Аннотация. В статье исследуется символический ресурс «русского» и «советского» во взаимосвязи с целью рефлексии по вопросу применения этого потенциала в процессах интеграции постсоветского пространства. Особый интерес представляет инструментальное использование досоветского и советского прошлого в процессах формирования будущего России, исследование особого типа советской культуры, в котором стержневой основой была русская традиция, стремление к истине, справедливости и воля человека к реальной власти. «Идейный» человек — характеризует и русскую, и советскую традицию, но такой тип политического человека практически исчез из современности по причине доминирования ценностей потребительского общества.
Купола в России кроют чистым золотом,// чтобы чаще Господь замечал… В.Высоцкий
Эпиграф к статье выбран не случайно и как бы это ни звучало, проблема веры в Бога, определяющая суть русской идентичности до революции 1917 года, в советский период представлена достаточно ярко и смело, хотя эта проблематика практически не представлена в научном пространстве. Можно утверждать, что русское (не в этническом, а культурном смысле) не исчезает в советскую эпоху, а даже укрепляется за счет статуса русского языка, русской культуры, единой версии исторической памяти, приобщиться к «русскости» хотели все народы постсоветского пространства. Сейчас ситуация совершенно иная.
Память о советском прошлом требует очередного переосмысления в условиях преодоления Россией в 21 веке масштабных проявлений антисоветизма и русофобии не только в мире, но и внутри нашей страны. Постсоветский период явил собой сначала тотальное отрицание советского прошлого, а позже ностальгию по СССР даже у молодежи, не имеющей опыта проживания в Советском Союзе, потерявшей фундаментальную мировоззренческую основу, растерянную перед будущим и настоящим. Речь не идет о возрождении проекта СССР-2, но нельзя недооценивать символический ресурс Советского государства в процессах возрождения Союзного государства в новом идеологическом измерении.
С чем связан интерес к советскому (хотя в некоторых проектах происходит его категорическое отрицание) и почему в политике до сих пор происходит противопоставление русского и неосоветского проектов? Почему запрос на социальную справедливость сейчас не меньше, чем запрос на возрождение русской идентичности? Как мыслится организация социального неравенства в условиях современных политических угроз, уравнявших всех?
В научном пространстве такого противопоставления практически нет, что обусловлено изучением русского и советского начала в их диалектической взаимосвязи. Не случайно во многих текстах начинают поднимать тему русского как советского и советского как русского — статья А.Л. Казина[4], в которой дается философско-культурологический срез данной проблемы. Попробуем перевести обозначенные автором статьи философские смыслы в русле анализа литературных и кинематографических сюжетов, на современные политические процессы.
Что означает «русское как советское и советское как русское»? Как понимать «волю к реальной, а не только символической власти над сущим»? Что означает «борьба за горькую правду» в эпоху революций и войн? Какое место занимает «идея коллективного бессмертия (общего дела)» в пространстве русской национальной идеи? И наконец, в чем главный смысл «русского как советского» и «советского как русского»?
Континуальность русской истории не предполагает исключения каких-то исторических эпох, даже в угоду политической конъюнктуре. В эпоху революций и войн можно наблюдать масштабное разделение народа на враждующие социальные группы, однако как отмечает автор работы «Русское как советское, советское как русское» — «cоветскую власть не удается разделить по фронтам... народ воюет сам с собой, не за выгоду, а за правду...».[4]
Нравственная максима, выраженная в чётких политических ориентирах и образе нового политического человека, ярко проявилась в новых культурных архетипах — «мы наш, мы новый мир построим...» — «безумству храбрых...» — «скажут нам, что мы боги...». Для русского православного человека последние строчки из известной песни «Герои спорта» в исполнении М.Магомаева могут показаться богохульством, тогда как для советского человека это безграничная вера в человека-героя, способного покорять практически любые горизонты. Советская идеология как новая политическая вера создала условия для грандиозных научных открытий, подвигов, полета первого человека в космос в сочетании с совершенно немыслимой цензурой в отношении культурной элиты, которая вопреки цензурным ограничениям на «эзоповом» языке создавала гениальные произведения. Революция 1917 года сломала прежние устои, но сохранила величие и мощь государства, веру человека в объективно прекрасную, единственную Родину, новое мировоззрение и мечту, связанную с построением «светлого будущего», которую мог реализовать только определённый тип политического человека. Необходимо отметить, предполагалось, что такой человек в политике нес всё бремя коллективной ответственности и не боялся этого. Стремление «стать подобным богу» подробно было описано ещё в античной философии как удел избранных и смысл жизни человека как «политического животного».
Такая уверенность человека в себе («Человек — это звучит гордо») была поставлена под некоторое сомнение в постсоветский период, период возрождения религиозной идентичности. С одной стороны, масштабные процессы восстановления храмов, святых мест отразили возвращение к «традиционному типу русского человека» (хотя для части российского общества православная вера, к сожалению, до сих пор остаётся «модой» или «пропуском» для выстраивания карьеры).
С другой стороны возникшее в результате отрицания советского прошлого противопоставление советского и русского привело к появлению нового типа политического человека («остаётся только молиться», «Бог управит» и т.д.). Тем более, что возрождение православной идентичности в политических проектах постсоветского времени часто сопровождалось культом ненависти ко всему советскому, сведением сути советского политического режима к репрессиям и другим деструкциям (проект «Бессмертный барак»). Такое жёсткое противостояние политических проектов постепенно привело к его проявлению и в повседневной жизни российского общества. Возрождение русской идентичности в постсоветский период становится имитацией, так как утверждается через отрицание советского прошлого, также как когда-то происходило утверждение «советского». В 90-е гг. ни у кого пока не возникает мысли о том, что рано или поздно преодолевать это противостояние придётся, причём не столько уже в сфере реальной политики, сколько в сферах культуры и искусства, образования, молодежной политики, политики памяти и забвения, информационном пространстве.
Антисоветизм можно считать одной из форм русофобии, поэтому формирование русской идентичности не мыслится вне «советского».
Произошедшая подмена ценностей, по сути, сняла ответственность с человека, который раньше максимально отвечал за все происходящее, обладал действительно «реальной, а не символической властью над сущим».[4] Нет особого смысла обозначать опасность данной политической тенденции в условиях современных политических угроз.
В условиях размывания прежних смыслов в постсоветский период и фрагментарного обретения новых типов идентичности лишь частью общества, появились совершенно иные «культурные» смыслы. Человек информационного общества полностью инновационен, ему присущи тотальное бесстыдство и порочная извращённостъ, сексуальная разнузданность, похабщина, разгул страстей, пикантное отношение к смерти, вседозволенность. «Новый человек не любит – он занимается любовью». Он не творит – он «самовыражается». Он не смиряется – он пытается приспособиться. Он не раскрывает в себе образа Божьего – он делает себе имидж. Он даже не играет – он «ведет игру» [6, с.121]. Эти произвольно перечисленные признаки трактуются как нормальные.
Культура и искусство становятся частью политики в эпоху роковых событий, причём в самых маргинальных формах, а ментальная война – основной угрозой национальной безопасности для граждан России и постсоветского пространства. [5]
«Народ воюет сам с собой, не за выгоду, а за правду». [4]
Война народа за горечь правды становится реальностью в условиях абсолютного управленческого кризиса. «Право народа на восстание» становится единственно возможным ответом на действия антинациональной элиты, которая в период политической борьбы, может довести народ до внутренних междоусобиц. Единицы осознают трагичность такой «управляемой извне гражданской» войны». [2] Воюющие находятся «внутри» ситуации и не в состоянии оценить последствия своих действий, так как уже включены в масштабные политические процессы. Ответственность человека возрастает в эпоху перемен, так как он вынужден выбирать одну из сторон, а те, кто пытается быть «над» ситуацией, понимая её абсурдность, иногда оказываются понятыми современниками только спустя годы («а я стою один меж ними и всеми силами своими молюсь за тех и за других...»), правда цена такого запоздалого понимания обычно высока для народа. Как никогда актуальна идея Трубецкого «...кто подлинный враг – чужой соседний народ или свои же собственные правители?»
Право забвения есть у каждого народа, если какое-либо событие мешает ему бытийствовать. Гражданские войны (особенно управляемые извне) требуют практически полного забвения (хотя точнее, верного оформления общих воспоминаний и умолчаний) не по причине невозможности объяснить, почему одна из сторон оказалась исторически побеждённой/победившей, а по причине возможной политической реанимации в будущем «тлеющего» в народной памяти конфликта. [1]
«Идея коллективного бессмертия (общего дела)» [4], на наш взгляд, составляет основу русской национальной идеи. Ф.М.Достоевский писал: «Нет, уж лучше просто большая дорога, так просто выйти на неё и пойти, и ни о чём не думать, пока только можно не думать. Большая дорога – это есть нечто длинное-длинное, чему не видно конца, точно жизнь человеческая, точно мечта человеческая. В большой дороге заключается идея... В подорожной конец идеи (и конец цивилизации – Т.Б.)».
Общее дело объединяет, «коллективное действо» всегда имело сакральный смысл и в русской традиции – от молитвы, русской песни до сбора урожая, и в советской – от победы в Великой Отечественной Войне, выполнения плана на заводах до ощущения сопричастности к великим достижениям советского народа (полёт в космос). Интерсубъективное признание советских граждан за рубежом было тесно связано с образом «русских», других ассоциаций не возникало. Такое тесное переплетение русской и советской судьбы не случайно, так как само возникновение социалистического проекта в российском варианте стало возможно только на почве русского национального мировоззрения.
«Русское как советское и советское как русское». Если проанализировать внешний облик советского и русского народа, то возникнет ощущение двух разных народов. Некое пересечение «традиционного типа русского человека» и советского человека даже на уровне повседневного сознания кажется несовместимым. Тогда почему рождённые в Советском Союзе люди кажутся такими русскими по духу, даже более, чем рождённые в постсоветский период? Дело здесь не только в содержании советских образовательных практик, но и в духовной атмосфере общества.
«Идейный» человек – особый тип политического человека, актуальный для советского времени, возникший благодаря «русскости» не только русского народа, но и стремлением к «русскому духовно-культурному ядру» представителей всех народов СССР и, к сожалению, канувший в прошлое вместе с распадом страны. Возвращение такого человека в политику (и «идейного», и «русского»), способного бороться за «горькую» правду, мечтать, покорять горизонты, совершать невозможное ради блага общества, бескорыстно служить Родине является важной и сложной задачей в условиях современного потребительского общества и гибридных войн.
«Русское как советское и советское как русское» связано с обозначением общего культурно-цивилизационного кода России и не имеет никакого отношения ни к гражданской, ни к этнокультурной идентичности народа. Речь идет о наиболее значимых смыслах бытия, которые актуальны для сохранения народа, культуры и цивилизации и не зависят от исторической эпохи, политического режима, представляя собой безусловную вечную ценность.
Самый главный смысл русского (и советского) национального бытия в сохранении самобытности Российского государства, его величия, державности и обеспечении социальной безопасности народа. Достижение этого возможно при поддержании определённого аксиологического содержания государственной политики, патриотичности политической элиты и соответствующего духовного состояния народа. Это вопрос «сущего» и «должного», когда расстояние между общественным идеалом и реальностью, безусловно есть, но стремление к идеалу становится необходимой социальной нормой. Каковы вечные смыслы, которые позволяют России сохранять суверенитет и самобытность в самых различных политически формах:
- схожесть национального характера русского и советского народа как одного народа;
- общая иерархия ценностей;
- государствообразующая роль русского народа;
- историческая и цивилизационная миссия России, СССР;
- аксиология управленческой модели (от служения в самом широком смысле до семейных и личностных ценностей);
- общественный идеал (христианский, социалистический), который характеризует главную черту русской власти – идеократию;
- неразрывная связь русского и советского начала как различных политических форм единого национального и цивилизационного бытия;
- вера в Бога, в чудо, в безграничные возможности человека;
- «идейный» человек как политический человек досоветской и советской России (борьба за истину, за правду, за справедливость).
В цивилизационном смысле советская Россия сохранила культурно-цивилизационный код, хотя модель советской культуры существенно отличалась от русской идеологизацией привычных ценностей, но сами ценности остались прежними (служение, милосердие, взаимопомощь, справедливость и другие), что объясняет возможность обретения и сохранения русской идентичности в советское время.
Не случайно А.С.Панарин отмечал, что разрыв между эпохами Российской империи (русская идентичность – Т.Б.) и Советского Союза (советская идентичность – Т.Б.) носил идеологический характер, тогда как на цивилизационном и геополитическом уровнях преемственность эпох была сохранена.
«Русское как советское и советское как русское» это способность (в работах А.В. Щипкова) доводить евангелические смыслы на понятном любому человеку светском языке и такое же умение перевести кодировку социальной справедливости на библейские сюжеты. Возрождение Союзного государства в новом идеологическом измерении (новый тип экосоциализма) потребует учета культурно-цивилизационного кода России, суть которого в совмещении христианских ценностей (евангелический код) и советских ценностей (код социальной справедливости). Идеология государственного патриотизма [3] позволит выстроить необходимое аксиологическое содержание государственной политики России и Союзного государства, а возрождение русской идентичности, новый статус русского народа, возвращение всем народам постсоветского пространства «социального оптимизма», веры не только в Бога, но и в Человека с целью повышения его политической ответственности в русле реализации идеологии экосоциализма, их включённость в «общее дело» будет определять будущее Союзного государства.
Татьяна Викторовна Беспалова, доктор философских наук, руководитель Отдела государственной культурной политики Института Наследия им. Д.С. Лихачева
Список литературы
1. Беспалова Т.В., Поцелуев С.П., Расторгуев В.Н. Национальная память в эпоху перемен. М., 2021. – 208 с.
2. Беспалова Т.В. Русский Донбасс: трансформация символического смысла региона после СВО / Русский Донбасс: политические рубежи и культурные фронтиры: материалы Всероссийской конференции. Ростов-на-Дону, 2022. – 156 с.
3. Беспалова Т.В., Свиридкина Е.В. Культурно-цивилизационные смыслы государственного патриотизма. М., 2019. – 212 с.
4. Казин А.Л. Русское как советское и советское как русское // Диалог искусств и арт-пардигм. Статьи. Очерки. Материалы. Том 48: по материалам X Международного научного форума «Диалог искусств и арт-парадигм». Грандиозный эксперимент XX века pro et contra (к 100-летию образования СССР и 30-летию его распада). Саратов, 2023. – 334 с.
5. Ментальная (когнитивная) война против детей России: экспертизы и материалы по ярким примерам: Сборник / Абраменкова В.В., Елизаров В.Г., Кондратьев Ф.В., Кузнецов М.Н., Понкин И.В., Слободчиков В.И. М., 2022. – 161 с.
6. Николаева О. Современная культура и православие. М., 1999.
103.
102. Ответ на 95, Vladislav:
101. Ответ на 95, Vladislav:
100.
"Солнце село за рекой За приемный за покой. Отпустите, санитары, Посмотрите, я какой! Горы лезут в небеса, Дым в долине поднялся. Только мне на этой сопке Жить осталось полчаса.Скоро выйдет на бугор Диверсант — бандит и вор. У него патронов много — Он убьет меня в упор."
99.
Что нацисты считали СССР, Польщу, Францию, Англию и т. д. - внешними врагами - понятно. И этот. оказывается, считает. Каков уровень сочувствия!
98. Быстро прогрессирует... Жаль беднягу.
97. Ответ на 95, Vladislav:
96. Ответ на 91, Туляк:
А что здесь такого, что нужно прям лишь охать и ахать? С научной точки зрения это и нужно изучать всё спокойно и справедливо. Мне, любопытно, что Ильин считал там "здоровым", но явно не газовые камеры и не нападение на СССР и мировое господство Германии. Нападения и войны были до фашизма, будут и после. Не уверен, что идеология фашизма как таковая полностью повинна в этих жертвах. Наполеон без фашизма обходился. Что-то здравое безусловно было. Чем-то же пленили не только немцев, но и итальянцев. Если принять во внимание в каких формах тогда был "коммунизм"- большевизм, то одно ограждение от этого, как антитеза ему - уже много сделало для спасения Европы. Ибо коммунизм также имеет свои пороки. И огромное количество жертв. Причём не в войнах со внешним врагом, а внутренние репрессии, счёт которых идёт на сотни тысяч и миллионы (ибо это лукавство приводить лишь приговоры к высшей мере наказания).
95. Ответ на 94, Потомок подданных Императора Николая II:
94. Ответ на 93, Vladislav:
Бело-коричневые каждый раз путаются в показаниях.
А потом жалуются, что коммуняки их в ГУЛАГ загоняли.