Ответ Полине Жеребцовой, человеку и бипатриду

Яростно стучать по клавиатуре в Рождественские каникулы меня заставил опус некоей Полины Жеребцовой, с пафосом и в красках укоряющей М.Б.Ходорковского за его позицию по Северному Кавказу. Прочитал я сей крик души почти неделю назад, вчера же наткнулся вновь – и в свете волгоградских терактов отрефлексировал особенно остро.

Грани.ру вообще представляют собой заповедник непуганой, махровой и образцовой русофобии с отчетливо выраженным этносоциальным габитусом – тут тебе и Валерия Ильинична, и Мильштейн с Рубинштейном, и Подрабинек с Ихловым (этот настолько упоролся, что попал, похоже, в немилость даже у всеядной граненой редакции; его тезис «отрицание ценностей Просвещения есть нацизм» наверняка заставил бы удивленно вскинуть брови таких известных нацистов, как Берк, де Местр и Победоносцев). Очерк Жеребцовой, однако, отличает определенная для данного ресурса оригинальность: во-первых, автор русская (мои комментаторы в ЖЖ, изучив автобиографию Полины, подсказали, что бабушка у неё еврейка, дедушка чеченец, а сама она считает себя «гражданкой мира», так что недоумение ожидаемо оказалось снятым), во-вторых, жанр произведения не традиционная теоретическая русофобия (ну какие весомые претензии к русским у того же Ихлова, кроме самого – бесспорно, возмутительного – факта их существования? Отказались сыграть Хава Нагилу в ресторане Матрешка?), но, скорее, русофобия сопричастия.

Жеребцова, проживающая ныне в Финляндии, но родившаяся в Грозном, стала свидетельницей обеих чеченских кампаний. Пишет она о своих впечатлениях остро, живо, главное – правдиво. Вот только правдивость эта заставляет вспомнить старый анекдот.

Жил-был одноглазый король. Однажды он объявил конкурс на лучший портрет себя любимого. Один художник нарисовал монарха таким, какой он есть, без глаза, и был казнен за очернение. Так умер реализм. Второй художник изобразил короля без увечья – и был казнен за ложь. Так умер романтизм. Третий же художник, недолго думая, нарисовал капризулю в профиль, с той стороны, где глаз присутствовал – и был щедро награжден. Так родился соцреализм.

Вот и госпожа Жеребцова пишет в жанре по-человечески понятного, но от этого не менее вульгарного соцреализма, сводя весь ужас и боль чеченских войн к временным рамкам непосредственно военных операций, и пространственным – своего дома, максимум квартала. Цитирую: «В нашем доме из 48 квартир 10 было чеченских, остальные - русские, армянские, цыганские, азербайджанские, ингушские, еврейские, польские... Мы жили дружно, пока не началась война. Война смела все: жизни, дружбу, любовь. Она уничтожила все». Пронзительно, да? Вот только любые процессы в низовых ячейках общества так или иначе, но воспроизводят жизнь общества и государства в целом.

Русско-еврейско-ингушские дома жили дружно, пока существовало крепкое государство с кривой, худой, слепой, местами идиотской, но хотя бы осмысленной национальной политикой. После распада СССР везде, где было тонко, немедленно порвалось – и к моменту, обозначенному Полиной как «началась война», русских в Чечне уже почти четыре года резали с упоением и завидной целеустремленностью. В Грозном, действительно, было чуть спокойнее, чем на вайнахской периферии, оставались маленькие островки межнациональной гармонии – но именно «чуть» и «островки». Факт геноцида русских в Чечне признан множеством государственных чиновников, включая бывшего тогда посмелее президента Путина, его конфидента Говорухина, вице-премьера Рогозина и даже одиозного автора экстравагантных этнических концепций академика Тишкова. Но потоки русской крови Полина Жеребцова почему-то не заметила, она заметила и оплакала лишь печальный финал своего польско-цыганского Калабуховского дома.

В статье красочно описываются ужасы той войны: «В августе 1996 года в подъезд нашего дома залетели снаряды с российского поста: соседей разорвало на куски. Мне было уже одиннадцать.

Я вышла в свой родной подъезд, и мои ноги по щиколотку утонули в крови. Кровь стекала со стен и с потолка, а рядом кричали в жутких мучениях выжившие соседи… А 21 октября 1999 года на рынок Грозного «прилетела» ракета. Днем, когда там толпились тысячи людей.

Как потом было объявлено, «это был рынок террористов», с которыми боролись захватчики… Когда на грозненский рынок прилетела ракета, я находилась в трех кварталах от места ее падения. Я увидела огонь от земли до неба, а потом услышала оглушительный взрыв. В моих ногах оказалось 16 осколков. А что стало с людьми, которые были ближе к ракете? Оторванные руки, ноги, головы, тела, превращенные в пыль».

Страшные картины. Вот только они присущи любому военному конфликту с той поры, когда войны превратились из «спорта королей» в столкновение массовых армий, вовлекающее в свою воронку практически все население противоборствующих стран. Человек, решивший во фронтовом городе посетить такое публичное место, как рынок, должен отдавать себе в отчет в возможных последствиях этого шага (особям с синдромом «бабицкий масюк головного мозга», возжелавшим использовать этот аргумент как оправдание взрывов жилых домов в Буйнакске, Москве и Волгодонске в 1999 году, рекомендую почитать международное право войны, в частности, погуглить понятия «комбатант» и «неконвенциональный противник»). Человек, четыре года (тем более – девять лет) живущий на территории, где сотнями тысяч мучают и убивают его соплеменников, но предпочитающий замечать не это, а печальный крах польско-азербайджанской дружбы, никому ничего не должен, но, очевидно, не совсем адекватен, как неадекватен слепец, считающий себя зрячим. Чу! Слышу возмущенные голоса: «этим несчастным людям просто было некуда бежать». Расскажите это грешникам, томящимся в Аду и готовым по капле в день вычерпывать мировой океан, лишь бы получить крохотную надежду на спасение. Чечня 90-х была стопроцентным, несомненным, настоящим Адом для русских. Я лично знаю людей, бросавших свои комфортабельные квартиры в Грозном и бежавших в Россию на голое место, обустраивая жизнь буквально через случайных попутчиков по купе. Семья Полины предпочла остаться на родном пепелище – последствия этого мы сейчас читаем на электронных страницах Граней. Дедушка Полины, участник ВОВ, погиб в больнице во время обстрела. Чудовищная ухмылка судьбы. Вот только…Татьяна Лиознова, режиссер культовых «Семнадцати мгновений весны», рассказала как-то основную причину «открытого финала» своего фильма – Штирлиц, вернувшись в Берлин, погибает, то ли в подвалах гестапо, то ли под советскими бомбами (а его радист Эрвин погиб во время бомбардировки совершенно явно). Это Война. В обоих случаях – Война, начатая не нами.

Наконец, смысловая кульминация жеребцовской эпистолы – декларирование отказа от позорного рабского клейма под названием «российское гражданство». Как понятно из контекста, она при этом останется гражданкой Финляндии. Вот только … знаете ли Вы, Полина, что-нибудь про кровавую резню русских, не имевших никакого отношения к большевикам, случившуюся в апреле 1918 года в Выборге и вызвавшую возмущение как в красном, так и в белом лагере? Об уничтожении финскими диверсантами советского военного госпиталя в Петровском Яме в феврале 1942 года (финны утверждают, что он пострадал случайно, но сам факт случившегося не отрицают)? О том, что при финны при любой власти и в любые времена были весьма воинственным народом, достаточно вспомнить их рейтарские полки в составе шведской армии под Полтавой (о том сражении недурно написал в одноименной поэме один кудрявый господинчик, ныне поднимаемый на знамена многонациональности по причине мирного сосуществования в доме его предков русских и эфиопских семей). Может, имеет смысл отказаться и от финского гражданства и успокоиться сердцем в стране, никогда не воевавшей и не подавлявшей сепаратистские мятежи на своей территории? Незадача, однако – таких стран не существует. Пора искать другой глобус.

Повторю еще раз – Полина Жеребцова пишет правду. Правду человека, нечаянно или злонамеренно описывающего даже не верхушку, а микроскопический фрагмент айсберга (цыгане и ингуши жили мирно, ни с того ни с сего пришли злые федералы и все испортили, мы делили апельсин, много наших полегло). Отколов махонький кусочек льдины, она кидает холодным, режущим крошевом не в отошедших уже к праотцам Ельцина и Грачева, даже не в объявленного формальной мишенью Ходорковского, а в нас, ныне живущих русских людей, для каждого из которых Северный Кавказ это острая актуальная проблема, более того – возможная причина увечья или гибели. Никто не может похвастаться, что он «в домике», ибо любой домик может взлететь на воздух, как волгоградский вокзал. А Вы, Полина, кидайтесь сколько угодно, если Вам это так нравится. Пытайтесь побольнее попасть ледышкой в простого русского человека, беззащитного перед лицом нашпигованных тротилом шахидов и их добровольных защитников. Вот только странно, что Вы, не понаслышке знакомая с реалиями войны, забыли о таком понятии, как «рикошет». А Русский Рикошет, как и Русский Бунт, беспощаден, хотя бессмысленным его отнюдь не назовешь.

PS: Полтора года назад мне довелось участвовать в одном местном политическом междусобойчике формата круглого стола. Присутствовал там и видный деятель региональной молодежной политики, обычно посещающий подобные мероприятия для очередного громогласного провозглашения тезиса «русских в природе не существует» (фамилия данного субъекта, что характерно, заканчивается на –ян). Прослушав со скучающим видом все доклады, он крайне оживился, услышав в моем выступлении – в целом касавшемся общеполитических, а не межэтнических проблем - проходную описательную фразу «многие русские националисты предъявляют претензии Путину в связи с ущемленным, на их взгляд, положением русского народа». Тусклые доселе глазоньки возгорелись, и многонационал возопил: «Да где это у нас ущемляют русских?! Вы видели где-нибудь объявление «русским жилье не сдаем»?! Да все нормально у русских на Северном Кавказе!» (последним тезисом своего реактивного бреда он отменно высек сам себя, ибо словосочетание «Северный Кавказ» я не произнес ни разу). Далее последовали пространные рассуждения о якобы сугубо экономических причинах исхода русских из Чечни (доля сермяжной правды в этом, кстати, есть – насильный отъем жилья и имущества является прекрасным и едва ли не единственным локомотивом развития экономики набегового типа), а закончил все требованием сию минуту (!) предоставить ему живого свидетеля чеченского русоцида для подтверждения реальности обсуждаемого явления. После моего резонного возражения, что живого свидетеля блокады Ленинграда я ему тоже тотчас предоставить не могу, что не отменяет историчности события, Мультикульчатур Полиэтничян вновь поскучнел, затих и продолжил ковыряться в загорелом носу. Мне же подумалось: при всей отталкивающей циничности подхода мирового еврейства к своей трагедии в годы ВМВ, давно превращенной в доходный бизнес, кое-чему поучиться у них не мешает. Надеюсь, в будущем отрицание геноцида русских в Чечне станет уголовно преследуемым деянием. Что Вы говорите? Оруэлл, Министерство Правды, мыслепреступление? Ну, уж лучше Оруэлл, чем ненасытный Мовсар Соломонович Лубрикойнен.