт пытается воздержаться от проверки и 3 декабря 1928 г. отправляет уклончивый ответ следующего содержания[82]: «В ответ на Ваш запрос от 11 сентября с/г за № 173 Пермским Истпартом в письме от 19 сентября за № 211-3-4 было сообщено, что тов. Новоселов И.Г. действительно являлся участником расстрела Михаила Романова. При этом Пермским Истпартом было оговорено, что документальных данных в то время не имелось, поскольку заведующая Истпартом т. Ольховская в то время в Перми отсутствовала. Вследствие того, что ответ, который требовался срочно, был составлен не на основании документальных данных, а на основании одного товарища из архива истпарта – товарища, знающего историю событий 1918 года в Перми, этот ответ оказался неправильным.

Как выяснилось, товарищ, давший сведения относительно участников расстрела Михаила Романова, спутал т. Новоселова с т. Колпащиковым, умершим в 1926 или 1927 г., относительно же участия тов. Новоселова в этом деле Пермскому истпарту пока ничего не известно и в тех материалах, которые имеются, его имя не упоминается».

Вместе с тем Ольховская все же была обязана провести проверку. Хотя бы формальную. И 13 декабря 1928 г. она направляет в Уралистпарт готовый результат[83]: «С большим трудом, наконец, была выявлена роль его в деле убийства Михаила Романова. При похищении Михаила Романова проездом через Мотовилиху был захвачен с лопатой и дежурный в Мотовилихе милиционер Новоселов, который проездил напрасно до места расстрела так как в тот день Мих. Романова не зарывали, а зарыли на другой день сами участники похищения без участия Новоселова. Разрешение вопроса об отобрании именных вещей Романова Истпарт Отдел ОК ВКП/б/ не может взять на себя т.к. вещи Мих. Романова находятся по рассказам у многих работников, не только участников расстрела, живущих в разных местах СССР».

Таким образом роль И.Г. Новоселова и его судьба, а также истинные обстоятельства расстрела и захоронения Великого князя Михаила Александровича Романова и его секретаря Николая Николаевича Джонсона в ночь на 13 июня 1918 года были определены К.Г. Ольховской предвзято и без достаточной проверки.

Вопрос присвоения именных вещей и золотых часов, тянет на разбирательство в Контрольной комиссии партии, поэтому Ольховская и Пермский Окружком также обходят его. Зав Пермским истпартом находит «противовес» в своих московских связях – 14 декабря 1928 года она пишет письмо Зав. Отделом местных истпартов Истпарта ЦК ВКП(б) Марии Моисеевне Эссен[84], в котором раскрывает и источник своих сведений, и «гасит» проблему с вещами: «Дело с тов. Новоселовым, который называл себя убийцей Мих. Романова, осложняется. Он все продолжает писать и в «Правду», и Вам, и в Уралистпарт, Уралистпарт - нам. Я еще раз стала наводить справки, откуда этот Новоселов и какую роль он играл в похищении М. Романова. В конце концов, все же организатор этого дела Иванченко вспомнил. Дело было так. Поздно вечером, когда везли Михаила Романова, проездом через Мотовилиху захватили «своего парня» дежурного милиционера с лопатой. Это и был Новоселов. Но, в тот вечер Новоселов проездил с лопатой напрасно, т. к. Михаила Романова в ту ночь не зарыли, а лишь забросали ветвями. И лишь на следующий день поехали зарыть его участник расстрела Романова Жужгов и Колпащиков. Таким образом, Новоселов оказался совершенно фиктивным свидетелем этого дела.

Сейчас вопрос осложняется тем, что Новоселов был свидетелем крайне грязной истории - переделки вещей Мих. Романова и Джонсона, английского подданного, и сейчас поднимает эту историю.

Об этом деле Истпарт знал и раньше и ставил вопрос об отобрании вещей Мих. Романова от рабочих перед губкомом. Члены губкома решили, что не стоит вовсе этих вещей собирать и ставить этот вопрос незачем, т. к. в тот острый момент их и негде было прятать, и они могли привлечь так или иначе внимание обывательщины. Так на том и остались. Сейчас же вопрос этот поднимает этот самый Новоселов. Уралистпарт просит нас эти вещи отобрать у рабочих, владеющих этими вещами, передать их в УралМузей Революции. У нас в пределах Пермского округа остался лишь один, у кого имеются вещи Романова, остальные живут в разных городах, некоторых мы потеряли из виду. Наш секретарь ОК ВКП(б) смотрит на это так, что нам не стоит вмешиваться в это дело совершенно.

Мне же хочется знать Ваше мнение, как мы должны поступить, т. к. рано или поздно нам придется иметь с этим дело в связи с требованиями Новоселова разобрать это дело. Вещи Мих. Романова находятся у рабочих - не только прямых участников этого дела, но и работников ЧК, милиции и т. д. Я помню, когда в губкоме этот вопрос решали, то тогда учитывали ту бурную полосу гражданской войны перед самой эвакуацией из Перми. Я лично считаю, что вещи при первой представившейся возможности надо собирать, выявляя, где находятся те или иные работники, и передать эти вещи именно в музей СССР, где они не будут иметь того значения, какое до сих пор может им придаваться пермской или свердловской обывательщиной».

Таким образом заведующая Пермским Истпартом Конкордия Григорьевна Ольховская на протяжении 7 лет не только не предприняла должных мер, чтобы выяснить истинные обстоятельства похищения и убийства последнего Российского Императора Михаила II, но и сделала все возможное, чтобы «свести на нет» новую правдивую информацию, поступившую от И.Г. Новоселова. Вероятной причиной этого является сохранение «утвержденного центром» политкорректного шаблона событий, скоропалительно ею составленного и отправленного по инстанции еще в 1924 году. В результате этого общая картина происшествия оказалась искажена и не соответствует истинным обстоятельствам.

20 августа 1928 года постановлением ЦК ВКП(б) Истпарт был присоединен к Институту Ленина. О существовании запросов по рассматриваемой теме, связанных с деятельностью Института Ленина (а с 1931 г. – Института Маркса — Энгельса — Ленина при ЦК ВКП(б) (ИМЭЛ) – неизвестно…

Людмила Анатольевна Лыкова, доктор исторических наук, главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории, г. Москва

Александр Борисович Мощанский, полковник полиции в отставке, член Межведомственной рабочей группы по поискам при Агентстве по делам архивов Пермского края (2016-2019), член Пермского отделения РСПЛ