Зачем государству подданные — понятно: государство не может быть пустым. Власть осуществляется всегда над кем-то. Если государство — это система властных отношений, то необходимо существование материи, по которой распространяются властные импульсы. Один принимает решение, другие его исполняют. Если исполнять некому, то власти не на чем проявляться, и государство исчезает.
Иногда кажется, что механика государства может быть легко выстроена в пользу одного человека или ограниченного круга лиц. Но нет, это нелегко. Если зависимость людей используется лишь для перераспределения благ в личную пользу правителя и его клана, то такое государство оказывается весьма уязвимым, и любая подвернувшаяся проблема может закончиться его крахом. Люди не будут нести бремя подданства, если всё сведётся к тому, что они должны только слушаться и отдавать. Подданные должны получать что-то взамен.
Зачем подданным государство? Ответ на этот вопрос не так очевиден. Каждый день с утра до вечера мы что-то делаем, как-то живём, и потребности в государстве у нас обычно не возникает. Складывается ощущение, что человек может прекрасно обойтись без государства. Парадоксально, но это ощущение — во многом результат качественной работы государственных институтов. В здоровом государстве оно малозаметно. Но стоит государству ослабнуть, как простая, обыденная жизнь станет гораздо менее простой. Привычный порядок вещей нарушится.
Таким образом, государство, очевидно, выполняет по крайней мере одну очень важную функцию — оно обеспечивает нормальный порядок вещей. Государство прежде всего — это страховой институт. И оно устроено как любое страховое общество. Подданные делают взносы в страховой фонд — это налоги и сборы, которые мы платим. Из полученных денег государство финансирует свои структуры и оплачивает издержки, возникающие в страховых случаях. Когда что-то идёт не так, в распоряжении государства оказываются ресурсы, позволяющие вмешаться и вернуть ситуацию в русло нормальной жизни.
Конечно, понятие нормы — довольно плавающее. Во-первых, оно исторически обусловлено, а во-вторых, поддаётся сознательной деформации. Разные аспекты бытия можно специально прививать и взращивать в качестве нормы, меняя общественные ожидания. Однако это никак не нарушает главного: подданные видят в государстве своего страховщика и оценивают его деятельность по тому, насколько оно хорошо выполняет эту функцию. Если обладающие властью не реагируют на ситуации, выбивающие жизнь подданных за пределы нормальности, авторитет государства падает. Социальный базис такой власти размывается, её легитимность становится сомнительной.
У власти есть всего лишь два пути: она должна либо реально ответить на вызов — обработать страховой случай, либо убедить общество, что страхового случая не произошло и всё в пределах нормы. Значение второго пути не следует недооценивать: государство активно вмешивается в общественный дискурс и во многом формирует его. В конце концов, у государства есть перманентная задача по убеждению общества в своей дееспособности, о которой нельзя забывать ни на миг.
Именно это убеждение создаёт те контуры общества, которые мы видим. Люди производят больше, чем им нужно (тот самый прибавочный продукт, который можно изъять и перераспределить) в первую очередь для того, чтобы было чем оплачивать услуги страховщика. Государство как бы подходит к каждому и говорит: «я тебя защищу, но мне для этого нужны ресурсы. Поделись ими со мной». И человек начинает больше трудиться, чтобы было что фондировать. Он работает на будущее, агентом которого выступает государство. Именно государство заинтересовано в росте производительности труда, а не сам трудящийся. Чем выше производительность, тем больше можно перенаправить в фонды (из которых, помимо всего прочего, оплачивается потребление тех, кто не занят производительным трудом, в том числе причастных к власти).
Поэтому довольно странно, когда государство допускает появление дополнительных страховщиков, начиная с тех, кто занимается страхованием в прямом смысле этого слова. Это выглядит как перекладывание ответственности. Частник включается в страхование — государство устраняется. Страховые случаи, охваченные частным бизнесом, оказываются как бы вне покрытия государственными резервами. При этом фондирование в пользу государства остаётся прежним, но сверх этого появляются дополнительные платежи — частному страхователю требуются свои фонды.
Это касается не только собственно страховой отрасли и даже не финансов вообще. Государству может казаться выгодным, когда оно передаёт обработку возникающих вызовов бизнесу или другим социальным институтам. Это снижает издержки, в фондах остаётся больше средств, которые могут быть потрачены на что-то другое, а проблемы так или иначе всё равно решаются. Однако тем самым государство передаёт на сторону государствообразующие отношения, делится частью фундамента, лежащего в основании власти. Если передано будет слишком много, в обществе неизбежно возникнет вопрос: а зачем нам такое государство? Либертарианскую модель, в которой государственное присутствие должно стремиться к нулю, как раз можно рассматривать как следствие чрезмерного делегирования государственных функций частным лицам.
Время от времени становятся популярными разговоры о социальной ответственности бизнеса. Но главная задача бизнеса — извлечение прибыли. Поступиться прибылью ради решения проблемы бизнес способен лишь в ограниченных случаях — когда проблема прямо угрожает его существованию. Оплачивать предотвращение гипотетических страховых случаев или покрывать издержки по случаям тех, кто напрямую с ним не связан, бизнесу не свойственно. Иногда такое может происходить — в рамках создания имиджа компании, но это всегда будет искусственной надстройкой над регулярной деятельностью, для поддержания которой требуются особые усилия. К тому же сама мода на «социальную ответственность» задаётся извне — обычно она навязывается бизнесу государством. Не удивительно, что бизнес справляется с социальной ответственностью из рук вон плохо.
Критика капитализма обусловлена во многом именно этим. Государство спихивает свою функцию страховщика на капитал. Капитал занят получением прибыли, а непрофильные издержки предельно минимизирует, предпочитая подменять реальные действия разговорами (словесными инвестициями). И если государство обладает достаточным авторитетом, чтобы, влияя на дискурс, изменить норму, то у капитала такого авторитета нет. Все его потуги по изменению нормы проваливаются, потому как общество подозревает (и, скорее всего, правильно делает), что целью предлагаемых изменений является лишь увеличение прибыли заинтересованных лиц. Чем больше функций передано капиталу (чем меньше видно страховой работы государства), тем выше недовольство подданных. Нарушается базовый порядок вещей, теряется смысл существования государства.
Государство должно ясно осознавать, что подданные — это специфический ресурс. Подданных нельзя разводить, как скот, заботясь лишь об их умножении, поскольку это — люди, а человек имеет разум и везде ищет смысла. Существование государства в персональной картине каждого подданного должно быть осмысленно, и в чём состоит этот смысл — забывать никак нельзя.
Андрей Владимирович Карпов, главный редактор сайта «Культуролог»
.jpg)
