Седов Николай Яковлевич

 

К 100-летию со дня мученической кончины Григория Ефимовича Распутина-Нового

Письма приведены в книге А.А. Танеевой-Вырубовой «Страницы моей жизни»

Седов Н.Я. упомянут: Письма Государыни Императрицы Александры Феодоровны: N 7. 15-го Декабря1917 г.; N14. 23-го Января 1918 г.

 

Аня Танеева - собинный друг Государыни Императрицы Александры Феодоровны, особый человек в жизни Царской Семьи, самый дорогой адресат в письмах всех Августейших Узников. О ней радовались, за неё молились, известия от неё ждали. Если и связывали надежды, то только с ней и с её людьми. Как ни странно, но больше надеяться из всего огромного человечества было не на кого. Аня старалась и делала с помощью своих друзей всё, что могла. Безусловно, переписка с ней, и организованная ею, приносила много радости и облегчения Царственным Страдальцам.

Человек в трудных обстоятельствах удаляет от себя всё лишнее, место в сердце остаётся только самому главному. Нет времени для сантиментов, если и находятся тёплые слова для других - то это слова утешения, ободрения, поддержки. Ничего лишнего - только то что крепко сидит в сердце, что стало частью тебя, твоей судьбы. Уходит наносное, внешнее, ненужное, случайное. Остаётся самое важное в событиях, мыслях, поступках, людях. Человек за свой век обрастает связями, знакомыми, друзьями, симпатиями, антипатиями, привязанностями, идеями, заблуждениями, иллюзиями - всего много. Из этого соткан мир человека. Но когда-то наступает резкое торможение. Жизненный локомотив встал, человек выходит из вагона, где было тепло, уютно, или не слишком тепло и не слишком уютно, хорошая компания, или не слишком, всё же сносно, ты едешь вместе со всеми. Там посмеёшься, там поплачешь, главное, вместе со всеми, на миру, как говорят, и смерть красна. И вдруг раз, стоп, выход на холодном полустанке, в одиночество, в пустоту. Тогда думаешь только о добром, о том, что греет, что может вселить надежду, что может утешить, или о том, и о тех, о ком и о чём подсказывает совесть. Сердце и совесть. Первое, если любишь, второе, если страдаешь. Там греет, там болит. Вот в письмах к верной, доброй Ане Царица и Её Августейшие дети вспоминали тех, кто жил в Их сердце, кого Они любили, помнили. Тех, память о ком не смог истребить неумолимый рок.

Мир Святых Царственных Страстотерпцев, раскрытый в письмах к Анне Вырубовой дорог каждому, кто любит Царскую Семью, для кого разговор о Них важен, приятен и радостен.

Тем более, о чём-то или о ком-то можно было говорить только с Аней, потому как никто другой не понимал Государыню так, как понимала Её милая Аня. Между ними были тайны, понятные только им обеим.

Закономерно желание чуть больше узнать о тех, кто..., и о том, что... стоит за именами людей, упомянутых Царственными Мучениками в письмах. Государыня желала узнать, что сталось с тем-то, а где тот или этот. Кто эти люди? Как они жили, почему их вспомнила Государыня, или Великие Княжны, или Царевич Алексей? Каждый человек - это неповторимый мир и одновременно загадка, понятная до конца только Богу. Из судеб соткана эпоха. Через судьбы людей благоговейно прикоснёмся к Их, Царской, тайне.

В письмах из заточения Государыни Императрицы Александры Феодоровны и Её Детей к Анне Вырубовой упомянуто более 150 имён. Для публикации на Русской Народной Линии из всего списка выбраны несколько. Это родные Григория Ефимовича Распутина-Нового: жена, дети, подпоручик Борис Соловьёв (зять Григория Ефимовича), а также друг и соратник Соловьева - офицер Николай Яковлевич Седов. Одна из целей данной публикации - осветить лики людей, близких и любимых старцем Григорием, а также внести ясность в понимание особой роли Б.Н. Соловьёва в попытках освобождения Царской Семьи, предпринятых в 1918 году.

 

Седов Николай Яковлевич, архимандрит Серафим (1896 - 23 декабря 1984, Иерусалим) - штабс-ротмистр, офицер Крымского Конного Е.И.В. Государыни Императрицы Александры Федоровны полка. Окончил Кадетский корпус, Тверское кавалерийское училище (1914). Штабс-ротмистр Крымского конного Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны полка. О его происхождении сведения отсутствуют. Участник 1-ой Мировой войны. Был ранен в марте 1916 г. Лечился в Дворцовом лазарете N 3 (Лазарет был открыт Государыней Императрицей Александрой Федоровной, содержался на Её средства и Её заботами. Царица вместе со старшими дочерями Ольгой и Татьяной значились в списках медицинского персонала как Высочайшие Сестры Романовы. Поэтому лазарет стал именоваться «Собственный Ея Величества лазарет», хотя официально такого наименования он не имел).

В дошедших до нас воспоминаниях и дневниковых записях не приводится сведений относительно характера ранения Седова. Судя по тому, что 16 марта 1916 г он был оперирован под общим наркозом, ранение было достаточно серьёзным. В.И. Чеботарёва, старшая сестра Дворцового лазарета, в своем дневнике сообщает: «16 марта: сегодня операция в присутствии Ее Величества Седову, долго остававшемуся под наркозным опьянением. Держал Татьяну Николаевну за руку, отпустил только, когда сказали, что иначе Шеф должен идти на перевязку и устанет. Шеф остался подле, Седов держал и Ее за руку, осторожно прикрывая своим одеялом, когда чувствовал приступ тошноты. Странное это состояние, полубессознательное; на вопросы отвечает, точно отдельные центры работают, а координация забастовала. То плакал. То пытался снять браслет Татьяны Николаевны. Их Всех, видимо, забавила ласка, откровенная нежность, когда человек неспособен лукавить...» (Чеботарёва В.И. Дневник. Цит. по: Чернова О. Указ. Соч.).

В этот период Николай Седов был по отношению к Государыне, как ребёнок, нежен, ласков, постоянно нуждался в опеке и утешении, что и получал в изобилии и от самой Государыни, и от старших её дочерей Ольги и Татьяны.Государыня много уделяла ему внимания, много времени проводила в его палате, часто у изголовья, за работой или беседой, даже учила Седова английскому языку. Одним словом, отношение к нему, как пишет Чеботарёва, было «изумительным», отмечая при этом наивность, чистоту и подчёркнутую преданность Седова. (см. Дневник Чеботарёвой за май 1916 г., а также письма Государыни Государю за июнь 1916 г).

Во время заключения Царской Семьи в Александровском дворце в марте 1917 г. штабс-ротмистр Н. Седов, был уже выписан и должен был находиться в расположении своего полка. Но поскольку Седов поддерживал отношения с Ю.А. фон Ден, после увоза Царской Семьи в Сибирь оставшейся с больным ребёнком в Петрограде, можно предположить, что Седов, как и корнет Марков, также находился в Петрограде или в его окрестностях. Однополчанин Седова корнет Сергей Марков, который также поддерживал связь с Юлией Александровной фон Ден, рискуя собой, по своей личной инициативе смог пробраться в Александровский Дворец и явиться перед Государыней в полное Её распоряжение. Нет сведений, относительно того, выходил ли Седов на связь с Царским Селом или пытался это сделать.

Тем временем осенью 1917 г. в Петрограде членом правого крыла Государственной Думы Н.Е. Марковым (Марков 2-ой) была создана монархической организации, целью которой являлось спасение Царской Семьи. Через Ю.А. фон Ден он испросил разрешения на свою деятельность у Николая II. Государь дал положительный ответ присылкой иконы св. Николая Чудотворца. Организацией было решено послать в Тобольск человека для установления связи с Царской Семьёй, получения информации о создавшемся на месте положении, «и, буде того потребуют обстоятельства, увоза Ее, если ей будет угрожать что-либо» (из показаний Маркова 2-го следователю Н.А. Соколову. Цит. по: Чернова О. Указ соч.)

Юлией Александровной фон Ден были предложены две кандидатуры известных ей преданных офицеров: Седова и Маркова, из коих был выбран первый - Николая Седов, как «человек, искренне и глубоко преданный Их Величествам. Он был лично и хорошо известен Государыне. Его также знал и Государь. В выборе мы руководствовались началом выбрать человека преданного, надежного и в то же время без громкого имени» (характеристика Н.Е. Маркова). Седов получил предпочтение и как «человек более серьезный, вдумчивый, основательный; при этом же он был и более известен Их Величествам» (характеристика В.И. Соколова - помощника Н.Е. Маркова). Одним словом, Седов произвел на Маркова 2-го «лучшее впечатление в сравнении с /корнетом/ Марковым» (цитаты из показаний Маркова 2-го и его помощника В.И. Соколова следователю Н.А. Соколову).

Штабс-ротмистр Николай Седов отправился в Сибирь в сентябре 1917 г. О своём прибытии в Тюмень он известил Н.А. Маркова письмом. Больше известий от него не поступало. В организации не знали, где он и что делает.

В декабре известий всё не было. Марков 2-ой, утверждавший, что у него собраны 150 офицеров, ждавших отправки в Тобольск, был очень обеспокоен отсутствием известий из Тобольска от Седова (Марков С.В. Указ соч.).

В одном из писем Государыни из Тобольска к Анне Танеевой (Вырубовой) (от 15 декабря 1917 г.) есть странная информация, относящаяся, видимо, к периоду «исчезновения» Седова (октябрь - ноябрь 1917 г): «...Зиночка Толстая с мужем и детьми давно в Одессе - очень часто пишут, трогательные люди... Маленький Седов (помнишь его) тоже вдруг очутился в Одессе, прощался с полком...».

Возможно, Государыня располагала ошибочной информацией, а возможно, в этом эпизоде и кроется причина долгого молчания Седова.

Государь и Государыня были извещены о том, что к ним еще в сентябре выехал Николай Седов. Они с нетерпением ждали его или хотя бы весточки от него. Но прошло пять месяцев: сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь, закачивался январь, а Седова всё не было.

21 января 1918 г из Тобольска Государыня писала М.С. Хитрово: «Все жду Н.Я. /Седова/ увидеть хоть издали...».

23 января 1918 г. Государыня писала А.А. Таневой (Вырубовой): «От Седова не имею известий; Лили /Ден/ писала давно, что он должен был бы быть недалеко отсюда».

Прошёл февраль, наступил март, пошёл уже седьмой месяц, как Седов покинул Петроград. Семь месяцев напрасных ожиданий.

И вот от Маргариты Хитрово вновь к Царице приходит странная информация, которой она делится со своей подругой Лили Ден (Ю.А. фон Ден): «Рита /Хитрово/ пишет, что Николай Яковлевич в Симферополе вместе с своим другом, братом маленького М. /С.В. Маркова/...».

Где же находился всё это время Седов, в Сибири или в Крыму?

Очевидно, что Седов был в Крыму. Что побудило его изменить маршрут следования, об этом разговор ниже. А если Седов был на Юге, он не мог не соединиться со своим полком. Собственно, это и была его цель, не отдыхать же он туда поехал. А если так, то ему пришлось участвовать так или иначе, в последних боях своего полка, и многое пережить, прежде, чем он отправился в Сибирь.

В Крыму же произошли следующие события, в которых мог принять участие штабс-ротмистр Седов. В декабре 1917 года Крымский Конный полк, как пишет Борис Никитенко, «в блестящем виде пришел походным порядком в Крым, где к тому времени образовалось правонациональное правительство, формировавшее антибольшевистские национальные войска. <...> Этим молодым формированиям вскоре пришлось столкнуться с севастопольскими матросами и рабочей красной гвардией. <...> Неравная борьба с противником, во много раз превышавшим его численностью, окончилась катастрофой. <...> В ночь на 1-ое января 1918 года в Симферополе Крымский Конный полк подвергся полному разгрому. <...> Севастопольские матросы учинили над офицерами и солдатами кровавую расправу». В результате, полк потерял больше половины своего состава, остатки рассеялись по горам и бежали из Крыма. Многие офицеры погибли мученической смертью. (Никитенко. Указ. Соч.).

Поскольку появление Седова в Крыму никак им не обговаривалось, он решил сохранить этот факт в тайне. Этим и объясняется полное отсутствие информации где и как провёл несколько месяцев Николай Седов, прежде чем он, наконец, оказался в Тюмени в марте 1918 г.

Тем временем, поскольку известий от Седова не поступало, организация Маркова 2-го, наконец, решила послать в Сибирь второго кандидата - корнета Сергея Маркова с поручением отыскать Седова, «войти с ним в сношения и побудить его известить нас о ходе его работы» (из показаний Маркова 2-го следователю Н.А. Соколову).

Из воспоминаний С.В. Маркова следует, что поездка в Тобольск - являлась собственной его инициативой. Он был убеждён в необходимости этой поездки: «независимо от того, начнет ли Марков 2-й посылать людей или нет, но я во что бы то ни стало проберусь в Тобольск, так как считаю, что моё место вблизи от Их Величеств. <...> Марков 2-й очень сочувственно отнесся к этому моему желанию, так как от Седова все еще не было никаких известий, а кроме него никто не был ещё отправлен из Петербурга... <...> От Маркова 2-го я получил инструкцию найти в Тобольске Седова и дать по приезде письменно информацию по условленному адресу, и 240 рублей на дорогу» (Марков С.В. Указ. Соч.).

Сергей Марков отправился в Сибирь с Николаевского вокзала только 1-ого марта 1918 г. (по н. ст.). Приехав в Тобольск, он вошёл в сношение с протоиереем Алексеем Васильевым. Через него и через Б.Н. Соловьёва - зятя Г.Е. Распутина-Нового А.А. Танеева (Вырубова) смогла наладить пересылку для Царской Семьи необходимых вещей, денег и писем.

«О Седове у о. Васильева никаких сведений не было. По его мнению, он в Тобольск не приезжал, в противном случае он знал бы об этом от Их Величеств, так как имел свободный доступ в их дом. Об организации Маркова 2-го также не было ничего известно, и он не имеет с ней никакой связи» (Марков С.В. Указ. Соч.).

Таким образом, всё это время Седов не появлялся в Тобольске, на связь ни с о. Алексеем Васильевым, ни с Борисом Соловьёвым не выходил.

Получив от о. Алексея благословение вместе со сведениями о положении Царской Семьи, Сергей Владимирович поспешил к бывшему дому Тобольского губернатора, а ныне «дому свободы», где ему удалось повидать Царственных Узников, также как и Они увидели его.

Через о. Алексея Васильева Сергею Маркову удалось установить связь с ключевой фигурой в цепи, которая связывала Царскую Семью с их друзьями на воле - с зятем Г.Е. Распутина-Нового Б.Н. Соловьевым, мужем старшей дочери Григория Ефимовича Матрёны. Для этого С.В. Марков совершил путешествие в родное село Распутиных-Новых Покровское.

В целях конспирации С.В. Маркову пришлось поселиться в Тюмени и вступить в Красную армию инструктором-кавалеристом для формирования конной части. Эта должность создавала возможность принимать на службу офицеров, приезд которых ожидался из Петербурга.

С появлением Сергея Маркова дело сдвинулось с мёртвой точки. Но драгоценные полгода были потеряны.

И только лишь в апреле неожиданно появился Седов. Марков буквально столкнулся с ним в Тюмени в аптеке на главной улице. Вид Седова поразил Сергея Владимировича:

«Вместо вылощенного штабс-ротмистра, всегда безукоризненно выбритого, с милым, располагавшим к себе лицом, серо-голубыми вечно смеющимися глазами я увидел форменного оборванца в засаленной ватной куртке, серо-синих латаных брюках, смазных сапогах. Дырявый картуз еле прикрывал всклокоченную шевелюру, и давно не стриженные усы заканчивались бородкой козликом...

Я глазам своим не поверил, до того переменилось даже выражение лица. Лицо было страдальческое, огонек в глазах потух. Седов узнал меня, вышел из аптеки за мной на улицу, и на боковой улице мы условились сейчас же встретиться у Соловьева.

Через час мы сидели втроем в жарко натопленной комнате старушки хозяйки Соловьева перед уютным, певшим свою песенку самоварчиком. Соловьев был не меньше меня рад встрече с Седовым. Ему много пришлось перестрадать, пока он приехал в Тюмень, где он находился всего лишь третью неделю. Он явился сюда, чтобы легализовать в профессиональном союзе свое положение чернорабочего, и в качестве такового получил место у одного тюменского домовладельца, где находился по сей день.

Несчастному Седову, видимо, пришлось получить от пережитого огромное нервное потрясение, его повышенная нервность чувствовалась во всем, а боязнь быть опознанным привела к тому, что он потерял совершенно свои обычные манеры светского человека и обратился в заправского хама, с подобающими ухватками и даже манерой говорить и выражать свои мысли. Связь с Марковым 2-м он потерял, и установить ему ее до сего дня не удалось. Мы информировали Седова о положении и совместно с ним еще раз обсудили наши планы и пришли к тому же заключению, что ничего другого не остается делать, как ждать приезда офицеров от организации и при помощи первого приехавшего информировать Маркова 2-го о положении. Седов решил остаться на своей должности и не поступать в эскадрон, принятие же мною должности командира он одобрил. Оставаясь чернорабочим, Седов был свободнее располагать собой и был к тому же замаскирован блестяще, как с внешней стороны, так и в отношении документов, которые у него были в полном порядке. Искренним желанием Седова было поехать в Тобольск, чтобы повидать Их Величества, что он вскоре и исполнил». (Марков С.В. Указ соч.)

4/17 апреля 1918 г. Сергей Марков и Борис Соловьёв были арестованы, и оба посажены в тюрьму. К Соловьёву в Тюмень приехала жена Мара Григорьевна (так её называл Сергей Марков). 12/25 апреля Соловьёв был вызван на свидание с ней. От Мары Григорьевны, получавшей сведения из Тобольска, Борис Николаевич узнал об увозе Царской Семьи и был крайне удручён этим известием: «Все кончено, Их перевозят!» (Марков С.В. Указ соч.).

Пока С. Марков и Б. Соловьёв сидели в тюрьме, «Седов, узнав о приезде нового отряда в Тобольск, решил проехать туда, что и исполнил, выехав из Тюмени 26-го числа. По дороге в одной деревне, приблизительно посредине пути, он, к ужасу своему, встретился с Их Величествами, перевозимыми в Тюмень. Он присутствовал при перекладке лошадей Их Величеств и находился недалеко от Них, так что Государыня узнала его» (Марков С.В. Указ соч.).

В дневнике Государыни от 14/27 апреля 1918 года есть запись: «Прекрасная погода, но дорога отвратительная... В селе Борки пили чай с нашей провизией в прекрасном крестьянском доме. Покидая село, вдруг нечаянно встретили на улице штабс- ротмистра Н. Седова».

Вел. княжна Мария Николаевна в письме З.С. Толстой из Екатеринбурга от 4/17 мая 1918 г: «...Мы как раз уехали перед праздниками. Это было для нас очень неожиданно. Алексей был болен, так что сестрам пришлось остаться с ним... Скажите Рите /Хитрово/, что не очень давно мы видели мимолетно маленькую Седюшу...» (Цит. по: Чернова О. Указ соч.).

Вел. княжна Ольга в письме Борису Николаевичу Соловьёву от 14/27 апреля сообщала, что Царевич Алексей ещё «не оправился от ушиба, полученного Им в десятых числах апреля». По этой причине Наследник с Вел. княжнами остался в Тобольске» (Марков С.В. Указ соч.).

Седов «хотел вернуться в Тюмень, но безпокойство за остальных членов Императорской Семьи (он сразу не сообразил причины отсутствия Наследника и оставшихся Великих Княжен) заставило его проехать в Тобольск, где он увидел всех, кроме Наследника, в окнах дома.

С кем-либо из свиты он боялся войти в связь, так как около губернаторского дома, как и около дома Корнилова, где проживали дети лейб-медика Боткина, он видел большое количество солдат как старого, так и нового отряда, оставшегося в Тобольске, так как только небольшая часть его сопровождала Их Величества.

Седову ничего не оставалось делать, как вернуться обратно. 29-го он был уже в Тюмени» (Марков С.В. Указ соч.).

Сам Н.Я. Седов при даче показаний следователю Сергееву 22.11.1918 г., сообщил следующие подробности: «Поезд состоял из трёх троек с пулеметами и пулеметчиками, на следующей тройке ехал Государь с комиссаром Яковлевым, за ними следовала тройка с Государыней и В. К. Марией Николаевной, далее тройка с Боткиным и Князем Долгоруковым; в конце поезда были тройки со служителями и затем с красноармейцами.

Поезд с Государем я встретил в д. Дубровно /верстах в 50-60 от Тобольска/.

Царица узнала меня и осенила меня крестным знамением!»

В Тобольске Седов по поручению Соловьёва повидался с о. Алексеем Васильевым. Цель визита - получить «10.000 рублей из той суммы денег, которую Васильев должен был привезти из Петрограда». Отец Алексей денег Седову не дал, и Седов возвратился в Тюмень, доложив обо всём Соловьёву и вызвав его неудовольствие о. Алексеем. (См. протокол допроса Н.Я. Седова Сергеевым.)

Как следует из воспоминаний Т.Е. Мельник-Боткиной, Седов в Тобольске повидался не только с о. Алексеем, но и с ней, Татьяной Боткиной, и с её братом Глебом, но почему-то не сказал об этом С. Маркову. Почему - станет ясно из дальнейшего изложения.

Итак, Седов выехал из Тюмени в тот самый день, когда Государь, Государыня и Вел. княжна Мария Николаевна были вывезены комиссаром Яковлевым из Тобольска в направление Тюмени. Долгожданная встреча Царской Семьи с штабс-ротмистром Седовым, наконец-то, произошла, но при каких обстоятельствах... Эта встреча уже не вселяла надежды и не могла окрылить или утешить кого-либо. Ибо эта встреча подводила итог совершённого за тот период времени (восемь месяцев), которое было отведено судьбой на спасение Царской Семьи. Единственным точным определением возникшей совершенно неожиданно для Седова ситуации является слово: «поздно».

С.В. Маркова освободили в день Пасхи (22 апреля/5 мая 1918 г по н. ст.). Седов пришёл к Маркову в гостиницу поздравить его с освобождением. От красноармейца Симоненко, который замещал Маркова в качестве командира красного эскадрона, они узнали подробности перевоза Их величеств в Тюмень. Симоненко с 15-ю красными уланами конвоировал Государя и Государыню до вокзала, встретив Их в 20-ти верстах от Тюмени. Симоненко подвёл итог своему рассказу следующими словами: «... если бы кто-нибудь хотел отбить у нас Государя, то мог бы это сделать с легкостью, нужно было только смелость иметь!»

«Заключительная фраза Симоненко едва не прорвала накопившееся во мне отчаяние и горе, и мне стоило больших трудов сдержаться. Как прав был, хотя и невольно, Симоненко; но разве только в пути было легко Их спасти?.. А в Тобольске? Что думали и переживали Их Величества во время переезда?» - так мучился С.В. Марков, узнав подробности от Симоненко (Марков С.В. Указ соч.).

И было от чего. Красный эскадрон был сформирован С.В. Марковым, и если бы он был укомплектован офицерами, как исходно предполагал Марков, то спасение стало бы «делом техники». Но офицеры из Петрограда так и не прибыли по целому ряду причин, одна из которых - исчезновение и длительное молчание Седова. С.В. Марков так резюмировал сложившееся положение: «Организации, могущей вывезти Их Величеств, не существовало, а образоваться за неделю нашего пребывания в тюрьме она не могла» (Марков С.В. Указ соч.).

На следующий день Маркова, Седова, Соловьёва и Мару Григорьевну постигло ещё более тяжёлое известие. Марков пишет: «Ожидаемого пасхального настроения у Соловьевых я не нашел, Бориса Николаевича я застал мрачным и озлобленным, Мара Григорьевна имела заплаканный и удрученный вид.

Сообщенная мне Борисом Николаевичем новость, как громом, поразила меня. Их Величества задержали в Екатеринбурге. Причины были неизвестны, это задержание не предвещало ничего хорошего. <...> Все обращения и воззвания Екатеринбургского Областного Совдепа, переданные нам, были крайнего и непримиримого направления. Красный Екатеринбург и Красный Урал объявили себя "цитаделью революции"« (Марков С.В. Указ соч.).

По сведениям, полученным Соловьёвым из Тобольска, вывозу Их Величеств комиссаром Яковлевым предшествовала полная неразбериха. Между различными отрядами, представляющими всевозможные революционные группировки, не всегда подчинённые большевистскому центру, происходила борьба, смысл которой состоял в установлении контроля над Их Величествами. Эти отряды действовали разрозненно и враждовали между собой. Одним из претендентов на власть был Заславский, который «занял по отношению к Императорской Семье самую непримиримую позицию. По национальности он был евреем. <...>Заславский стремился захватить в свои руки власть над Их Величествами» (Марков С.В. Указ соч.).

Был отряд из Омска, возглавляемый комиссаром Дуцманом. Между двумя отрядами произошло вооруженное столкновение. Прибыв в Тобольск, Дуцман объявил себя начальником над охраной Императорской Семьи, и комиссаром города, однако вскоре вернулся в Омск. Начальствовать в Тобольске остался некто Дегтярев. Человеком, не подчинявшимся Совдепу, и проводившим самостоятельную линию, был комиссар Запкус. После вывоза Царя и Царицы председателем отрядного комитета старой охраны сделался комиссар Родионов, прибывший в Тобольск с отрядом латышей из Екатеринбурга. Тем самым, «Кобылинский потерял окончательно и без того призрачную власть над своими подчиненными» (Марков С.В. Указ соч.).

На фоне полной неразберихи, создать сколько-нибудь дееспособную офицерскую организацию, которая могла бы вмешаться и изменить расклад сил, так и не удалось. С.В. Марков пишет: «Из Петербурга никто за время нашего ареста не приехал, и на свои письма Седов ответа не имел. <...> Совершенно нам непонятное упорное молчание Петербурга повергло нас в тупое уныние. С момента моего отъезда прошло уже два месяца, и не говоря уже о большом количестве офицеров, обещанном мне Марковым 2-м, даже Андреевский и Гринвальд, для которых А. Вырубова достала деньги, которые должны были приехать за мной вслед, не приехали» (Марков С.В. Указ соч.).

Марков, Соловьёв и Седов принимают следующее решение: Марков, как и намеревался, поступает на службу в Красный эскадрон. Это было необходимо на тот случай, если всё же офицеры из Петрограда прибудут: «первоначальная легализация офицеров по их приезду через поступление их в эскадрон даст нам возможность получить документы, при помощи которых им удастся сконцентрироваться в районе Екатеринбурга и в самом городе» (Марков С.В. Указ соч.).

Относительно Седова: «Если же до конца Фоминой недели никто из Петербурга не приедет и никаких известий мы оттуда не получим, то Седов лично поедет туда и во всех подробностях информирует Маркова 2-го, так и А. Вырубову о создавшемся невыносимо тяжёлом положении» (Марков С.В. Указ соч.).

12 мая были через Бориса Николаевича Соловьёва были получены известия, что Царевич Алексей поправляется, Кобылинский «окончательно обрезан в своих правах», и следует ожидать его замены, что Их Величества, по-прежнему находятся в Екатеринбурге, в доме Ипатьева, «который обносят двойным деревянным забором выше окон», а также то, что они находятся во власти комиссара Голощёкина. Установить связь Соловьёву с Царём и Царицей не удалось.

В виду сложившихся обстоятельств, было принято решение о немедленном отъезде Седова в Петербург, чтобы на месте информировать руководителя организации Маркова 2-ого о создавшемся тяжёлом положении, и убедить его в необходимости привлечения германского правительства для спасения Царской Семьи, как последнему и единственному средству, поскольку возможность спасения Царской Семьи из Екатеринбурга своими силами, как пишет С.В. Марков, была «ничтожной».

«Борис Николаевич просил Седова информировать обо всём А. Вырубову. <...> 14-го Седов уехал из Тюмени в Екатеринбург, чтобы на месте уяснить положение, в котором находились Их Величества, а оттуда в Петербург» (Марков С.В. Указ соч.).

19-го мая Соловьев получил известие, что старая охрана в Тобольске заменена отрядом комиссара Родионова.

20-го мая Царевич Алексей с Великими Княжнами Ольгой, Татьяной и Анастасией и оставшейся свитой выехали на пароходе в Тюмень, а оттуда поездом в Екатеринбург. Их сопровождал комиссар Родионов.

23-го мая рано утром Их Высочества прибыли в Екатеринбург и перевезены к Их Величествам в дом Ипатьева.

Меж тем, прибыв в Петроград, Седов встретился с Марковым 2-ым.

Марков Н.Е.: «Позднее приехал N /Н.Я. Седов/. Из его доклада я увидел, что он абсолютно ничего не сделал для установления связи с царской семьей; что он ни разу не побывал в Тобольске, когда там находился Государь Император, и выехал туда только тогда, когда Их Величества и Великая Княжна Мария Николаевна ехали из Тобольска». (Из показаний Маркова Н.Е. данных в Рейхенгалле 2 июня 1921 г. следователю Соколову Н.А. Цит. по: Соколов Н.А. Указ соч.).

Соколов В.И. - помощник Маркова 2-го: «Приблизительно в конце апреля приехал N /Н.Я. Седов/. Из его доклада выяснилось, что он ничего абсолютно не выполнил из тех поручений, которые были возложены на него в отношении царской семьи... <...> N было указано нами, что он не сделал того, что на него было возложено, и он чувствовал себя сконфуженным». (Из показаний Соколова В.И., данных в Рейхенгалле 3 июня 1921 г. следователю Соколову Н.А. Цит. по: Соколов Н.А. Указ соч.).

Похоже, Н.Я. Седов оставался верен себе и не торопился отправить информацию в Сибирь, хотя бы о том, что он благополучно добрался до Петрограда. Возможно, он не успел этого сделать, т. к. при повторном визите к Маркову 2-му был арестован и посажен в тюрьму Кресты, откуда ему удалось выйти только через месяц.

Продолжал оставаться под следствием и Б.Н. Соловьёв, хотя он и был отпущен из тюрьмы под залог в 500 руб, который внесла Мара Григорьевна. Не дожидаясь разбирательства дела в трибунале, которое было назначено на начало июня, по совету Сергея Маркова, Борис Николаевич вместе с женой скрылись в Покровском.

С.В. Марков стал готовить почву для ухода со службы, «продолжение которой считал явно безсмысленным», считая при этом, что «единственно возможным спасением Императорской Семьи является решительное вмешательство в Их судьбу германского правительства» (Марков С.В. Указ соч.).

С момента отъезда Седова прошло две недели. Никаких сведений от него так и не поступило. Марков с Соловьёвым были в полном неведении относительно положения Марковской организации и о предпринятых ею за время сибирской командировки С.В. Маркова шагах. Поэтому Сергей Владимирович, к тому моменту уже расставшийся с красным эскадроном, принял решение самому ехать в Петроград, чтобы встретиться с Марковым 2-ым, изложить на месте все свои наблюдения и безрадостные выводы и постараться убедить Маркова 2-го обратиться к немцам за помощью, как единственно возможному и последнему шансу спасти Царскую Семью.

1-го июля 1918 г. он прибыл в Екатеринбург. Из осмотра Ипатьевского дома он вынес следующие впечатления: «Три раза со всех сторон подходил я к нему и убедился, что спасти Их Величества вооруженным путем из этого здания и думать нечего!

Такая попытка неминуемо кончится Их гибелью. Ипатьевский дом представлял собой западню, выхода из которого не было, и попытка могла иметь шансы на успех лишь в том случае, если бы охрана состояла на половину из своих людей, да и то эта попытка была бы подвергнута неимоверному риску, так как положение дома в центре города сильно усложняло Их вывоз» (Марков С.В. Указ соч.).

Через три для С.В. Марков из Екатеринбурга выехал поездом в Петроград.

7-го июля он прибыл в Петроград, где Сергею Владимировичу пришлось узнать о разгроме организации Маркова 2-го и об аресте Седова (это случилось приблизительно 7 июня). Из тюрьмы Кресты Седова выпустили через месяц. Сергей Марков пишет: «Я сразу же отправился на знакомую квартиру на Васильевском острове. Когда я позвонил и мне открыли дверь, еще в переднюю ко мне выбежала старушка, хозяйка квартиры, которая, увидев меня, в ужасе замахала руками и, волнуясь, сообщила, что я должен как можно скорее уходить, так как дом находится под наблюдением и что в нем неоднократно были обыски. Маркову 2-му и Виктору Павловичу едва удалось бежать, и во время одного из обысков арестовали Седова, бывшего у них случайно по делу, но, продержав его в Крестах около месяца, его, к счастью, выпустили. <...>

На следующее утро у меня был Седов, узнавший о моем приезде, и который рассказал мне, что через неделю после его приезда из Тюмени он был арестован во время обыска в доме, где мы собирались. Марков 2-й и Соколов /помощник Маркова 2-ого/ случайно в это время отсутствовали. Они были своевременно предупреждены о случившемся и сумели скрыться в окрестностях Петербурга. Он полагал, что Марков 2-й находился, должно быть, в Финляндии, так как он, при всем желании, вот уже около двух недель никак не может встретиться с ним.

Еще до своего ареста Седов успел информировать Маркова 2-го о положении, которое создалось в связи с переводом Императорской Семьи в Екатеринбург, но никаких положительных результатов от его беседы не видел. Все шло по-старому... Марков 2-й заявил ему, что у него до сего дня не было средств для отправки людей, что, когда он достанет, то все пойдет по намеченному плану... Седов говорил также, что Марков 2-й предпринимал решительные шаги летом для спасения Их Величеств водным путем, но что перевоз Их Величеств в корне разрушил все его расчеты.

Седова же спасли от верной смерти при аресте его тюменские документы. Он сумел доказать товарищам, что приходил в дом, где его арестовали, наниматься к хозяйке на черную работу, и они его выпустили из Крестов за десять дней до моего приезда.

Единственным его желанием является теперь возвращение в Екатеринбург, дабы быть в близости к Их Величествам.

Я рассказал Седову обо всем, что произошло в Тюмени после его отъезда, о моих Екатеринбургских впечатлениях и сообщил ему свое мнение, что только Германия в данный момент в состоянии вмешаться в судьбу Императорской Семьи. Если и мне не удастся установить связи с Марковым 2-м и добиться от него решительных шагов в пользу Их Величеств у немцев, с которыми он, вероятно, имеет связь, то я сам, на свой риск, обращусь к Брату Императрицы, Великому Герцогу Эрнсту Людвигу Гессенскому, с просьбой о немедленной помощи, изложив чистосердечно все мною виденное за мое пребывание в Сибири. На мой вопрос, не знает ли Седов о том, что, быть может, Марков 2-й все же вошел по этому поводу в связь с немцами, он ответил мне отрицательно, так как о чем-либо подобном он от Маркова 2-го не слышал.

Его желанием было как можно скорее связаться с передовыми отрядами наступавших на Екатеринбург казачьих частей, найти среди них единомышленников и при помощи их вырвать Царскую Семью из рук большевиков. Он вполне соглашался со мной, что налет на Ипатьевский дом невозможен, что в случае, если Екатеринбургу будет угрожать опасность, то большевики в первую очередь вывезут из него Их Величества, и тогда, во время перевоза, быть может, возможно будет попытаться Их спасти.

Я слабо верил в возможность осуществления такого плана. Большевики произвели бы вывоз Их Величеств по железной дороге, а для этого нужно было сделать молниеносный глубокий прорыв в тыл Екатеринбургу, дабы не дать возможности далеко вывезти Императорскую Семью. Все это очень сложно, но, в крайнем случае, можно было и на это решиться. Я лично видел главную опасность в том, что по сей день Их Величеств не вывезли из Екатеринбурга, и Они продолжали находиться в руках сибирских каторжников.

Я не стал разубеждать Седова и пожелал ему счастливого пути и полного успеха.

Прошло уж десять лет с того дня, как я виделся в последний раз с моим однополчанином и другом. Как часто вспоминаю я этого рыцаря без страха и упрека, искренно и безкорыстно преданного Их Величествам!» (Марков С.В. Указ соч.).

В конце сентября 1917 г. Седов вновь появился в Тобольске и, как следует из его показаний следователю Сергееву, остановился в квартире у детей профессора Боткина.

22 ноября 1917 г. в Екатеринбурге Николая Яковлевич по своей воле, как утверждает следователь Соколов, явился к члену суда И.А. Сергееву, проводившему расследование обстоятельств исчезновения Царской Семьи, и дал ему показания.

В этих своих показаниях Николай Яковлевич, никак не отметив деятельность корнета Маркова, всё внимание сосредоточил на Б.Н. Соловьёве и о. Алексее Васильеве. Было сказано, что Соловьёв «стоит во главе организации, поставившей своей целью охранение интересов Царской Семьи путем наблюдения за условиями жизни Государя, снабжением Их различными продуктами и вещами и, наконец, принятием мер к устранению вредных для Царской Семьи людей». А далее Седов предоставил довольно двусмысленные сведения, которые при желании можно было трактовать как угодно: «По словам Соловьева, все сочувствующие задачам и целям указанной организации, должны были являться к нему, прежде чем приступить к оказанию помощи Царской Семье; в противном случае, говорил Соловьев, я налагаю "вето"«. Совершенно справедливая, понятная, абсолютно правильная и оправданная в тех обстоятельствах позиция Соловьёва. Иначе и быть не могло, если ставилась задача соблюсти конспирацию, не наломать дров и придать усилиям действительно организованный, целенаправленный характер, в противовес хаотичным, слепым действиям, который создают почву для любых провокаций и сводят все усилия на нет.

Ничего предосудительного в отношении Соловьёва сказано не было, странно только сам факт сосредоточения внимания только на его деятельности.

Об о. Алексее Васильеве также было сказано немало. Прямых обвинений не было, но общий колорит изложения наводит на мысль, что о. Алексей Васильев - тип личности близкий к мошеннику. Во-первых, он хвастался тем, что у него хранились многие вещи, принадлежавшие членам Царской Семьи: акт об отречении Государя, Его письма, документы и винтовку, три браунинга, один из них с царским вензелем, палаш Царевича, и, якобы, о. Алексей собирался использовать все эти реликвии в личных целях. Со слов Седова, о. Алексей распоряжался деньгами, которые передавали ему для Царской Семьи, а Седову не выдал предназначенную для Соловьёва сумму, и Соловьёв в связи с этим «дурно отзываться как об о. Алексее и его сыновьях, называя их «спекулянтами», и утверждая, что у него имеются доказательства их дурных поступков».

Одним словом, типичные кляузы, но прямого обвинения нет.

В том же ключе, но уже с большим обвинительным акцентом, изображена деятельность Соловьева и о. Васильева в показаниях Маркова 2-го и его помощника Соколова, данных следователю Н.А. Соколову. Хотя допросы были проведены в 1921 г., основу этих показаний составил рассказ Седова во время его приезда в Петроград в июне 1918 г.

Н.Е. Марков: «Из его /Седова/ слов было совершенно ясно, что каким-то образом его в Тюмени совершенно подчинил себе Соловьев, препятствовавший ему ехать в Тобольск /?!/ и выпустивший /?!/ его только тогда, когда Государь уже уезжал из Тобольска. Самый факт подчинения воли N воле Соловьева был очевиден: он доказывался поведением N; кроме того, он об этом говорил сам. Какими способами достиг этого Соловьев, я не знаю».

Маркову 2-му вторит его помощник Соколов: «...прибыв в Тюмень, он /Седов/ каким-то образом сошелся с Соловьевым и всецело руководился его указаниями, а Соловьев отговаривал его ехать в Тобольск и вообще предпринимать что-либо, уверяя, что все им налажено, что он в сношениях с царской семьей, что пребывание в Тобольске N может только повредить делу. Я не помню, говорил ли N об угрозах ему от Соловьева, если он не подчинится его требованиям, но выходило-то так, что N слушался не нас, а Соловьева».

Обвинительный мотив налицо. Причём показания практически совпадают, видно, что заранее обговорены Марковым Н.Е. и Соколовым В.И., условившихся, какие темы и в каком ключе дать в своих показаниях.

Какое-тот время Седов служил в Омске, затем, по словам подпоручика К.С. Мельника, штабс-ротмистр Седов уехал в Добровольческую армию генерала Деникина» (Протокол допроса Мельника.).

Члена суда Сергеева сменил следователь Н.А. Соколов. По-видимому, Соколов не проводил повторных допросов Седова: таковых протоколов не известно. В своей книге Соколов также приводит только те показания Седова, которые были даны Сергееву.

Возможно, Соколов не смог допросить Седова непосредственно в виду его отсутствия, однако допросил лиц, знавших его. И первым их них был подпоручик Константин Семенович Мельник, женатый на дочери лейб-медика Е.С. Боткина. Как уже было отмечено, на квартире у Боткиных останавливался Седов в сентябре 1918 г. Допрос был произведён поручиком Поплавским по поручению следователя Соколова 2 ноября 1919 г. Поручик К.С. Мельник показал, что он видел поручика Соловьёва один раз на улице в Тобольске (т. е. практически не знал его), но осведомлён о его деятельности со слов штабс-ротмистра Крымского конного полка Николая Яковлевича Седова, подпоручика Марковского Аркадия Алексеевича. Далее развивается та же тема присвоения Соловьёвым и Васильевым денег, переданных различными лицами для Царской Семьи, что никакой организации по спасению Царской Семьи, декларированной Соловьёвым, не существовало (он и не ставил такой задачи, эта задача решалась Марковым 2-ым с помощью корнета Маркова и поручика Седова, но не Соловьева), что священник Васильев, напиваясь пьяным, всем всё рассказывает и порождает слухи в городе, которые и спровоцировали увоз Царской Семьи из Тобольска и ужесточения их режима. Очень важно, что Мельник сведения о существовании 300 подготовленных офицеров приписывает не Соловьёву, а обычным слухам, которые неизвестно кто распространял в городе. Т. е. никаких заявлений со стороны Соловьёва о том, что им Соловьёвым собрано 300 человек не было, это слухи.

Но обвинительный мотив в показаниях Мельника ещё более усиливается, обрастая совершенно невероятными подробностями, которые вновь приписываются Седову: «На мой вопрос, почему Седов так слушался Соловьева, Седов мне сказал, что Соловьев рассказал ему о том, как он выдал двоих офицеров тюменскому «совдепу» за то, что эти офицеры без разрешения Соловьева ездили в Тобольск. Офицеры эти были командированы одной из организаций в Тобольске, о чем Соловьеву не могло быть не известно. Соловьев говорил Седову о том, что всех, едущих в Тобольск офицеров, без его разрешения он выдает «совдепу»«.

Зачем Соловьёву заявлять боевому офицеру, что он сдаёт его соратников-офицеров совдепу, тем самым делая признание в том, что он, Соловьёв, предатель и провокатор? Полная бессмыслица. Почему Седов не рассказал об этом ни своему другу корнету Маркову, ни своему начальнику Маркову 2-ому? Полнейший бред. А поскольку это бред, и появление его надо как-то объяснить, появляется мотив подчинения воли Седова то ли гипнозом, то ли каким-то другим таинственным способом.

По поручению начальника Приморского областного управления государственной охраны г. Владивостока поручиком Логиновым Е.К (офицером для поручений при управляющем Приморской областью) 28 августа 1919 г. был подготовлен «Доклад об адъютанте Приморского отряда особого назначения подпоручике Соловьеве». В этом докладе штабс-ротмистр Н.Я. Седов упоминается в качестве свидетеля того, что Б.Н. Соловьёв лгал Царю и Царице.

В своей книге «Убийство Царской Семьи» Н.А. Соколов на основании показаний Мельника, Маркова Н.Е. Соколова и др., со ссылкой на свидетельства Н.Я. Седова, хотя и полученные через третьих лиц, характеризует поручика Б.Н. Соловьёва, как провокатора, бессовестного обманщика и мошенника, присваивавшего крупные суммы денег, предназначавшихся Царской Семье, и сдававшего офицеров Совдепу.

Тенденция понятна - первичные сведения, полученные от Седова и взятые за основу, превратились в акты обвинения против «провокатора» Бориса Соловьёва и его «пособника» священника Алексея Васильева, на которых была свалена вина за неудачу создания офицерской организации и провал всех усилий по спасению Царской Семьи. Первоисточником всех этих обвинений являлся штабс-ротмистр Крымского Ея Величества полка Николай Яковлевич Седов.

Поворот в биографии Седова, мягко сказать, весьма неожиданный. Подробное знакомство с обстоятельствами деятельности и Николая Седова, и Бориса Соловьёва, и Сергея Маркова, которые прекрасно изложены в книге корнета С.В. Маркова «Покинутая Царская семья», не дают никаких оснований или даже намёков для подобного рода мыслей в отношении Соловьёва, как, впрочем, и в отношении Седова.

Есть, правда, в книге следователя Соколовы «Убийство Царской Семьи» две странности. Во-первых, имя штабс-ротмистра Седова не названо в книге ни разу. Вместо него стоит загадочная буква N, хотя человеку, знакомому с материалом, несложно догадаться, что речь идет именно о Седове. Во-вторых, все сведения, которые идут от Седова, приводятся со слов третьих лиц. Его собственных показаний, кроме тех, что были даны следователю Сергееву, нет.

Но в тех, ранних, показаниях сложно найти что-либо, что можно было бы предъявить Соловьёву в качестве неоспоримой вины, да и сами сведения очень скудны. Но, как уже было сказано, краткие первичные показания Седова были ловко превращены в неоспоримые доказательства вины Соловьёва (главным образом) и Васильева.

Зачем и кому это было нужно? Коротко так: нужно было как-то оправдать неудачу всех совокупных усилий по спасению Царской Семьи.

Генерал Дитерихс: «В деле организации спасения бывшего Царя и Царской Семьи... мало кто подходил к разрешению вопроса только с человеколюбивой точки зрения. Почти каждый из числа помышлявших о спасении или похищении Царской Семьи носил в себе свои... политические принципы, клавшиеся в основу цели спасения и дальнейшего развития государственного строительства будущей, освобожденной, России... И они являлись для него доминирующими над всякими другими обстоятельствами и соображениями... как ни грустно и ужасно..."« (Цит. по: Чернова О. Указ. Соч.)

Но каковы же эти «доминирующие принципы»? Коротко так: на Борисе Соловьёве - зяте ненавистного Распутина, была вымещена злоба, которая собственно и послужила и поводом, и причиной для совершения злодеяния в отношение Царя Николая II и Его Семьи ещё задолго до вмешательства большевиков. Даже без проведения тщательного расследования становится понятным, почему не была спасена Царская Семья. И у координаторов, и у многих тех, кто был задействован на местах, просто не было достаточной мотивации. Нужно было что-то предпринимать, рисковать собой, творчески и энергично подходить к делу, но всё делалось слишком вяло. Пассивное настроение определялась простой мыслью: собственно, кого спасать? Царицу-немку, через которую сиволапый мужик Распутин руководил её безвольным мужем. Многие готовы были спасать и спасали свои собственные убеждения, но не реальных людей, облечённых от Бога Царской властью, и которых они ненавидели, кто скрыто, кто явно.

Соловьёв оказался в роли «козла отпущения» или «мальчика для битья», на котором были подло вымещены накопившиеся отрицательные эмоции. Содействие в этом представлении вольно или невольно оказал Седов.

Седов дал повод использовать его. Этот повод не являлся основательным, скорее поверхностным, его свидетельство притянуто за уши. Поэтому Соколов и не решился в своей книге открыто указать имя Седова, в качестве свидетеля, поэтому и вывел его под буквой «N».

Но повод какой-то всё же был. Николай Седов допустил двусмысленность трактовки своих показаний и свидетельств, и, судя по всему, сделал это намеренно. Почему это произошло?

Если он и дал повод использовать своё имя в недостойных целях дискредитации невиновного человека, то причины случившегося именно в этом - нетвёрдость характера, слабость нервной системы, импульсивность психики, подверженной воздействию извне.

Возможно, этим объясняется его исчезновение и длительное молчание осенью 1917 г., когда все с нетерпением ждали от него известий. Выходит так, что Седов, получив задание, решил изменить свой маршрут и заехать в Одессу «попрощаться с полком». Сам ли он решился на это - вряд ли. Скорее, его действие - результат встречи с кем-то из сослуживцев, уговоривших Седова ехать на юг.

Он не должен был этого делать, потому что взял на себя обязательство, потому что от него многое зависело и люди ждали результатов его поездки в Тобольск, и потому что целью задания Седова являлось ни много, ни мало - спасение Царской Семьи.

И всё это Седов отодвинул на второй план, ради поездки в свой полк.

Возможно, он обязан был это сделать, т. е. официально отпроситься, чтобы не стать дезертиром, ведь он офицер - человек долга. Но время, упущенное время! Чем-то надо было жертвовать, но Седов не стал жертвовать своей репутацией и потерял несколько драгоценных месяцев, столько времени водил людей за нос, попросту их подвёл, ради соблюдения формуляра. Что может быть выше долга спасения Божьего Помазанника и Его Семьи? Но воля штабс-ротмистра Седова оказалась порабощена ложно понимаемым чувством военно-корпоративного долга.

Дружба Николая Седова с корнетом Сергеем Марковым и поручиком Борисом Соловьёвым была подвергнута суровому испытанию, которое Седов, судя по всему, не вынес.

Весной 1918 г. во время второго посещения Тобольска Седов повидался с детьми лейб-медика Е.С. Боткина Татьяной и Глебом, которые проживали в доме Корнилова (напротив Губернаторского дома). Ненависть к Распутину в семье Боткиных была слишком выраженной, что нашло отражение в воспоминаниях Татьяны Мельник-Боткиной. Эта ненависть неожиданно обрушилась на голову бедного Седова. Глеб Боткин, узнав Николая Седова в грязном оборванном мужике, поговорил с ним по душам следующим образом: «Ваш Соловьев мошенник! - кричал Глебушка на растерявшегося от такого напора офицера. - Как вы могли довериться зятю Распутина! <...> Этот священник /о. Алексей Васильев/ работает на красных. Он вам налгал. <...>... /Седов/ не говоря ни слова, бросился по лестнице вниз и скрылся» (Мельник-Боткина Т.Е. Указ. Соч.).

Несмотря на то, что Седов прекрасно знал и Сергея Маркова, и Николая Соловьёва, работая с ними в одной связке, встреча с Глебом Боткиным произвела на него роковое впечатление. Именно с влиянием сына лейб-медика Е.С. Боткина Глеба Боткина связывает историк С.В. Фомина поворот в душе Седова (Фомин С.В. Указ. Соч.).

Воля Седова оказалась расслабленной, когда в июне 1918 г., прибыв в Петроград к Маркову 2-ому и выслушав от Маркова 2-го обвинение в бездеятельности, штабс-ротмистр Седов, чтобы как-то оправдать себя, прикрылся Соловьёвым и попытался на него свалить вину. Седов дал в руки Маркову 2-му мысль о «провокаторстве Соловьёва». Эта мысль эффективно была использована и Марковым 2-ым, для того, чтобы прикрыть Соловьёвым свою собственную бездарную деятельность (точнее бездеятельность).

В дальнейшем С. В. Марков изобличил лукавую позицию Маркова 2-го: «Непонятно также и то, что, узнав весной 1918-го года от Н. Я. Седова о якобы "провокаторской" деятельности Б. Н. Соловьева, Марков 2-й, зная мой тюменский адрес, не предупредил меня о том тогда же, чтобы я был более осторожным в сношениях с ним. Не сказал он этого и тогда, когда я приехал в июле 1918-го года в Петербург. В это время он предпочел скрываться от меня, "опасаясь меня как активного сотрудника провокатора Соловьева"« (Марков С.В. Указ соч.).

Сведения Седова о Соловьёве, заключённая в них неопределённость и двусмысленность, дали основание следователю Соколову для полной дискредитации Соловьёва и закрепления за ним в истории имени «провокатора».

Но неужели Седов не знал, что это не так? Из среды офицеров-спасателей можно выделить две фигуры, как и многие другие офицеры любившие Царскую Семью настолько, что готовы были ради них жертвовать собой, но при этом с уважением и вниманием относившиеся к убеждениям Государыни и Государя, и к тем людям, которых они любили, и в этом их любовь более совершенна. Это - корнет Сергей Марков и поручик Борис Соловьёв.

Соловьев вовсе не претендовал на роль координатора или главного начальствующего. Он действовал соразмерно ситуации, как человек, который лучше всех знал эту обстановку и стремился не допустить совершения роковых ошибок. Скорее, Соловьёв исполнял чисто практические задачи: передача корреспонденции и денег, а также очень важная роль - сбор информации относительно положения Царской Семьи и событиях на местах, имеющих прямое к ним отношение. Из рассказа С.В. Маркова очевидно, что именно на этой информации, полученной либо Соловьевым, либо его женой Марой Григорьевной и строилась вся деятельность Маркова и Седова.

Этого не мог не знать Седов. Но почему же он за всю свою жизнь не дал опровержения лживым обвинениям, почему не вступился за честь своего друга, который помог и ему самому вписать своё имя в список тех, кто до конца служил своим Венценосцам?

Николай Седов, дав 22.11.1918 г. показания следователю Сергееву, служил в Омске, потом у Деникина. Эмигрировал через Константинополь во Францию (1921). Затем «в числе 40 тыс. русских эмигрантов, он оказался в Чехословакии».

Николай Яковлевич Седов стал келейником архиепископа Сергия Пражского (Королёва), на которого было возложено духовное окормление православных приходов. По воспоминаниям митрополита Евлогия преосвященный Сергий был «скромный, простой, смиренный, <...> обладал редким даром сплачивать вокруг себя людей самых противоположных: знатные и незнатные, ученые и неученые, богатые и бедные, правые и левые - все объединялись вокруг него в дружную семью».

В 1929 Н.Я. Седов пострижен в монашество, иеродиакон.

Из воспоминаний Игоря Никишина: «Владыка Сергий (архиепископ Пражский Сергий (Королёв) любил торжественность, порядок, "славу" богослужения. Точность движений причта была безукоризненна, сочетание красок облачений, стихарей, аналоев и паникадил считалось очень важным, и служба была "синхронизирована" до мельчайших подробностей. Прислужников "муштровал" на кухне у Владыки Ея Императорскаго Высочества Государыни Императрицы Александры ФеодоровныКрымскагоконнаго полка штабс-ротмистр Николай Яковлевич Седов, впоследствии архимандрит Серафим, тогда келейник владыки Сергия. Вместе [они] - Владыка своей любовью к церковной "славе" и Николай Яковлевич своей военной муштровкой - создали в Праге богослужения, с которыми по красоте мало кто мог сравниться в Зарубежье. "Креститься, Игорёк, можно только тогда, когда указано, - это Николай Яковлевич шестилетнему посошнику. - Начнёшь с ноги на ногу переминаться, креститься, кланяться, когда стоишь перед иконостасом, будешь внимание молящихся отвлекать. Тебя замечать будут, а не красоту службы. И повороты, чтобы были через внутреннее плечо, когда в паре, и через левое плечо, когда один, и, чтобы земной поклон был одним движением, - вниз и обратно, и не качайся, когда идёшь, полной ступнёй, небольшим шагом... и чтобы движения были чёткими, тогда молящимся мешать не будешь" (Цит. по: Чернова О. Указ соч.).

Из воспоминаний Тамары Павловны Милютиной, в 1929 г. побывавшей в Праге: « Разговор Владыки Сергия с мамой был долгим. Сначала за чайным столом - так обычно всех принимал Владыка, сам хозяйничая, наливая чай и угощая вареньем. Потом я была отправлена на кухню, белоснежную и чистейшую, где отец Серафим, келейник Владыки, в большом медном тазу варил абрикосовое варенье.

Отец Серафим был в прошлом белый офицер. Он и несколько молодых офицеров надеялись освободить Царскую Семью, но было уже поздно. К Владыке он попал в предельном отчаянии, на пороге самоубийства. Владыка его спас» (Цит. по: Чернова О. Указ соч.).

«Хотя стать келейником Владыки еще не означало стать монахом. Студент Тартуского университета ДмитрийЖелнин перед принятием пострига тоже был келейником у архиепископа Сергия. С Владыкой он давно состоял в переписке, но только в Праге понял, что те строгие требования, которые предъявляет к себе и своим послушникам его духовный отец, понести не способен. Владыка с любовью и благословением отпустил Дмитрия домой. А Николай Яковлевич остался и, говоря словами Владыки, «победами каждодневными достигнул радости и такого состояния, которое несет всем и ему свет...» (Чернова О. Указ соч.).

Отец Серафим «вступил в братию монастыря преп. Иова в Ладомирово (Закарпатская Русь). Член Русской Духовной миссии в Иерусалиме, рукоположен в священство у Гроба Господня, иеромонах (до 1939), ризничий Троицкого собора Русской Духовной миссии в Иерусалиме (до 1948)». Архимандрит. Вернулся в Западную Европу. В 1949-1951 помощник настоятеля подворья монастыря преп. Иова в г. По (деп. Атлантические Пиренеи) (1949-1951), настоятель русской церкви в Тегеране (1951-1961), член Русской Духовной миссии в Иерусалиме (1961). С 1961 по 1984 священник Гефсиманского Св.-Марии-Магдалины женского монастыря в Иерусалиме.» (Фонд Марины Цветаевой).

Архимандрит Серафим «был духовником Вифанских детей и долгие годы жил в Вифании, а по воскресеньям служил в Гефсимании» (Чернова О. Указ соч.).

Умер 23 декабря 1984 г. в Иерусалиме.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Иерусалим. У ворот Александровского подворья (Порог Судных Врат).
Первый ряд: генерал Хрипунов, о. архим. Серафим (Седов), жена генерала Нина Георгиевна.
Второй ряд: Ольга Амфовна Уахбэ, князь Владимир Галицын из Парижа, Тимофей Степанович Денке (погиб при крушении самолета, когда летел на Синод), о. Герасим
Фото: www.st-nikolas.orthodoxy.ru
Источник фото

 Источники:

1. Мельник-Боткина Т.Е. Воспоминания о Царской Семье и её жизни до и после революции. Белград. Всеславянский книжный магазин М.И.Стефанович и Ко, 1921

2. Марков С.В. Покинутая Царская Семья.

3. Никитенко Борис. Лейб-гвардии Конного Его Императорского Величества полка... Русский глобус. Международный интернет-журнал, Февраль 2009, N2.

4. Соколов Н.А. Убийство Царской семьи.

5. Фомин С.В. «Маленький крымец». Статья от 08.01.2013. Русский Вестник.

6. Чеботарева В.И. В Дворцовом лазарете в Царском Селе. Дневник: 14 июля 1915 - 5 января 1918. Новый журнал. Кн. 181, 182. Нью-Йорк, 1990.

7. Чернова О. Верные. О тех, кто не предал Царственных Мучеников. М: Русский хронограф, 2010.

8. Чернова Ольга. Воин Христов. Сайт: Русская линия (Православное информационное агентство).

9. Царь-Мученик Николай II. Письма Членов Семьи Государя. Вэб-сайт: Санкт-Петербургский Общественный Фонд Ревнителей памяти Государя Императора Николая II. Спасо-Преображенский Валаамский Ставропигиальный монастырь (письмо Государыни Императрицы Александры Феодоровны М. С. Хитрово от 21-го янв. 1918 г. Тобольск).

10. Генеалогический форум Всероссийского генеалогического древа (ВГД). Вэб-сайт.

11. Дом-музей Марины Цветаевой. Государственное бюджетное учреждение культуры города Москвы. Культурный центр. Вэб-сайт.

12. Лечебные заведения Царского Села в начале ХХ века. Лазареты Первой Мировой войны.Вэб-сайт Финкельштейна.

13. Протокол N 2 допроса поручика К.С. Мельника, 2 ноября 1919 г.] // Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919-1922 гг.: [Сб. материалов] / Сост. Л. А. Лыкова. - М.: Студия ТРИТЭ; Рос. Архив, 1998. - С. 172-173. - (Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв; [Т.] VIII).

14. Поручик Логинов Е. К. [Доклад об адъютанте Приморского отряда особого назначения подпоручике Соловьеве] // Н. А. Соколов. Предварительное следствие 1919-1922 гг.: [Сб. материалов] / Сост. Л. А. Лыкова. - М.: Студия ТРИТЭ; Рос. Архив, 1998. - С. 165-170. - (Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв; [Т.] VIII).