Николай Фёдорович Финдейзен посвятил свою жизнь сохранению творческого музыкального наследия нашей страны. Сейчас мало кто знает о его деятельности. Дневники и воспоминания Финдейзена постепенно выходят во всеобщий доступ в интернете. Один из самых важных его трудов – «Русская музыкальная газета», выходившая с 1894 по 1918 год, стала доступна в полном объёме. Но не только газета, в которой Николай Фёдорович мог себя проявить как редактор и писатель, занимала его время. Много лет он трудился над «Очерками по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века» и сборником статей «Музыкальная старина».
Не каждый будет читать дореформенный сканированный текст, потерявший первоначальную свежесть. Во всех трудах Финдейзена содержится богатство исторического материала, бережно собранного автором и украшенного его собственным художественным словом. Он был не только историком музыки и редактором-издателем своей газеты. В жизни ему пришлось многое увидеть, побывать в разных профессиях, связанных с музыкой. Его жизнь охватила непростой период истории нашей страны, связанной с войнами и революциями. Несмотря на трудности, которые ему приходилось переносить, он всегда оставался человеком верующим и полагался на Волю Божию. Его деятельность охватывала не только светское музыкальное искусство. Духовная церковная музыка, её история и развитие были наравне важны Николаю Федоровичу. Его жизнь и деятельность были тесно связаны с Санкт-Петербургом, где он родился, трудился и скончался в 1928 году, когда город уже назывался Ленинградом.
Дата его рождения – 24 июля по гражданскому календарю и 11 июля по старому стилю.
Вот что об этом событии писал в мемуарах сам Финдейзен: «11 июля 1868 года, в девятом часу утра, в пятом этаже большого, но грязноватого дома на Измайловском проспекте узрел я впервые Божий свет. Два месяца спустя меня при Святом Крещении нарекли Николаем».
О своём крещении он поведал в воспоминаниях:
«Крестил меня о.Крюков, один из священников Введенской церкви (против Царскосельского вокзала), которого я видел в детстве, хотя бабушка и мать были прихожанками Троицкого собора».
Отец его «был петербургским купцом и лютеранином..., а мать была православная».
Он делился воспоминаниями из раннего детства:
«Пасхальное воскресенье мало чем отличались по настроению от праздника Рождества. ... отец был лютеранином и не соблюдал пост (но мама и бабушка постились, прислуга тоже постились; в то время вместо сахара появлялась на столе патока, превкусная, которую мы, дети, так любили), нас водили прикладываться к плащанице, но Страстная неделя проходила в предпраздничных хлопотах...»
Финдейзен находился сначала в пансионе госпожи Давыдовой, потом в училище Евгения Федоровича Шрекника, где обучались одни мальчики.
Впоследствии он вспоминал: «Кроме Закона Божия и языков (русского, немецкого, и французского) проходили арифметику, географию, историю, и, вероятно, ещё другие предметы».
Окончил образование он в Коммерческом училище, здание которого существует и сейчас.
Детство его проходило среди разнообразных мероприятий, связанных с народным музыкальным творчеством. Однажды на Рождество отец подарил ему «большие ширмы, с занавесом, и полный набор кукол-петрушек, более изящной, хотя и кустарной работы, продававшихся в Гостином дворе». Таким образом, Николай Фёдорович с раннего возраста был восприимчив к театральному искусству.
В основном приобщиться к драматическому театру он смог через своего отца, который с 1870-х годов был «старшиной, заведовавшим театральный делом» в Немецком клубе.
До 1890-х годов самым доступным развлечением были балаганы (Народные театры). Существовал Народный театр. Позже возникло Общество трезвости и был построен Народный дом.
Финдейзен вспоминал:
«Балаганы выстраивались за несколько дней до Масляной, на Царицыном лугу (или Марсовом поле). На Масляной шла 1-я серия спектаклей; в течение Великого поста балаганы стояли без действия и снова ожидали на Святой, – обычно уже с новой программой театральных пьес».
«В местной публике преобладала наименее художественно прихотливая часть населения –лавочники, фабричные, приказчики, солдаты и прислуга; из дамского пола – горничные, швейки, кухарки и т.п.».
«Это всё составляло несомненную приманку тогдашнему простолюдину, не вкусившему ещё более грубых, хотя и менее понятных ему, прелестей позднейших дешёвых кинематографов и граммофонов, расплодившихся во всех окраинах города, в чайных и народных столовых – в дореволюционное время».
Финдейзен добавлял к составу публики ещё учащуюся и офицерскую молодёжь, купцов и мелкое чиновничество. Постановки патриотического характера проходили «в Народных домах в Александровском парке, Таврическом саду и на Стеклянном». Попечительство о народной трезвости тоже создавало постоянные и временные театры, приобщая народ к культурным мероприятиям патриотического характера. Но воспоминания Финдейзена нельзя отнести к абсолютно независимым источникам. Он знал, что всё, что будет им сказано, будет проходить через советскую цензуру.
«Представления шли непрерывно с 12-1 часа дня до 8-9 часов вечера, длясь около часу. Основной репертуар балаганов был, несомненно, патриотический, хотя и разнохарактерный по содержанию и направлению. Тут смешивались переделки былин, народных сказок и исторических событий».
«В конце 1870-х и начале 1880-х гг. отлично помню постановки "Взятие Плевны", "Взятие Карса", целую эпопею "Белый генерал", в которых ставший любимым народным героем М.Д. Скобелев неизменно появлялся в белом кителе и белой фуражке, часто на белой лошади; актёр, игравший его, к концу дня, от мороза, усталости и несомненного подогревания себя водкой, кричал уже совершенно сиплым голосом... Каждое появление его вызывало громкое одобрение. В балаганах изрядно палили – холостыми зарядами из ружей и фейерверочными пушечными выстрелами. Пальба ещё больше прибавляла шуму и ритмической пестроты в общий праздничный хаос масленичного гуляния».
«Илья Муромец», «Иван-царевич», «Семь Симеонов», «Сказка о золотой рыбке», «Сказка о купце Остолопе и работнике его Балде», «Иван Сусанин» – такие представления перечисляет Финдейзен.
«Постановки спектаклей в больших балаганах отличались картинностью, яркостью постановки и срепетированностью. Для главных ролей приглашались заправские актёры… И машинная часть не хромала – всякие полёты, появление драконов, ползущие змеи – также действовала исправно».
Финдейзен смог красочно описать театральные впечатления из детства. Будучи свидетелем множества мероприятий, он замечал, как постепенно народное творчество стало заменяться другими видами развлечений, связанных с техническим прогрессом. Появился кинематограф, стали распространены граммофонные записи.
7 лет он провёл в Коммерческом училище. Это было его последнее место обучения. Сейчас это здание находится по адресу: Санкт-Петербург, ул. Ломоносова, дом 9. Улица Ломоносова во времена Финдейзена называлась Чернышёвым переулком.
Санкт-Петербург, ул. Ломоносова, дом 9. Фото автора.
О пребывании в училище Финдейзен писал: «В нём было 6 классов средних учебных заведений, вероятно, с программой реальных училищ, и 2 дополнительных "специальных класса", по окончании которых воспитанники выходили со званием почётных граждан, а поступившие на казенную службу пользовались 14‐м чином».
Во время обучения в Коммерческом училище умер его отец. Семья переселились в «маленькую квартирку». Средств не хватало. Но позже его мать вышла замуж ещё раз, и отчим сделал их жизнь не такой трудной. Материальные заботы прошли.
Николай Фёдорович на протяжении всей жизни благоговейно относился к церковным богослужениям. Его дневники и воспоминания содержат строгое отношение к поведению прихожан, торжественности и стройности песнопений.
Императорское коммерческое училище. Фото начала XX века. Источник
Церковь Коммерческого училища осталась для него особенной.
«Наш батюшка не был педантом в классе, а в церкви служил не только благолепно, но порою с проникновенной простотой и даже задушевностью. В этом отношении особенно запечатлелись в памяти великопостные службы и чтения Евангелия на вечерних службах. Воспитанники, по классам, говели в течение Великого поста и обязательно в Училищной церкви, находившейся во втором этаже, рядом с громадным актовым залом. Таким образом, я помню служения о. Богдановского в течение 6 лет».
«Воспитанники стояли в церкви шеренгами и шеренгами же опускались на колени в положенные моменты и также шумно, по-солдатски, поднимались, – я нигде и ни у кого не слышал столь серьёзно и, вместе с тем, трогательно прочитанной молитвы Ефрема Сирина, которую и полюбил с тех пор и она вошла и прочно установилась во всем моем существе... А чтение Евангелия в полутемной церкви на вечере великопостных служб, за налоем, посреди церкви, с теплящейся свечой, в простой чёрной рясе, изредка прерываемые тихими молитвенными возгласами хора!...» 
Источник
В 7-м выпуске за 1883 год в издании «Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской Епархии» в разделе «Церкви при учебных заведениях» была описана история возникновения этой церкви, её внутреннее убранство, современное состояние.
«Церковь св.Апостола Павла при Коммерческом училище.
В 1797 г. императрица Мария Федоровна, приняв московское Коммерческое училище под свое покровительство, пожелала перевести его в Петербург, для содействия, под личным надзором, более успешному его процветанию. 15 октября 1800 г. училище переведено в Петербург, в дом, временно занятый институтом св. Екатерины. Здесь в период времени от 10 мая 1799 г. до 15 октября 1800 г. устроена была большая церковь св. апостолов Петра и Павла и помещалась в верхнем надворном отделении (ротонде) училищного дома. Она устроена преимущественно на средства императрицы и первого обер-директора, тайного советника Петра Григорьевича Демидова. В апреле 1804 г. пожар разрушил церковь и часть училищного дома. Усердием Демидова храм обновлен».
Чтобы выразить благодарность Августейшей покровительнице, Демидов ходатайствовал о посвящении церкви имени Марии Магдалины, но Государыня отвечала им по-своему:
«А есть ли члены совета желают ознаменовать свое усердие и приверженность к Высочайшей Ея Величества особе таким переименованием церкви, которое бы было Ея Императорскому Величеству приятно, то наименовать оную во имя св. апостола Павла, поелику в царствование блаженныя памяти Августейшего супруга Ея Величества училище сюда переведено и преобразовано».
Совет училища перед окончательным решением подтверждал это:
«Кого же приличнее в доме Божием, как не св. апостола Павла, могут призывать воспитанники в ходатаи себе, чтоб всещедрый податель благ ниспослал им благоспешие в науках, кротость нрава и чистоту сердца?»
«С умножением воспитанников и служащих в училище потребовалось расширить церковь. Для этого, между главным зданием училища и корпусом, в котором помещались спальни и столовая, построено было новое, в 3 этажа, здание, и в верхнем этаже его устроена, по плану архитектора Плавова, церковь с особым входом с Чернышева переулка. Старанием главного попечителя, тайного советника Николая Петровича Новосильцева, директора Павла Ивановича Вознесенского и законоучителя иеромонаха Платона положено основание церковному капиталу, из добровольных приношений от членов совета училища и других лиц.
Начатая в июне 1869 года постройка окончена в июле 1871 года. Санкт-Петербургская духовная консистория отношением от 10 июля 1871 года уведомили совет училища, что по резолюции Высокопреосвященнейшего митрополита Исидора дозволено перенести церковь из старого помещения в новое и осветить её по чиноположению. Освящение совершил сам владыка Исидор 31 августа 1871 года.
Церковь училищная, во имя св. апостолов Петра и Павла, отличается художественностию и священным характером церковного благолепия. Иконостас резной, из тёмного ореха, с такими же царскими дверями, отличается изящество рисунка и работы. В первом ярусе иконостаса, над вратами, образ пресвятой Троицы, по сторонам его – св.Афанасий Великий и св. Григорий Богослов. Во втором ярусе – Распятие Господа, с Божией Матерью и Иоанном Богословом. Над киотами местных икон – позолоченные главы.
Клиросы и стоящие за ними иконы Петра и Павла и св. Николая дополняют художественность иконостаса, сливаясь с ним в одно стройное целое. Стена, отделяющая алтарь от клиросов, образует перекинутую через иконостас арку, над которою размещены поясные изображения благословляющего Господа и 8 апостолов, а по углам – евангелисты Марк и Лука. На этой арке начертано: "Вниду в дом Твой, поклонюся ко храму святому Твоему". Над арками, во всю ширину церкви, два выступа поддерживают, скрепленные связями, стропила, на которых утверждён потолок, в виде крыши, составленный из деревянных щитов филенчатой работы, расположенных на каждой половине 5 рядами. На средних рядах изображены пламенеющие херувимы – на выступах начертано: "Дух есть Бог, и иже кланяется Ему, Духом и истиною достоит кланяться", и: "Благословен гредый во имя Господне". Стены храма расписаны в византийском стиле и украшены фресками: Константина и Елены, Владимира и Ольги, Александра Невского, Марии Магдалины и Святителей: Петра, Алексия, Ионы, Филиппа, Митрофана и Тихона. К более видным украшениям церкви принадлежат 13 матовых транспарантов, поставленных, вместо стёкол, в верхних окнах северной стороны; здесь изображены: Христос Спаситель, сидящий на престоле славы, и 12 апостолов. Пять бронзовых золоченых люстр увеличивают благолепие церкви». С 1924 года церковь перестала существовать.
«С 1841 года священником и законоучителем храма назначен Григорий Сергеевич Дебольский, известный своими сочинениями. В 1860 году Дебольский назначен настоятелем Казанского собора, а место его занял Лев Иванович Богдановский. По окончании курса в Санкт-Петербургской академии в 1855 году со степенью магистра он поступил в 1855 году диаконом и законоучителем во 2-й кадетский корпус; в 1858 рукоположен во священника к церкви Николаевского инженерного училища, а в 1860 перемещен к церкви коммерческого училища, с 1871 года состоял в сане протоиерея. Составленные им "Уроки христианской нравственности" служат учебником для воспитанников старшего класса».
Николай Финдейзен провёл в Коммерческом училище с 1881 по 1889 гг. Аттестат об окончании был выдан 16 мая 1887 года. Объединяя его воспоминания с описанием церкви из дореволюционного издания, посвященного храмам Санкт-Петербурга, можно лучше представить всё, что окружало Николая Федоровича и формировало в нём человеческие качества. Церковь осталась для него особенной ещё из-за того, что 29 апреля 1892 года там он был повенчан с Эмилией Францевной Лукс. В браке родилась единственная дочь Людмила.
Николай Финдейзен обладал живым художественным словом, метко замечал красоту музыкальных сценических произведений и других видов творчества русских музыкантов.
Об училище он вспоминал с интересом, раскрывая особенности учебного процесса в заведениях данного уровня:
«Состав учащихся был самый разношерстный. Преобладали, конечно, дети купцов и петербургских промышленников, но встречались и дети чиновников, военных, дворян и крестьян».
Финдейзен отмечал: «Кое-кто попадал в Институт гражданских инженеров, кто сделался чиновником, кто актёром, кто оперным певцом и даже церковным регентом, кто поступал в Академию Художеств, кого манила педагогическая деятельность».
После смерти отца их семье помогал его крестный отец Н.Я. Фохтс. Он внёс оплату за обучение Николая Федоровича в Коммерческом училище.
Финдейзен всё больше увлекался музыкой и занимался уже без помощи учителей.
«Моя "музыкальность" была уже признана в Училище (иногда я играл во время большой перемены в музыкальной комнате, где стояло 2 рояля, по просьбе товарищей). Помнится, что похвалил и батюшка, который в наступивший затем вскоре Великий пост, когда я пришёл к нему в алтарь исповедоваться, невольно рассмешил меня вопросом: "Ну что, Финдейзен, ты, поди, больше на фортепианах разыгрываешь, чем о Боге думаешь? "...»
В 1884 году на Пасху мать Финдейзена вышла замуж за Карла Даниловича Виркау. Венчались они в Троицком соборе Измайловского полка. Он простил им все долги и, будучи состоятельным человеком, избавил от материальных трудностей. Николай Фёдорович был очень привязан к отчиму. Тот поощрял его музыкальные увлечения.
Финдейзен впоследствии вспоминал о Виркау: «Его славное, душевное и благотворящее отношение ко мне повернуло – тогда бессознательно ещё – на тот путь, на котором развилась моя дальнейшая жизнь...»
«Я его полюбил искренно, и, вероятно, более всех оплакивал его преждевременную, вполне неожиданную кончину. Ещё бы – он действительно скончался на моих руках, т.к. я держал его голову в момент его смерти в полном забытье...»
Николай Фёдорович пытался поступить в Консерваторию, но все его попытки успехом не закончились. Тогда он решил: «Композитором – кроме как ординарным – я стать не могу, и что в музыке меня влечёт иное, чему ни консерватория, да и никто, пожалуй, меня не подготовит и не научит».
Через директора Коммерческого училища Николай Фёдорович получил место работы в Правлении Брянского рельсопрокатного завода, служил канцеляристом. Его обязанностями были копирование писем, перевод их с иностранных языков и надписывание конвертов. Почти 3 года он провел на этой службе и поняв, что «никаких перспектив не сулит», решил открыть музыкальный магазин.
Люди, с которыми он решил открыть магазин, обманули его, и он оставил это начинание.
С конца 1893 года он стал редактором-издателем собственного печатного издания. «Русская музыкальная газета» стала его основным занятием на последующие 25 лет. Впоследствии, с 1909 г., Н.Ф. Финдейзен стал членом Императорского русского музыкального общества (Санкт-Петербургского отделения).
Знакомиться с первоисточниками для издаваемой газеты Финдейзену помогал знаменитый критик Владимир Васильевич Стасов, который заведовал художественным отделом в Императорской Публичной библиотеке.
Николай Фёдорович очень ценил творчество Михаила Ивановича Глинки. Он всю жизнь собирал о нём информацию, и в Русской музыкальной газете был создан специальный раздел «Глинкиана». Жизнь и творчество композитора раскрывались с каждым годом всё сильнее. Николай Фёдорович внес большой вклад в сохранение его памяти.
Дольщиком и помощником в трудные времена издания газеты стал Евгений Максимович Петровский – друг семьи Николая Федоровича, меценат, писатель и автор сценария оперы «Кащей бессмертный» Николая Андреевича Римского-Корсакова.
В своей газете он занимался самыми разными вопросами, которые затрагивали как отечественное музыкальное искусство, так и зарубежное. Отдельный раздел был посвящён истории церковной музыки в России.
Сборник «Музыкальная старина» выходил с 1903 по 1911 годы. Николай Фёдорович, изучая и собирая материалы из первоисточников, стремился к объективной передаче истории, связанной с русскими и иностранными деятелями-музыкантами, посвятившими многие годы служению русским Государям.
После смерти отчима и выхода Николая Федоровича в самостоятельную жизнь, его финансовое положение, несмотря на все старания, не могло улучшиться. Порой его семья была в сильной нужде. Но он никогда не прекращал работать.
Финдейзен писал в дневнике за 1896 год:
«Сегодня и вчера снег и морозно, а я в лёгком осеннем пальто – то в закладе; сегодня отправил туда же велосипед. Тяжело, а всё же Господь не оставляет. Благодарю Тебя, Боже».
Финдейзен в своей жизни присутствовал на похоронах П.И. Чайковского, В.В. Стасова, М.А. Балакирева, Н.А. Римского-Корсакова.
Марина Львовна Космовская, много лет исследующая творческое наследие Николая Федоровича, имела возможность вживую прикоснуться к рукописным источникам. В своей монографии, посвящённой Финдейзену, она обращает внимание на факт, свидетельствующий о православном мировоззрении музыковеда:
«"Исполнен долг, завещанный от Бога мне, грешному..." – начертал Н.Ф.Финдейзен слова пушкинского старца-летописца Пимена на титульном листе одного из вариантов рукописи "Очерков по истории русской музыки с древнейших времен до конца XVIII века"». Таким образом, очевидно, что Николай Фёдорович был так впечатлён произведением «Борис Годунов» А.С. Пушкина и одноименной оперой М.П. Мусоргского, что сравнивал себя с одним из его героев.
Есть и другие свидетельства религиозности Финдейзена. Так, в 1910 году он написал в своём дневнике:
«Вторник, 5 января. – Крещенский сочельник. Благослови, Господи, на нынешний год – работой и спокойствием, прежде всего».
Изучая множество первоисточников, будучи знакомым с многими трудами в области церковной музыки, Николай Фёдорович придерживался одной мысли:
«Церковные напевы – это наша, русская, собственность, а не заимствованная из Византии. Я сам нередко думал и прежде, что наше церковное пение и народная песня слишком родственны, однородны... Младенцы всех наций говорят одинаково: "Папа, мама, тятя", но из этого не следует, что русский ребёнок перенял первое слово от немца, француза или англичанина».
Первый выпуск «Очерков по истории русской музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века» был посвящён временному отрезку от древнейших времен и до утверждения Христианства на Руси. Все выпуски были иллюстрированы старинными миниатюрами и другими изображениями, на которых видны музыкальные инструменты в действии.
Финдейзен рассматривал не только виды музыкальных инструментов, необычные изобретения древних времён, церемонии и музыку, сопровождавшую повседневную жизнь людей, но и внимательно отнёсся к изучению истории церковной музыки.
В первом выпуске его «Очерков» был выделен раздел «Древнее церковное пение на Руси, его нотации и письменные памятники».
Финдейзен писал: «Вместе с крещением Русь приняла от Византии и церковно-певческую практику, и музыкальную письменность, необходимую для богослужебного обихода».
Приводя примеры экфонетической нотации (для чтения текста Евангелия нараспев), он сопроводил свой текст множеством иллюстраций и объяснил значение символов, указывающих в тексте на правильное произношение.
Источник: «Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века». Выпуск 1.
Рассматривая старинные нотные рукописи, Финдейзен признал первыми новгородские по происхождению, объясняя их сохранность «отдаленностью от татарских погромов». Татарские нашествия на древнюю Русь уничтожали ее культурные богатства.
Музыковед отмечал: «В основу Православного церковного пения было положено заимствованное из Византии осмогласие – музыкальная система, распадающаяся на 8 гласов, из которых 4 считаются главными, и 4 производных, дополнительных».
Источник: «Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века». Выпуск 1.
Во 2-м выпуске своих «Очерков» он продолжил говорить о церковной музыке на Руси.
Выпуск включил в себя повествование о Великом Новгороде, скоморошьем деле на Руси, иллюстрации музыки в русских миниатюрах, на лубочных картинках, в толковании азбуковников, и закончился обзором старинных русских народных инструментов.
После описания особенностей музыкальной культуры Великого Новгорода Николай Фёдорович отметил:
«Мы видим в миниатюрах и заставках, украшающих церковные и душеполезные книги, и целый сонм святых, играющих на гуслях, и разнообразные органы, и трубы, и сопели, и бубны и смыки, т.е. все те инструменты, которые так строго осуждались духовенством. И все они показываются здесь не с отрицательной стороны, в руках грешников или служителей ада, а, напротив, служат для прославления Бога и для украшения Его псалмопевца».
Источник: «Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века». Выпуск 2.
«Славился Новгород и своим колокольным звоном и церковным пением, точнее своими распевщиками, певчими, а вместе с ними и певческими книгами».
Скоморошье дело на Руси описано автором также подробно и ярко. Финдейзен назвал скоморохов представителями музыкальной профессии. Он указывал: «Народные гуляния и праздничные песенные игры в то время совершались при участии скоморохов». А первое упоминание о них было ещё у летописца Нестора в 1086 году. Николай Фёдорович отмечал:
«Если в древнейших документах, а также в дошедших до нас былинах скоморохи выступают преимущественно с гуслями, то постепенно в круг их профессиональной деятельности входит игра на различных инструментах (бубнах, сопелях, трубах, гудках и т.д.), пляска сольная, а затем и в совокупности с переряженными лицедеями или живыми медведями и, наконец, представления кукольного театра».
Древние русские скоморохи были героями былин. Например, гусляр Садко, Добрыня или Василий Буслаев. «В Московском государстве были две группы представителей этой профессии: в первой – вольные и тяглые, а во второй – дворовые скоморохи знатных бояр и помещиков».
Но такой вид искусства не был полезен для духовной жизни людей. Финдейзен писал:
«Московский патриарх в наказной памяти 1636 г. констатировал: "Все противно творим и ругательно праздником Господним... вместо духовного торжества и веселия восприимше игры и кощуны бесовския, повелевающе медведчиком и скоморохом на улицах и на торжищах и на распутиях сатанинския игры творити, и в бубны бити, и в сурны ревети, и руками плескати и плясати, и иная неподобная деяти"».
Царь Алексей Михайлович приказывал покончить со скоморохами всех типов, называя их богомерзкими. На них могли налагать штрафы и бить батогами, а позже из летописей исчезло слово «скоморох».
Музыковед отмечает, что «в связи с правительственными указами 1649-50 гг. уничтожалось скоморошество в Московской Руси». Скоморошество могло привести к строгому наказанию и отлучению от Церкви.
Источник: «Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века». Выпуск 2.
Третий выпуск «Очерков» включал в себя такие названия глав: «Музыка в древней Москве (XV-XVI вв.)», «Музыка в монастыре (XVI-XVII вв.)» – «Чаши» – «Колокольный звон». – «Духовные действа, Музыка в московской придворной жизни XVII в.», «Краткий словарь певчих дьяков», «Музыка и театр начала XVIII века».
Музыкальная деятельность зависела от событий в истории. Николай Фёдорович отмечает поглощение Московским государством городов и удельных княжеств Руси и сближение с европейскими мастерами разных искусств. Причиной Николай Фёдорович называет «брак Ивана III Васильевича с греческой царевной Софьей Палеолог, живший в Венеции и считавшейся наследницей византийских императоров».
Касаясь музыкальной жизни Московской Руси, Николай Фёдорович, в частности, повествует о придворных певчих дьяках:
«Певчие дьяки обязаны были участвовать при богослужениях в дворцовых церквах и сопутствовать государю в его походах. Известно, например, что Грозного его певчие сопровождали и в Новгород, и в Казань, и, как мы видели, постоянно находились при нём в Александровской слободе.
Дьяки разделялись на станицы; каждая из них заключала обычно пять певчих.
Станицы являлись последовательными ступенями в служебной иерархии певчих. Старшими станицами считались первые две; во время богослужения при государевом дворе первая станица становилась на правый клирос, вторая – на левый. Во главе капеллы находился уставщик; каждый клирос имел своего головщика. К низшим станицам причисляли молодых, неопытных певчих, проходивших в них курс певческой премудрости».
Писал Финдейзен и о музыкальных дарованиях Царя Иоанна Грозного. «Царствование внука Ивана III, Ивана IV Васильевича (1533-1584), оставило заметный след в истории русской музыки. Несомненно, с детства царь Иван обучался церковному пению, входившему в программу воспитания русских великокняжеских детей».
Царь сам сочинял. Николай Фёдорович обращает внимание на его труды:
«...Сочинение стихир на преставление Петра митрополита – "Кыми похвалеными венецы оувяземо", и другой – Богородице – "О, великое милосердие грешнымо еси Богородице пречистая"».
Финдейзен подчеркивал: «Царь Иван, несомненно, был грамотный и музыкально образованный знаток церковного пения. Крюковая нотация, в которой изложены песнопения, – беспометная, и даже текст – раздельноречный ("венецы", "оувяземо", "заступеника")».
Источник: «Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века». Выпуск 3.
Говоря о музыкальных дарованиях Царя Иоанна, Николай Фёдорович отмечал: «В Никольском соборе г. Переславля Владимирской губ., освященном в 1564 г. в присутствии всего царского семейства и синклита, на южной стороне паперти собора в стену вделана большая плита из белого камня с надписью, в которой, между прочим, указано: "Благочестивый государь... всенощное бдение слушал, и первую статию Сам Царь чел и Божественную литургию слушал, и красным пением с Своею станицею Сам же Государь пел на заутрени и на Литургии". Таким образом, у Ивана была, повидимому, своя отдельная станица в общей капелле государевых певчих дьяков, с которой он и распевал у себя во дворце и в церквах».
Николай Фёдорович, упоминая время правления Ивана Грозного, подчеркивал, что «церковно-певческое дело стояло на высокой степени развития, и знаменное пение переживало в эту пору свой расцвет».
Рассматривая музыкальное творчество в монастырях, Финдейзен особенно отмечал покаянный стих, известный под названием «Плач Адама»:
«Тема "Плача Адама" послужила основой для разработки песнопений не одной службы Великого поста».
Объясняя значение «чаш», Финдейзен повествовал: «Пение соответствующих стихир или тропарей во время трапезы, раздачи и пития мёду или пива было обычным явлением в монастырской жизни. Здесь исстари повелось сопровождать пением тропарей так называемую "чашу Государю", и этот обычай впоследствии вызвал музыкальное сопровождение других "чаш", особенно во время каких-либо торжеств».
Особенности музыки придворной жизни XVII века Николай Фёдорович обозначил влиянием иностранных музыкантов вследствие окончания войны с Польшей в 1635 году в царствование Михаила Федоровича (1613-1645). Уделял внимание музыковед и Царю Алексею Михайловичу:
«При царствовании Алексея Михайловича (1645-1676) случилось множество событий, обогативших художественную культуру: "быстрое развитие партесного пения, расширение института государевых певчих дьяков, появление целого ряда вокальных композиторов, теоретиков, усиление в Москве кадра иноземных мастеров, устройство первых театральных представлений и специальной театральной школы в Москве"».
Как отмечал Н.Ф. Финдейзен, Царь Алексей Михайлович «остался неизменно верным приверженцем церковной службе и пению, заботясь до конца своего царствования об их великолепии». По словам автора труда, Царь «был не только любителем, но и знатоком церковного пения».
В царствование Фёдора Алексеевича (1676-1682) закрылась театральная школа и запретили иноземные представления. Зато, по словам Николая Федоровича, «продолжалась творческая деятельность государевых певчих дьяков».
Источник: «Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века». Выпуск 3.
Подводя итог музыкальной придворной жизни XVII века, Н.Ф. Финдейзен описал изменения, которые произошли в начале царствования Петра I:
«Возродились театральные действа, обновилась композиторская деятельность певчих дьяков, сильно стала проявляться иноземная музыка, надолго погасившая в русском музыкальном творчестве его основной, народный отпечаток».
Отношение Царя к музыке Финдейзен охарактеризовал следующим образом: «Пётр чувствовал известное влечение к церковному пению, несомненно, унаследованное от отца. Он сам нередко пел на клиросе по тетрадкам певчих, предпочитая партии эксцеллентующего (высокого) баса. Голосовые партии, по которым пел Пётр, чётко переписанные, в пергаментном переплёте, с надписью: "По сим нотам изволил петь Государь Пётр Алексеевич", хранились в Московской Оружейной палате».
Пётр посещал и Соловецкий монастырь и пел там. «Великий Государь с певчими стоял на правом клиросе и изволил сам петь всенощное бдение», – писал Соловецкий летописец.
Рукопись из Козельской Введенской пустыни содержала такие сведения о Петре: «Сии ирмосы Его Величество Государь Император Петр Великий в день тезоименитства своего на всенощном пении сам изволил на клиросе с певчими певать, ибо Его Величество до греческого напеву великую охоту имел, а голос содержал теноровый».
Четвёртый выпуск «Очерков» был посвящён XVIII веку, охватывая сначала правление Анны Иоанновны и заканчивая правление Екатерины II. Также отдельно говорилось о русской роговой музыке.
Николай Фёдорович отметил первое печатное издание музыкального произведения в России, состоявшееся в 1730 году – кант на вступление на престол Императрицы Анны Иоанновны, текст которого был написан Василием Тредиаковским.
Как отмечал исследователь музыки, во время правления Анны Иоанновны «государевы певчие дьяки отошли на задний план»: «Эта эпоха в музыкальной жизни знаменует зарождение серьёзных художественных основ в области музыкальной практики, творчества и науки. Устройство оперных спектаклей по европейскому образцу и придворных концертов, появление научных трактатов, первых инструментальных мастеров. Были даны те образцы, по которым и стала развиваться музыкальная жизнь в России».
Пятый выпуск «Очерков» был посвящён в основном светский музыкальным развлечениям XVIII столетия.
Шестой выпуск касался музыкального творчества в Росии XVIII века (оперное творчество, придворная музыка, народные песни и камерная музыка и пр.). Первым стоял раздел «Псалмы и канты XVIII века».
Финдейзен писал: «Изучение старинных музыкальных памятников убеждает нас в том, что красной нитью через весь XVIII век проходит творчество наших кантов и псальм, до которых иностранцы вовсе не касались».
Автор очерков указывал, что «псальмы – переложения на музыку стихотворных обработок "Псалтыри", а канты – все другие категории этого рода песнопений, а именно: духовные, торжественные и приветвенные, поздравительные, застольные, любовные и т.д.».
Последний седьмой выпуск рассматриваемого произведения повествовал о музыкальной литературе, нотным издателям, инструментальным и нотным мастерам и торговцам XVIII века.
Не только ценные исторические и культурные материалы собрал в своём труде Николай Фёдорович. Создавая свои очерки, он добавил туда множество нотных примеров, иллюстраций и описал музыкальную жизнь нашей страны подробно, с правдивой исторической последовательностью. Серьёзно и благоговейно он отнёсся к неотъемлемой части истории музыкального искусства России – Православной церковной музыке.
Николай Финдейзен в своей жизни испытал множество перемен и тягот, связанных с происходившими войнами и революциями.
В конце октября 1919 года умерла его мать. Её убили с целью грабежа. «Большевистские следователи так и не попытались найти убийцы!», – вспоминал Николай Фёдорович.
Ему было трудно принять перемену дат календаря на Григорианский стиль, тяжело, как верующему человеку, видеть гонения на Церковь, запреты посещать церковные службы.
В 1920 году он написал в своём дневнике:
«Отрицая Христа, глумясь над церковными обрядами и литературой, наши "республиканские" правители в своих прокламациях и плакатах не стыдятся пользоваться евангельскими выражениями: "Как мы добудем хлеб наш насущный", Царству рабочих не будет конца" и т.п.».
Его волновала судьба митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина, осуждённого и расстрелянного в 1922 году.
Постоянно работая над сохранением истории русской музыки, он в последние годы жизни служил заведующим в Государственном музыкальном музее при Петроградской государственной филармонии, читал лекции и выступал, как пианист.
20 сентября 1928 года Н.Ф. Финдейзен скончался в Ленинграде после продолжительной болезни. В 1929 году в издании Ленинградского общества исследователей Финно-угорских народностей (ЛОИКФУН) Павел Константинович Симони опубликовал некролог в память о Николае Федоровиче, описав его деятельность и основные труды.
Признавая значимость почившего, автор некролога оставил такие слова о нём:
«По части исторического изучения русской музыки Н.Ф. собрал в очищенном критикой виде и издал так много материалов, как никто другой».
Николай Фёдорович Финдейзен внёс большой вклад в историю русской музыки. Подлинные источники – рукописи, старинные книги, различные вещи и старинные музыкальные инструменты были основой для его печатных трудов. Несмотря на цензуру, фильтровавшую все тексты после 1917 года, он смог без искажения отобразить русскую историю, раскрывая отношение русских Государей к Православной церковной службе и песнопениям, показать ценность и красоту Православной церковной музыки, неотъемлемо от русской культуры. Музыкальные инструменты, которые он коллекционировал всю жизнь, сейчас перешли в разные музеи нашей страны.
Николай Фёдорович прожил жизнь полную тяжелых испытаний. Его семья часто оказывалась в тяжёлом материальном положении. Русско-японская, Первая мировая война и две революции добавили обременения и приспособления к новым условиям жизни не только Николаю Фёдоровичу, но и всей нашей стране в то время.
С детства Николай Фёдорович был религиозен и всю жизнь оставался верен Православной церкви. Особо почитал он молитву святого Ефрема Сирина.
Собирая всесторонние впечатления в своих дневниках, он открыто порицал всё, что было связано с революцией и новой властью, называя всё окружающее его в 1917 году «беспардонно-грабительским царством большевиков». Он тяжело переживал гонения на Православную церковь и невозможность посещать церковные службы. Каждый новый выходящий декрет он воспринимал с неприязнью. Например, "Перед Пасхой – о запрещении зажигать в домах лампады перед образами". Он верил, что «Единственное упование в Боге, единственное спасение – в труде».
Мария Сергеевна Сверликова, Санкт-Петербург
