В прошлом году в Иркутской области как-то без особого шума состоялась установка памятника бурятскому князю Чепчугею. Этот исторический персонаж из 17-го века известен как лидер военного союза эхиритов, противостоявшего экспансии русских первопроходцев. В последнем бою, когда его стойбище окружили, он отказался сдаваться в плен и предпочёл заживо сгореть в своей юрте.
Памятник установили в селе Баяндай в Баяндаевском районе Усть-Ордынского округа Иркутской области. Инициаторами были местные шаманы, средства на установку выделил Совет шаманских общин Иркутской области, церемония открытия состоялась 12 сентября 2024 года, сопровождаясь также шаманским обрядом.
В публикации центра культуры народов Прибайкалья событие описывается в самых восторженных тонах, а Чепчугея описывают как национального героя, с которого берут пример современные буряты, участвующие в СВО, что именно его дух оберегает и вдохновляет их.
Памятник представляет собой мраморный монумент с барельефом, на котором
изображён князь Чепчугей с луком, заслоняющий собой женщину с ребёнком на фоне юрты. Рядом установлен поясняющий информационный стенд.
Приведём его текст:
«Земля является особой ценностью для человеческого общества - это единственное место обитания всех поколений людей. Во всей истории человечества земля служила объектом борьбы за право владения, начиная за первенство охотиться на ней у первобытных людей, до завоевания жизненного пространства за счет территорий соседей в современную эпоху.
Ярким примером защиты родной земли стала гибель одного из представителей бурятского народа Чепчугея - ноёна из эхиритского рода Буура-hэнгэлдэр, который заживо сгорел в своей юрте вместе со старшим сыном, защищая свою землю и кочевья племени от внезапного нападения казаков в XVII веке, проявив настоящую геройскую отвагу.
«Сын боярский Василий Власьев с отрядом зимой 1641 года внезапно напал на
улус Чепчугея. Убито 30 бурят, взято в плен 28 буряток, старые и молодые ребята, которые у грудей. Ему кричали, чтобы сдался». (Альфарет. 2009 г., стр. 530 - 531). «Вы не знаете еще Чепчугея», - кричал он, непрестанно пуская стрелы. Власьев предложил Чепчугею сдаться на почетных условиях, но Чепчугей не пошел на это. Когда его юрта начала гореть и гибель была неминуема, он крикнул осаждавшим, что сдает на милость раненую жену и годовалого сына отхона.
В донесении Власьев писал: «Выкинул их из юрты». А сам Чепчугей со старшим сыном погибли.
Этот эпизод со страниц донесения боярского сына Власьева ленскому воеводе попал в фундаментальный труд российского академика Иогана Эберхарда Фишера «Сибирская история» (С-Петербург, 1774 г.).
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ГЕРОЙ БУРЯТСКОГО НАРОДА ЧЕПЧУГЕЙ ПРИЧИСЛЕН К
ЛИКУ СВЯТЫХ».
Что можно сказать?
Как думаете, какие мысли и чувства появятся у человека, который прочитает эту историческую справку? Думается, что, поневоле, праведное возмущение действиями коварного первопроходца и сочувствие геройски погибшему бурятскому князю. И история присоединения Сибири к России будет восприниматься человеком как череда подобных жестокостей, и на эту почву будет хорошо ложиться «деколонизаторская» риторика сбежавших за границу сепаратистов.
Отметим, в справке стенда ничего не упоминается, что Василий Власьев усыновил младшего сына Чепчугей – которого тот оставил на милость победителей, и вырастил, постаравшись дать хорошее по тем временам образование. Складывается ощущение, что автор стенда словно умышленно писал текст так, чтоб вызвать праведный гнев читателя.
Да, мы, в отличие от коммунистов, считаем, что историю надо знать во всей полноте, да, геополитические процессы не делаются в белых перчатках, и всегда сопровождаются трагическими инцидентами, особенно делая поправку на эпоху – ведь 17-й век, по сути, ещё Средневековье. И всё же, подобный памятник, да ещё демонстративно поставленный у въезда в село, едва ли способствует сплочению российского народа. А вот заронить какие-то антигосударственные и «самостийнические» мысли он вполне может. Уместно
ли было ставить такой мемориал, особенно в период, когда страна вовлечена в тяжёлые боевые действия, причём со своей бывшей провинцией, исконно входившей в её состав?
Стоит заметить, во времена Чепчугея было нормой, что политика делается вооружённой силой (как, впрочем, и сейчас, в общем-то), в Сибири тогда все стремились обложить данью более слабого соседа. Первый контакт русских с западными бурятами, согласно историку Владимиру Андриевичу, произошёл в 1622 году, когда те отрядом в 3000 человек напали на котовов (или коттов) – лесное племя, кочевавшее близ реки Кан (нынешний Красноярский край). Целью бурятского набега был сбор ясака, но котовы к этому времени, по некоторым сведениям, уже приняли русское подданство, и на их защиту выступил казачий отряд.
Эпизод приведён просто для примера, что в ту эпоху в Сибири «белых и пушистых» не было. Монголы облагали данью бурятские племена, буряты облагали данью эвенков, те ожесточённо воевали между родами или облагали данью совсем карликовые народы. Русские первопроходцы, установив в Сибири власть российского государства, наоборот, несли порядок, пресекая междоусобицы и вводя, так сказать, единую систему государственного налогообложения. В итоге Сибирь и Дальний Восток стали частями Российского государства.
Нужно ли кому-то, «подсвечивая» инциденты многовековой давности, умело сеять разные антигосударственные мысли - разве что врагам.
Добавим, любое явление надо рассматривать в окружающем контексте. В Бурятии идея поставить памятник основателям Улан-Удэ в своё время встретила ожесточённое сопротивление со стороны «ретивых» представителей бурятской интеллигенции.
Особенно воинственно против него выступал ныне покойный балетный артист Бакалин Васильев, не уставая публиковать статьи с осуждением «имперских амбиций» и призывами покаяться за действия первопроходцев. Он же тогда, в 2010 году, выдвинул идею установить памятник Чепчугею как герою сопротивления.
Получается, спустя 14 лет нашлись те, кто воплотил этот проект, несмотря на его, мягко скажем, спорность.
А памятника основателям города в Улан-Удэ – первопроходцам Гавриле Ловцову и Осипу Васильву – до сих пор нет. Есть лишь поклонный крест с мемориальной доской, да частная скульптура Гаврилы Ловцова во дворе частного музея Льва Бардамова. Городские власти до сих пор старательно дистанцируются от этой темы, несмотря на периодические возмущения местного казачества, и вообще, русской общественности Бурятии.
Отметим интересный момент: особо ожесточённое сопротивление памятнику пришлось на период 2010-х, когда в бурятской политике были очень влиятельны выходцы из Усть-Ордынского округа.
Добавим, некоторые бурятские «активисты» выступали и за снос памятника
первопроходцу Якову Похабову в Иркутске. В 2018 году, во время визита в Улан-Удэ известного либерального журналиста Алексея Венедиктова они во время его пресс-конференции обратились к нему с просьбой их поддержать. К чести Венедиктова, он тогда подробно объяснил им, что людей сурового 17-го века нельзя мерить гуманистическими стандартами века 21-го, и потому борьбу с памятником считает делом безосновательным.
(А ещё, напомним, в Бурятии в 2023 году появился памятник хану Турухай Табунагу,которого, вообще-то, историки подозревают в причастности к расправе над послом Ерофеем Заболоцким, убитом на берегу Байкала, когда он направлялся к монгольскому хану Цэцэну для переговоров о принятии в его подданство. На месте гибели посольства ныне стоит знаменитый Посольский монастырь).
Подведём итог: мы имеем ситуацию, когда в Бурятии уже около тридцати лет всячески препятствуют установке мемориалов первопроходцам, что расширяли границы России. И при этом в тесно с ней связанном соседнем округе, ещё недавно имевшем статус самостоятельной национальной автономии, ставят памятник человеку, которого особо ретивые деятели преподносят как героя «антиколониального сопротивления».
Выглядит всё это, мягко говоря, неоднозначно. Увековечивание полузабытой исторической фигуры, которую современные сепаратисты могут поднять на знамя как «героя сопротивления», в советское время могли бы характеризовать словосочетанием «идеологическая диверсия». Любопытно, что думают об этом мемориале власти Иркутской области?
Так или иначе, но появление такого памятника с такой подачей выглядит как-то тревожно.
