Нужна ли России государственная идеология?

Статья 13 Конституции Российской Федерации гласит:

1. в Российской Федерации признается идеологическое многообразие.

2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной.

3. в Российской Федерации признаются политическое многообразие, многопартийность.

Для многих представителей патриотического крыла в России данная статья Основного закона страны стала камнем преткновения. Многие видят в запрете государственной идеологии только происки внешнего западного врага-гегемона, по рекомендациям которого писалась Российская Конституция в 1990-е годы. И одним из аспектов обретения суверенного пути видят в том, чтобы утвердить некую идеологию как государственною.

Говоря об этой самой идеологии, люди в основном описательно перечисляют, каким критериям она должна соответствовать, что отражать. При этом на тему её доктринальной сути либо присутствуют некие смутные представления, либо отдельные политические группы, как показательный пример, коммунисты, видят в качестве государственной свою собственную идеологию, не задаваясь вопросами: примет ли её большинство граждан, поймёт ли её? А главное: отвечает ли их доктрина, как вызовам эпохи, так и исторической традиции России и русского народа?

Во-первых, говоря об утверждении государственной идеологии, нужно обязательно помнить, что в относительно недавнем прошлом государственная идеология Союза ССР, выраженная в маркситско-ленинской философии не прошла свой краш-тест, продержавшись без малого 70 лет советской истории, а владея умами и того меньше, ибо в неё перестали верить даже те, кто за неё должен был отвечать. А для советских граждан экзамен по научному коммунизму, который были должны сдавать даже технари и медики, казался малоприятной скучной рутиной. 70 лет – это период одной человеческой жизни, а в рамках истории страны – это слишком короткий период, чтобы говорить, что опыт был удачный.

Стоит так же упомянуть такую вещь, что Советское государство в острые для себя моменты вынуждено было формировать идейную повестку не из маркситско-лениниской философской доктрины, а часто вопреки ей. Того требовали вызовы реальности.

В молодом Советском государстве историческая Россия и её история подвергались шельмованию и представлению в самых негативных оттенках. Сам предмет «история» был до 1936 года устранён из учебных программ. Была попытка начать историю заново. На территории России, но без России и в некотором смысле даже против старой России.

Так, комсомольский поэт Джек (Яков) Алтаузен (1907-1942) писал следующие строки:

Я предлагаю Минина расплавить,

Пожарского. Зачем им пьедестал?

Довольно нам двух лавочников славить,

Их за прилавками Октябрь застал,

Случайно им мы не свернули шею.

Я знаю, это было бы под стать.

Подумаешь, они спасли Россию!

А может, лучше было не спасать?

Но антирусский пафос раннего большевизма разбился о реалии надвигающейся войны, приближение которой ощущало и советское руководство. Так, оно было вынуждено переступить через собственные установки, вернуть школе изучение истории, начать снимать масштабное историческое кино. На рубеже 1930-х и 1940-х были сняты такие киноленты, как «Суворов», «Александр Невский», «Богдан Хмельницкий», «Минин и Пожарский».

Во время Великой Отечественной войны возрождение Гвардии, ордена Александра Невского, офицерских погон, восстановление отношений государства с церковной иерархией и открытие храмов были продиктованы вовсе не официальной государственной идеологией, но вопреки ей. Просто национальная солидарность оказалась выше, нежели призрачная классовая. У абстрактного рабочего из «Капитала» Маркса, может, и нет Отечества, но у русского человека оно есть. А немецкий же пролетарий, вопреки тому же Марксу, обращать штыки против своих эксплуататоров не захотел. Поэтому, советский патриотизм не был следствием государственной идеологии, а попал в неё, исходя из необходимости защиты исторической России от внешнего врага.

Напомним, что цитируемый выше, поэт Алтаузен и сам погиб, спасая Россию, в 1942 году под Харьковом.

***

Знаменитый отечественный философ В.С. Соловьёв даёт следующее определение национальной идее: «Идея нации, есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности»

Даже если мы оставим в стороне религиозный характер определения, то его смысл сохранится даже за пределами религиозного понимания мира и истории. А именно: идея нации имеет объективную природу в рамках истории человечества. Идея, по Платону, - это объективная форма, определяющая сущность данной вещи, явления. Так, идея нации существует не тогда, когда её сформулировал и высказал какой-то выдающиейся представитель этой нации, а существует вместе с самой нацией, сформирована под действием событий истории, память о которых отложилась в коллективном бессознательном народа.

Сам же народ, на самом деле, не в силах в полном и законченном виде постичь Божий замысел о себе, поэтому, всё писаные идеологии будут, в самом лучшем случае, - лишь грубым приближением к пониманию этого замысла. Спиноза писал: «Omnis determinatio est negatio» – всякое определение есть отрицание. Всякая попытка вербализации и доктринального оформления Божьего замысла о народе есть, во многом, и искусственное ограничение, мнимое отрицание, глубины этого замысла.

И. Л. Солоневич в работе «Народная монархия» призывал изучать уникальную и неповторимую психологию своего народа, которую народ проявлял на протяжении истории в характере решений власти, реакции на или иные события. Это на деле оказывается важнее тезисного оформления каких-то положений, которые формируют корпус государственной идеологии.

Исходя из этого, одна из самых приоритетных задач государства – это защита тех базовых ценностей, вокруг которых, в свою очередь, произошло формирование данной нации. Конечно, это, в первую очередь, - религиозные и культурные ценности. А для их защиты вовсе не требуется умножения сущностей в виде идеологии, достаточно законодательной защиты традиционных для России религий и культурной политики, где национальная культура оказывается в приоритете.

***

Скажем так же пару слов о знаменитой формуле «Москва – Третий Рим», изложенной в письме инока Филофея царю Василию III. В словах «Два Рима убо падоша, Третий Рим стоит, а четвёртому не быти» многие видят базис некой имперской идеологии, якобы говорящей о некой особой миссии России. Не стоит понимать тезис столь поверхностно и вырывать из исторического контекста.

Стоит отметить, что письмо было написано незадолго после наступления лета 7000-го, то есть 1492 года от Р.Х. Многие именно в этот год ждали конца света. Но его не произошло в тот год. Есть на то богословское мнение, что Господь смилостивился и дал миру шанс, так как осталось ещё одно православное царство – Россия. И «два Рима пали» следует понимать как то, что совершенно никто от этого падения не застрахован. А «а Четвёртому не быти» как то, что следующего шанса не будет: семь тысяч лет прошли. И инок Филофей обращается к царю Василию как ветхозаветный пророк к израильским царям, - с предостережением и предупреждением.

Ощепков Алексей Николаевич, Русское собрание, г. Пермь