Не так давно мне попалась статья иеромонаха Романа (Матюшина) «Ответ преподавательнице литературы».
Вообще я с большим уважением отношусь к иеромонаху Роману (Матюшину) как христианину и патриоту. Кроме того, я считаю его одним из самых замечательных русских поэтов современности. Однако сия статья неприятно удивила меня, поэтому, пусть и с большим опозданием, я решил на нее ответить. Ведь о. Роман, песни и стихи которого многие знают и любят, пользуется большим авторитетом среди православных христиан России, и его, по моему убеждению, во многом ошибочное мнение может многих из них ввести в заблуждение.
В статье автор нападает на русскую классическую литературу, практически доказывая её никчемность. Достается, в числе прочего (или даже прежде всего), Пушкину и Достоевскому (особенно Достоевскому).
К Достоевскому я всегда относился с особенно большим уважением. Считаю его самым замечательным христианским писателем-прозаиком, и потому я никак не могу согласиться с о. Романом, который бросил Федору Михайловичу серьезные обвинения.
О. Роман пишет: «Достоевский с Ильиным были светскими людьми. Почитайте перлы Ф.М.: «…Гомер (баснословный человек, может быть как Христос, воплощенный Богом и к нам посланный) может быть параллелью только Христу, а не Гёте». «…Но без Шекспира не должно бы жить человечеству и, кажется, совсем нельзя жить человечеству… Шекспир — это пророк, посланный Богом, чтобы возвестить нам тайну о человеке, души человеческой». Не удивительно, если Гомер, как Христос, а Шекспир пророк, то и П[ушкин] будет наше всё! Разве преподобный Феофан Затворник и святитель Игнатий не читали П.? Почему же ни они, ни другие Столпы Церкви не сказали: П. наше всё?! Потому что отличали душевное от духовного и не питались душевным».
К сожалению, о. Роман не дает никаких ссылок на «перлы» Достоевского. Возможно, что он сам не читал первоисточники, а взял это из статей каких-нибудь «антимодернистов» и доверился им. Но благодаря интернету мне удалось разыскать эти источники. Так вот, первая явно нехристианская мысль (о Гомере и Христе) была высказана Достоевским в письме брату M.M. Достоевскому 1 января 1840 [Достоевский Ф.М. Письмо M.M. Достоевскому 1 января 1840], когда писателю еще было 18 лет.
Мало ли какие глупости приходят в голову 18-летним юношам? Ставить это в упрек писателю — более чем странно. Сам Ф.М. Достоевский через пять лет, 24 марта 1845 г., пишет брату: «Брат, в отношении литературы я не тот, что был тому назад два года. Тогда было ребячество, вздор. Два года изучения много принесли и много унесли» [Достоевский Ф. М. M.M. Достоевскому 24 марта 1845 г.]. Как я смею полагать, суждения о древнегреческом поэте Гомере не за два года, а за пять лет до этого — как раз из разряда «вздора».
Вообще если кто-то читал хотя бы поверхностно биографию писателя, то он не может не знать, что с возрастом в Ф.М. Достоевском произошел серьезнейший перелом. В молодости он принадлежал к революционному кружку петрашевцев, за что угодил на каторгу. В период каторги с ним произошел духовный переворот, и он вышел оттуда другим человеком. В зрелом возрасте он причислял себя к лагерю т. н. славянофилов, т. е. попросту православных христиан и патриотов, в противостоящих т. н. западникам. С западниками он много полемизировал, а в своем романе «Бесы» он изобличил и западников-либералов и революционеров.
Источник второго «перла» Достоевского, приведённого о. Романом (о Шекспире как пророке), — запись из черновиков к роману «Бесы». Не из какого-то публицистического произведения (а Достоевский был еще и публицистом), а из черновиков к художественному произведению. Полностью цитата в черновике звучит так: «Грановский: "Шекспир — это избранник, которого творец помазал пророком, чтобы разоблачить перед миром тайну о человеке"» [Ф.М. Достоевский. Полное собрание сочинений. Т. 11. Бесы. Рукописные редакции. Л., 1974 (imwerden.de), с. 157].
Грановский — это первоначальное имя персонажа романа Достоевского, прототипом которого явился реальный человек – западник и либерал Тимофей Грановский. В окончательном варианте — Степан Трофимович Верховенский, явившийся собирательным образом западников 40-х годов. Т.е., как, надеюсь, поняли читатели, – это мысль не самого Федора Михайловича, а его персонажа.
Отождествлять мысли самого писателя со словами его персонажей — совершенно неправильно, а тем более, если это персонажи — идейные противники самого писателя. Весьма замечательны характеристики Грановского (персонажа) в черновиках Достоевского, данные самим автором: «Грановский… Становит себя бессознательно на пьедестал, вроде мощей, к которым приезжают поклоняться, любит это» [там же, с. 655]. «Грановский был истинно чист и пламенно желал добра, но он не мог не ломаться под конец и не стать фразером. Мало того — он стал кокетом» [там же, с. 75]. Или вот упоминание Грановского при характеристике другого персонажа: «Князь не любит ничего ложного — демократию ложную, Грановского и любовь ложную» [там же, с.116].
Не правда ли, сей шекспиропоклонник немного не похож на персонажа, который должен быть глашатаем идей самого писателя, как, к примеру, «положительно прекрасный человек» из романа «Идиот» — князь Мышкин? Насколько было справедливо такое изображение своего идейного противника, судить не берусь. Вероятно, Федор Михайлович здесь немного перегнул палку, ну да это неважно. В конце концов, он ведь изменил имя персонажа.
И да, мысль о Шекспире и человечестве — из того же ряда. Как пишет литературовед К.Мочульский: «По первоначальному плану Степан Трофимович должен был читать лекции о Мадонне и рассуждать о том, что «без Шекспира не должно жить человечеству и, кажется, совсем нельзя жить человечеству» [Мочульский К. Достоевский. Жизнь и творчество. Глава 17 Работа над романом «Бесы»].
И даже если предположить, что писатель вложил в уста этого персонажа свои мысли (а он действительно весьма уважал английского драматурга), то значит ли именование Шекспира пророком то, что писатель считал его равным Исайе или Иеремии?
Мне еще вот что интересно. Если о. Роман ставит в укор писателю-романисту, а вовсе не доктору богословия, именование Шекспира пророком, то что он скажет относительно слов замечательного богослова 20-го века, сербского святого преподобного Иустина (Поповича), сказанных о самом Достоевском?
Процитирую сербского святого из его работы с характерным названием «Достоевский как пророк и апостол православного реализма»: «Я знаю Достоевского как пророка, как апостола, как мученика, как поэта, как философа. Многогранность его гения поражает. Всечеловечески широкий и глубокий, он принадлежит всем, но и все принадлежат ему. Он настолько человек, настолько всечеловек, что родственен всем: и сербам, и болгарам, и грекам, и немцам — всем людям на всех континентах. В нем есть что-то от каждого из нас, то есть каждый может найти себя в нем. Своим всечеловеческим сочувствием и любовью он свой для всех...
Апостол бессмертия человеческой души не может представить человека без Бога. Человек существует, потому что существует Бог…
...Всю свою жизнь Достоевский пророчествовал о Богочеловеке и о преображении человека с помощью Богочеловека. Как пророк и прозорливец, он свел человеческое зло и человеческое добро к их праисточникам: зло — к диаволу, добро — к Богу. Ибо главное отличие пророка — видение мира и человека в мире с точки зрения вечности, размышление о мире мыслью Божией, возвещение Божиего промысла о мире, делание Божиего дела в мире…
В новое время Достоевский — это прозорливейший пророк и самый красноречивый апостол Образа Христова» [прп. Иустин (Попович). «Достоевский как пророк и апостол православного реализма»].
Можно всю работу преп. Иустина (Поповича) процитировать — там все в таком духе, но, думаю, этого предостаточно. Ну как такие отзывы православного святого о Достоевском? По-моему, это даже посмелее, чем отзывы персонажа Достоевского о Шекспире. И более прямо, не как у Достоевского, не черновые записи к художественному произведению, не мысли, вкладываемые в уста своего же оппонента.
Допустим, сербский святой здесь ошибается. Ошибались же и святые иногда. Но ведь даже если признать его ошибку, дерзнём ли мы отрицать значение этого святого богослова? Не разжалуем ли его из «разряда» святых и не произведём ли в разряд еретиков? Сильно сомневаюсь, что найдутся таковые «ревнители». Да и ошибка ли это? Может быть, просто очень сильное поэтическое преувеличение? Ведь ясно же, что сербский святой не считал Достоевского равным апостолу Иакову или пророку Осии! Зато светскому писателю почему-то запрещено делать подобные же преувеличения (причем вкладывая, как мы здесь все, надеюсь, убедились, в уста своих идейных противников).
Сербский святой Иустин (Попович) действительно очень хорошо знал творчество русского классика. У него есть еще целая книга о писателе — «Достоевский о Европе и славянстве». В предисловии к книге он пишет: «Начиная с моих пятнадцати лет Достоевский — мой учитель. Признаюсь — и мой мучитель. Уже тогда он увлёк меня и покорил своей проблематикой. Его превосходство в том, что в вечные проблемы человеческого духа он внес вдохновение пророка, пламень апостола, искренность мученика, грусть философа, прозорливость поэта» [прп. Иустин (Попович), Челийский. «Достоевский о Европе и славянстве»].
Никаких разговоров, к примеру, про «розовое христианство» Достоевского, которые нередко ведут некоторые наши «антимодернисты», у сербского святого не встречается.
Мы не должны отвергать великого христианского гуманиста Ф.М. Достоевского только лишь потому, что где-то в его высказываниях (и тем более, в высказываниях его персонажей) может проскальзывать какое-то неправомыслие. Все-таки нужно помнить, что он – художественный писатель, а не учитель догматического богословия, и потому не следует судить его строго за какие-либо отдельные заблуждения. Особенно, если эти заблуждения – мнимые.
Тимур (Сергий) Хамзатович Давлетшин, православный публицист