Сто лет назад в Москве вспыхнул мятеж левых эсеров,
призванный скинуть власть большевиков. И он, и многие другие восстания в
среде русских рабочих и крестьян в итоге были подавлены латышскими
стрелками. Почему же представители народа, который теперь ненавидит все
советское, раз от разу спасали правительство Ленина, прибегая ради этого
к леденящей кровь жестокости?
В начале XX века латыши переживали взрыв пассионарности, подобного которому в истории этого небольшого народа не было ни до, ни после. Известный публицист Амирам Григоров отмечает, что царская Россия не была к латышам благосклонна, так как опиралась на прибалтийское дворянство немецкого происхождения.
«Латыши не могли получить землю, вообще идея наделения латышей и эстонцев землей блокировалась на самом верху... Прибалтийские крестьяне получили вольную задолго до освобождения крестьян в России, но без земли. Они были вынуждены наниматься сезонными рабочими (батрачить) у немцев, заниматься отходничеством, отправляться в Петербург и Витебск - устраиваться няньками и чернорабочими. Во время мировой войны прибалтийские крестьяне охотно шли в русскую армию, они верили, что война против немцев наделит их землей. Так возникли «латышские стрелки» как явление», - пишет он.
Латышский заговор против России
Мировая война привела к мало кем предвиденному финалу - Российская империя, призвавшая латышей под ружье, прекратила свое существование. При этом латыши, с готовностью воспринявшие революционную пропаганду и ставшие ее активными носителями, внесли в ее крах значительный вклад, «развратив всю армию».
Сначала латышские части использовались против немцев на территории самой Латвии, но с перетеканием, как говорили большевики, «империалистической войны в гражданскую» прибалты в военной форме отметились в самых разных частях бывшей империи. Их переброска на территорию метрополии началась 22 ноября 1917 года, когда 6-й Тукумский полк (2,5 тыс. человек) в полном составе был переведен в Петроград, где его бойцы превратились в своеобразных «преторианцев» советской власти. Через несколько дней его примеру последовала и сводная рота латышских стрелков, которой было поручено участвовать в охране Совнаркома в Смольном.
Латыши также охраняли большевистских руководителей (включая Ленина и Свердлова) в ходе их переезда из Петрограда в Москву в марте 1918 года. Уже 13 апреля Совнарком издал указ о создании Латышской стрелковой советской дивизии во главе с полковником бывшей императорской армии Иоакимом Вацетисом (много лет спустя он будет расстрелян на полигоне Коммунарка), которая состояла из трех бригад по три стрелковых полка и два артиллерийских дивизиона в каждой. Кроме того, в дивизию входили кавалерийский полк, инженерный батальон, батальон связи, авиационный отряд (18 аэропланов), тяжелая гаубичная батарея (восемь английских гаубиц «Виккерс») и четырех зенитных орудия. Вместо прежних офицеров, отказавшихся служить большевикам, ее доукомплектовали новыми командирами-латышами, а 9-й Латышский стрелковый полк отправили на комендантскую службу непосредственно в Кремль. Всего к осени 1918-го в рядах латышских стрелков в России насчитывалось 24 тысячи человек.
Историк Владимир Симиндей подтвердил газете ВЗГЛЯД, что роль латышей в Гражданской войне на территории России была весьма значительной. «Они занимали очень серьезную позицию, играли важную роль не только в воинских подразделениях, но и в органах ЧК. И это очень противоречиво воспринимается, особенно в тех регионах, которые пострадали в ходе Гражданской войны в результате их деятельности. Поэтому доблесть на фронте сочетается с очень специфическими воспоминаниями о них. Даже есть легенда, что латыши расстреляли царскую семью, но это не подтверждается документами», - говорит он.
Историк утверждает, что латыш, получивший в те времена сколько-нибудь значительную должность, в качестве своих ближайших подчиненных немедленно подтягивал других латышей, поэтому в зарождающейся РККА командиров этой национальности было достаточно много. Более того, Симиндей признает за латышами ключевую роль в спасении советской власти летом 1918 года.
«Их боялись все»
Военный корреспондент при латышских войсках Янис Пориетис писал: «После падения Риги, большевистской октябрьской революции и вторжения немцев в Лифляндию всю широкую Россию наводнили латышские стрелки. Восемь испытанных в боях полков держали в своей власти страну. Достаточно было одной роты, взвода и даже меньшего подразделения, чтобы власть была в руках стрелков. Их боялись все. Им подчинялись города, села, местечки. Они никому не уступали дороги. Шапка на затылок, с раскрытым воротом на груди, с винтовкой, повешенной на плече прикладом вверх, так они колесили по России от края до края, сметая тех, кто становился на их пути. Латышские стрелки были везде: в городах, селах, станицах, на фронтах - северном, южном, восточном и западном. Стрелковые батальоны и роты призывались туда, где угрожали опасность и мятежи».
Действительно, уже на следующий день после московского восстания эсеров латыши начали брать штурмом захваченные здания. А в итоге, воспользовавшись нерешительностью противника, отказавшегося от оперативного штурма Кремля, 1-й и 2-й латышские стрелковые полки при поддержке артиллерии выбили мятежников из всех стратегически важных объектов.
Историк-эмигрант Николай Нефедов - автор опубликованной в 1982 году журналом «Вече» книги «Красные латышские стрелки» - изображает штурм эсеровских позиций так: «По всему фронту забили пулеметы, с визгом и грохотом понеслись броневые машины. Установив «максимы» и «льюисы» на балконах и крышах, черноморские матросы поливали свинцовым дождем наступающих. Латышские стрелки, петляя, короткими перебежками приблизились к баррикадам, но здесь, неся большие потери от пулеметного огня, им пришлось залечь. Увидев, что лобовой атакой прорвать баррикады не так-то просто, стрелки стали задворками проникать в тыл противника. Бой велся не только на улицах, но и на лестницах и крышах, куда бросились стрелки, чтобы выбить матросов с их пулеметами. Каждый коридор, каждая лестница брались с боя».
В своей статье «Мятеж левых эсеров в июле 1918 года» Вацетис признавал, что потери стрелков были очень серьезными. Однако бунт все-таки подавили - и большевистское руководство высоко оценило участие в этом латышей. Уже 12 июля Вацетис по представлению Ленина был назначен командующим Восточным фронтом РККА, а менее чем через два месяца стал главнокомандующим всеми Вооруженными Силами РСФСР.
Красный военспец-генштабист Андрей Снесарев, хорошо знавший Вацетиса лично, дал ему предельно нелестную характеристику, прямо обвинив в русофобии: «У него просто, он одет граждански, толстый, жирный. По акценту скорее напоминает чухну. Кругом него только латыши... русским духом не пахнет... Он ординарен до крайности, мысли его простоваты, разумны, если угодно, но и только.
О русском народе он говорит с худо скрываемым презрением и повторяет, что ему нужна палка... Словом, ловкий инородец, взобравшийся наверх среди русского кладбища, ловко потрафивший власть имущим...
В области Ген. Штаба в нем виден недоучка, а потому и дилетант, а еще более фантазер. На мой вопрос, сколько в Красной армии, он отвечает незнанием, но прибавляет, что к весне будет втрое больше, чем теперь... И этот неготовый, полуиспеченный специалист, вдобавок фантазер, стоит во главе всего дела. Какие же шансы?»
В то же время очевидно, за что именно Ленин ценил Вацетиса. В 1918 году восстания регулярно вспыхивали по всей России (отдельно стоит упомянуть Ярославль и Рыбинск), а латышских стрелков большевики использовали для максимально жестокого их подавления, то есть в качестве своеобразной «пожарной команды». Пориетис свидетельствует:
 Иоаким Вацетис (фото: общественное достояние)
|
«Узнав, что в наступление идут латышские стрелки, население страшно перепугалось и бежало. Про латышей шли легендарные рассказы: они, как изверги, сжигают до основания деревни и убивают всех жителей. Поэтому все мужчины и женщины, услышав о приближении латышских стрелков, бежали в лес. В деревнях оставались только старики. Это повторялось в каждой деревне».
Впрочем, тот же Пориетис уверяет, что слухи о жестокости стрелков были преувеличены. Но есть немало примеров обратного. Вот типовой случай, описываемый Нефедовым: «Окружив захваченное непокорными мужичками село Медведь, командир латышского отряда Чуксте подверг его обстрелу из трехдюймовых орудий. Уже после первых выпущенных снарядов деревянные дома запылали, как смоляные факелы. Пытавшиеся выбраться из Медведя повстанцы с боем начали пробиваться сквозь цепи латышских стрелков, но большей частью пали от меткого пулеметного огня. Около 200 повстанцев были взяты в плен. Советские власти не сообщили об их дальнейшей судьбе, но вряд ли можно сомневаться, что все они были расстреляны».
А о расправе над рабочими восставшего Ижевска Нефедов пишет так: «Утром комдив Волдемар Азин приступил к кровавой расправе над оставшимся в Ижевске населением. Родственники непокорных рабочих, в том числе старики и женщины, по приказу Азина были расстреляны в первый же день. Повторилась кровавая ярославская баня. За взятие Ижевска Азин был награжден орденом Красного Знамени».
К слову, Азин снискал такую «народную любовь», что, когда в феврале 1920-го попал в плен к деникинцам, те категорически отказались его обменивать. Способ, которым он был казнен, вызывает разногласия у историков: по одной версии, он был привязан к двум коням и разорван, по другой - привязан к двум согнутым деревьям и тоже разорван, по третьей - повешен, по четвертой - «всего лишь» расстрелян.
«На еврейских мозгах, латышских штыках и русских дураках»
Впрочем, отличались стрелки не только жесткостью, а конкретно Вацетис - не только дилетантизмом: воевать они все-таки умели, что и продемонстрировали летом 1918-го при обороне Казани от белочехов. Латыши тогда составили костяк обороны, и в том, что город был сдан далеко не сразу, прямая их заслуга. Немногим позже они участвовали и в отвоевании Казани.
В дальнейшем латышские стрелки воевали у себя на родине - в составе армии советской Латвии, а также под Орлом - против войск Деникина, на Украине - против Махно, и в Крыму - против Врангеля. Есть также мнение, что латышским стрелкам принадлежала решающая роль в отражении натиска Деникина на Москву.
«В самый тяжелый период нашей Гражданской войны, когда самому существованию Советской страны угрожала смертельная опасность и банды Деникина, заняв Орел, имели приказ захватить Москву, латышские стрелки своим героическим натиском и беззаветной преданностью делу пролетарской революции сломили упорство врага и положили начало разгрома сил южной контрреволюции», - заявлял командующий советским Южным фронтом Александр Егоров.
После захвата Харькова (опять же при активном участии латышей) вся выстроенная Деникиным система обороны фактически рухнула. Всего в этих боях полегло примерно 9000 стрелков, но советскую власть они снова спасли.
Они же взламывали оборону Врангеля на Перекопе. Выходившая в Севастополе газета «Таврический голос» сообщала: «В бою перед Перекопом латышские стрелки сражались с необыкновенной стойкостью и упорством. Пленных почти нет, так как латыши сопротивлялись до конца и ожесточенно рубились с нашими конниками».
Владимир Симиндей отмечает, что после окончания Гражданской войны в России значительная часть латышских стрелков вернулась на родину. «С 1921 по 1927 год репатриировалось около 11 тысяч. В чем там был секрет? По большей части это были крестьяне или потомки крестьян. И для них очень была важна земля. А латышское буржуазное правительство Карлиса Ульманиса поступило ровно так же, как и большевики - только еще даже в чем-то хитрее. Если коммунистическое правительство Петериса Стучки в 1919 году обещало аренду краткосрочную земли, то правительство Ульманиса пообещало раздачу земли, хоть и небольших наделов, в собственность. Откуда взялась эта земля? А ее отняли у немцев, у немецких баронов, у немецких помещиков. И это позволило в значительной степени сбить левые настроения. А латыши были одним из самых большевизированных народов на период 1917-1918 годов».
В современной Латвии, где все советское предано проклятию, красных латышских стрелков вспоминать не любят. Но порою даже самые матерые националисты не без гордости оговариваются, что, дескать, «прадедушка служил в стрелках». Эту же гордость можно обнаружить и в работах современных латышских историков, если они все-таки заводят речь о красных стрелках. Мол, идеалы у них, конечно, были неправильные,зато стрелки определяли судьбы огромной страны, которая ложилась под их сапоги, как индейские империи - под копыта лошадей конкистадоров.
Сейчас трудно сказать, действительно ли сто лет назад бытовала поговорка о том, что «революция в России держится на еврейских мозгах, латышских штыках и русских дураках». Но доля истины в ней определенно есть. Впрочем, в России латыши воевали не только за красных - определенное их количество имелось и в рядах Белого движения. Однако «белые латышские стрелки» героями мифа стать не удостоились.
Источник
