Минувшей осенью вновь довелось мне посетить братскую Сербию - страну, ставшую на закате ХХ столетия необычайно близкой и дорогой русскому сердцу, а потому искусственно (и настойчиво) отдаляемую от нас в последние годы теми, кому не по душе славянское духовное единство вообще, а героический дух и проявление национального достоинства - тем паче. За два дня до возвращения на родину (которая, несмотря на все «перестроечные» и «постперестроечные» катаклизмы, все равно продолжает оставаться Родиной), гуляя по набережной черногорского города Бара, увидел я объявление о вечере русско-сербской дружбы и подумал: почему бы и не сходить напоследок. Листок извещал о прибытии «известного российского поэта Сергея Гловюка». И хотя титул меня несколько удивил, фамилия показалась знакомой.
В летней приморской резиденции короля Николая (краля Николы, верного друга и союзника России), в небольшом и уютном помещении, обставленном и оформленном, правда, в современном стиле, уже собрались местные поэты, художники, представители сербской общественности и культурных организаций. Многие из этих людей были мне хорошо знакомы. С иными и вовсе связывала давняя дружба - еще с тех времен, когда и в помине не было «независимой Черногории», созданной по указке американского госдепартамента, при лакейском содействии российского МИДа. В президиуме тоже были сплошь знакомые все лица: во-первых, бывший министр (а до того ответственный комсомольский, по-нашему, работник) Будимир Дубак, в принципе человек культурный и, несмотря на журналистские хвалы в адрес сепаратиста Мило Джукановича, в поэзии своей не чуждый темы сербства и православия; затем «молодая восходящая звезда» промасоненной демократической «черногорской культуры» Андрия Радулович, в отличие от Дубака - безграмотный до предела, не умеющий даже на родном языке связно выразить свои мысли в публичном выступлении, но при этом обладавший когда-то более глубоким, на мой взгляд, поэтическим дарованием, которое, однако, сам же и похоронил в себе, пойдя на службу к «вечно гонимому народу»; и, наконец, старый поэт Милутин Мичович, брат владыки Иоанникия, возможно, попавший в эту компанию по ошибке. Радулович, как главный организатор, сидел в центре. Рядом с ним помещался «второй Есенин, тоже Сергей» (примерно так представил московского гостя Б. Дубак), С. Н. Гловюк.
Обычно слависты и переводчики, выступая за рубежом, говорят на языке той страны, чьей литературой они занимаются на протяжении многих лет и десятилетий. Поэтому мои сербские друзья, вместе с которыми я пришел на сей вечер, ждали того же и от «самого известного составителя сербских поэтических антологий», «совершившего настоящий подвиг на поприще славянской культуры». Однако Сергей Гловюк был не только известным славистом, но еще и «великим» (или, по крайней мере, «большим» - в сербском языке прилагательное велики может иметь и такое, более скромное значение) поэтом, «наследником Пушкина, Лермонтова и Тютчева», «чей голос знает сегодняшняя Россия» и чье творчество «ближе всего было бы его славному тезке Сергею Есенину». А потому заявил: «Буду говорить по-русски!» Замечательно. Вот только по-русски ли звучали такие пассажи: «мы, славяне, экспериментальные народы», «поляки наградили меня орденом - от них меньше всего ожидал», «в Совет Европы меня пригласили - сорок пять минут выступал, не каждому президенту столько дадут». Грустно было все это слушать. Когда же Гловюк попытался прочесть чужой перевод одного поэта средней руки, который должен был подтвердить главную (подспудную) мысль устроителей вечера (во всех наших бедах виноваты мы сами и пора бы уж нам стать поцивилизованнее), то и вовсе сбился. И под смех одной, и аплодисменты другой части зала, скомкал свое выступление, объяснив, что зачитает только концовку: «под землею целая страна» (т. е. Сербия, куда он наведывается довольно-таки часто). До того это же стихотворение пробубнил по бумажке Андрия Радулович. Так что Гловюк тут по большому счету и не виноват. Человек он совсем не плохой. Вовсе даже не враг сербского народа и сербской культуры, в отличие от другого познатог антологичара, А. Базилевского. Тот на самом деле поставил себе невыполнимую задачу по маргинализации современной сербской поэзии и, надорвавшись, срывается теперь на визг: сербы, дескать, слишком упрямы, у них, мол, «неверные представления о России» (стало быть, все еще верные). А Сергей Николаевич не передергивает, не калечит сознательно сербские тексты (просто стремится «организовать» все побыстрее и подешевле), не лжет (просто замалчивает самую суть), не восхваляет Тито и других палачей славянства (просто старается поладить с их наследниками, дабы не рассердить последних). А. Базилевский рассердился на знаменитого в Черногории и любимого всей Сербией поэта Момира Войводича за то, что тот «плохо перевел» его стихи. Но ведь М. Войводич, прекрасный, кстати, переводчик Есенина, ясно и по-доброму объяснил тогда «молодому стихотворцу», что перевод не должен быть лучше оригинала. С. Гловюк столь дешевых истерик устраивать не будет. Раз его имя уже стоит на обложке сербского издания, так ли уж важно, что там внутри. Тем более что на поверку все выходит очень даже недурно. Во всяком случае, те переводы стихов Гловюка, что звучали на упомянутом вечере, были гораздо лучше оригиналов: тут явно постарался кто-то посерьезнее А. Радуловича, бездарно загубившего в свое время великолепные подстрочники (с обширными комментариями) Н. Рубцова, Ю. Кузнецова и С. Куняева. Согласился я и с тем, что не всякому президенту дадут рассуждать о славянстве в Совете Европы. Попробовали бы Радован Караджич или Александр Лукашенко! Но если уж С. Гловюк так хорошо ладит с российским министерством культуры («пять министров сменилось - все меня поддерживали»), почему бы не использовать эти связи для пропаганды сербской классики. Дабы издания были серьезными, а переводы качественными. Не такими, как у его коллеги-оппонента А. Базилевского, которого, похоже, финансирует американское (или израильское?) министерство. Ведь современная сербская поэзия является достойной наследницей Й. Дучича, М. Ракича, В. Петковича-Диса, М. Црнянского и других классиков сербской литературы, не говоря уже о великом Негоше, чье 200-летие торжественно отмечает в этом году весь славянский поэтический мир.
О Негоше и его отношении к России мы все говорим. И о Дучиче - тоже давно пора. В этом году ведь был и его юбилей - 70 лет со дня смерти. И хотя московская литературная общественность откликнулась на приглашение в сербское посольство довольно вяло, праздник удался на славу, зал был полон. Пришла прежде всего молодежь: студенты, школьники, изучающие сербский язык и историю, в том числе и те, кто специально приехал ради двухдневных торжеств из других городов. Хотелось бы особо поблагодарить их наставников и преподавателей, а также мою коллегу, слависта Наталию Бондаренко, поэта и переводчика сербской поэзии Ивана Голубничего, замечательного сербиста и переводчика Ивана Прийму и его супругу Драгану Дракулич-Прийму, переводчицу Посольства Анну Белогрлич, атташе по культуре Снежану Павлович и, конечно же, посла Республики Сербии в РФ - выдающегося ученого-историка д-ра Славенко Терзича, которого все мы знаем уже не одно десятилетие и без чьей поддержки юбилей Дучича в России едва ли бы состоялся. Будучи в конце сентября с. г. в Требинье, на родине крупнейшего сербского поэта ХХ века Йована Дучича, мы с моим другом Ранко Радовичем вспомнили об этих московских торжествах на авторском вечере его поэзии. Вечер проходил под девизом верности традиции, олицетворением коей является яркая и масштабная фигура славного земляка нынешних требиньцев.
Не признаваемая «мировым сообществом» Республика Сербская (государство вдвое превосходящее по территории и населению «независимую Черногорию») до сих пор остается примером национальной и православной государственности, казалось бы, немыслимой в условиях современной Европы. Однако она реально существует, хотя и не обозначена на российских политических картах мира. Существует во многом в своем прежнем, изначальном качестве. И в этом - великая заслуга ее первого президента, сербского поэта Радована Караджича. Его подвиг и жертва оказались не напрасны. Наверное, не случайно, что именно на этой земле родился некогда и тот кто, подобно Караджичу, ясно осознавал высшее предназначение своего народа: «Мой сербский народ, по своему устроению духа и идеалам, есть величайший христианин меж народами. Прежде всего, он более чем кто-либо обожествил героизм и мученичество, один идеал - греческий, а другой - арийский, и оба - воплощенные в Христе».
На рубеже третьего тысячелетия христианской эры слова эти не раз пророчески звучали на сербской земле. Грандиозные перемены, произошедшие в Восточной Европе, привели к повсеместному слому, разброду и смятению. И одновременно, в горниле разрушений, при тотальном крахе системы, еще недавно казавшейся вечной, четко обозначились очертания исконного и действительно вечного. Сербы увидели и поняли это раньше других славян. А поняв - не остановились на увиденном.
Необходимо вернуться на золотую, «царскую» стезю Дучича. Любые попытки «вписаться» в «современный мир», пусть даже с частичным сохранением «национального колорита», для славян (да, наверное, и для всех остальных европейцев) равны самоубийству. Так, собственно, и происходит подмена. А затем - маргинализация культуры. К сожалению, общая обстановка в славянском мире благоприятствует ныне подобным процессам. Многие русские и сербы, скрепя сердце, принимают правила чужой игры. Тем больше чести тем искренним и мужественным людям, кто находит в себе силы противостоять проискам инородцев, ограждая от их липкого прикосновения наши святыни. Закономерно, что поэт Ранко Радович одним из первых понял опасность чужеродного посягательства на традицию. И поспешил ответить на вызов времени не только смело заявленной гражданской позицией, но и мощным художественным словом, из «глубин праотцовства» (Матия Бечкович), ставшим концентрированным выражением славянской (и европейской) родовой памяти и символом надежды для будущих поколений.
Илья Числов, октябрь 2013 г.
***
Ранко Радович
ИЗ ВЕНКА СОНЕТОВ «СТРАХОР»
БЫЛИНКА
О Лира... из сердца - людского...
Тростник - страж - легенды чудесной!..
Пророка могучее слово,
Для жаждущих - ливень небесный...
Царь Славы, сей вопль покаянный
Услышь! Замерзаю! Раздроблен
Мой слух на стерне окаянной...
Ищу Светослов! страхом сломлен.
С курганов, где вотчина навья,
В пустые миры сухотравья,
Зовешь ты меня, Вездесущий!
Когда бы дневное светило
Ярь мертвых цветов воскресило,
Рассвет, искру жизни несущий.
4
ПОМРАЧЕНЬЕ
Рассвет, искру жизни несущий.
Свет мiра отверзший для взора,
Луч логосный!.. Трижды грядущий!-
Сквозь богоущербность - Страхора...
Ты кажешься Тенью, летящей
Сквозь вечную смерти обитель!..
Поможет ли облак дождящий
Бесплодной пустыне, Спаситель?
Удастся ли косноязычным
Постичь Тебя зреньем обычным,
Коль дух наш - оплот помраченья?!
Так, ложным стыдом обуяны,
Безумствуя, ищем изъяны
Божественной силы творенья.
ИЗ ВЕНКА СОНЕТОВ «БОЖЕСТВЕННАЯ КРОВЬ»
12
ТОПЬ
Но - Тисово Слово над жерлом:
Пристанищем духов обмана;
Стрелой исцеляется рана
Громовая - в свете умерлом.
Исчерпан хвалою - до донца!
Твой клич уловлю сквозь мечтанье,
Ее забывая дыханье...
В грязи различу - зерна солнца.
Трисолнечный Бог мой превыше -
Поэзии... данной нам свыше...
Без благословения - кто ты?
В огне, любодейно-разверзлом,
Иной мнится огнь мне... и соты!
И пчелы, и цвет с райским перлом.
14
ВОССТАНИЕ
Ядущие мед - да восстанем:
Листва ярым вспыхнет пожаром,
Как молнией - Духовым даром
Предел озарит, затуманен.
У смерти иного призванья
Нет, кроме как смерть, но недаром
Сверкает, слепя ложным жаром,
Блестящий клинок мудрованья.
Но что он для Бога Живого?
Желанная Пристань Христова,
К тебе я сейчас приближаюсь!
Страхоров Утес объял Пламень!
За слово - главою - ручаюсь!
Рек, грешный: возставь мя на камень.
15
БОЖЕСТВЕННАЯ КРОВЬ
Рек, грешный: возставь мя на камень -
О Луч!.. освещающий бездну,
Дар - гибнущим - струйный отверзну!..
Не Твой ли я тройственный пламень?!
И стана березы - коснулся...
Как глад, утоли боль познанья!..
Убей духов тьмы... Терн... Преданья...
Трапеза... где дух мой очнулся!..
Есть кубок - но холода полный,
Шумят во мне страшные волны,
Елижды сгорех, как кров сламен!
Но - Тисово Слово над жерлом,
И пчелы, и цвет с райским перлом...
Ядущие мед - да восстанем.
ПАДЕНИЕ ПАД
Как зрелый плод Ко зрео плод
Паду к ногам. Смjело падам
Садовник Тот - На исти - брод
Первый Адам. Ко пра Адам.
(Прямо в кусты (У глуви брст
Добра и зла) Зла и добра)
Пред Перст Судьбы, Пред онаj Прст
Что сорвала. Што ме обра.
Лишь узрит глаз Кад види скрас
Спасение! Сва моjа глад!
Промолвит Спас: Шапнуће Спас:
«Падение «Не боли пад
Прошло не зря, Нит плаче крв,
Убив червя». Дави се - црв».
С сербского перевел И. Числов
Ранко Радович родился в 1952 г. в с. Бреза, неподалеку от г. Биело Поле (Черногория). Опубликовал более десяти книг поэзии. Стихи его, давно полюбившиеся сербскому читателю, сегодня переведены на многие языки мира, включены в известные антологии и сборники, удостоены высоких литературных наград. На русском отдельными изданиями вышли следующие книги Р. Радовича: «Волчица» (2010), «Нежность» (2011), «Страхор» (2012).
Фото Станислава Минакова
1. Новое (?) платье короля