Владимир Богомолов и его противостояние неовласовщине

В этом году, 3 июля, исполняется 100 лет со дня рождения замечательного писателя-фронтовика Владимира Богомолова (годы жизни 1924-2003). Многим читателям известны такие его произведения, как «Иван», «Зося», «Момент истины» («В августе 44-го»). Этот человек прошел Великую Отечественную, воевал стрелком, разведчиком, контрразведчиком, после войны сражался с бандитами на Дальнем Востоке (банды были очень опасными, основу банд составляли бывшие японские военнослужащие), затем – с бандеровцами и мельниковцами на Западной Украине. Был награжден несколькими боевыми орденами. Однако о себе писатель как-то особенно не рассказывал. Нет никакого сомнения, что это был храбрый воин. Но, кроме воинской доблести, он проявил и гражданское мужество (качество, которое встречается на самом деле довольно редко). Уже спустя несколько лет после войны он вступился за невинно осужденного офицера (какой-то секретный отдел провалил операцию, а вину свалили на этого офицера), за что был сам обвинён и арестован. Больше года пробыл в тюрьме. Написал письмо Сталину. Кто там его прочёл, неизвестно, но Богомолова освободили, засчитали тюремный срок в воинский стаж и выплатили за этот период зарплату. Однако здоровье будущего писателя, получившего ранения в войну, было уже подорвано, и ему пришлось расстаться со службой.

С приходом перестройки и разрушением Советского Союза началась компания по очернению героев Великой Отечественной войны и «реабилитация» предателей – власовцев и прочих. Причём делалось это почти что на государственном уровне. Писатель-фронтовик вновь вступил в противостояние, на сей раз идейное. Им была написана работа «Срам имут и живые, и мертвые, и Россия». В предисловии В. Богомолов пишет: «...меня особенно впечатлили выпущенные государственным издательством "Русская книга" два "документальных" сборника, содержащие откровенные передержки, фальсификацию и прямые подлоги. В прошлом году в этом издательстве у меня выходил однотомник, я общался там с людьми, и они мне подтвердили, что выпуск обеих клеветнических книг считался "правительственным заданием", для них были выделены лучшая бумага и лучший переплетный материал, и курировал эти издания один из трех наиболее близких в то время к Б.H. Ельцину высокопоставленных функционеров».

Целью работы писателя-фронтовика было вообще разоблачение власовщины. В качестве примера писатель разобрал роман бывшего диссидента писателя Георгия Владимова «Генерал и его армия» (журнал «Знамя», 1995, №№ 4 и 5), в котором в художественной форме содержалась апология генерала-предателя Власова и его же статью «Hовое следствие, приговор старый» (там же, № 8) на ту же тему. В этих своих сочинениях Владимов попытался обелить не только Власова. О немецком генерале Гудериане тоже было написано в светлых тонах. А вот о советских генералах – в темных.

Богомолов блестяще опровергает попытки обелить генерала Власова, рисует, опираясь на факты, настоящий образ предателя. Но мне бы хотелось обратить внимание именно на противопоставление Владимовым немецких и советских генералов. В. Богомолов пишет о романе: «В романе Г. Владимова из всех персонажей с наибольшей любовью и уважением, точнее, пиететом изображен немецкий генерал Гейнц Гудериан. Вот он, истинный отец-командир, "гений и душа блицкрига", ночью в заснеженной лощине, вблизи передовой, обращается с короткой речью и беседует с боготворящими его солдатами, для них он идол, и, естественно, даже рядовые обращаются к нему на "ты": "Прикажи атаковать, Гейнц!.. Десять русских покойников я тебе обещаю!.."

Вот он, нежный любящий супруг, уже в Ясной Поляне в кабинете Льва Толстого, сидя за столом великого писателя, пишет проникновенное письмо любимой жене Маргарите, а затем читает роман "Война и мир", проявляя при этом в мыслях удивительно высокий интеллектуальный и нравственный уровень, и, растроганный, умиляется поступку "графинечки" Ростовой, приказавшей при эвакуации из Москвы "выбросить все фамильное добро и отдать подводы раненым офицерам".

А вот и совсем другая краска: смело и независимо, как с подчиненным, он говорит по телефону с командующим группой армий "Центр" генерал-фельдмаршалом фон Боком, "прерывает дерзко вышестоящего" и, "не дослушав, кладет трубку".

Он такой, он может, он и самому фюреру, если надо, правдой-маткой по сусалам врежет, к тому же набожен и чист не только телом, но и душою, помыслы его возвышенны и даже, дописывая боевой приказ, он произносит вслух: "Да поможет мне Бог".

Hа двенадцати журнальных страницах воссоздан образ – замечу, самый цельный из всех в романе – мудрого, гуманного, высоконравственного человека, правда, в мыслях и самооценках не страдающего скромностью, впрочем, возможно, это сделано для большей жизненной достоверности персонажа. Hеудивительно, что литературные критики из тусовочной группировки захлебывались от восторга, усмотрев в образе Гудериана одну из составляющих "нового видения войны" – мол, в Совдепии, при коммунистах, целых полвека гитлеровских генералов мазали исключительно черной краской, а они, оказывается, были славными, благородными, замечательными людьми, не менее культурными, воспитанными и милыми, чем, например, Шелленберг, Гиммлер, Борман...

Возникает Гудериан и в статье Г. Владимова "Hовое следствие, приговор старый" ("Знамя", 1994, № 8), причем личность этого "могущественного человека" оказывается здесь еще более многогранной. Автор высказывает сожаление, что Гудериан не встретился и не взял себе в союзники: генерала-перебежчика А.А.Власова. Оказывается, "у Гудериана была своя идея: как вывести Германию из войны: предполагалось открыть фронты американцам, англичанам и французам и все немецкие силы перебросить на Восточный фронт: Если уже была оговорена демаркационная линия, то силы коалиции, не встречая сопротивления, дошли бы до нее и остановились – давши Германии, оперативный простор для войны уже на одном лишь фронте!"

Вот как славненько было придумано, и о нас ведь не забыли! Гудериан во главе гитлеровского вермахта и генерал Власов с дивизиями РОА при невмешательстве США, Англии и Франции объединенными силами навалились бы на Россию – сколько бы еще унтерменшей, гомо советикус, этих восточных недочеловеков положили бы в землю!.. Минутку – а фюрер где же? Его куда дели? По убеждению Г.Владимова, Гудериан должен был и мог бы сказать своему вождю: "А вы, мой фюрер, предстанете перед международным трибуналом". Вот, оказывается, где собака была зарыта – "душа и гений блицкрига", носитель "прусских традиций" ко всему прочему был еще и антигитлеровцем, антифашистом и в Ставке фюрера находился, судя по статье, на задании чтобы, улучив момент, схватить шефа и водворить его на скамью подсудимых».

Эту версию писателя-диссидента о честном и благородном Гудериане писатель фронтовик разоблачает, опираясь на исторические факты: «В ночь на 21 июля 1944 года, едва оправясь от покушения, Гитлер назначает "верноподданнейшего Гейнца" начальником генерального штаба сухопутных войск (ОКХ)...

Одновременно Гитлер в знак особого доверия назначил Гудериана вместе с генерал-фельдмаршалами Кейтелем и Рундштедтом, как наиболее преданных ему людей, членами "суда чести", учрежденного Гитлером "для изгнания негодяев из армии". Уволенные генералы и офицеры автоматически пропускались через "народный" трибунал не менее фанатичного сатрапа Фрейслера и так же автоматически приговаривались к смертной казни; как правило, она осуществлялась двумя придуманными лично фюрером способами повешения: на рояльных струнах – "для замедленного удушения" жертвы или "как на бойне" крюком под челюсть.

В своих мемуарах Гудериан вскользь упоминает о своем участии в "суде чести", сделав оговорку о своей якобы пассивности, однако быть пассивным там было невозможно: заседания судов "чести" и "народного", так же как и сам процесс казни, снимались кинооператорами, и сюжеты эти по ночам показывались Гитлеру в его Ставке "Вольфшанце". Видевшие эту хронику немцы свидетельствуют – и Гудериан, и Рундштедт, и Кейтель со злобными лицами буквально "выпрыгивали из своих мундиров", демонстрируя под объективами кинокамер свою ненависть к противникам фюрера, хотя "судили" они в большинстве своем невиновных и непричастных к заговору людей, многих из которых Гудериан знал по четыре десятилетия и больше – еще по совместному обучению в кадетских корпусах в Карлсруэ и в Гросс-Лихтерфельде под Берлином. Всего через "суд чести" было отправлено на казнь 56 немецких генералов и свыше 700 офицеров; еще 39 генералов в преддверии "суда чести" покончили жизнь самоубийством, а 43 погибли при различных "несчастных случаях" и таким образом тоже уклонились от позорной смерти.

Будучи начальником генштаба ОКХ, Гудериан с 1 августа по 2 октября 1944 года руководил подавлением Варшавского восстания, координировал действия эсэсовских частей Бах-Зеленского и соединений 9-й армии; выполняя директивное распоряжение – "расстреливать всех поляков в Варшаве, независимо от возраста и пола: Пленных не брать: Варшаву сровнять с землей", – давал конкретные указания о нанесении бомбовых ударов по кварталам города, занятым восставшими, и деловые рекомендации, как выдавливать повстанцев из зданий – выжигать огнеметами. При подавлении восстания погибло 200 000 поляков, а Варшава была превращена в руины. Активное участие вермахта в этой чудовищной карательной акции зафиксировано и в сотнях немецких документов, в частности, в широко известном приказе командующего 9-й армией, поздравившего с победой 3.10.44 г. от себя и от имени командующего группой армий "Центр" "всех солдат сухопутных сил, войска СС, авиации, полиции и всех других, кто с оружием в руках участвовал в подавлении восстания"».

Тому, что Гудериан, «в отличие от большинства главных гитлеровских военных преступников избежал суда», писатель дает объяснение: «.. В конце войны, переехав тайком из Германии в Австрию, он сдался американцам. По их просьбе или заданию, находясь три года в заключении в Hюрнбергской тюрьме и в лагере, он написал несколько разработок, обобщающих опыт действий танковых соединений во Второй мировой войне и прежде всего в России, ему были созданы особые условия и доставлялись все потребные документы. Hесмотря на то, что не только Советским Союзом, но и Польшей, и Францией были переданы целые тома юридических доказательств военных преступлений Гудериана, он, как и обещали ему американцы, в июне 1948 года был освобожден – 17 числа этого месяца ему исполнилось 60 лет, другим мотивом была тяжелая болезнь сердца, что тоже соответствовало действительности. Однако главным явились политические соображения: был самый разгар "холодной войны", и западные союзники начали сокращать тюремные сроки немецким военным преступникам, а некоторых просто выпускать на свободу».

Хотелось бы обратить внимание читателя на следующую мысль писателя: «Как можно при создании образа уведенного от суда военного преступника генерала Гудериана более всего руководствоваться только его мемуарами, апологетически прихорашивая "железного Гейнца" и при этом отбрасывая все негативное?.. Как можно, всячески оправдывая генерала-перебежчика А.А. Власова, оценивать его и РОА по опубликованным на Западе воспоминаниям бывших власовцев и энтеэсовцев, а также по книге барда войск СС немецкого писателя Э.Двингера "Генерал Власов. Трагедия на Востоке"?».

Это очень меткое замечание. Многие апологеты тех или иных гитлеровских пособников пытаются обелить их, именно опираясь на воспоминания самих коллаборационистов и их соратников. Почитаешь эти воспоминания, так прямо антифашисты какие-то. Естественно, неужели они будут о себе плохое писать?

А вот советские генералы (кроме Власова, разумеется) были выведены Владимовым совсем в другом виде. Об этом также пишет Богомолов: «…по прочтении становится ясно, с какой целью командующие армиями выведены под весьма прозрачными псевдонимами – генерал П.С. Рыбалко именуется Рыбко, генерал И.Д. Черняховский – Чарновским и т. д. – и при этом они снабжены многими подлинными биографическими данными своих прототипов, вошедших в историю Отечественной войны. Как ни печально, сделано это автором, чтобы безнаказанно опустить, примитивизировать или мазнуть подозрением достаточно известных людей. ...об одном командующем должен сказать.

В конце войны и в послевоенном офицерстве, в землянках, блиндажах, палатках и офицерских общежитиях, где после Победы – в Германии, в Маньчжурии, на Чукотке, на Украине и снова в Германии – я провел шесть лет своей жизни, очень много говорилось о войне. Каждый офицер в связи с ранением или по другой причине побывал на фронте под началом многих командиров и командующих, мы могли их сравнивать, и разговоры в застолье и на сухую были откровенными, поскольку эти люди нами уже не командовали и находились далеко. В разговорах этих с неизменным уважением и теплом нередко возникало имя генерала Ивана Даниловича Черняховского, в неполные 38 лет назначенного командующим фронтом и спустя десять месяцев погибшего в Восточной Пруссии, причем рассказывалось единодушно о его не только отличных командирских, но и удивительных человеческих качествах.

В 1943 году моим батальонным командиром был офицер, который, как тогда говорилось, "делал Отечку" с первых суток от границы в Прибалтике под началом командира 28-й танковой дивизии полковника Черняховского. С его слов мне на всю жизнь запомнилось, что даже в эти страшные для нашей армии недели, в сумятице отступления, под огнем и постоянным авиационным воздействием противника Черняховский запрещал оставлять раненых и перед отходом с очередной позиции требовал погребения погибших, чтобы оградить трупы от возможного надругательства. Тот, кто был на войне и попадал под отступление, не может этого не оценить.

Генерал погиб под Мельзаком: ехал на командный пункт командира корпуса, сзади машины разорвался снаряд, осколок вошел в левую лопатку – ранение оказалось смертельным.

Г. Владимов, изложив обстоятельства гибели, не может удержаться, чтобы не добавить пачкающую подозрением фразу: "Hаверно, вторую бы жизнь отдал Чарновский, чтобы рана была в грудь".

Почему он "вторую бы жизнь отдал"? Он что, пытался перейти к немцам или бежал с поля боя?.. А если во время атаки сзади солдата разрывается мина или снаряд, что, смерть от осколка, попавшего в спину, позорнее, чем от осколка, попавшего в грудь?.. Писатель не видит и не понимает войну, однако это еще недостаточное основание, чтобы мазать подозрением погибшего на войне и уже униженного перезахоронением из Вильнюса генерала, сочетавшего талант полководца с замечательными человеческими качествами. Встречаешь эту подлянку, кинутую походя в могилу достойнейшему человеку, и ошарашенно удивляешься: "Зачем?!", а главное – "За что?!!!"».

Вообще в этой сравнительно небольшой работе Богомолова содержится очень много интересной информации. Работа В. Богомолова замечательна тем, что в ней нет ничего «просоветского», просталинского, что отличает его от многих авторов, полемизирующих с неовласовцами и неофашистами. Он даже с некоторым пониманием и сочувствием относится к антисоветизму Владимова: «Я понимаю антисоветизм и антикоммунизм Г. Владимова – для этого у него достаточно оснований. Я искренне ему сочувствую, как человеку после многих притеснений выдавленному из России, и то, что перед ним как перед пострадавшим от репрессалий до сих пор не извинились и не вернули утраченную в Москве квартиру, аморально и противоправно. Однако как автор романа и статьи, крайне предвзято и, более того, злокачественно изображающий и трактующий советских людей – именно людей, а не систему! и Отечественную войну, о которой он имеет, к сожалению, отдаленное и весьма искаженное представление, как писатель, апологетирующий военного преступника Г. Гудериана и генерала-перебежчика А.А. Власова и при этом в упор игнорирующий исторические факты и свидетельства (даже если они содержатся в западных "чистых" источниках), в упор игнорирующий любую информацию, опровергающую его умозрительные облыжные построения, заимствованные из книг бывших власовцев и энтеэсовцев, он поступает столь же аморально и противоправно по отношению к десяткам миллионов живых и мертвых участников войны и, более того, – к России».

В. Богомолов выступает здесь просто с т.з. обычной человеческой морали, независимо от политических взглядов, и если в статье и содержится некий вызов выбороссам (избирательному блоку «Выбор России», который имел тогда, при Ельцине, очень большой политический вес, в него входили такие лица, как Е.Гайдар, И.Чубайс и прочие), то именно потому, что эти самые выбороссы покровительствовали неовласовщине и вообще очернительству подвига героев Великой Отечественной. К сожалению сегодня, по прошествии 30-ти лет, работа писателя В. Богомолова сохраняет свою актуальность.

Тимур (Сергий) Хамзатович Давлетшин, православный публицист