Выдающийся советский писатель - коммунист Михаил Шолохов и Православие. Сама постановка этого вопроса может показаться парадоксальной. Однако в художественном процессе бытие телесное и духовное может непостижимым образом сопрягаться, взаимодействовать, приводить к неожиданным творческим открытиям.
Да, Шолохов был убеждённым атеистом и материалистом. Но не был воинственным безбожником. Материалистическое мышление не помешало ему проникнуть в заповедный мир человеческой души, глубоко и убедительно отобразить христианскую сущность русского человека, испокон веку прочно связанного с Богом, с православными заповедями, ибо, как заметил великий философ И.А. Ильин: «Ищите русскость русского в тех душевных состояниях, которые обращают человека к Богу в небесах и ко всему божественному на земле, то есть в духовности человека» (Ильин И.А. Родина и гений. – «Молодая гвардия», 1994, № 3, с. 185).
В самом деле, величественную и трагическую народно-героическую эпопею Шолохова «Тихий Дон», с её глубочайшим проникновением в тончайшие извивы внутреннего мира человека, не мог создать художник слова, далёкий от библейских заповедей.
Возьмём, к примеру, ключевой романный мотив любви. Главные герои Григорий и Аксинья вкусили запретный плод греховной страсти, нарушив одну из христовых заповедей: не пожелай жены ближнего твоего...
Григорий женат, у него семья, дети. У Аксиньи – муж, с которым она повенчана. Трагическая развязка в отношениях молодых любовников неизбежна и символизирует наказание Господне. Писатель не мог пойти против логики развития сюжетного действия и показать взаимоотношения этих героев со счастливым финалом.
Григорий и Аксинья – мученики, обрекшие себя на греховную любовь. Драма греховной любви ужесточается ещё и тем, что это не легкодумная вспыльчивая связь, достойная всеобщего порицания согласно сложившимся нравам в казачьем сообществе, а поистине пламенная, высокая, трагедийно-страдательная страсть. Но замешанная на грехе супружеской измены, ибо нарушает одну из ключевых заповедей господних: «Не желай жены ближнего твоего и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни всякого скота его, ни всего, что есть у ближнего твоего».
В этом контексте не случайна в романе смыслообразующая деталь: дворы Мелеховых и Астаховых расположены по соседству, то есть ближние…
Аксинья погибает. Её жизнь оборвал выстрел чужого человека, даже не ведавшего, какую огромную Любовь он убил, словно палач, холодной, не дрогнувшей рукой…
Но это автор «убил» свою любимую героиню!.. Зачем убил? За что жестоко наказал, принеся тем самым безмерную душевную боль и герою романа Григорию Мелехову, и себе, и читателю? Мог ли быть финал «Тихого Дона» счастливым? Нет, в силу своего огромного художественного дара и неудержимого стремления к правде писатель не посмел пойти против реалий жестокой жизни в переломную эпоху революции и гражданской войны.
Трагическая развязка молодых любовников обусловлена нравственно-этической, религиозно-православной концепцией: на чужом несчастье собственного счастья не построишь, разрушать традиционный миропорядок в семье ближнего твоего – антибожеское дело, великий грех…
Концепция любви положительно прекрасных героев романа воплощается писателем в соотнесённости с Православным писанием, в соответствии с которым веками слагалась христианская мораль русских людей, строго соблюдаемая в казачьем мире.
Аксинья – не случайная жертва случайного выстрела, её гибель символична: ценою своей жизни она искупает свою вину за греховную любовную связь. Искуплённый дорогой ценой грех Всевышним прощается, отпускается – в Царствии Божием Аксинья предстанет чистой и непорочной…
Как истинно верующая, православная казачка Аксинья даже в мыслях не желает построить своё личное счастье на несчастье других. Она не в силах переступить запретную черту благонравия и предложить возлюбленному Григорию совершить аморальный поступок: оставить семью, жену, детей, прийти навсегда к ней и забыться в сладостном упоении взаимного счастья. Совестливая, не умеющая лгать и лицемерить, она готова любить Григория тайно, жертвенно. Мимолётно оброненная ею фраза: «Гриша, милый, давай уедем отседова!..» - лишь единожды случайно сорвалась с её жарких уст в бурном порыве всепоглощающей нежности к возлюбленному. Но больше никогда не повторится.
Глубинная мотивация чувств и поступков Григория и Аксиньи таится в некой неземной, заповедной сфере; без нравственно очищающего влияния духовно-православного учения философское содержание романа было бы не полным и, главное, не отвечающим подлинной правде трагических коллизий.
Нравственно-философская и морально-этическая концепция «Тихого Дона» обусловлена религиозным, православно-христианским мировидением автора, питающего огромное сострадание к своим героям.
Кто не познал истинную Любовь, тот не познал Бога, потому что Бог есть Любовь. «Без любви (а для любви нужна прежде всего любовь Божия) личность рассыпается в дробность психологических элементов. Любовь Божия – связь личности. Грех – момент разлада и развала духовной жизни» (Прот. Константин Ровенский. Беседы старого священника. – М., 1995, с. 34).
Мне могут возразить, что, отображая любовные связи Аксиньи и Григория, автор романа не помышлял о Боге. Но Православие учит: Бог не нуждается в том, чтобы о нём беспрестанно помышляли. Божьи заповеди следует денно и нощно в себе ощущать, руководствоваться ими в делах и помыслах своих. Как известно, высший принцип вековечной христианской морали – жить по-божески.
Глубокий психолог, тонкий исследователь души человеческой, Михаил Шолохов не мог не считаться с возможностью существования неких потаённых пружин в поведении человека на уровне его подсознания, неподвластного рациональному объяснению. Не потому ли уже на первых страницах «Тихого Дона» заложена символическая антиномия: поступки Григория и Аксиньи изначально порочны и вместе с тем духовно чисты и потому вызывают у читателя искреннее сочувствие...
В поведении героев романа нет строгой соотнесённости с логикой «нормального» рационального сознания, далеко не всё в их деяниях объясняется практической житейской целесообразностью.
Вышесказанное даёт повод заключить: православно-христианское видение мира и человека объективно словно бы водило пером автора. «Тихого Дона». Политика конъюнктурна, а Слово Божие вечно. Не нами сказано.
…Рассуждая о благотворном воздействии православной духовности на литературу и искусство, нельзя отрицать того факта, что эстетика носит самодовлеющий, не прикладной характер. Вне православно-христианского миропонимания нам никогда не удастся глубоко осмыслить дивное волшебство творческого самовыражения русских национальных гениев - Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, всей нашей богатой культуры, искусства.
Вспоминаю в этой связи мудрое обращение к участникам конференции «Духовно-историческая и православная тема в современной художественной литературе» (Москва, 5 февраля 1998 г.) Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II: «Подлинно велик удел, предназначенный от века русскому писателю: творить во имя своего Творца. Но велика и мера его ответственности перед Богом, Отечеством и народом. Особо велика она именно сегодня, когда православный художник должен противостоять тем силам зла, которые всячески чернят отечественную историю, пытаются обесценить духовно-исторический опыт России, попирают Божий завет любви к ближнему, разливают по страницам печатных изданий и экранам мутные потоки плотобесия, разжигают в читателях и зрителях самые низменные вожделения. Господь да пребудет с вами и укрепит вас своею всемогущей десницей в духовной брани с силами тьмы! И да увенчает Он успехом предстоящую вам работу».
Владимир Юдин, профессор
г. Тверь
2. Аксинья
1. православная сущность?