Об истории отношений наших братских народов и необходимости сохранять вековые взаимосвязи России и Сербии рассказывает один из ведущих отечественных сербистов - председатель Общества Русско-Сербской дружбы Илья Михайлович Числов.
- Начнем наш разговор с размышления о значительном для славянской традиции почитании в России сербского святого. 25 января с. г. в Православной школе во имя Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова в Москве был отслужен торжественный архиерейский молебен святителю Савве Сербскому и состоялся традиционный праздник в честь этого величайшего святого братской Сербской земли, организованный Обществом Русско-Сербской дружбы совместно с преподавательским коллективом гимназии и Посольством Республики Сербии в Российской Федерации.
Илья Михайлович, неужели каждый школьный праздник святителя Саввы у нас в России проходит с подобным размахом: иностранные дипломаты, глава сербской диаспоры в России, ученые-слависты из Института мировой литературы и Института славяноведения РАН? Удивительно было увидеть в скромном актовом зале православной гимназии посла Сербии в РФ д-ра Славенко Терзича, настоятеля подворья Сербской православной церкви в Москве епископа Антония (Пантелича), депутата сербского Парламента Драгомира Карича, других именитых гостей. Что привело их всех в эту школу и объединило с русскими детьми во время совместного исполнения Святосаввского гимна?
Илья Числов, епископ Моравицкий Антоний, депутат сербского Парламента Драгомир Карич, ученый Божидар Митрович
- Думаю, всех нас - и русских, и сербов - объединяет Вера Православная, общая славянская история, величественное прошлое и скорбные дни сегодняшние, заставляющие задуматься о многих проблемах, как преходящих, так и вечных. Святой Савва Сербский, «великая печать сербской истории», по словам крупнейшего сербского поэта ХХ столетия, Йована Дучича (видите, это не устаревает!), является еще и живой связью между нашими единоверными и единокровными народами. Юный Растко Неманич (таково было мирское имя святителя Саввы) принял монашеский постриг на Афоне в конце ХII столетия в русском монастыре святого Пантелеимона. Отсюда берет начало непосредственная духовная связь между русскими и сербами. Хотя, в то же время все гораздо сложнее и глубже, если помнить о единых истоках, об изначально единой кирилло-мефодиевской традиции славянского мира, которая на каждом историческом этапе дает знать о себе - зачастую независимо от желания или нежелания самих людей.
У сербов день Святого Саввы является еще и общенациональным праздником. Там память Святителя отмечают 27 января. У нас же Русская православная церковь чествует святого Савву Сербского в день его успения. По преданию, весть о кончине первого сербского архиепископа, возвращавшегося из путешествия на Святую Землю через братскую Болгарию (там, в Софии, он и преставился в 1236 году), пришла в Сербию с двухдневным опозданием. Как бы то ни было, в России свято-саввские торжества проходят с 25 по 27 января. В соответствии с уже сложившейся более чем двадцатилетней традицией, организацию главного праздника в честь Святителя, который у себя на родине является еще и покровителем учащихся, берет на себя одна из московских школ. 25 января русские дети, выступая после богослужения с песнопениями и чтением стихов, повествуют на двух языках о земном пути святителя Саввы. Те же самые бесхитростные слова всего через два дня зазвучат с тысячекратной силой во всех школах братской Сербии, знаменуя приверженность славянской молодежи непреходящему христианскому идеалу и неизменной системе национальных ценностей. Празднование памяти святого Саввы русскими для сербов особенно значимо, с учетом их традиционно трепетного отношения к нашей стране. Вот почему в гимназию пожаловали и член-корреспондент Сербской академии наук проф. Славенко Терзич (наше личное знакомство относится к тем временам, когда еще только создавались и Общество Русско-Сербской, и Общество Сербско-Русской дружбы), и председатель Объединения сербов в России проф. Божидар Митрович, и другие уважаемые и в Сербии, и в России люди. Владыка Антоний - уже не в первый раз - любезно откликнулся на просьбу возглавить Святосаввский праздничный молебен. То, что в последние годы праздник проходит в гимназии Иоанна Богослова, директором которой является искренний друг сербов протоиерей Сергий Махонин, на мой взгляд, и закономерно, и символично. Именно эта школа, куда часто приезжают в гости многие дети, изучающие сербский язык, историю и культуру (на базе гимназии действует культурологический семинар «Основы сербской традиции»), стала ныне безусловным лидером среди учебных заведений практикующих подобный подход. Наше Общество старается всячески содействовать благим усилиям отца Сергия, направленным на укрепление дружбы между русскими и сербами, на возрождение тех многовековых духовно-исторических традиций, которые были во многом утрачены в период искусственного разъединения двух наших братских народов.
- Расскажите, пожалуйста, подробнее об Обществе Русско-Сербской дружбы. Когда оно было основано? Кто является его членами и учредителями? Какие основные задачи ставите вы перед собою в этот нелегкий период истории, когда зачастую даже братские, единокровные и единоверные народы не всегда понимают друг друга?
- Общество Русско-Сербской дружбы было создано в 1991 году в Смоленске во время празднования Дней славянской письменности и культуры. Среди иностранных гостей и учредителей были принц Томислав Карагеоргиевич, сербский художник, философ и знаменитый публицист Драгош Калаич, ведущий югославский русист проф. Радмило Мароевич, священнослужители, ученые, писатели. Первым председателем Общества стал писатель и переводчик сербской классики Дмитрий Анатольевич Жуков, заместителем председателя единогласно избрали Юрия Михайловича Лощица, также известного писателя, очень много сделавшего в те годы для возобновления русско-сербских традиционных связей; вашему покорному слуге, тогда еще только аспиранту Института славяноведения, была доверена должность секретаря. Огромную поддержку работе Общества оказали такие люди, как Вячеслав Михайлович Клыков, Владимир Николаевич Осипов, Вера Григорьевна Брюсова... Они вошли в Совет Общества Русско-Сербской дружбы и, несмотря на множество других, зачастую гораздо более важных обязанностей, всегда находили время для участия в наших главных мероприятиях. Одно время зам. председателя был известный общественно-политический деятель Эдуард Федорович Володин. Активнейшее участие в сербских делах принимали Валентин Григорьевич Распутин, Илья Сергеевич Глазунов, Василий Иванович Белов, Игорь Ростиславович Шафаревич, Олег Николаевич Трубачев... И еще многие и очень многие русские писатели, ученые, деятели культуры, политики, священники. Не все они входили в Совет Общества, иногда не являлись формально даже его членами, но при этом, поддерживая основную нашу идею, уже одним своим авторитетом и заслуженным именем оказывали нам неоценимую помощь. Когда я говорю: нам, то имею в виду и сербов. В конце 80-х - начале 90-х гг., равно как и в последующий период, для Сербии крайне важна была информационная поддержка со стороны русских патриотических СМИ, политических партий и общественных движений, решительно осуждавших откровенно враждебную по отношению к балканским славянам политику козыревской дипломатии. Столь же важно правдивое освещение ситуации на Балканах и сегодня, когда Россия, по сути, столкнулась с такой же откровенной, пусть, может быть, и не такой открытой агрессией со стороны антиславянского и антихристианского (добавил бы: и антиевропейского) Запада, как и Сербия в 1999 году. Ибо Сербия вовсе не капитулировала тогда, не сдалась ни духовно, ни физически. Она и сейчас остается самым верным нашим союзником, наряду с честным и благородным народом Белой Руси, просто позиция ее (и реальная поддержка) не всегда вписывается в постсоветские и «евразийские» схемы, официально пришедшие во внешней политике на смену либеральной доктрине. Главную свою задачу Общество Русско-Сербской дружбы видит в том, чтобы донести до русского человека эту сербскую - славянскую и европейскую - правду, не только не противоречащую христианскому мировоззрению (на генетическом уровне присущему абсолютному большинству русских людей), но и органичнейшим образом дополняющую нынешнее оскудевшее наше восприятие, раздвигая национальные и временные горизонты.
«Сербы - такие, какими мы были когда-то!», - я часто цитирую эту фразу Вячеслава Михайловича Клыкова, дабы подчеркнуть историческую преемственность, в том числе - и вдумчивого русского отношения к сербам, начиная со славянофилов и первого поколения профессиональных отечественных славистов, не говоря уже о русском народе в целом, у коего такое отношение присутствовало с незапамятных времен и, по-моему, отчасти сохраняется и по сей день. Ведь даже сегодняшнее российское общество, несмотря на многие пробелы в своем образовании и развитии, безошибочно чувствует главные достоинства наших православных братьев, столь важные и значимые, кстати, здесь и сейчас, прежде всего для нас самих, просто не всегда может грамотно сформулировать прописные, казалось бы, истины. К сожалению, многих наших соратников, разделявших подобный подход, сегодня уже нет с нами. А кто-то (прежде всего из числа людей, политически ангажированных в ельцинские времена) покинул Общество еще в середине 90-х гг., когда «углубление балканского кризиса» поставило всех нас перед определенным нравственным выбором. Возглавить Общество Русско-Сербской дружбы мне пришлось в 1996 году. Большую поддержу в тот нелегкий период внутренних шатаний и мучительных раздумий нам оказали русские добровольцы, воевавшие под знаменами генерала Младича и Радована Караджича в героической сербской Боснии. Один из них, Александр Борисович Медведев, является ныне заместителем председателя Общества. Елена Аркадьевна Осипова - старший научный сотрудник Института мировой литературы, несмотря на свою молодость, уже сейчас серьезный ученый-славист, занимающийся, в частности, историей русско-сербских культурных и литературных связей, с недавних пор исполняет обязанности секретаря. Среди членов Общества и сейчас немало известных, достойных и профессиональных людей. Другое дело, что работать приходится в крайне трудных условиях, когда главным недугом былой патриотической среды стали конформизм, соглашательство, апатия и усталость. Однако православный христианин не должен унывать. Все козни князя мира сего могут быть разрушены Спасителем в мгновение ока. Правда, человек и сам должен проявить волю и энергию.
- Получается, стойкость и мужество сербов отпугнули от них многих нерешительных «друзей». А мы-то здесь часто думаем, что уж где-где, а в России противников у Сербии точно нет, и сетуем лишь на то, что сами сербы не желают в полной мере воспользоваться столь «выигрышной» ситуацией.
-Такое мнение, восторжествовавшее в определенных политизированных кругах, формируется, к сожалению, не без участия отдельных моих коллег. Есть среди них и вроде бы разбирающиеся в балканской проблематике люди, которые, тем не менее, сознательно дезориентируют российское общество, выполняя вполне конкретный социальный заказ. А есть - причем этих, последних, гораздо больше - и такие горе-слависты, что кричат натужно о «братстве и единстве», о каком-то «русско-сербском круге» (со штаб-квартирой в издательстве «Вахазар»), - а сами даже язык сербский выучить не удосужились, однако пытаются критиковать сербскую традицию и хвалить палача славян и христоненавистника Тито...
- Кстати, о языке: правда ли, что при изучении языков близкородственных народов нас подстерегают неожиданные трудности и разного рода сюрпризы, когда, например, слово, звучащее «почти так же, как наше», означает на самом деле нечто совершенно противоположное? И не ослышалась ли я, записав с Ваших слов, что «современный сербский язык в чем-то древнее древнегреческого»? Как вообще связана языковая стихия с менталитетом и национальной психологией? Отражены ли в ней те «главные сербские достоинства» и безусловные ценности, коих, по мнению святителя Николая Сербского, «катастрофически недостает» сегодня современному миру? Знаю, что в Государственной академии славянской культуры Вы читали не только теоретический курс, но вели и практические занятия, а кроме того, преподаете еще в православной гимназии...
- Да, я более двадцати лет преподаю сербский язык, историю и культуру в православных школах Москвы. В некоторых старших классах читал и лекции по литературе на языке, причем в среднем школьники усваивали материал лучше, чем студенты. Среди последних наблюдалось поразительное «расслоение», тогда как детский коллектив обычно оказывался более однородным, без разительного контраста между отличниками и отстающими. Конечно, ребяческое восприятие дает себя знать. Думаю, малыши еще не раз рассмеются, когда учитель похвалит их товарища: вредан ученик. Прилагательное это на сербском означает «усердного», «старательного», «прилежного» ученика, а вовсе не вредного. Точно так же и красивая девочка, коjа има плаву косу и плаве очи, это отнюдь не Мальвина с голубыми волосами. Просто для синих глаз и белокурых волос в сербском прилагательное - одно.
В просодическом плане современный сербский на самом деле древнее древнегреческого, ведь в нем до сих пор сохраняется не три, а целых четыре типа ударения. А есть еще и заударные долготы, и слогообразующий «р», также несущий на себе все виды ударений. Звука «р» в сербском языке гораздо больше, чем в русском, поэтому тем, кто плохо его произносит, на начальном этапе бывает трудновато. Но если ребенок (человек) искренне хочет приобщиться к чему-то (в данном случае - к языковой культуре братского народа), если подходит к этому без лукавства, то все у него получится с Божией помощью. Надо только помнить о том, что, помимо Небесной Отчизны, есть у нас еще и наше земное Отечество, есть ценности национальные и расовые. Прилагательное расан употребляется исключительно в положительном контексте, означая высокое качество и безусловные достоинства, и, в отличие от нашего «кровный», «породистый», применимо прежде всего к людям. То, что синеокие славяне были еще и светлокудрыми, подтверждает, как видим, даже современный литературный язык, сохраняющий эти «архаические» (онтологические) пласты. В целом сербский литературный, конечно, беднее русского (реформы середины ХIХ столетия невольно способствовали «изгнанию» церковнославянизмов и стилевому нивелированию), однако в чем-то демонстрирует более широкий диапазон или, как сказал бы Константин Леонтьев, вообще-то весьма строго оценивавший зарубежных славян, поистине «цветущую сложность».
Так, православный русский человек однокоренные слова «гордость» и «гордыня» воспринимает обыкновенно со знаком минус, что согласуется и со Священным Писанием, и с нашей национальной традицией. Но вот дословная цитата из святого Владыки Николая (Велимировича): «Христос - гордость и достоинство наше!». Русскоязычный переводчик хотел перевести ее следующим образом: «Христос - отрада наша и умиление». Однако я, как главный редактор Собрания творений святителя Николая Сербского на русском языке (в настоящее время вышло 12 томов, еще два тома практически полностью подготовлены), вынужден был исправить непростительную вольность. В сербском для обозначения такого качества, как гордость, есть несколько слово. Одно из них, со значением «гордость-достоинство», и употребил Святитель. Оно не имеет ничего общего с «гордостью-гордыней» - корни здесь абсолютно разные. Зато слова «отмщение» и «святость» в сербском языке (единственном из современных языков славянских!) являются однокоренными! «Кто не отомщен, тот не освящен!» - гласит сербская народная мудрость. Русский перевод точно передает созвучие, но не может передать корневое соответствие, отсюда - некоторое смущение у читателя, не видящего перед собой оригинала. В оригинале же: ко се не освети, таj се не посвети. Что это? Ответом на данный вопрос может стать опять же характерное сербское слово: пркос. Очевидна семантическая близость с русскими словами «вопреки», «наперекор» и т. п. Вспомним Юрия Кузнецова (не только одного из крупнейших русских поэтов ХХ века, но и лучшего переводчика Негоша): «Он прошел поперек, ничего я не знаю о нем». Как и некогда Пушкин, Юрий Поликарпович не всегда ясно представлял себе реальную балканскую картину в целом, будучи введен в заблуждение людьми лукавыми и недобросовестными (его блестящий перевод «Горного венца» мог бы быть еще лучше, если бы он не доверился скрытым славянофобам). Однако чутьем истинного художника и мыслителя он всегда безошибочно улавливал самое главное (подчас не придавая тому особого значения).
Стремление сербов плыть против течения «современного мира иллюзий», их волевой порыв тотчас нашли отклик в русской душе, ведь речь идет не о бытовом «упрямстве», граничащем с тупостью (для него есть обычное прилагательное тврдоглав, применимое, например, к упрямому, «твердоголовому» ослу), не о капризном и гордом «упорстве» (ср. характерный турцизм инат). Пркос - отличительная черта настоящего юнака, героя. Европейский героический архетип (после многих десятилетий «интернационализма», «космополитизма», «евразийства» мы практически «ничего не знаем о нем») является стержневой составляющей сербской традиции, нисколько не противореча славянскому православному выбору. Ведь христианство, как сказал святитель Николай Сербский, «исторически было и до сих пор остается религией главным образом европейской расы» (дословная цитата, без тех передергиваний, что, к сожалению, на каждом шагу встречаются в текстах Святителя, переведенных либо малограмотными, либо сильно комплексующими русскоязычными переводчиками). Воля, по мнению Владыки Николая, тот талант, коим Господь наделил в первую очередь европейцев. Будет ли он зарыт в липкую грязь потребительства и гедонизма, либо употреблен на дела недобрые, или же отверзет своему обладателю врата Царствия Небесного - зависит исключительно от последнего, ибо Бог даровал человеку свободу выбора.
- Илья Михайлович, для кого-то из наших читателей такая позиция величайшего сербского подвижника ХХ столетия, возможно, явится настоящим откровением, быть может, даже смутит. Мы ведь в последнее время привыкли больше говорить о послушании и смирении, чем о свободе. Кроме того, абсолютизация фактора воли сразу вызывает в памяти известные ассоциации, на которые русское сознание всегда будет реагировать болезненно с учетом не столь отдаленного исторического прошлого.
- Согласен. Надо всегда быть не только честными, но и тактичными. Как учит нас Церковь, духовная пища тоже подразделятся на младенческое млеко и пищу твердую. Нельзя начинать сразу с твердой пищи. Подобно тому как нельзя авторитетно рассуждать об особенностях культуры и традиции некоего народа, не изучив прежде его язык, литературу, историю. Или - рассуждать о вере, уклоняясь от литургической жизни и пребывая вне церковной ограды.
Что до смирения и послушания, то здесь каждый православный христианин должен, помимо голоса собственной совести, прислушиваться к советам (а если надо - и категорическому наказу) опытных священников, епископов, своего духовника. Мой отец духовный благословил меня на популяризацию определенных положений сербской православной традиции, на разъяснение ее насущной пользы для русского человека. Будучи знаком почти четверть века с одним из крупнейших богословов и пастырей православного мира, известным митрополитом и учеником аввы Иустина, я периодически дерзаю испросить его благословения на конкретные дела, уточняю некоторые важные для себя и для нашего русско-сербского диалога вопросы. Те же темы, которые, как Вы говорите, особенно смущают русского читателя, мне просто приходится поднимать регулярно, дабы не нарушить слово, данное много лет назад духовнику Святейшего Патриарха Сербского Павла, старцу Иулиану, настоятелю монастыря Студеница.
По поводу «абсолютизации фактора воли» у святителя Николая Сербского: здесь, как мне кажется, у православного христианина не должно возникнуть недоумений. Сия свободная воля не есть мрачная и эгоцентричная сила Шопенгауэра. Не свойственна ей и роковая богоборческая гордыня Ницше. Но именно поэтому она в полной мере отражает старые европейские идеалы. (Любопытно и в высшей степени закономерно, что у того же Фридриха Ницше с его культом «сверхчеловека» прорываются «неожиданно» такие откровения, как тоска по восточно-чувственной «утонченной арабской культуре Испании», уничтоженной «грубым европейским рыцарством»). Как своего рода отражение этого древнего героического может рассматриваться и активное (ср. серб. борбени активизам), деятельное начало в человеке. Самим Богом заложенное в нем стремление к свободе и справедливости, о чем так горячо и настойчиво глаголет святитель Николай, приводя нам многократные, порою, казалось бы, парадоксальные примеры из жизни Старого и Нового Света. Так, заметное место в сочинениях Святителя, посвященных западному обществу и мировым проблемам, занимает англо-американский пласт. Америка - как крайнее и законченное воплощение Запада - и ее бывшая метрополия Британия, породившая сего чудовищного монстра. Спрашивается: что же тогда искать на этой земле? Однако Владыка Николай, ведомый туда не просто долгом дипломатической службы и патриотическим призванием, но еще и Промыслом Божиим, бьется за каждую живую душу, «христианку от рождения». Посрамляя чикагских раввинов и делающих беззаконие политиков, он находит добрые слова в адрес других: от членов королевской семьи и сенаторов - до простых англичан и американцев. Владыка хвалит англосаксонский мир за аристократические традиции - и смелость новизны, за грандиозный размах - и аккуратность и трудолюбие, за настойчивость в стремлении к цели, за оптимизм и уверенность в себе и даже за «религиозность», хотя и говорит с грустью о характере оной. Предельно суровый к просвещенческой, империалистической» и «республиканской» континентальной Европе, здесь он словно разговаривает с детьми. Разговаривает по-отечески ласково и с мягкой иронией.
Снисходит до поры к их наивному эгоизму, а может быть, наоборот, пытается любовью Христовой исцелить тяжко (почти смертельно) болящего, вернуть в объятия Отца Небесного такого блудного сына, который не осознал пока всего ужаса своего падения и продолжает самодовольно насыщаться - из одной кормушки со свиньями - призрачными благами мира сего, даже не подозревая, чьим наемником он является и от кого получает сию «пищу»... Впрочем, так же и в остальной Европе. Как бы ни бичевал Святитель ее язвы, называя даже «белой дьяволицей» (а ранее - «любимой дочерью Христа»), как бы ни обличал ее прегрешения, он не оставляет надежды на восстание и исцеление грешницы, которую, в отличие от ветхого Израиля, с точки зрения этноисторической, заменить уже некем. И при этом хочет помочь славянскому и православному читателю максимально понять эту изначально близкую нам реальность, по сути, нашу вторую половину. Хочет не просто заставить нас задуматься (не дай нам Бог повторить их судьбу!), но и исполниться состраданием. Состраданием к католической пастве, ставшей заложницей папского властолюбия и лицемерия. К самим безбожникам, в чьих душах все еще теплится порой христианская генетическая память. К французским священникам и мирянам, унижаемым антинациональной кликой Вальдек-Руссо, который еще в бытность министром внутренних дел развернул настоящий полицейский террор против «националистов» и «клерикалов». К детям, коих одним росчерком пера лишил возможности изучать в школе Закон Божий поборник «высшего разума» Эмиль Комб. Христос вынужден скитаться по Европе как нищий, говорит святитель Николай, тогда как в роскошных палатах расселись новые фарисеи, «воцарившиеся над европейскими христианскими народами» (дословная цитата)...
- И это написано почти сто лет назад. Поистине, прозорлив был святитель Николай Сербский...
- Да, он ведь глаголал не от себя. С другой стороны, такой ярко выраженный «европейский» вектор (у святителя Николая мы находим это и в «Индийских письмах», и в других работах, не связанных напрямую с европейской тематикой; надо только уметь правильно, т. е. честно прочесть написанное) есть общее достояние сербской национальной традиции. Уже упомянутый нами в начале беседы современный сербский философ-традиционалист Драгош Калаич, которого я хорошо знал лично, обратившийся к Богу лишь незадолго до смерти, смотрел на многие общественно-политические процессы точно так же, как и Владыка Николай и преподобный Иустин (Попович). Он, кстати, тоже часто называл американцев «европейцами», «беглецами от себя и своей истории». Есть, как мы уже говорили, некий стержень. Думаю, важно подчеркнуть, что Сербия - это мост между европейским Востоком и Западом. Не только географический. И при этом - надежнейший (более надежный, чем некоторые страны, лежащие к востоку от нее) оплот Православия. В сербском понимании славяне - та же Европа. Как писал святитель Николай, они отражали нашествия гуннов, монголов, турецких орд и - приведем еще одну красноречивую и более чем актуальную цитату - «не давали китайскому желтому муравейнику высунуться из-за своей стены».
- Услышали бы святителя Николая нынешние либеральные и постсоветские российские политики!
- Да, приоритеты у нас все еще иные. Но жизнь учит. И Бог тоже поругаем не бывает. Давно ли не только политики, но и либералы церковные (те, что и по сей день величают Пекин «четвертым Римом») уповали на Турцию, у которой, по словам скандально известного дьякона Кураева, «большой потенциал» в плане духовного возрастания. Давно ли некий иерей Сергий Карамышев (оскорбивший старейшего члена Совета нашего Общества, главу Союза «Христианское Возрождение» Владимира Николаевича Осипова, узника брежневских лагерей, отбывавшего в них срок за «русский национализм» и «пропаганду религии») предлагал нам повернуться спиной к православным славянам и лицом к этой самой Турции. Что-то мы их сегодня больше не слышим...
- Неужели такое возможно?
- А Вы как думали? Когда православный народ выходит наконец на столбовую дорогу после долгих блужданий по непролазным дебрям (и не только атеизма), каких только эпитетов он не удостоится от своих недоброжелателей. Помню, в 1991 году, в пору великого сербского пробуждения и борьбы за естественное право жить на своей земле по собственным законам, точно такие же умники окрестили сербский город Вуковар «хорватским Сталинградом», а корреспондент «Московского комсомольца» Михаил Пастернак договорился аж до того, что предложил продать Хорватии российское оружие, чтобы быстрее покончить с «сербским фашизмом». Причем призыв его был опубликован не в бульварном листке, а на страницах газеты «Известия», главного рупора тогдашнего официоза.
Меня нисколько не удивляет, когда бывшие преподаватели научного коммунизма и атеизма смыкаются с либеральными «комсомольцами» в своем яростном неприятии славянства и Европы.
Удивляет другое. Социалистов, «евразийцев», «панмонголистов», сумасшедших мистиков и лукавых гностиков эти новоиспеченные богословы с почтительным придыханием величают «русскими религиозными философами». А великого русского православного философа Ивана Ильина упрекают в «онтологизации зла», как ранее Достоевского - за то, что якобы чересчур «обнаженно» показал нам сие зло. Эдакие пуристы! А ведь они-то - если вернуться к выраженной Вами в ходе нашей беседы обеспокоенности - и являются (как являлись и в начале прошлого, и в конце позапрошлого века) главными ницшеанцами «на эстетическом уровне» (на этическом, естественно, тоже) и - одновременно, как это у них всегда бывает, - еще и главными борцами против политического и общественного проявления тех же самых идей.
Сербия этим людям давно поперек горла. Не потому, что хоть раз задела кого-то из них лично. А потому, что в своем сегодняшнем (по сути же, всегдашнем) качестве явно не укладывается в навязываемые ими представления о мире, о человеке, о христианстве, о добре и зле.
Сопротивление злу силой было одним из оснований сербской ревности о Господе задолго до появления одноименной работы Ивана Александровича Ильина, не только гениального мыслителя, но и верного друга сербского народа, отдавшего дань уважения «королю-рыцарю» Александру I Карагеоргиевичу в прощальном слове, произнесенном в Русском Доме в Белграде в 1934 году. Лучшее исследование и наиболее глубокие рассуждения о творчестве Федора Михайловича Достоевского принадлежат не отечественным литературоведам и не Томасу Манну, а преподобному Иустину (Поповичу), дерзновенно назвавшему великого русского писателя «пятым евангелистом». Труды митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева), книги академиков Игоря Ростиславовича Шафаревича и Олега Николаевича Трубачева, произведения современной русской классики - все это встречало и встречает у сербов горячий отклик и абсолютное понимание...
Кто-то попытается возразить мне, заметив, что такой «национальный» характер сербского православия сложился относительно недавно под влиянием новейших европейских идей. Но это будет некомпетентное мнение, даже если кто-то и вправду так думает. И здесь мы снова вынуждены обратиться к личности великого славянского святого - Саввы Сербского, промыслительно давшего повод к сегодняшней нашей встрече.
На заре ХIII столетия, когда была только что создана автокефальная Сербская православная церковь (1219), архиепископ «Первой Юстинианы и всея Болгарии» Димитрий Хоматиан направил святителю Савве письмо, полное язвительных упреков и гневных обличений. Укоряя Святителя за принятие архипастырского сана (якобы самовольное и неправомочное), греческий епископ и ближайший советник эпирского деспота бросил ему в лицо главное обвинение, которое на протяжении последующих веков являлось основным аргументом противников национальной Церкви. По мнению архиепископа Димитрия, «славного меж монахами» инока Савву «поработила любовь к отчизне».
Нет нужды специально и подробно повторять, что в архиепископское достоинство святителя Савву возвел сам византийский патриарх (как известно, не неоэллинистический и куртуазный Эпир, а Никейская империя была в то время - после падения захваченного латинянами Царьграда - верховной и законной наследницей Второго Рима, в том числе и духовной его власти; однако владения ее находились в Малой Азии, в Европе же - на Балканах - знамя Православной Веры переняла из рук одряхлевшей Византии сербская держава Неманичей). Не это сейчас тема нашего разговора. Но та непреложная истина, согласно которой нет Бога у того, у кого нет народа. Не случайно Достоевский, ясно показавший в «Дневнике писателя» всю подлость «цивилизованного» либерализма по отношению к сербским жертвам турецкого изуверства, считал, что тот, кто перестает понимать свой народ и теряет связь с ним, тотчас же теряет и веру отеческую, становится или атеистом, или равнодушным.
Приступив к структурной организации новообразованной Сербской церкви, святитель Савва первым делом заменил трех епископов-иноплеменников тремя сербами, своими учениками. Данная политика продолжалась и его преемниками на архиепископском (позднее патриаршем) троне. Даже во времена турецкого ига, в пору явного засилья фанариотов, Сербская церковь, как могла, боролась за прежние свято-саввские принципы. С точки зрения сербов, в такой реализации поместного права нет ни малейшего посягательства на вселенский характер Православия. Кровное никогда не превалировало, не подавляло духовную составляющую национальной традиции. Но при этом - и не отметалось напрочь, не затушевывалось и не замалчивалось стыдливо. И в том не было ничего шокирующего или предосудительного. Христианская любовь органично дополнила и расширила старое индоевропейское понятие чести. Уже упомянутая нами идея праведного отмщения, всегда актуальная для сербов, отнюдь не перечеркивает евангельскую мудрость: «Мне отмщение, и Аз воздам». Наоборот. Как правильно полагали югославские лингвисты-этимологи (Петар Скок и др.), единый корень со словом «святость» указывает как раз на то, что ранее отмщение считалось божественной прерогативой (вспомним, как святой деспот Стефан Лазаревич отомстил за своего отца, разгромив турок на том же самом месте, где за тринадцать лет до этого сложил голову великомученик Лазарь Косовский; сия вторая Косовская битва, не столь известная в истории, также имеет огромное значение для сербского сознания). Мы с Вами прекрасно понимаем, что между настоящей наукой и истинной верой никогда не бывает противоречий. Так и среднедунайская теория прародины славян (на территории нынешней Сербии) академика О.Н. Трубачева удивительно-промыслительным образом согласуется со знаменитым свидетельством святого Нестора Летописца: «Сели суть Словени по Дунаеви». Подобно тому как свято-саввские принципы согласуются всецело с той же кирилло-мефодиевской традицией славянского мира (в ряде славянских стран, к сожалению, изрядно подзабытой).
Сербы лучше других славян и европейцев сохранили древнюю индоевропейскую formu mentis. Прежде всего - благодаря ревности о Господе и приверженности Православию. Большая цельность и раскрепощенность (свобода от условностей века сего, от пут «современного мира») позволяет им уверенней чувствовать себя в этой временной жизни и с большим достоинством (а значит, и радостью) шествовать по дороге в Отечество вечное. Думаю, это сербское качество очень ценно и важно сегодня для русского человека, униженного, задавленного гнетом различных «обязанностей» и «правил», часто выдаваемых за «небесное откровение», а на самом деле имеющих совсем не евангельскую природу, а вполне обычную - ветхую и человеческую, но только не славянскую и не европейскую.
- Иными словами, сербы народ более укорененный, сохранивший свои неповторимые черты, фольклор, этнографию, все то, что так важно при взаимопроникновении культур. У них точно есть чему поучиться. Ведь без бережного отношения к отчему наследию нельзя говорить ни о каком серьезном будущем страны и народа. Наверное, многое здесь начинается и начиналось не только со школы, но и с семьи, с общины, с деревни, которая всегда выступала в роли хранительницы национальных устоев, с умения беречь природу и чутко воспринимать окружающий Божий мир. В нынешнем урбанизированном обществе с его бешеными ритмами и неизбежным отчуждением от духовных истоков, подпитывавших ранее каждого человека, мы утратили всякое представление о собственных корнях, порою слабо знаем свою родословную, не говоря уже об истории края, малой родины. В Сербии, очевидно, дело обстоит несколько иначе, в противном случае, откуда бы взялась такая стойкость и верность традиции?
- Вы абсолютно правы. Понятно, что процесс отчуждения (он же апостасийный) не миновал ни одну из европейских стран, включая и православные; в Сербии в новейшую эпоху также были свои роковые этапы: западничество короля Милана Обреновича, кровавый антиславянский режим Тито и Моше Пияде, правление демократических ставленников в 2000-2012 гг. И сейчас не все обстоит так гладко, как бы нам того хотелось, ведь мир переживает страшные времена, прежде всего в плане духовном. Попытка построить «единый мир», царство антихриста, установить «новый мировой порядок» (кстати, данный термин впервые ввели в широкий обиход в 80-е гг. прошлого века именно сербские политологи, отталкиваясь от «оригинала» - американской концепции new world order, главным манифестом которой является однодолларовая купюра с латинской надписью «новый порядок на века», novus ordo seclorum). Но даже в эти периоды Сербия, как и во времена турецкого ига, не теряла своего лица. Надеюсь, не потеряет и впредь, какие бы политические неожиданности не готовили славянам ставленники Запада.
Народные традиции у сербов, как мы уже отметили, сберегаются намного лучше, чем у нас. Разрушить крестьянскую общину-задругу до конца так и не удалось («коллективизация» в Сербии позорно провалилась, несмотря на то, что коммунисты лукаво именовали колхозы «коллективными задругами»). Родовые связи в разных сербских краях сохраняются, конечно, по-разному (в Черногории, например, на «клановом» уровне, что сводит на нет все усилия проамериканского правительства, которое имеет меньше власти и влияния в этом маленьком сербском государстве, чем Митрополит Черногорско-Приморский, традиционно уважаемый во всех племенах и братствах), но в целом везде достаточно крепки. Сербская деревня устояла именно благодаря уникальности своей общины. Ведь задруга - это одна большая семья (в такой семье, в частности, родился и провел детские годы святитель Николай Сербский): взрослые, уже женатые сыновья, живущие вместе с родителями, родные и двоюродные братья, сообща ведущие большое хозяйство. Конечно, и в прежние времена далеко не всюду царила полная идиллия. Но, с другой стороны, мне и по сей день часто доводится видеть нечто подобное и в Черногории, и в Герцоговине, и в некоторых других сербских областях, включая районы центральной Сербии. Село продолжает кормить страну. Люди и сегодня гордятся своими крестьянскими корнями. В «советский» период Югославия не жила за «железным занавесом». Многие ее граждане, в том числе и сербы, выезжали на заработки в Западную Европу и Америку. Но и те, кто не возвращался, продолжали помогать деревенской родне, строили новые дома, обновляли и сберегали имање (этим словом обозначается не безвозвратно канувшая в прошлое дворянская усадьба, а обычное - но, конечно же, крепкое, добротное - хозяйство, унаследованное от отцов и дедов), куда наведывались потом уже их дети и внуки. К семейному очагу, к дому, к природе отношение всегда было уважительное и бережное, несмотря на некоторую, быть может, славянскую беспечность, роднящую сербов с русскими. Но если, например, в необъятной (но все же не бесконечной) Сибири у нас сегодня сводятся китайцами огромные лесные массивы, равные по площади целой Сербии, то здесь, в центре Европы, по-прежнему шумят девственные горные леса, где растут исполинские буки и ели. Двухсотлетние платаны в обхвате больше самых могучих наших дубов. А в Черногории, в старом Баре, все еще плодоносит древняя маслина, под которой, по преданию, отдыхал апостол Павел. Заметьте, сербы даже в городах активно используют печное отопление. Рубят лес регулярно, не боясь утратить это богатство. Ведь они им распоряжаются сами, по собственному усмотрению, а значит, никогда не превратят в пустыню землю, на коей предстоит жить их внукам и правнукам. В сочельник сербский крестьянин идет в лес в сопровождении старшего сына, чтобы срубить молодой дубок или крепкую ветвь для праздника Рождества...
- Расскажите, пожалуйста, подробнее об этом обычае.
- У нас, в России, неизменной гостьей в каждом доме является в эту пору новогодняя или рождественская елка. У сербов же и сам Новый год никогда не имел такого значения, как Рождество. Пожалуй, даже Старый новый год, который они часто называют еще «наш славянский Новый год», будет в чем-то весомей и значимей: ведь он, как и положено, следует уже после рождения Богомладенца, открывающего Собой новый календарный цикл. Рождество по-сербски так и будет: Божић, с привычным славянским корневым чередованием бог/бож и уменьшительно-ласкательным суффиксом -ић. Соответственно, и атрибутика у них иная. Елка в России окончательно прижилась лишь в середине XIX столетия, а появились еловые и сосновые ветви на новогодних «ассамблеях» при Петре I, т. е. сравнительно недавно. Итак, корни у «новогоднего дерева» германские (вспомним саксонские «священные рощи», легенды Шварцвальда и т. п.), а не славянские, в чем, собственно говоря, нет ничего дурного. Однако хотелось бы обратить внимание вот на что: сербский «бадняк» (бадњак) имеет более древнее происхождение - не славянское или германское, а индоевропейское. Этот обычай, тесно связанный с древним солярным (солнечным) культом, сохраняется и по сей день у южных славян, прежде всего в сербском культурно-историческом ареале.
Сочельник сербы традиционно именуют «днем бадняков». Из срубленной в лесу большой дубовой ветви (или молодого крепкого деревца) изготавливают «рождественские поленья», которые в сочельник же, после вечернего богослужения, торжественно сжигают (Бадње вече). Часто вместо полена используют саму ветвь целиком - обязательно с засохшими золотыми листьями (дубы в сербских горных лесах не всегда сбрасывают на зиму листву). Дуб (храст) считался когда-то олицетворением солнца в мире флоры. Дым от такого костра, согласно древним верованиям, должен был отпугнуть злых духов, дабы в новом году людям сопутствовало счастье и удача. Сегодня все, естественно, переосмысляется в христианском духе, ведь в церемонии сжигания бадняков принимают участие и священники, и епископы. В городах маленькие бадняки - дубовые букеты по три дня (иногда и больше) стоят в красном углу у икон. Христос, Солнце мира, пришел на смену древнему культу «непобедимого Солнца» (неумирающего, «возрождающегося» после зимнего солнцестояния), которое у римлян времен империи так прямо и именовалось - sol invictus.
Есть у сербов и немало других обычаев, непосредственно восходящих к солнечному героизму наших далеких предков и освящаемых ныне Церковью Христовой, в коей былые достоинства (вспомним святителя Василия Великого, учившего, что христианин, аки мудрая пчела, может и от языческого прошлого взять то, что способно послужить к его вящей пользе), обретают новое качество, теперь уже непреходящее. Это и «крестная слава», и сам обряд разрезания славского хлеба, предварительно свершающего плавное круговое движение под сводами православного храма (молящиеся устремлены в этот момент к средоточию священнодействия «яко солнечные лучи»: каждый кладет вскинутую правую руку на плечо впереди стоящего, так что все касаются святыни одновременно)...
- Простите, Илья Михайлович, что перебиваю Вас. Насколько я понимаю, тот же смысл вкладывает и гениальный Негош, «тайновидец Ловченский», в название своей поэмы «Луч микрокосма», которую Вы сейчас переводите на русский язык...
- Да, первое слово надо переводить именно как «луч», а не как «свет»; свет ведь в луче тоже присутствует. Для христианской и индоевропейской традиции крайне важна живая, непосредственная и прочная связь человека с Богом (чего не было во многих традициях ближневосточных, где божество являлось прежде всего суровым господином, но вовсе не обязательно и подателем благ; в славянском же слове «бог», родственном санскритскому bhagas, заключены оба эти значения)...
- Невольно вспоминаешь одно из последних, пророческих стихотворений Юрия Кузнецова, его знаменитые строки: «О Солнце Родины моей,//Я плачу оттого,//Что изо всех твоих лучей//Не стало одного...». Скажите, насколько следует подобной традиции, традиции Негоша (ныне уже почитаемого народом и Церковью святого), классическая и современная сербская литература? И что бы Вы вообще могли сказать о нынешнем ее состоянии, а также о русско-сербских литературных связях? Какие здесь перспективы?
- Вопрос серьезный, заслуживающий такого же серьезного, а значит, чуть более пространного ответа. О современной сербской литературе - в контексте как национальной традиции, так и эпохи, - можно говорить долго. В России, к сожалению, ее часто лучше знают и понимают отдельные далекие, на первый взгляд, от Сербии (но неравнодушные к судьбам славянства) писатели и деятели искусства, нежели специализирующиеся в сей области «исследователи-профессионалы» и расплодившиеся в последние годы (в связи с востребованностью сербской тематики) «переводчики». Ведь первые могут позволить себе независимость мысли и суждений. Вторые же вольно или невольно вынуждены обслуживать господствующие в обществе (превратные) представления о сербах, унаследованные от безбожного времени.
Незадолго до смерти Валентин Григорьевич Распутин имел серьезный разговор на эту тему со мною и компетентными сербскими гостями, посетившими крупнейшего русского писателя в его московской квартире. Чуть позже был выработан и определенный план действий (речь шла как раз о литературных связях и планах, ибо серьезные дела редко совершаются спонтанно: в противном случае это будет сознательный грех чрезмерного упования на Бога). Перспективы были неплохие. Кое-что сделать удалось. Но когда из рук Валентина Распутина все перешло в руки бойкого (и зависимого от сильных мира сего) актера, не столь уж тесно связанного и Сербией, и с русской литературой (несмотря на членство в нашем СП России), процесс тотчас же был поставлен под контроль структур, отнюдь не симпатизирующих возрождению традиционных славянских взаимосвязей в области культуры. Как результат - присутствие в Белграде на книжной ярмарке книг Виктора Ерофеева и ряда других, может быть, не столь одиозных и не столь порнографических авторов, но все-таки тоже бесконечно далеких от европейской и славянской традиции. У нас же еще раньше всячески пропагандировалось ядовитое антихристианское чтиво Милорада Павича, демонстративно перешедшего под конец жизни из православия в католичество. Его «Хазарский словарь», пылящийся на полках книжных магазинов (единственное достоинство в данном случае - слабый перевод, не отразивший в полной мере все сатанинские глубины оригинала, ведь переводчице не до того было, да и при желании едва ли бы «потянула») удостоился похвал даже от записного критика-»патриота» из газеты «Завтра», наверняка книгу не читавшего. Павича пытались выдать за крупнейшего и самого читаемого в Сербии автора, что, конечно же, есть явная ложь. По большому счету сии замечания, касающиеся современной прозы, приложимы и к поэтическим переводам, где, правда, все-таки нет такого чудовищного смещения акцентов...
- Насколько мне известно, в 2003 году вышла составленная Вами двуязычная Антология сербской поэзии ХХ века. В предисловии Вы расставляете акценты достаточно четко, хотя издание и финансировалось Министерством культуры РФ, в ту пору находившимся в руках Швыдкого и К.
- Это они проглядели. Было, кстати, и второе издание. Кажется, в 2007 году. Но мне не сообщили, чтобы хоть как-то отомстить и не выплатить гонорар. А за первое издание второй «составитель» (отвечавший не за профессиональную сторону дела, а за информирование швыдковской «редколлегии») получил крупный нагоняй от своих хозяев. Они в данном случае абсолютно правильно заключили, что он, польстившись на деньги, позволил мне из очередного планировавшегося сборника современной поэзии Югославии сделать действительно некое подобие сербской антологии.
- Польстившись на деньги?
- Именно так. Ведь предисловие должен был изначально писать он. И комментарии, и еще кое-какие тексты. А я согласился все взять на себя, а взамен попросил только не вмешиваться больше в процесс работы. Человек этот, с трудом читавший по-сербски, но хорошо разбиравшийся в финансовой стороне дела, быстро просчитал возможные выгоды. Не учел только, что те, кто его подрядил, хоть и любят сильно блага земные, но традицию славянскую ненавидят еще сильнее. По этой причине пришлось им уже в следующем году срочно выпускать новую «антологию», толще первой, а затем - еще три таких же, дабы сии «кирпичи» сообща «перевесили» самую первую книгу. Тут уж они нашли «составителя-переводчика» (реально работала международная антиславянская и антихристианская команда) под стать себе, хотя, для отвода глаз, немало хороших текстов, добросовестно переведенных в разное время известными русскими аторами, включили в эти свои антисербские (по большому счету) сборники.
Конечно, не все так мрачно. Выходят отдельные хорошие поэтические книги сербских авторов на русском языке. Сербы по-настоящему вчитываются в поэзию Николая Рубцова. Планируют издавать Павла Васильева. Из современной русской прозы, вслед за хорошо известным и ранее Валентином Распутиным (были переизданы его старые книги и переведены произведения «перестроечного» периода), сербский читатель открыл для себя Владимира Крупина и Леонида Бородина. У нас в переводе на русский язык вышло уже шесть романов сербской писательницы Лиляны Хабьянович-Джурович. У себя на родине Лиляна является сегодня самым читаемым автором, книги ее, повествующие о земной жизни православных святых и судьбоносных страницах сербской и европейской христианской истории, издаются большими тиражами, чем все «хазарские словари» вместе взятые. Это - тоже некий знак. Конкретный пример, подкрепляющий наш тезис о стойкости сербов и присущем им европейском волевом начале.
Пора наконец всерьез обратить внимание и на сербскую классику. Не только на великого Негоша, но и на поэзию и эссеистику Йована Дучича (1871-1943), на романы, драматургию и публицистику неоднократно переводившегося ранее, но все еще не до конца изученного и понятого нами Милоша Црнянского (1893-1977), который, в отличие от своего широко разрекламированного некогда современника, югославского нобелевского лауреата Иво Андрича, является, по мнению соотечественников, самым значительным сербским прозаиком минувшего столетия. Мнение самого народа всегда весомей международных и «элитарных» оценок. Мы это видели на примере судьбы «Тихого Дона». С той же меркой следует подходить и к зарубежной славянской и европейской литературе. Сербы, народ героический и эпический, никогда не сомневались ни в авторстве Михаила Шолохова, ни в том, что это величайший русский писатель своего времени. Нам же для начала довольно просто понять сербскую правду, взглянуть незашоренно на культурную традицию братского православного народа, ведь он так же, как и мы, вносит свою лепту в общую сокровищницу.
«Русские - наши братья по вере и по крови», - постоянно повторяют сербы. Сие, проецируемое даже на братские отношения двуединство составляет стержень сербской традиции. Оно отражено в символических названиях произведений Црнянского: «Святой Савва» и «У гиперборейцев». В скорбных и гордых строках Дучича, посвященных судьбе и миссии сербской отчизны: «Землю, согретую прежде лучами щедрыми,//Не озаряла лампадка со дня сурового,//Кровнику новому всеми своими недрами//Обречена ты - ради завета нового!» («завет новый» - как новое воплощение вечного Косовского завета, или новозаветной Истины; в принципе, с учетом сказанного, можно было бы для пущей ясности позволить себе в переводе и одну «вольность»: заглавные буквы в последнем словосочетании, тогда не понадобился бы настоящий комментарий). Оно же звучит в знаменитом дучичевском «Ave Serbia», узнается в народных обычаях и национальной символике...
- Вы имеете в виду четыре буквы С, вписанные в сербский крест, что изображены на щите, который несет на груди Белый Орел?
- Да, вписанные в сербский крест четыре огнива (в данном случае, солярные символы), которые вторичное (народное) толкование, также стяжавшее право на жизнь, определяет - в соответствии с соборной традицией - как четыре начальные буквы знаменитой фразы: Само Слога Србина Спасава («только согласие спасает серба»)... Во всем этом явственно читается, помимо прочего, наше общее родовое и кровное, высокомерно и трусливо (нынешняя ущербная жизнь окончательно сблизила два этих «качества») отметаемое «современным миром иллюзий». Сербы напоминают нам (как и остальным европейцам) о тех добродетелях христианских, кои стали «непопулярны» в постхристианском (и постсоветском) обществе. Христос Пантократор с обнаженным мечом и святые ратники во всеоружии смотрят на нас с древних фресок в косовских храмах. А ведь Косово - не просто ключевое понятие истории и географии сербской. Через призму Косовской жертвы и Косовского подвига сербская традиция рассматривает все совокупное бытие этого славянского народа и каждый этап, каждый эпизод его исторической драмы в отдельности. В общехристианской традиции князь Лазарь прежде всего царь-мученик. У нас, в Архангельском соборе Кремля, усыпальнице русских царей, изображение его не случайно соседствует с изображениями святых князей-страстотерпцев Бориса и Глеба. Между тем свою великую жертву сей святой благоверный князь приносит с мечом в руке, на поле, политом не столько сербской, сколько турецкой кровью...
- А как сербы, народ героический и гордый (не в смысле гордыни, а в смысле достоинства христианского), относятся к нашим русским качествам, не всегда, быть может, отвечающим их представлениям о великом народе и великой державе? И что из отношения сербов к Вам, к Вашим близким, наиболее запомнилось за эти годы и десятилетия? Ведь Вы не только тридцать лет переводите сербскую литературу, пишете о сербской культуре и традиции, передаете свои знания молодому поколению, но и не раз оказывались в гуще политических событий, бывали на фронтах великой сербской борьбы «за Крест Честной и свободу златую», равно как и на оккупированном натовцами сербском Косове.
- Последний раз - этим летом. На Видовдан - день Косовской битвы. Бывал и на фронтах боснийской войны, там, собственно, и познакомился с Радованом Караджичем и генералом Ратко Младичем. Но здесь я хочу сказать вот что: на самом деле немало русских (и нерусских) людей перебывало в те роковые годы на героической сербской земле. Многие из них до сих пор хвалятся тем, что «были под пулями», «под бомбами НАТО». Однако менее всего об этом говорят те, кто действительно воевал, подобно Владиславу Кассину, Александру Медведеву, их боевым товарищам... Мы же, оказавшиеся там в силу профессионального долга (а из тех, кто не был связан с Сербией раньше, какая-то часть - и по корыстно-тщеславным соображениям) рисковали в принципе меньше, чем, скажем, в Москве, в начале октября 1993 года. Мне тоже случилось раз попасть под обстрел в так называемом «Коридоре» (узкий перешеек, шириной всего в несколько километров, соединяющий две основные части территории Республики Сербской), но и в этом случае главная опасность угрожала не нам, а сопровождавшим нас сербским военным (мы, кстати, все были тогда в трофейных американских бронежилетах, а они - нет).
Точно так же и похвальба «помощью, оказанной братьям-сербам» звучит часто жалко и беспочвенно. Имеют ли вообще право хвалиться этим чиновники и бизнесмены, выделяющие средства не из собственного кармана, а за счет обобранного ими славянского населения, которое, симпатизируя сербам, и заставляет их - по большому счету - делать то, что зачастую претит их собственному настрою и внутреннему содержанию? Говорю в данном случае как специалист, т. е. без эмоций и со знанием дела. Так, например, орден Святого Саввы Сербского носит на груди человек, принимавший в стенах Госдумы делегацию албанских убийц, чьи руки обагрены кровью сербских женщин и детей. Балканские события часто комментируют ставленники «мировой закулисы» (если воспользоваться термином Ивана Ильина). Даже на православных собраниях постоянно мелькает хорошо известная нам торговка-лоточница, собирающая «пожертвования на сербов» и «просвещающая» попутно доверчивый русский народ, а по сути - постоянно лгущая. Ибо добрых чувств к славянам она не питает, равно как и не представляет никакое «русско-сербское православное братство» (по словам самих же членов этого братства, заявивших, что «с Мельковой дел больше не имеют»).
Конечно, есть и иные примеры. И их гораздо больше. Множество православных людей собирало и деньги, и вещи по приходам, по общинам. И наше Общество не стояло в стороне. Так, в 1999 году мы передавали помощь и в Посольство Сербии и, совместно с благотворителями, непосредственно Сербской Церкви (лично в руки Патриарху). И ныне каждый из нас не чурается «обычной», черновой работы, будь то перевод необходимых документов, выступления в защиту конкретных людей или организация неких мероприятий. Но о таких вещах, по идее, и говорить нет смысла. Ведь это делают - по мере своих возможностей - все христиане. Наиболее же действенной помощью сербам и реальным сотрудничеством, ведущим к возрождению вековых взаимосвязей между двумя нашими братскими народами, является, прежде всего, серьезное, т. е. глубокое и правдивое освещение балканской ситуации, а также передача духовного и национального опыта. Последнее, быть может, сегодня важнее для нас русских, нежели для сербов. Обо всем этом еще в 1999 году говорил посланцам организации «Святая Русь» блаженной памяти старец Иулиан. Православные бизнесмены слушали его внимательно, однако хватило их лишь на малое время и только на малые дела. Впрочем, и на том спасибо.
Что касается «русских качеств»... Сербы знают Россию и русских все-таки чуть лучше, чем мы Сербию. И понимают, что у каждого народа, как и у каждого человека, свое предназначение в этом мире. Святитель Николай Сербский, о котором мы столько говорили сегодня, так определял наши национальные архетипы: «Если кто воистину велик, так это русский мужик, странник и паломник по святым местам, и сербский крестьянин - пахарь и воин». Приложите теперь эту характеристику к известным примерам, пусть даже из новейшей истории, хоть бы и ХХ столетия...
Святая Русь для серба - Подножие Престола Господня. Русский беседует с Богом, а серб - стоит в это время на страже, чтобы никто не посмел нарушить благоговейной беседы. Не приняла ли и ныне, на рубеже веков и третьего тысячелетия христианской эры Православная Сербия на себя тот первый удар, который сейчас достиг уже и России? Ведь в самом имени сербском (ср. лат. servare - «сторожить», «охранять», «спасать, «сберегать» и др.) заключено это значение крайнего славянского форпоста, ставшего с веками западным рубежом Православия. Не зря лужицкими сербами, «сорбами» до сих пор именуют самых западных уроженцев славянского мира, проживающих сегодня на территории Германии. Однако сербство есть не только синоним широкого распространения и порубежья. Сербство - это «закваска», концентрированное выражение славянской «этнической памяти» (данный термин использовал акад. О.Н. Трубачев), сведение воедино, казалось бы, навеки разобщенного и разъединенного.
«Малый народ - удивительное явление, - писала образованнейшая сербская женщина ХХ столетия, ученица святителя Николая Сербского Исидора Секулич, - иногда он вовсе даже и не малый. Просто кажется таковым. Тогда как на самом деле является консервативной, смиренной и долготерпеливой составляющей некоего великого народа или целой расовой общности. И он осознает это <...> осознает себя как закваску и расовую сущность чего-то большого и вечно созидаемого». «Через борьбу национальную, расовую, природную мы приподнимаемся над грехом и смертью», - говорил сам святитель Николай. Малая балканская родина была для великого апостола Европы и славянства краеугольным камнем явственно ощущаемого древнего единства, обретшего свой подлинный смысл во Святой Соборной и Апостольской Церкви.
Смирение же сербское нигде и не с кем не проявляется так явно, как при общении с русскими людьми. По отношению к нам суровые и мужественные сербы ведут себя порою как добрые и послушные дети. Вот здесь действительно можно говорить об отраде и умилении без всяких натяжек и передергиваний.
Мои собственные чада (никто из них, к сожалению, не стал сербистом, хотя в пору их детства в нашем доме постоянно говорили по-сербски и беседовали на литературно-исторические темы балканские) сохранили память о Сербии как светлую сказку, резко контрастирующую с мрачным миром нынешней славяно-европейской реальности. Старшая дочь объездила практически всю Европу, защитила диссертацию в Германии, рано добилась почти всего, чего желала. Но и по сей день помнит, как в девятилетнем возрасте собирала виноград вместе с сербскими монахинями в монастыре Раковица (там погребен ныне Святейший Патриарх Сербский Павел, там же - в пору, когда монастырь был еще мужским, - принял на заре ХХ столетия иноческий постриг будущий святитель Николай Сербский). Своего первенца мои дочь и зять по собственному почину назвали Саввой, после того как дочь увидела во сне некоего старца и услышала это имя, и хотя по святцам оказался преподобный Савва Московский, иконка святителя Саввы Сербского одной из первых была поставлена у изголовья младенческой кроватки.
По многолетнему опыту знаю, что русские дети, искренне и добросовестно относящиеся к изучению сербского языка и истории, всегда особенно окрыленно, счастливо и уверенно чувствуют себя на сербской земле. Оставляя за спиной многие искушения, они неизменно ощущают здесь некий подъем и радость духовную, причем даже дети из маловоцерковленных, иногда и вовсе неверующих семей. Ни балканская жара, ни горные тропы, ни долгие переходы и переезды, равно как отдельные бытовые неурядицы, никак не сказываются на общем восторженном настрое. И сам я в Сербии обычно «молодею» лет на двадцать, каждый раз испытывая такое чувство, как будто обрел нечто далекое и уже нечаемое.
По большому счету, Сербия нам, русским, нужна для лучшего понимания собственных истоков. Есть в сербском языке и такое слово: понорница - река, уходящая под землю, а потом снова вырывающаяся на поверхность. Кому-то, возможно, очень хотелось бы, чтобы славянская родовая память никогда не вырвалась из-под спуда условностей века сего. Но мы уповаем на пророчества святителя Николая и преподобного Серафима о единой великой державе православных славян, страшной для врагов Христовых. И осмеливаемся - вслед за великими сербскими святыми нового времени - дерзновенно надеяться на «духовное возрождение Европы», «любимой дочери Христа» (свт. Николай Сербский), без которой невозможно себе представить ни нашу собственную духовную культуру, ни мировую историю.
- Спасибо, Илья Михайлович, за интересную и содержательную беседу. Думаю, что сербское дерзновение и христианский оптимизм еще не раз послужат к вящей пользе всего православного мира.
- Спасибо и Вам за добрые и мудрые слова, а боголюбивому и вдумчивому читателю - за разумение.
Беседу вела Ирина УШАКОВА
