Экономика Z

Незаметно для обывателя началась третья мировая война, арена сражений которой – экономика. Она начиналась настолько постепенно, что поначалу ее наступление мало кто заметил, приняв «крымские» санкции за временное охлаждение «партнёров», а заявление Обамы, что «экономика России разорвана в клочья», – за экстравагантную гиперболу.

И лишь «ковровые бомбардировки» новых пакетов санкций (мы давно сбились со счета, сколько этих пакетов принято и сколько готовятся), призванные до основания и полного коллапса разрушить все российские экономические институции и поставить Россию на колени, с хрустальной ясностью поставили нас перед фактом: нам объявлена война, тотальная и беспощадная.

Чтобы выстоять в этой войне, надо на нее пойти. В переводе на экономический язык это означает, что экономика должна стать мобилизационной. В 2019 году Изборский клуб выпустил коллективную монографию «Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?», во многом предвосхитившую современную проблематику. Один из авторов Александр Проханов задолго до Освободительного похода России на Украину ярко и образно раскрыл смысл и значение экономической мобилизации:

«Мобилизационный проект предполагает всеобъемлющую роль государства, которое концентрирует в своих руках небогатые денежные ресурсы и направляет их точно в центр развития, исключая всяческое их расточительство. Мобилизационный проект включает в себя две составляющие: одну – по добыванию этих денег, и другую – по рачительному их расходованию… Деньги будут брать там, где они имеются. Несметны богатства олигархов, успевших в условиях безграничного рынка и хаоса раскрошить страну и создать невиданные состояния, разместить их в зарубежной недвижимости и оффшорных зонах. Мобилизационный проект предполагает возвращение этих денег в Россию, инвестицию их в технологическое развитие.

Будет покончено с безумной финансовой политикой, напоминающей контрибуцию, когда русские деньги закладываются в американские ценные бумаги, давая разбег и развитие нашему стратегическому сопернику, а Россию обрекают на финансовое голодание. Добытые деньги, находясь в руках государства, должны использоваться точно до последней копейки. А всякая алчная рука, которая потянется к этим деньгам, беспощадно отсекается. И скоро мы увидим большое количество одноруких людей, которые работали в силовых структурах, министерствах, а также в театральных студиях.

Мобилизация, о которой идёт речь, предполагает проектность. Создание столь сложной машины есть результат рационального проектирования, когда тысячи элементов сводятся воедино, синхронно, каждый со своей скоростью, не наезжая один на другой, не создавая помехи и тромбы, привлекая к созданию основного изделия тысячи смежных заводов и производств, выпускающих стёкла лазеров или золотые нитки полупроводников. Если создание самого изделия требует проекта, то налаживание производства изделий, распределение этих изделий в местах базирования, управление ракетными батареями и подводными эскадрами, вписывание их в быстро меняющийся мировой контекст – это грандиозный сверхпроект, в недрах которого рождается искусственный интеллект и отрабатывается цифровая цивилизация.

Мобилизационный сверхпроект – это не утопия, не завтрашний день, а сегодняшняя реальность, в которой уже живут миллионы людей, подчас не замечая того».

В проектах и программах «новой экономики» нет недостатка. Одни из них избыточно утопичны, другие избыточно прагматичны. Мы по необходимости коснемся и этого проектного аспекта, чтобы сформулировать ряд целей, которые должна обеспечить мобилизационная экономика. Но, главным образом, мы сосредоточимся на препятствиях на пути достижения поставленных целей.

1. Мобилизационная экономика – социализм или капитализм? Ни то, ни другое. Мобилизационная экономика – это особый способ организации социума, требующий предельной мобилизации и концентрации человеческих и материальных ресурсов. Да, по ряду формальных признаков (командно-административная система; раздаточный, вплоть до карточной системы, принцип распределения; превалирование планирования и государственного регулирования над рыночными механизмами) это очень напоминает социализм, особенно сталинского периода. Но, во-первых, при Сталине почти все время была именно мобилизационная экономика (хоть и, разумеется, с социалистическим уклоном). Во-вторых, в странах победившего либерализма в особых случаях реализуется мобилизационный режим со всеми его «прелестями» (Великобритания во время Второй мировой войны, где была карточная система; зоны ЧП или ВП во время стихийных бедствий или массовых беспорядков и т. п.).

Показательно, что передовица «The StaliniZation of Russia» последнего номера The Economist напрямую связывает Путина 2022 года со Сталиным, живописуя поистине апокалиптические картины: «И, как это сделал Сталин, г-н Путин уничтожает буржуазию, великий двигатель модернизации России. Вместо того, чтобы быть отправленными в ГУЛАГ, они бегут в такие города, как Стамбул в Турции и Ереван в Армении. Тем, кто решил остаться, затыкают рот ограничениями на свободу слова и свободу ассоциаций. Они будут страдать от высокой инфляции и экономических потрясений. Всего за две недели они потеряли свою страну… По мере того, как Россия тонет, контраст с президентом по соседству становится разительным. Г-н Путин изолирован и морально мертв; г-н Зеленский – храбрый обыватель, который сплотил свой народ и весь мир. Он является противоположностью господина Путина – и, возможно, его заклятым врагом. Подумайте, во что может превратиться Россия, когда освободится от своего Сталина 21 века!». Авторитетный журнал то ли демонстрирует элементарное непонимание целей и задач мобилизационной экономики, то ли злонамеренно дурачит читателей (надо полагать, «пугливых обывателей» в квалификации журнала).

Необходимость в мобилизационной экономике назрела давно, и монография Изборского клуба – нелишнее тому подтверждение. Однако вплоть до настоящего времени этот тезис встречал либо саботаж со стороны бюрократии, либо откровенное глумление со стороны «продвинутой» публики, либо скептицизм даже в патриотической среде.

2. Национализация? Отрадно, что Путин отважился на этот шаг, способный сконцентрировать в руках государства активы, разбегающиеся по «тихим гаваням» офшоров. Этот шаг порождает больше вопросов, чем ответов (как будет проходить процедура деприватизации? каким будет менеджмент новых компаний? как сохранить рабочие места и высокотехнологический уровень иностранных компаний, ушедших из российской экономики?) – но уже сам по себе не может не воодушевлять.

Следует понимать, что национализация ключевых и крупных компаний не означает автоматического наступления социализма. Собственность становится не общенародной, а государственной, переходя под управление бюрократии – т. е. мы имеем дело с форсированным переходом к модели государственного капитализма (активным сторонником которого является, например, известный экономический публицист Константин Двинский).

Суть государственного капитализма заключается в ограничении частного капитала государством и подчинению целям государства (политической власти), что прямо противоположно такой форме правления, как «олигархия», когда государство подчиняется интересам крупного частного капитала.

Критически важным в деле национализации становится кадровый вопрос. Каким будет качество нового менеджмента, будет ли он по-прежнему управлять финансовыми потоками или сумеет преодолеть рамки корпоративного эгоизма? Станут ли во главе авиастроительных корпораций авиастроители, а во главе судостроительных верфей судостроители? Будут ли ими управлять новые Туполевы, Королевы и Калашниковы, а не «эффективные манагеры» с сертификатами MBA? Сакраментальный сталинский слоган «Кадры решают всё!» встал перед страной с небывалой остротой.

Этот шаг будет встречать саботаж чиновников и отчаянное сопротивление экс-собственников. Глава «Норникеля» Владимир Потанин уже поспешил объявить, что «конфискация активов иностранных компаний отбросит Россию в 1917 год». Его опасения легко объяснимы: по мере вхождения в затяжную экономическую войну национализация стратегических сырьевых компаний будет неизбежной. Лондон, мекка российского олигархата, поспешил объявить о грядущей экспроприации собственности у российских резидентов. Интересно, как Потанин расценивает эту рейдерскую атаку Лондона и в какой век она его отбросит? В эпоху огораживания?

Тесно связанным с национализацией компаний является вопрос национализации инфраструктуры. Дороги, леса, транспорт, здравоохранение, образование, энергия, земля, ЖКХ – всё или многое из перечисленного должно постепенно из сегмента потребительского спроса переходить в сегмент инфраструктуры. Устранение паразитных логистических цепочек, наживающихся (однажды это обстоятельство мы подробно описали в статье «Испытание инфраструктурой») на монопольной ренте, – категорический императив часа Z. «Пора вернуть эту землю себе» – внушал полковник Васин в одной известной песне…

3. Автаркия? Режим «осажденной крепости», в котором очутилась Россия после присоединения Крыма и последовавшей санкционной войны с Западом, предполагает, что крепость должна находиться на самообеспечении, если планирует выдержать длительную осаду. Автаркия не автаркия (понятно, что заграница в лице Китая, Индии и других «неприсоединившихся» стран нам поможет), но должен быть концептуализирован переход от сырьевой экономики к экономике с самовоспроизводственным контуром. Это minimum minimorum для обеспечения экономической безопасности. Лозунг импортозамещения как основной национальной экономической стратегии давно был поднят на праздничные транспаранты и баннеры патриотических пабликов, но с самого начала слоган стал буксовать. Очевидно, что эта проблема не решаема без национализации стратегических компаний, целых отраслей и без реформирования самой системы экономического управления.

Другим сдерживающим фактором был прямой запрет МВФ на внутренние рублевые инвестиции, который жестко контролировал Центробанк РФ. Слава Богу, теперь этот запрет снят – если не де-юре, то де-факто.

Согласно оценкам М. Л. Хазина построение «автаркии» (точнее, суверенной валютно-технологической зоны) с сохранением существующего уровня разделения труда возможно в едином экономическом пространстве с населением 300‑500 миллионов человек. Евразийский экономический союз, представляющий прототип автаркии, для удовлетворения хотя бы минимальной границы численности, должен инкорпорировать в себя бо́льшую часть СНГ и некоторые дружественные страны (Иран, Венесуэла, Куба и др.). Это чрезвычайно трудная геоэкономическая задача, где неудач пока больше, чем побед. Однако решительные шаги в сторону будущего включения Украины в Евразийское экономическое пространство – обнадеживающий симптом того, что у политического руководства РФ есть четкое геополитическое понимание стоящих перед Россией задач.

4. Народ и партия едины? Мобилизационный режим требует особого состояния социальности, более тесного сотрудничества всех классов и слоев – своеобразного национального консенсуса. Такой консенсус кратковременно был в 2014 году – Крымский консенсус, такой консенсус – Новороссийский – складывается сейчас.

Главные препятствия к созданию прочного и полноценного консенсуса – недоверие к власти (государству) и высокий уровень социального неравенства (коэффициент Джини в 2020 г. составил 0,4 и имел понижательный тренд, что свидетельствует о большом и углубляющемся социальном неравенстве в стране).

Если доверие к Путину в целом достаточно высокое, то недоверие к государственным институтам в огромной степени объясняется тем, что бюрократия в 1991 году решительно сняла с себя всякую ответственность перед народом, считая, что чиновничий пост – это, в лучшем случае, синекура, но чаще – способ «кормления», конвертации административной ренты в активы и собственность. Кстати, ответственность перед вышестоящей инстанцией тоже порой не соблюдается (что вообще нонсенс для бюрократического стиля управления) – случай саботажа путинских указов широко известен. Как с этим бороться? Обременением бюрократии ответственностью за содеянное или, наоборот, за несодеянное – не только сверху, но и снизу. Можно назвать этот режим «ВЧК» или «опричниной» (Изборский клуб еще в 2011 году отметился сборником «Новая опричнина, или Модернизация по-русски» на эту тему) – но без этих «тоталитарных» мероприятий перевести бюрократию в режим мобилизации вряд ли удастся.

Для преодоления препятствий в социально-экономической политике должны быть осуществлены радикальные реформы. Да, кое-что делается – мы слышим о программах помощи малоимущим и многодетным семьям, кредитные каникулы заемщикам и т. п., – но «собес» должен иметь не точечный, а системный характер. Это, прежде всего, демонетизация социальной инфраструктуры (о чем было выше сказано); налоговая реформа с введением прогрессивного налога, налога Тобина на спекуляции на фондовом рынке; конфискация собственности при совершении экономических преступлений и т. д. Это и регулирование цен (сегодня бензин на некоторых российских заправках подешевел, что не может не внушать сдержанного оптимизма).

Отдельно следует сказать о системной поддержке малого и среднего бизнеса. Именно этот сектор способен быстро оживить экономическую жизнь в стране, оперативно купировать «узкие места» (дефицит, разрыв логистических цепочек и т. п.), обеспечить большую занятость населения. Между государственным регулированием и стихийной частной инициативой неизбежно существует коллизия, однако есть эффективный метод их сопряжения, апробированный отнюдь не в лабораторных условиях. Это двухконтурная модель денежного обращения Сталина – Баллода (см. «Экономика Сталина» В.Ю. Катасонова, «Кристалл роста» А.С. Галушки, А.К. Ниязметова, М.О. Окулова).

Суть модели состоит в разделении денежного обращения на натуральные и безналичные деньги. Потребление отдельного человека и предпринимательская деятельность мелкого бизнеса обеспечивается натуральными деньгами, товарами и услугами потребительского сегмента. Долгосрочные государственные проекты финансируются из другого контура, который работает на долговых бумагах, выпускаемых государством. Два контура – наличный и безналичный – практически герметичны друг от друга. Госпроекты финансируются не кредитно, т. е. под будущий спрос, а проектно, под эксплуатацию в новом цикле. На следующем цикле жизни инвестиции не окупаются с прибылью (западная модель), а будут использованы следующим поколением людей для нового жизненного цикла. Т. е. инвестиционный механизм предполагается не кредитный (за счет будущих доходов), а солидарный (за счет аккумуляции уже имеющихся средств) – базовый механизм старообрядческих обществ.

Дальнейшее развитие модели Сталина – Баллода видится в развитии форм и методов солидарной экономики вплоть до продвижения т. н. «экономики дара», но мы и так уже сильно забежали вперед. Сейчас важно понять, что смычка госрегулирования и частного сектора принципиально возможна и была вполне успешно реализована в СССР сталинского периода.

5. Что такое ограбление банка по сравнению с основанием банка? После Октябрьской революции 1917 года большевики первым делом заняли Государственный банк – главное финансовое учреждение Российской Империи и неслучайно. В. И. Ленин в программной работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», написанной за полтора месяца до революции, обращал внимание на национализацию банков как ключевой момент победы революции: «Только при национализации банков можно добиться того, что государство будет знать, куда и как, откуда и в какое время переливают миллионы и миллиарды. И только контроль за банками, за центром, за главным стержнем и основным механизмом капиталистического оборота позволил бы наладить на деле, а не на словах, контроль за всей хозяйственной жизнью, за производством и распределением важнейших продуктов, наладить то «регулирование экономической жизни», которое иначе осуждено неминуемо оставаться министерской фразой для надуванья простонародья». Широко известна фраза, приписываемая М. А. Ротшильду: «Дайте мне право выпускать и контролировать деньги страны, и мне будет совершенно всё равно, кто издает законы».

К величайшему сожалению, как раз этого понимания – важности государственного контроля над банковской системой – нет у российского руководства. Коммерческие банки независимы от всего, кроме собственной корысти, а Центробанк РФ напрямую подчиняется указивкам МВФ и ФРС. В итоге мы имеем фантасмагорическую ситуацию: Запад нам объявил тотальную экономическую войну, Россия отбивается, как может, а Центробанк, действуя как Штирлиц в логове врага, занимается целенаправленным вредительством. А как еще можно назвать резкое повышение ключевой ставки более, чем в два раза, с 9,5 до 20%?

Вот как комментируют более чем спорное решение Центробанка авторитетные независимые экономисты: «Национализировать иностранные компании не получится из-за руководства Центробанка» (М. Л. Хазин); «Взвинчивая процентные ставки, ЦБ обрушивает нашу экономику в стагфляционную ловушку. В результате происходит падение деловой активности, сжатие инвестиций, снижаются доходы населения» (С. Ю. Глазьев); «В условиях денежного голода, в условиях значительных свободных рублевых денег, которые заперты на спекулятивных рынках, повышение процентной ставки более, чем вдвое, является сигналом к панике и бешеной скупке валюты. Таким образом, это ведет либо к падению курса рубля, либо к ускоренному прожиранию международных резервов, той части, которая еще не заморожена Западом» (М. Г. Делягин); «Команда главы ЦБ Эльвиры Набиуллиной, задрав ключевую ставку до 20%, фактически нанесла мощный удар по отечественной экономике. Очевидно, что регулятор многократно усугубил негативный эффект от западных экономических санкций, введенных против России» (Ю. А. Пронько).

Демарш Набиуллиной по своим разрушительным последствиям можно сравнить с предательством генерала Власова в Великой Отечественной войне. Удастся ли российскому правительству переподчинить себе Центробанк и другие банки? Этот вопрос имеет жизненно важное значение для построения подлинно мобилизационной экономики, Экономики Z, и для победы в развязанной против нас экономической войне.

Журнал The Economist все-таки не зря назвал происходящие трансформации в российской политике «сталиниZацией». Потому что это, действительно, сталинизация, если ее понимать как переход к мобилизационной экономике, перевод хозяйственной жизни на военные рельсы. Британский журнал ошибся, быть может, в одном, но самом главном: мы не пугливые обыватели. Уже нет. Мы – бойцы Z, каждый на своём месте, подчинившие быт, профессиональную деятельность и самую жизнь одной задаче: «Всё для фронта, всё для победы!»

Костерин Андрей Борисович, редактор портала «Новый социализм – XXI век», г. Владимир