«Продай имение твое … и приходи и следуй за Мною»

Статья Николая Сомина «“Блаженны нищие” и “горе вам богатые”» вызвала ожидаемо много комментариев и споров. Наше внимание привлекло возражение публициста и культуролога Андрея Карпова, которое нередко встречается в подобного рода дискуссиях (сам А.В. Карпов успел три раза в одном обсуждении повторить свой вопрос, подчеркивая его значение), поэтому давайте обстоятельно его разберем.

Итак, Андрей Карпов спрашивает Н.В. Сомина и его сторонников: «Если вы считаете, что нищета вас приблизит к Небу, то почему вы не пребываете в нищете? А если вы страшитесь нищеты, то почему вы – среди ее проповедников?».

Действительно, станьте нищими, покажите нам своим подвигом благочестивый пример, а потом уже убеждайте нас последовать за вами. А мы еще посмотрим, следовать ли за вами или в супермаркет…

1. Предположим, что некто послушался совета и решился стать «нищим». Как мы себе это представляем? Ну, наверное, нищий в нашем понимании – это Иван Росток, герой замечательного фильма Эдуарда Боякова «Русский крест» по поэме Николая Мельникова. Идет такой нищий по Руси, кормится подаянием, спит, где придется, и собирает деньги на храм. А из всей его «собственности» – большой и тяжелый крест…

Но в жизни, скорее всего, пример получится не столь поэтическим и жизнеутверждающим. Императив нищенства в нашем капиталистическом сегодня – это радикальный дауншифтинг, требование отсутствия жилья и работы, требование асоциального поведения. Такой нищий – это «бомж», в известной степени социальный паразит, являющийся обузой для близких и «тревожным контингентом» для органов правопорядка. Такая нищета, скорее, являет собой пример безответственной позиции, особенно если потенциальный нищий имеет близких, нуждающихся в заботе и попечении.

Действительно ли Христос требовал от богатого юноши стать нищим, продав имение свое? Давайте прочтем заповедь полностью: «если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф 19:21).

Христос вовсе не требует от юноши стать нищим (как почему-то многие комментаторы истолковывают этот фрагмент) – Христос призывает юношу к куда более радикальному шагу, «приходи и следуй за Мною». Христос приглашает юношу стать членом нового общества, где нет ни нищих, ни богатых, где «у множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее» (Деян 4:32).

Отсутствие собственности – это не входной билет в клуб «профессиональных нищих»; это пропуск в мир, где собственность не нужна как таковая, где ценность мешка золота не больше стоимости груды камней. Общеизвестно, что собственность – это не набор вещей или сумма денег, собственность – это общественное отношение. В мире ветхом собственность является важным регулятором социальных отношений, а социум иерархизируется по критерию наличия/отсутствия собственности. Но в новом мире, в подлинно христианском обществе никакая вещь не может быть мерою человека и хоть как-то влиять на человеческие отношения. И единственный способ освободиться от власти вещей и денег над человеком – оставить их в ветхом мире.

Почему нищему обетовано блаженство? В том числе и потому, что он уже почти получил пропуск в новый мир, в Царство Небесное, самим фактом отсутствия у него собственности, кандалами приковывающей человека к материальному миру. Ему только и осталось, что освободиться от собственности (вернее, от грез о собственности) в помыслах: «не жил богато, нечего и привыкать». Богатому же, при всем его благочестии и усердии, открыт лишь лаз шириной в угольное ушко – или протискивайся как хочешь, или оставь за порогом всё, что нажито «непосильным трудом».

2. Нам скажут, обращаясь к фрагменту «и будешь иметь сокровище на небесах», что Христос обещает блаженство на Небесах, но отнюдь не на грешной земле. Что стяжание Царства Небесного на земле – это хилиастическая ересь, что земное общество – юдоль печали и скорбей, так что нечего и рыпаться в сторону улучшения этого мира. Надо прожить жизнь, рекомендуют уранополиты от христианства, как партизан в тылу врага, постаравшись в одно лицо накопить побольше добродетелей и не слишком запятнать себя грехами. А что до остального мира, человечества, страны? Сама, сама…

К вящему изумлению уранополитов апостолы вовсе так не считали. Напротив, они энергично, почти революционно принялись трансформировать и реформировать общество, которое им предстояло христианизировать. Деяния апостолов описывают, как растет Христова церковь, как оформляется практически коммунистический общежительный уклад первохристианских общин, с каким энтузиазмом новообращенные складывают к ногам апостола то, что еще вчера они считали ценным…

Николай Сомин резонно связывает заповедь «блаженны нищие…» с фрагментом из Деяний апостолов воедино. В самом деле, не была ли жизнь первохристиан в общинах тем самым «блаженством нищих», которого они удостоились еще в земной жизни?

Была, утверждает Иоанн Златоуст, восхищенный жизнью иерусалимских первохристиан и сокрушенный современным ему положением дел: «Когда апостолы начали сеять слово благочестия, тотчас обратились три тысячи, а потом пять тысяч человек, и у всех их было одно сердце и одна душа. А причиною такого согласия, скрепляющею любовь их и столько душ соединяющею в одно, было презрение богатства. И никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее. Когда был исторгнут корень зол, – разумею сребролюбие, – то превзошли все блага и они тесно были соединены друг с другом, так как ничто не разделяло их. Это жесткое и произведшее бесчисленные войны во вселенной выражение: мое и твое, было изгнано из той святой церкви, и они жили на земле, как ангелы на небе: ни бедные не завидовали богатым, потому что не было богатых, ни богатые не презирали бедных, потому что не было бедных, но всё у них было общее; и никто ничего из имения своего не называл своим; не так было тогда, как бывает ныне».

Что же произошло, почему подлинно христианское общество не только не случилось, но ему приходится вести арьергардные бои с практически повсеместно победившим капитализмом?

3. На этот вопрос в статье Н.В. Сомина также находится ответ. Страшная духовная катастрофа произошла с зарождавшимся христианским обществом Византии, когда религия стала государственной. Катастрофа, разумеется, была не в том, что религия стала государственной, а в том, что христианство приспособилось к языческому государству, поклонявшемуся мамоне. Неофиты из элиты, манкировав заповедь, данную богатому юноше, разрушили едва складывающийся христианский уклад. Богатство перестало быть серьезным препятствием к следованию по пути Христа и апостолов. Об этом сокрушались и это обличали великие отцы-каппадокийцы, но их голос – хотя был услышан и даже бережно сохранен в чине Священного Предания – оказался парадоксальным образом вынесен за скобки социально-нравственного учения Церкви.

Чтобы выжить и сохранить Христово учение в первозданной чистоте, церковь была вновь вынуждена уйти в катакомбы – катакомбы монастырей и пустынножителей. Канонически и догматически единая церковь раскололась на две «параллельные вселенные», мало сопрягающиеся друг с другом. Общежительный уклад первых христиан оказался заточен в монастырские стены, а мир стал жить «как при царе Горохе», будто и не было слова Христова. Окончательно же мир погряз в язычестве с наступлением Модерна и приходом капитализма. С капитализмом пришел и особый буржуазный стиль – деньги стали единой мерой и единственной ценностью.

Самое любопытное, что история быстрого превращения православной религии из катакомбной в почти государственную повторилась на наших глазах, в 90-х годах в России. РПЦ, во-многом подпавшая под влияние РПЦЗ, снисходительно, слишком снисходительно смотрела на приход капитализма, рост социального неравенства, утверждение культа мамоны. Церковь согласилась быть «отделенной от государства», либерального (т.е., по сути, языческого) государства, согласилась быть одним из институтов, мало влияющим на социальную жизнь мирян.

4. Заповедь блаженства нищих вновь и вновь напоминает нам, что возможен (а для христианина единственно возможен) иной тип человеческого общежития, отличный от языческого культа материального. Это уклад, где собственность не имеет никакого значения. Точнее, собственность вредна и опасна, потому что является соблазном, отвращающим собственника от Бога. При капитализме собственность опасна втройне, поскольку она стала капиталом – обособленным самодовлеющим и самовоспроизводящимся институтом, загнавшим человека в тотальное рабство. Да, от него еще можно спрятаться в монастырях или братствах-коммунах, но последние бессильны сколь-нибудь значимо повлиять на мир наживы и чистогана.

Если капитализм тотален, то и ответ ему должен быть столь же тотальным. Просто раздать имение и пойти путем Христовым благородно, но уже недостаточно. Нужно демонтировать институциональную базу капитализма, воспроизводящую буржуазные социальные отношения. И разумеется, нужно отринуть идейную базу капитализма, перестав, наконец, поклоняться мамоне.

Вряд ли сейчас возможен христианский коммунизм по типу апостольских общин – мы слишком низко пали, чтобы смочь взмыть высоко в небо. Но мы можем приподняться на костылях православного социализма, чтобы если не все тело, то хотя бы взгляд оторвать от земли и обратить к Небу.

Костерин Андрей Борисович, православный публицист, г. Владимир