Мы живём в условиях рыночной экономики. Об этом не следует забывать ни на миг, поскольку этот факт определяет любые процессы, протекающие в публичном поле. Например, что такое успех? Это удачно проведённая сделка, полученный отличный финансовый результат. А что такое человек? Это агент покупательной способности. Человек в мире рынка ценен тем, что может покупать, и чем больше он может купить, тем более он ценен.
Да, конечно, человек может кое-что и продать — свой труд или, если копнуть глубже, рабочую силу. Но это не так интересно. Тот, кто будет покупать, увеличит свои издержки, а стало быть, снизит норму прибыли. То есть успешность его будет снижаться. Поэтому покупать у человека его специфический товар следует лишь в крайнем случае и по минимально возможным расценкам. А вот продавать что-либо желательно по максимальной цене.
Вот через такую оптику давайте и посмотрим на структуру современного общества.
Общество делится на покупателей двух видов. Первые покупают массовый и типовой товар, вторые — штучный и эксклюзивный. Первых мы определим как бедных, вторых как богатых.
Можно, конечно, спорить, так ли уж бедны наши бедные. Тут возможны различные градации. Например, по сумме чека — кто-то покупает на меньшую сумму, кто-то на большую. Или по частоте покупок — кто-то может позволить себе покупать каждый день, другой же — тщательно планирует траты. Или по структуре покупок — самые бедные всё тратят на еду. Или по магазинам, в которые люди ходят — одни вынуждены всё покупать в лоукостерах (где цены пониже), другие руководствуются другими соображениями при выборе точки покупки.
Но с точки зрения глобальной структуры эти различия несущественны. Если человек покупает в сетевом магазине, то он относится к некой единой целевой группе. Статус магазина большого значения не имеет. Этот статус — искусственная мера, призванная сформировать у покупателя иллюзию собственной успешности — «я могу закупаться в элитном магазине», скрыть от него принадлежность к категории бедных. В конце концов, ассортимент магазинов различного статуса во многом пересекается, просто в магазине премиум-класса те же товары стоят дороже. При ухудшении экономической ситуации (когда богатым необходимо больше денег и они менее настроены делиться с бедными), разница между торговыми сетями разного статуса уменьшается: в «дешёвых» магазинах цены подрастают, а в «дорогих» сокращается доля элитных товаров, ассортимент становится «как везде».
Верхнюю страту бедных обычно определяли как средний класс. Но теперь заговорили об «исчезновении» этого класса. Что закономерно. «Средний класс» был психологической обманкой, позволяющей какой-то части бедных обманываться на счёт своего положения в обществе, но с развитием позднего капитализма структура общества становится прозрачней, а с ростом технологий социального контроля надобность в обмане отпадает.
Итак, есть бедные и богатые. Как устроен рынок для тех и других?
Рынок для бедных может быть охарактеризован так. Это массовый рынок — количество бедных велико. В то же время денег у каждого покупателя немного. Исходя из этого, мы можем сконструировать портрет товара, представленного на этом рынке. Это типовой продукт массового производства. Параметр качества здесь всегда проигрывает цене: важнее, чтобы цена оставалась «подъёмной», а качеством всегда можно поступиться.
Прибыль с единицы товара идёт небольшая, но это компенсируется массовостью продаж. Оборотная сторона этого суждения следующая: если продавец не обеспечит массовости, он прогорит. На рынке для бедных концентрация капитала становится жизненно необходимой. Здесь могут выживать только крупные игроки. Маленькая прибыль со штуки не позволяет возиться с каждым изделием, возможность развития и финансового манёвра возникает только при условии сбыта множества одинаковых штук. Тот, кто продает тысячи единиц, имеет больше возможностей, чем тот, кто продаёт сотни, а тот, кто продает миллионы, чувствует себя лучше, чем тот, кто продает тысячи. Именно такие и вытесняют всех прочих с рынка. В результате потребитель получает ограниченный ассортимент, составленный из товаров низкого качества, сделанных по самой простой технологии.
Если говорить о рынке услуг, то тут массовость будет обеспечиваться всё больше за счёт использования технологий с применением искусственного интеллекта. Работник-человек дорог, и если единичный потребитель беден и может заплатить лишь гроши, обслуживать его будет искусственный интеллект.
Рынок для богатых устроен иначе. Стоимость единицы товара тут может быть высокой, маржинальность (то есть превышение прибыли над себестоимостью) — тоже. Товары для такого покупателя часто оказываются действительно эксклюзивными, они изготавливаются под заказ, порою — с применением ручного труда (если это делает продукт более престижным и гарантирует более высокое качество). Услуги богатым оказывают агенты, то есть люди (а не ИИ), лично знающие своих клиентов.
В любом случае богатые пользуются тем, что выходит за пределы массовых технологий. Собственно, богатство как раз и можно определить как уровень дохода, позволяющий игнорировать предложение типовых товаров и услуг.
Выше мы описывали то, что называется B-to-C («business to consumers», то есть бизнес для потребителей). А есть ещё В-to-B («business to business», то есть бизнес для бизнеса). Ко второй категории относятся предприятия, обслуживающие не людей, а компании. Но, в общем-то, тут нет какой-то отдельной специфики. Пусть ты продаёшь что-либо корпорации, важно, какие услуги оказывает эта корпорация. Если это что-то массовое, то и поставщик будет использовать массовые технологии. Если единичное, то и поставщик будет работать поштучно. Часто в рамках одной корпорации существуют оба вида бизнеса: один — для масс, другой — для элиты. Соответственно, и бизнес-процессы в этих подразделениях будут строиться по-разному. Конечно, у предпринимателя всегда есть искушение использовать массовые поставки и решения даже для богатых клиентов, но чем больше он этим будет увлекаться, тем выше риск, что появится кто-то, кто перехватит у него богатую клиентуру, предложив действительно эксклюзив.
Отсюда можно делать вывод о существовании двух тенденций. На рынке для бедных неизбежны поглощения и слияния. Конкуренция вымывает мелких и слабых. Игроков остается всё меньше, как бы с этим ни боролись антимонопольные органы всех стран.
На рынке для богатых конкуренция не менее жёсткая, но носит другой характер. Выживают не самые крупные, а те, кто может поставлять реально уникальный, специфичный товар. Тут возможны успешные стартапы, поскольку цена входа сюда всё же гораздо меньше, чем на рынок для бедных. Основная проблема, что этот рынок сжимается.
Количество миллиардеров растёт. Но это количество, как ни крути, ничтожно. А число тех, кто может позволить себе эксклюзив, сокращается. Порог отсечения, то есть уровень доходов, при котором это можно себе позволить, растет быстрее, чем сами доходы. Всё больше тех, кто привык себя считать состоятельным, но вынужден переходить на потребление типовых товаров и услуг.
Во многом это обусловлено той же структурой рынков. Это становится понятно, если посмотреть на неё в разрезе доходов. Где формируется богатство?
Основной массив занятых на рынке для бедных — низовой персонал типовых производств. Тут не требуется ни особых знаний, ни высокой квалификации — достаточно навыка уверенного выполнения не слишком широкого перечня операций. Такой труд не является уникальным, и работника легко заменить. Более того, постоянно возникает искушение заменить человека роботом — автоматом или искусственным интеллектом. Человек выигрывает в этом соревновании только потому, что использование его труда во многих случаях оказывается выгоднее: робототехника стоит дорого. ИИ обходится куда дешевле, именно поэтому сейчас растут риски трансформации рынков, грозящей перекроить привычный облик социального мира.
Труд линейного (не уникального) работника оплачивается невысоко. Получается, что на рынке для бедных как раз бедные и работают. Богатыми здесь являются лишь собственники и менеджеры самого высокого звена. Только они могут получать доходы, позволяющие эксклюзивное потребление.
В классической модели капитализма большое предприятие предоставляло работникам возможность, которую можно определить как социальный лифт первого типа. Это то, что называется карьерным ростом: успешный работник становился сначала менеджером низшего звена, потом входил в средний управленческий персонал. Модель допускала, что он мог подняться на самый верх.
Такие лифты хорошо работали в период формирования рынка, при росте корпорации. В настоящее время практически все рынки сложились, концентрация капитала теперь идёт преимущественно путем поглощений и слияний. Это означает, что количество рабочих мест в высшем эшелоне не увеличивается, а сокращается. Брать туда дополнительных людей «снизу» незачем, проблематично удержаться и тем, кто есть. К тому же применение ИИ и автоматизированных процессов изменило структуру рабочей силы: те позиции, которые раньше относились к среднему звену и могли рассматриваться как трамплин на пути вверх, сегодня считаются линейным персоналом. Предприятия предпочитают расти через технологичность, а не путем экстенсивного увеличения числа работников.
Общая проблема может быть сформулирована так: рабочих мест для бедных недостаточно. Именно поэтому всё активнее обсуждается идея безусловного базового дохода. Предполагается раздавать некий минимум средств — не столько для того, чтобы поддерживать население, сколько для того, чтобы поддерживать массовые рынки, которые без этого схлопнутся. Не будет множества тех, кому можно продавать свой продукт, иссякнет и финансовая подпитка высшего эшелона. Потому как именно рынок для бедных генерирует основной пул богатых.
Рынок для богатых позволяет получать высокую маржу, но масса прибыли тут не столь велика. На обслуживании богатых можно жить, но желающих этого слишком много, гораздо больше, чем действительно богатых людей. Предприятия тут невелики, клиентская база у каждого — не очень широкая. Персонала много не требуется. Многие компании в этом секторе являются по сути семейными предприятиями. В среднем уровень дохода на каждого работника на этом рынке выходит довольно высокий, но реально хорошие деньги получают преимущественно члены клана, а со стороны нанимаются работники на низовые позиции, которым платят «по рынку», то есть так же, как и на рынке для бедных (то есть немного) — ведь именно вакансии на рынке для бедных и формируют средние показатели на рынке труда.
Поскольку рынок для богатых оставляет больше места для креатива, а с другой стороны, он требует этого креатива ввиду высокой конкуренции, именно тут возникают и апробируются новые идеи, которые иногда, как говорится, «выстреливают», что позволяет поставщику в какой-то момент значительно расширить свою клиентскую базу, охватив больше богатых. И тогда владелец такого предприятия попадает в социальный лифт второго типа: прибывающий поток денег позволяет ему перейти границу между бедностью и богатством.
Описанная структура не затрагивает государства. Государство аккумулирует деньги нерыночными методами, а зачастую и тратит их, игнорируя требования рынка. И в этом — его важнейшая функция. Оно представляет собой альтернативу рынку. Это часто забывается; давление рынка слишком велико, государство легко усваивает его язык и начинается заботиться о росте прибыли, уменьшении расходов и тому подобных вещах. Тогда как только государство, обладая инструментальной мощью и финансовым ресурсом, способно отстаивать внерыночные смыслы. Если мы не хотим, чтобы всё в жизни измерялось экономической выгодой, если нам нужны отношения, несводимые к совершению сделки, если деньги не являются главной категорией нашей философии и фундаментом мироздания, то именно государству следует взять на себя заботу о создании, популяризации и развитии, делающих нас людьми, а наше скопление — обществом, а не базаром. Позиционирование в качестве альтернативы жадной стихии рынка должно быть осознанной государственнической позицией. В противном случае из Homo Sapiens мы превратимся в Homo Economicus — вид, ведомый не столько разумом, сколько рефлексами. Пока дело идёт к этому, капитал торжествует.
Андрей Владимирович Карпов, главный редактор сайта «Культуролог»
