Растиражированная ложь Валентина Пикуля

Известный клеветник на старца Григория Распутина и святого Царя-мученика писатель-лжеисторик Валентин Пикуль, заканчивая свой роман «Нечистая сила», писал «По определению В. И. Ленина, "контрреволюционная эпоха (1907-1914) обнаружила всю суть царской монархии, довела ее до "последней черты", раскрыла всю ее гнилость, гнусность, весь цинизм и разврат царской шайки с чудовищным Распутиным во главе ее...» Вот именно об этом я и писал!»

Ах как старался угодить клеветник Пикуль тогдашней коммунистической власти. Как же! Ведь она на фоне описанного в книге «царского беспредела» выглядела просто агнцем! Но что-то не учел знаменитый злопыхатель. Власть оказалась не такой гнусной, как сам писатель. К 1979 году, ко времени выхода сокращенного варианта романа Пикуля в журнале «Наш современник» что-то в коммунистической власти изменилось. Не случайно же после публикации ближайшее окружение Л.И.Брежнева пришло в замешательство. Секретарь ЦК КПСС М. В. Зимянин даже вызвал «на ковер» зарвавшегося писателя.

Затем на Всесоюзном идеологическом совещании в отношении Пикуля критически высказался член политбюро КПСС, главный идеолог СССР М.А.Суслов. А после этого в газете «Литературная Россия» появилась разгромная статья старшего научного сотрудника АН СССР, кандидата исторических наук И.М.Пушкаревой, направленная против романа у «Последней черты» (авторское название «Нечистая сила»). Ученый историк Пушкарева прямо заявила о плохом знании Валентином Пикулем истории и отметила, что «литература, которая "лежала на столе" у автора романа (судя по списку, который он приложил к рукописи), невелика... роман... не что иное, как простой пересказ... писания белоэмигрантов - антисоветчика Б. Алмазова, монархиста Пуришкевича, авантюриста А. Симановича и пр.».

О том же гласило и редакционное заключение, подписанное заведующим редакцией художественной литературы Е.Н.Габисом и старшим редактором Л.А.Плотниковой: «Рукопись В. Пикуля не может быть издана. Она не может считаться советским историческим романом...».

Итак, конец 1970-х годов. Эпоха застоя. А коммунистическая власть тем не менее пересматривает свои взгляды на историю. И потому Пушкарева в редакционном заключении Лениздата на рукопись Пикуля довольно патриотично пишет: «Рукопись романа В. Пикуля "Нечистая сила" не может быть принята к изданию, поскольку ...является развернутым аргументом к пресловутому тезису: народ имеет таких правителей, каких заслуживает. А это оскорбительно для великого народа, для великой страны...»

Когда же Лениздат расторг договор, Пикуль передал свою рукопись в «Наш современник» и роман «Нечистая сила», хотя и с большими сокращениями, и под названием «У последней черты» все-таки вышел. Известный критик Валентин Оскоцкий так отозвался о публикации в «Нашем современнике»: «В романе отчетливо сказалась не историчность авторского взгляда, подменившего социально-классовый подход к событиям предреволюционной поры идеей саморазложения царизма».

По-коммунистически? Да. Но важно-то не это. Важно то, что все критики сходятся в одном - роман Пикуля не историчен. Искажение истории и (по словам Пушкаревой) «оскорбление великого народа, великой страны» - вот в чем причины того, что произведение Пикуля не было принято советской цензурой.

По этим же причинам заседание секретариата правления СП РСФСР публикацию романа в журнале «Наш современник» определило, как ошибочную. Валентин Саввич, конечно же, впал в депрессию В одном из писем писал: «Живу в стрессах. Меня перестали печатать. Как жить - не знаю. Писать хуже не стал. Просто не нравлюсь советской власти...»

Но не только советской власти не нравился рьяный коммунист Пикуль. Он не нравился и антикоммунистам. Так, сын царского премьер-министра П.А.Столыпина Аркадий Столыпин написал о романе статью с названием «Крохи правды в бочке лжи» (впервые вышла в зарубежном журнале «Посев» № 8, 1980 г.). В ней он утверждал: «В книге немало мест не только неверных, но и низкопробно-клеветнических, за которые в правовом государстве автор отвечал бы не перед критиками, а перед судом».

Не нравился Валентин Пикуль и своим собратьям по литературе. Например, прозаик В. Курбатов писал В.Астафьеву после публикации романа «У последней черты» в «Нашем Современнике»: «Вчера закончил чтение пикулевского "Распутина" и со злостью думаю, что журнал очень замарал себя этой публикацией, потому что такой "распутинской" литературы в России ещё не видели и в самые немые и постыдные времена. И русское слово никогда не было в таком небрежении, и уж, конечно, русская история ещё не выставлялась на такой позор... Теперь уж и в уборных как будто опрятнее пишут». А Юрий Нагибин в знак протеста после публикации романа даже вышел из редколлегии журнала «Наш современник».

Но наступили другие времена. Грянула (не к ночи будь помянута) так называемая перестройка. На смену консервативным коммунистам-патриотам пришли либеральные коммунисты, западники, которым было наплевать на историческую Россию. Цензура ослабла и с 1989 года роман Валентина Пикуля стал издаваться в различных издательствах выставляя русскую историю, по определению Курбатова, «на позор». Прискорбно об этом говорить, но к одной из книг лично написал предисловие нынешний председатель Союза писателей России В.Н.Ганичев. А в 1991 году он издал роман Пикуля «Нечистая сила» и в своей «Роман-газете» более чем трехмиллионным тиражом. Так началось масштабное тиражирование исторической лжи.

Но надо отдать должное крайнему интересу нашего народа к истории. Особенно во время перестроечных годов. И особенно к романам Валентина Пикуля, которыми зачитывались миллионы читателей. Справедливости ради отметим, что написаны они действительно талантливо. Критики и читатели согласно утверждают, что романы Пикуля захватывают своими сюжетами, читаются с большим интересом. Может оно и так... Может действительно пьянство и разврат Царей и Цариц интересны для тех, кто пытается оправдать себя. Наверное, для миллионов советских людей, «серых совков», было важно понимать то, что великий человек так же подл и мерзок, как и «всякий человек»? В свое время о таком «интересе» Александр Пушкин написал так: «Толпа жадно читает исповеди, записки, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости, она в восхищении. Он мал как мы, он мерзок как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок - не так как вы - иначе! ... Презирать суд людей не трудно; презирать суд собственный невозможно».

Можно полагать, что Пикуль врал о мерзости великих намеренно. Ведь знал же он, например, о положительном историческом взгляде на Григория Распутина. Хорошо знавшая Валентина Саввича Л.Н.Воскресенская вспоминала: «А что за "нечистая сила"? Это, по его /Пикуля/ мнению, был Распутин. Тут я с ним была совершенно не согласна. И хотя он мне лично показывал те документы, на которые он и в книге своей опирался, о том, что Распутин был развратником, но я ему все равно говорила, что неправда это. Мне тогда кто-то, как будто в пику ему, дал накануне небольшую книжечку Николая Козлова о Распутине. И в ней автор задавался вопросом: как мог Распутин быть развратником, если его Святая Чета выбрала? И отвечал, что клевета была масонами спровоцирована. И Распутин для них был только мелкой пешкой, поскольку целью было скомпрометировать Царя и Его Семью... В этой книге Козлова приводились воспоминания о встречах Распутина со священниками, старцами, и даже с архиепископом. Такие духовные встречи, такие разговоры и вдруг - разврат? Не могло быть такого никак. Ну, не сходилось. И я сразу подумала: "О, какие враги то были у нашего Царя - через Распутина пошли". И Пикулю все это я тогда и сказала».

В наше время тиражирование исторической лжи Валентина Пикуля продолжается. Но следует понимать, что его произведения для православных христиан - это кощунственные произведения. Ложь о православных русских Царях и Царицах, ложь о православной русской монархии, клевета на святого Царя мученика и самого близкого для него человека из народа - человека Божия Григория Распутина, это иначе как кощунством не назовешь. И потому очень прискорбно, когда православные ссылаются на книги Пикуля, отстаивая свою точку зрения (в особенности) на Григория Распутина. Хотя конечно же поминать произведения Пикуля не пристало не только православным, но и всем, кто пытается отстаивать свои взгляды на историю ссылками на него. В заключение еще раз хочется напомнить слова Аркадия Столыпина о том, что в творчестве Пикуля есть «немало мест не только неверных, но и низкопробно-клеветнических, за которые в правовом государстве автор отвечал бы не перед критиками, а перед судом».

Источник: «ИМ ЗЕРНА»

22. Re: Растиражированная ложь Валентина Пикуля

Конечно, Л.Толстой не стал бы устраивать такие камлания по поводу убийства царя. http://goo.gl/rLRdLJ после революции 1905 года. На улицах, в госучреждениях гремят выстрелы и взрываются бомбы. Революционные партии взяли курс на тотальный террор. Его мишени — губернаторы, чины полиции, офицеры армии, любые представители власти вплоть до городовых и рядовых казаков. Правая организация Союз имени Михаила Архангела издает особую Книгу скорби — в ней тысячи и тысячи жертв «борцов за народное счастье». А. Гейфман приводит цифру: с 1894 по 1917 г. жертвами террористов стали 17 000 человек. Нет, убийцы — не сплошь отмороженные одиночки. На платформе террора стоят и партия социалистов-революционеров, и РСДРП (не смотря на показные резолюции ее съездов). В книге приводятся многочисленные факты того, как большевистская касса пополнялась за счет грабежей и убийств, осуществляемых партийными зондеркомандами на Кавказе, в Екатеринбурге и других городах. Политический бандитизм процветал и в Нижегородской губернии, особенно в Сормовском заводском районе. Удивительно то, что часть интеллигенции, именовавшая себя либеральной и прогрессивной, молчаливо одобряла террор, сочувствовала громилам. Любопытный факт: Столыпин предложил лидеру партии кадетов Милюкову печатно осудить террор и, в частности, взрыв дачи премьера на Аптекарском острове Петербурга, когда брошенная нелюдями бомба убила 27 и покалечила до 40 человек (ранены были дочь и сын Столыпина). Милюков отказался. В Госдуме левые блокировали любые обсуждения насилий со стороны революционеров, но охотно и подолгу муссировали редкие факты противоправных действий «черносотенцев». Характерно, что газета «Нижегородский листок» постоянно травила будто бы за склонность к насилию консерватором и монархистов. Но и не думал осуждать сормовских боевиков, бросающих бомбы в городовых и грабящих обывателей. Да что там «Листок» столетней давности, и сегодня можно прочесть в газетах, что борцы 1905 года были защитниками прав человека! В итоге в обществе создавался ореол террористов-мучеников, борцов за свободу, а их противники и жертвы из структур власти рисовались ретроградами и народными мучителями. Лживая пропаганда отравляла общество, заражала молодежь. Бесчеловечность, преступления возводились в ранг подвига. Обратная сторона — деморализация части госслужащих, ослабление власти как таковой. Сроки бомбистам давали маленькие. Побег из ссылки или каторги был обычным делом, после которого террористы брались за старое с удвоенной энергией. В тюрьмах режим вольный, зачастую они служили своего рода клубами для революционеров. Есть фотографии, запечатлевшие такую вольготную жизнь организаторов баррикадных боев в Сормове и Канавине в декабре 1905 года. А ведь тогда с обеих сторон погибли десятки и десятки людей. Не удивительно, что радикалы не боялись наказания и чувствовали себя героями. В книге А.Гейфман рисуются портреты типичных террористов начала XX века. Это люди разных сословий, чаще всего с полным отсутствием политического сознания. То был новый тип террориста, в отличие от «идейных» погромщиков XIX века, подчеркивает историк. Набор революционных фраз служил хорошим прикрытием банальных грабежей и убийств. Ранее это считалось «изнанкой революции», теперь становилось ее лицом. Не смотря на пестроту революционных масс, все они, от анархистов до большевиков, особенно в низах, мало отличались друг от друга. Близость была и идейная, и практическая. На сормовских баррикадах сражались плечом к плечу большевики, меньшевики, эсеры, анархисты и безыдейные бандиты. «Анархисты, - пишет Анна Гейфман, - с распростертыми объятиями принимали в свои ряды любой сброд, подонков общества, преступников». Ценился их огромный революционный потенциал. И в той или иной мере это делали все крайние партии. Аморальность революционного подполья хорошо описал Достоевский в романе «Бесы». Особое место в книге отводится психически неуравновешенным людям в террористической среде. А также детям. Именно внутренняя дисгармония часто ведет к экстремизму, пишет автор книги. В терроре видится способ решения личных проблем. Часто жертвами массовой психологии становились подростки. В одной из работ нижегородского историка Б.М.Пудалова приводятся примеры гибели во время мятежа в Сормове трех юношей. Берка Самосуд едва вступил в совершеннолетие, Михаилу Ягоде было 15, а Илье Гуревичу — 14 лет. Автор героизирует этих несчастных, объясняя их революционность тем, что «не было старая Россия страной процветающей». А ведь дети, ставшие жертвой партийного фанатизма, могли стать хорошими адвокатами, журналистами, музыкантами... В обстановке революционного хаоса и стал Петр Столыпин главой правительства Российской империи. Нужно было спасать страну. И он предпринял решительные меры. С одной стороны — политические и социальные реформы (удачные или нет — другой вопрос). С другой — жесткое противодействие террору. В августе 1906 года принят указ о военно-полевых судах для гражданских лиц. Чрезвычайным трибуналам предавались только очевидные участники убийств, политических грабежей, изготовления бомб. Суд из пяти офицеров заседал недолго, приговор в виде лишения жизни или каторги выносился в 48 часов, исполнялся в течение суток. Как пишет А.Гейфман, за восемь месяцев действия закона (он был отменен в апреле 1907 года) было казнено более 1000 террористов и экспроприаторов. В 1908-1909 за политические и гражданские преступления было осуждено 16 440 лиц, из них 3682 карались смертью, 4517 — каторгой. Но лишь каждый третий смертный приговор приводился в исполнение. И революционный беспредел пошел на убыль. Резко сократились побеги из мест заключения. До сознания террористов дошло, что бессилие власти кончилось. Начался отток из экстремистских партий. Безусловно, то была заслуга прежде всего Петра Столыпина. Премьер обращался к Думе: дайте двадцать лет покоя, и вы не узнаете России. http://goo.gl/R7ZoNu Необходимость власти в государстве - понятие для христианина столь же естественное, как и власть Бога над сотворённым Им мiром. Власть в государстве, равно как и право, да и вообще само государство и всякий исторический иерархизм отрицались пожалуй лишь анархистами, начиная с П.-Ж. Прудона, М. Штирненра, частично Ж.-Ж. Руссо, и заканчивая М.А. Бакуниным и П.А. Кропоткиным в России. Однако, отрицая власть, анархисты тем самым отрицали Божественную природу мiра и человека. Их анархизм был, прежде всего, направлен против Царя Небесного, а потом уже против царей земных, несмотря на попытки Л.Н.Толстого обосновать анархизм религиозно, и во имя Бога отрицать всякую власть на земле [4]... http://goo.gl/4Rzz6l

Lucia / 06.01.2015, 15:15

21. Ответ на 17., Lucia:

Типичный пример того, как писалась советская история и советская литература.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ (1-я редакция) ** N 1 (рук. N 1). Беру в руки газету, в заголовке: 7 смертных казней - 2 там, 4 там, 1 там, 8 смертных приговоров. То же было вчера, то же 3-го дня, то же каждый день, уж месяцы, чуть не годы. И это делается в той России, в которой не было смертной казни, отсутствием которой как гордился я когда-то перед европейцами. И тут неперестающие казни, казни, казни. То же и нынче. Но нынче это что-то ужасное, для меня, по крайней мере, такое, что я не могу не то что молчать, не могу жить, как я жил, в общении с теми ужасными существами, которые делают эти дела. Нынче в газете стоят короткие слова: исполнен в Херсоне смертный приговор через повешение над 20 крестьянами, т. е. 20, двадцать человек из тех самых, трудами которых мы живем, тех самых, которых мы развращаем всеми силами, начиная с яда водки, которой мы спаиваем их, и кончая солдатством, нашими скверными установлениями, называемыми нами законами, и, главное, нашей ужасной ложью той веры, в которую мы не верим, но которою стараемся обманывать их, 20 человек из этих самых людей, тех единственных в России, на простоте, доброте, трудолюбии которых держится русская жизнь, этих людей, мужей, отцов, сыновей, таких же, как они, мы одеваем в саваны, надеваем на них колпаки и под охраной из них же взятых обманутых солдат мы взводим на возвышение под виселицу, надеваем по очереди на них петли, выталкиваем из-под ног скамейки, и они один за другим затягивают своей тяжестью на шее петли, задыхаются, корчатся и, за три минуты полные жизни, данной им богом, застывают в мертвой неподвижности, и доктор ходит и щупает им ноги - холодны ли они. И это делается не над одним, не нечаянно, не над каким-нибудь извергом, а над двадцатью обманутыми мужиками, кормильцами нашими. А те, кто главные виновники и попустители этих ужасных преступлений всех законов божеских и человеческих- г-н Столыпин говорит бесчеловечные, глупые, чтоб не сказать отвратительные, спокойные речи, старательно придуманные глупости о Финляндии, и [в] думе господа Гучковы и Милюковы вызывают друг друга на дуэль, и самый глупый и бесчеловечнейший из всех г-н Романов, называемый Николай вторый, смотрит казачью сотню и за что-то благодарит. Ведь это ужасно. Нельзя и нельзя так жить. Я, по крайней мере, не могу так жить, не могу и не хочу и не буду. Затем и пишу это и буду всеми силами распространять то, что пишу, и в России и вне ее, чтобы или кончились эти ужасные нечеловеческие дела, или кончил бы я и или посадили: меня в каменный мешок, где бы я чувствовал, что не могу ничего сделать, или лучше всего (так хорошо, что я не смею и мечтать о таком счастии) надели бы на меня на 21-го или 21000 первого саван, колпак и так же столкнули с скамейки, чтобы я своей тяжестью затянул на споем старом горле петлю. Нельзя, нельзя так жить. Ведь все эти творимые ужасы, ведь оправдание их - это я с своей просторной комнатой, с своим богатым обедом, о своей лошадью. Ведь мне говорят, что всё это делается, между прочим, и для меня, для того, чтобы я мог жить спокойно и со всеми удобствами жизни. Для меня, для обеспечения моей жизни все эти высылки людей из места в место, для меня эти сотни тысяч голодных, блуждающих по России рабочих, для меня эти сотни тысяч несчастных, сидящих, как сельди в бочонке, и мрущих от тифа в недостающих для всех крепостях и тюрьмах. Для меня эти полицейские шпионы, доносы, подкупы, для меня эти убивающие городовые, получающие награды за убийства, для меня закапывание десятков, сотен расстреливаемых. Для меня эти ужасные виселицы и работа трудно добываемых, но теперь уже не так гнушающихся этим делом людей - палачей. Не хочу, не могу я пользоваться всем этим. А между [тем] и знаю, не могу не знать, что правда то, что моя спокойная жизнь достаточного человека, моя и моих семейных обеспечена всем этим. Не хочу я этого, не могу переносить больше. Как мне ни больно чувствовать свою связь, связь своей спокойной жизни со всеми этими ужасами лжей, подкупов, насилий, жестокости, убийств, а она есть, несомненно есть; больнее всего мне, непереносимее, это не эти мерзкие, бесчеловечные дела, а то развращение народа, которое, как пожар в сухой соломе, распространяется в народе вследствие того, что все эти мерзкие преступления правительства, превышающие в сотни раз всё то, что делалось и делается и простыми ворами, грабителями и всеми революционерами вместе, совершаются под видом закона, чего-то нужного, хорошего, необходимого. Ужасно это развращение, поддерживаемое всем блеском внешности: царь, сенат, синод, солдатство, дума, церковь. И развращение это ужасно. В Орле искали палача. Нашелся вольный человек и согласился исполнить дело за 50 р. Во время совершения ужасного дела, уже надев на убиваемого мешок, вольный палач остановился и, подойдя к начальнику, сказал: не могу, прибавьте четвертной билет. Ему прибавили. Он исполнил. Мало этого. Следующая казнь предстояла пятерым. Накануне казни злодею, называемому председателем, доложили, что его спрашивает человек по важному тайному делу. Злодей вышел, неизвестный человек сказан: "С вас, ваше превосходительство, тот жила три четвертных взял, сказывали; слышно, нынче пятерых, я по 15 цел[ковых]-и сделаю, как должно. Прикажите оставить за мной". Не знаю, принято или нет предложение. Нельзя более молчать. Я по крайней [мере] не могу более. Знаю я, что все люди - люди, все мы слабы, все мы заблуждаемся и что нельзя одному человеку судить другого. Так я думал, чувствовал и долго боролся с тем чувством негодования и отвращения, которое возбуждали и возбуждают во мне все эти председатели военных судов, Щегловитые, Столыпины и Николаи. Но я не хочу больше бороться с этим чувством. Не хочу, во 1-ых, потому, что дела этих людей дошли теперь до того предела, при котором не осуждение, а обличение людей, довольных своей порочностью, гадостью, окруженных людьми, восхваляющими их за их гадость, необходимо и для них самих и для той толпы людей, которая не разбирая подчиняется общему течению. Не хочу бороться, во 2-ых (откровенно признаюсь в этом), потому, что надеюсь, что мое обличение их вызовет желательное мне извержение меня тем или иным путем из того круга людей, среди которого я живу, или вообще из круга живых людей. Жить так и спокойно смотреть на это для меня стало совершенно невозможно. Обращаюсь ко всем участникам непрестанно совершающихся под ложным названием закона преступлений, ко всем вам, начиная от взводящих на виселицу и надевающих колпаки и петли на людей-братьев, на женщин, па детей, и до вас, двух главных скрытных палачей, своим попустительством участвующих во всех этих преступлениях: Петру Столыпину и Николаю Романову. Опомнитесь, одумайтесь. Вспомните, кто вы, и поймите, что вы делаете. Ведь вы, прежде чем быть палачами, премьерами, царями" прежде всего люди и братья людей, нынче выглянули на свет божий, завтра вас не будет. (Вам-то, вызвавшим и вызывающим к себе, как палачи, так и вы, особенную ненависть, вам-то особенно надо помнить это.) Неужели вам, выглянувшим на этот один короткий миг на свет божий - ведь смерть, если вас и не убьют, вот она всегда у всех нас за плечами, - неужели ваше призвание в жизни может быть только в том, чтобы убивать, мучать людей, самим дрожать от страха убийства и лгать перед собой, перед людьми и перед богом, что вы делаете всё это по обязанности для какой-то выдуманной несуществующей цели, для выдуманной именно для вас, именно для того, чтобы можно было, будучи злодеем, считать себя подвижником выдуманной России. Ведь вы сами знаете, когда не опьянены своей обстановкой, что призвание ваше и всех людей в одном: в том, чтобы прожить этот короткий промежуток данного нам времени в согласии с самим собою, с богом и в любви от людей и к людям. А что же вы? Что же ваша жизнь? Кого вы любите? Кто вас любит? Ваша жена? ваш ребенок? И то едва ли? Да и это не любовь. Так, и сильнее, любят животные. Человеческая любовь - это любовь к людям и от людей. А вам льстят те, которые в душе презирают вас и вас боятся и ненавидят, и как ненавидят! Мой приятель живописец пишет картину: смертную казнь, и ему нужно было лицо палача. Он узнал, что в Москве дело это исполняет сторож, дворник в большом сарае. Художник потел на дом к сторожу. Это было на святой. Семейные сидели за чайным столом нарядные, но хозяина не было: он спрятался, увидав незнакомца. Жена сказала, что его нет дома, но ребенок-девочка выдала его. - Нет, он на чердаке. Художник решил дождаться. Когда этот несчастный, развращенный человек решил прийти, он долго выпытывал художника, зачем ему нужен, почему именно он (художник сказал, что он, встретив его, нашел, что лицо его подходит к задуманной им картине), и, испуганно оглядываясь, отказался от всего. Палач этот тем лучше вас, - вы, председатели судов, министры и вы, два главные, Столыпин и Романов, - тем лучше, что он знает свое преступление, в которое он был вовлечен и своей бедностью и невежеством. А вы, вы, чем оправдаетесь вы перед людьми теперешними, ненавидящими и презирающими вас теперь, и перед будущими поколениями, которые навсегда с отвращением будут поминать ваши имена. Еще те разные председатели, прокуроры счастливы тем, что в будущем их забудут, а вас не забудут. Но понимаю, что Можно еще пренебречь мнением людей, но бог, совесть? Неужели в вас нет ее? Палач этот, да и всякий палач (все палачи, сознавая свой грех, боятся людей и прячутся), палач этот много, много лучше вас тем, что он сознает свой грех; вы же верите тем лживым людям, которые из своих личных целей восхваляют вас, но восхваляют только [до] тех пор, пока вы нужны им. Подумайте, подумайте о том, что вы делаете. Вы говорите, что вы боретесь с революцией, что вы хотите водворить спокойствие, порядок, но ведь если вы не дикие звери, а хоть немного добрые и разумные люди, вы не можете верить тому, что вы говорите. Как! вы водворите спокойствие тем, что разрушите в людях всякие последние остатки христианства и нравственности, совершая-вы, представители власти, руководители, наставники - все самые величайшие преступления: ложь, предательство, всякого рода мучительства и последнее, вечно противное всякому человеку, не потерявшему последние остатки нравственности - не убийство, а убийства, бесконечные убийства, одеваемые в какие-то такие лживые одежды, при которых убийства переставали бы быть преступлениями. (Вы) говорите, что это единственное средство погашения революции, успокоения народа. Разве вы можете верить в то, что, не удовлетворяя требованиям, определенным требованиям всего русского народа и сознанным уже большинством людей требованиям самой первобытной справедливости, требованиям уничтожения земельной собственности, не удовлетворяя даже и другим требованиям молодежи, напротив того, раздражая народ и молодежь, вы можете успокоить страну убийствами, тюрьмами, ссылками? Вы не можете не знать, что, поступая так, вы не только не излечиваете болезнь, а только усиливаете ее, загоняя ее внутрь. Ведь это слишком ясно. Этого не могут не видеть дети. Вы говорите, что революционеры начали, что злодейства революционеров могут быть подавлены только такими же мерами. Но как ни ужасны дела революционеров: все эти бомбы, и Плеве, и Сергей Александрович, и те несчастные, неумышленно убитые революционерами, дела их и по количеству убийств и ио мотивам их едва ли не в сотни раз меньше и числом и, главное, менее нравственно дурны, чем ваши злодейства. В большинстве случаев в делах революционеров есть, хоть и часто ребяческое, необдуманное, желание служения народу и самопожертвование, главное же, есть риск, опасность, оправдывающая в их глазах, глазах увлекающейся молодежи, оправдывающая их злодеяния. Не то у вас: вы, начиная с палачей и до Петра Столыпина и Николая Романова, руководимы только самыми подлыми чувствами: властолюбия, тщеславия, корысти, ненависти, мести. Сначала я думал про Петра Столыпина, когда имел наивность предлагать ему выступление с проектом освобождения земли от собственности, что он только ограничен и запутан своим положением, думал и про Николая Романова, что он своим рождением, воспитанием, средой доведен до той тупости, которую он проявлял и проявляет в своих поступках, но чем дольше продолжается теперешнее положение, тем больше я убеждаюсь, что эти дна человека, виновники совершающихся злодейств и развращения народа, сознательно делают то, что делают, и что им именно, находящимся в той среде, где они, вследствие своей возможности удовлетворять желаниям окружающих их людей, живут в постоянной атмосфере лести и лжи, что эти два человека больше каких-нибудь других нуждаются в обличении и напоминании. Да, вы все, от первого палача до последнего из них, Николая II, опомнитесь, подумайте о себе, о своей душе. Поймите, что всё то, что побуждает вас делать то, что вы делаете, один людской, жалкий людской обман, а что истина в вас самих, и том голосе, который хоть изредка, но наверное говорит в вас и зовет вас к одному тому, что нужно человеку в этом мире, к тому, что несовместимо с злобой, местью, причинением страданий, не говорю уже, с казнями, к одной любви, к любви и к любви к людям. Только одно это нужно, только это даст вам благо в этой жизни и в том скоро предстоящем каждому из нас переходе из этой жизни в то состояние, которое мы не знаем. Помоги вам в этом, всем вам, как вам, несчастным, заблудшим, преимущественно юношам, которые думают насилиями и убийствами избавить себя и народ от насилий и убийств, так и вам псом несчастным палачам от того сторожа в Москве и заместителя по 15 р. с головы до Столыпина и Ник. Романова, помоги вам всем тот бог, который живет во всех вас, опомниться прежде смерти и скинуть с себя всё то, что мешает вам вкусить, истинное, открытое для всех нас в любви благо жизни. 14 мая 1908. Типичный пример, как писалась "до революции" русская история и русская литература. У "дворянки" явный бзик.

Потомок подданных Императора Николая II / 06.01.2015, 13:04

20. Ответ на 19., рудовский:

Lucia,ну он же не отшельник, не монах...

Такие примеры тоже были. Он ведь не сам называл себя старцем. Этого никто и не делает. А духовные его дары были очевидны всем, даже его врагам и атеистам.

Lucia / 06.01.2015, 12:14

19. Re: Растиражированная ложь Валентина Пикуля

рудовский / 06.01.2015, 03:05

18. Re: Растиражированная ложь Валентина Пикуля

@В православной традиции старец - это не просто человек пожилого возраста. Старец - высшая ступень духовного подвига. Когда человек поднимается на эту вершину, то становятся явно видны плоды совершавшихся им в течение многих лет постов и молитвенных бдений. Как правило, отшельник или монах получает откровение, согласно которому ему предстоит выйти из своего уединения и помогать людям, молясь за них и предостерегая от различных духовных опасностей.@

Lucia / 06.01.2015, 00:09

17. Re: Растиражированная ложь Валентина Пикуля

Мерзкий Пикуль клеветал на святых и мучеников. Юнга! Да,он очень трогательно опиписал свое учение. и Соловецкие острова. Лживый гад.Большой кусок истории он выпустил. "Сюда шла многоликая Русь не только на поклон святыням, но и чтобы восхититься плодами рук человека, дабы наглядно узреть чудеса, на какие способен русский человек в суровевших условиях, вблизи Полярного круга. Соловки — настоящий оазис русского Севера, который раскинул свои пленительные кущи посреди студеного Белого моря. И вот в 1942 году советское командование решило, что лучшего места для обучения юнг не найти. Здесь здоровый климат, от сосен и моря дух насыщается бодростью, а целительная вода озер закаляет тело." Типичный пример того, как писалась советская история и советская литература.

Lucia / 05.01.2015, 23:30

16. Re: Растиражированная ложь Валентина Пикуля

А с чего вдруг Распутин стал старцем? Он не в пустыни жил, а в столице, и по годов даже на момент смерти ему хотя бы даже 50 не было.

рудовский / 05.01.2015, 22:36

15. Ответ на 10., Олег Московский:

Все верно, в советской литературе было много конъюнктурщиков, которые не творчеством занимались, а писали на заказ - Пикуль, Солженицын, Евтушенко и т.д.

Олег, зря Вы так о Пикуле. Я прочёл все его романы и миниатюры и хочу сказать, что это был честный автор, никогда не был "конъюктурщиком" и никогда не писал "на заказ". Если вы почитаете его автобиографию, то узнаете о том, что он всегда был гоним властью. Во время войны, будучи подростком, добровольно пошёл на флот и был юнгой на Балтийском флоте и прошёл всю войну служа на военных катерах. Но, это так, к слову... Что касается его романа о Распутине, то вот почитайте что пишет сам Пикуль в предисловии к этому роману и тогда уже делайте свои выводы: "Роман «Нечистая сила» я считаю главной удачей в своей литературной биографии. У этой книги очень странная и сложная судьба... Помню, я еще не приступал к написанию ее, как уже тогда начал получать грязные анонимки, предупреждавшие меня, что за Распутина со мною расправятся. Угрожатели советовали: ты, мол, пиши о чем угодно, но только не трогай Григория Распутина и его лучших друзей. Как бы то ни было, роман «Нечистая сила» был написан, и вскоре я заключил с Лениздатом договор. В ожидании выхода романа отдельной книгой я уступил его для публикации журналу «Наш современник», редакция которого вскоре известила меня, что объем произведения большой, потому оно будет печататься в сокращенном виде. Когда вышел в свет номер журнала с начальными главами романа, я, к своему удивлению, обнаружил чужое название — «У последней черты». Первые страницы романа тоже были написаны не мною. В конечном итоге под названием «У последней черты» читатель получил не сокращенный вариант произведения, а лишь отрывки из него, по которым никак нельзя было судить обо всей книге. Но даже этих отрывков оказалось вполне достаточно, чтобы взволновать ближайшее окружение Л. И. Брежнева, которое в сценах коррупции, расхищения и продажности при дворе Николая II увидело самих себя и все грехи своей камарильи. Недаром же мой роман в дальнейшем пожелали «редактировать» жена Л. И. Брежнева и жена М. А. Суслова. Первый удар был нанесен мне со стороны М. В. Зимянина, который требовал автора на ковер для учинения над ним расправы. Затем появилась огромная статья Ирины Пушкаревой (кто она такая — до сих пор не ведаю), послужившая сигналом для общей травли автора. После этого вступила в действие «тяжелая артиллерия» в лице М. А. Суслова. Его речь, направленная против меня лично и моего романа, была охотно подхвачена страницами «Литературной газеты» Чаковского. Лениздат, конечно, сразу же порвал договор со мною (кстати, при этом, «страха иудейского ради», расторг договор И на издание популярной книги М. Касвинова «Двадцать три ступени вниз», ибо наши материалы были почти идентичны). Прошло много лет, вокруг романа и моего имени возникла атмосфера зловещей тишины — меня попросту замалчивали и не печатали. Между тем историки иногда говорили мне: — Не понимаем, за что тебя били? Ведь ты не открыл ничего нового, все, что описано тобою в романе, было опубликовано в советской печати еще в двадцатые годы... К сожалению, Лениздат, отвергая мой роман, ориентировался на мнение опять-таки Ирины Пушкаревой: «По прочтении рукописи романа В. Пикуля так и остается неясным, зачем понадобилось автору поднимать давно забытые и погребенные на свалке истории события и факты второстепенного значения». А для меня оставалось неясным, почему события кануна революции, невольно приблизившие ее начало, оказались «на свалке»? Но не будем забывать, что писано это в том бесплодном времени, которое ныне принято называть «эпохой застоя», а потому нашим верховным заправилам совсем не хотелось, чтобы читатель отыскивал прискорбные аналогии между событиями моего романа и теми вопиющими безобразиями, которые творились в кругу брежневской элиты. Вот, думаю, главные причины того, что роман вызвал столь острую реакцию в самых верхних эшелонах власти. Но теперь времена изменились, и я буду счастлив, если читатель — наконец-то! — увидит мой роман под настоящим его названием и в полном своем объеме. В основу «Нечистой силы» положены подлинные материалы. Сомнительные коллизии прошлого я подверг проверке используя для этого работы советских историков. Вымышленных героев и событий в романе нет." Но были и честные авторы, например Дмитрий Балашов, написавший роман "Симеон Гордый".

Д.Балашова, я так же как и Пикуля прочёл всего! Роман "Симеон Гордый", это один из 10 романов, который входит в цикл произведений Д.Балашова "Государи Московские". Если найдёте все десять томов и прочтёте их, то уверяю вас, что не потратите время даром. В этих книгах, ПО-ГОДНО, очень детально, расписан 100-летний промежуток История Руси, начиная с момента смерти А.Невского. Очень интересный, мало на кого из других авторов похожий взгляд на нашу историю того времени. Пожалуй, ни у кого из других историков, которые писали в таком же жанре как Балашов, я не встречал такого предания значения ОСОБОЙ роли Православия для сохранения нашего государства и такого огромного значения в Духовном воспитании Православием русского народа. Ещё, рекомендую почитать его роман "Похвала Сергию". Из названия понятно о каком Сергии речь. Разумеется о Сергии Радонежском. Не лишним будет так же почитать его роман "Бальтазар Косса". Был такой Папа Иоанн XXIII, информацию о жизни и деятельности которого, Ватикан хранит под семью замками. А может даже вообще всё уничтожили об этой позорной странице истории ихнего "папства".... П.С. Как и с любым другим автором, можно в чём то соглашаться, или не соглашаться с Пикулем, или Балашовым. (например мне, тоже не всё у них понятно) но то, что это были честные писатели и никогда не писали на заказ, это точно! Оба автора, что Пикуль, что Балашов, были далеко не сторонниками советской власти и это ясно видно когда их читаешь. Выставлять их "придворными писаками", просто нелепость. Но, они всегда были горячими сторонниками всей нашей Русской Истории и особенно восхищались её Русским Народом, не смотря ни на какие сословия и не смотря на то, в какой исторической эпохе России эти люди жили - в княжеской, царской, или советской России. Если человек подлец, они так и писали, что он - подлец, не взирая ни на какие его чины и ранги. Если человек был честным и порядочным и испонял честно и бескорыстно свой гражданский, или служебный долг перед своей Родиной, то об этом так и писалось этими авторами.

Туляк / 05.01.2015, 18:10

14. Ответ на 9., Lucia:

мы всё знаем и почти всё понимаем. Мои поздравления.

Конечно, разъяснение, которое дал уважаемый Валерий Хатюшин, либерал-власовцу(ке) не вместить. И ведь "просила" откликнуться "совков", а всё равно не довольна. Мои поздравления.

Потомок подданных Императора Николая II / 05.01.2015, 16:57

13. Re: Растиражированная ложь Валентина Пикуля

Все верно, в советской литературе было много конъюнктурщиков, которые не творчеством занимались, а писали на заказ - Пикуль, Солженицын, Евтушенко и т.д. Но были и честные авторы, например Дмитрий Балашов, написавший роман "Симеон Гордый".

Олег Московский / 05.01.2015, 15:59