В скорбные дни кончины Н.А. Некрасова Ф.М. Достоевский не мог уже работать, а взял с полки все три тома его поэзии, стал читать и... просидел всю ночь. «…В эту ночь, – говорил Достоевский, – я перечёл чуть не две трети всего, что написал Некрасов, и буквально в первый раз дал себе отчёт: как много Некрасов, как поэт, во все эти тридцать лет, занимал места в моей жизни».
А.Г. Достоевская вспоминала: «В ноябре 1877 г. Фёдор Михайлович находился в очень грустном настроении: умирал Н. А. Некрасов <...> Узнав, что Некрасов опасно болен, Фёдор Михайлович стал часто заходить к нему – узнать о здоровье. Иной раз просил ради него не будить больного, а лишь передать ему сердечное приветствие. Иногда муж заставал Некрасова бодрствующим, и тогда тот читал мужу свои последние стихотворения <...> Вообще последние свидания с Некрасовым оставили в Фёдоре Михайловиче глубокое впечатление, а потому когда 27 декабря он узнал о кончине Некрасова, то был огорчён до глубины души <...> Фёдор Михайлович бывал на панихидах по Некрасове и решил поехать на вынос его тела и на его погребение».
После заупокойной службы в большом соборе Новодевичьего монастыря протоиерей о. Михаил (Горчаков) произнёс своё слово о Некрасове. Под сводами Божьего храма прозвучали строки из поэмы «Тишина». Отец Михаил назвал Некрасова «печальником русской земли» и сказал, что «страдальческая песня покойного поэта» не была песнею «отчаяния и безнадёжности». «В выразительных и своеобразных звуках страдальческой поэзии народного печальника громко раздаются сильные, могучие тоны крепкой надежды певца и русской народной веры в истину, добро и правду».
Случайно ли оказалось, что отпевать Некрасова выпало на долю архиерею-костромичу?
Михаил Иванович Горчаков родился в селе Палкино Галичского уезда Костромской губернии, в семье дьякона Ивана Петровича Горчакова. В 7 лет он поступил в Галичское духовное училище и окончил курс первым учеником. Затем он учился в Костромской семинарии, по окончании которой в 1857 году поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию.
Священнослужитель Русской Православной Церкви, профессор церковного права в Петербургском университете, член-корреспондент Петербургской академии наук он был трижды удостоен за свои научные труды Уваровской премии.
Слова отца Михаила о Некрасове – «печальник горя народного» – Достоевский использовал в «Дневнике писателя». Он выделил их курсивом, заключил в кавычки, но не сослался на источник. Да и «сюжет» об отпевании поэта в храме Новодевичьего монастыря в «Дневник писателя» Достоевский почему-то не включил. Не включил он также очень существенный раздел из своей похоронной речи, на который обратил внимание В.Г. Короленко.
«Некрасова хоронили очень торжественно, – рассказывал В.Г. Короленко в “Истории моего современника”, – и на могиле говорили много речей. Помню стихи, прочитанные Панютиным, потом говорил Засодимский и ещё несколько человек, но настоящим событием была речь Достоевского.
Мне с двумя-тремя товарищами удалось пробраться по верхушке каменной ограды почти к самой могиле. Я стоял на остроконечной жестяной крыше ограды, держась за ветки какого-то дерева, и слышал всё. Достоевский говорил тихо, но очень выразительно и проникновенно. Его речь вызвала потом много шума в печати. Когда он поставил имя Некрасова вслед за Пушкиным и Лермонтовым, кое-кому из присутствующих это показалось умалением Некрасова.
– Он выше их!.. – крикнул кто-то, и два-три голоса поддержали его.
– Да, выше… Они только байронисты.
Скабичевский со своей простоватой прямолинейностью объявил в “Биржевых ведомостях”, что “молодежь тысячами голосов провозгласила первенство Некрасова”. Достоевский отвечал на это в “Дневнике писателя”. Но когда впоследствии я перечитывал по “Дневнику” эту полемику, я не встретил в ней того, что на меня и многих моих сверстников произвело впечатление гораздо более сильное, чем спор о первенстве, которого многие тогда и не заметили. Это было именно то место, когда Достоевский своим проникновенно-пророческим, как мне казалось, голосом назвал Некрасова последним великим поэтом “из господ”. Придёт время, и оно уже близко, когда новый поэт, равный Пушкину, Лермонтову, Некрасову, явится из самого народа…
– Правда, правда! – восторженно кричали мы Достоевскому, и при этом я чуть не свалился с ограды.
Да, это казалось нам таким радостным и таким близким…<…> Мне долго потом вспоминались слова Достоевского, именно как предсказание близости глубокого социального переворота, как своего рода пророчество о народе, грядущем на арену истории».
Этот социальный переворот совершился в 1917 году. И после этого переворота появилась в России новая литература, вырастающая из самых глубин народной жизни. Эта литература создавалась нашей деревней, сыновьями русских крестьян. Появление именно такой литературы и предсказал Достоевский в речи на похоронах русского национального поэта.
Юрий Владимирович Лебедев, профессор Костромского государственного университета, доктор филологических наук