«Мы все воспитаны на философии французских и немецких сеятелей разумного, доброго, вечного – на энциклопедистах конца XVII века и на натурфилософии середины XIX века... Рационалистические сеятели сконструировали некий рассудочный мир, на современной вершине которого торчит Чрезвычайка, расстрелами планирующая рационально устроенную человеческую жизнь, – начинает новую тему Солоневич. – Было сконструировано и чисто рассудочное понятие механической справедливости... этакая всемирная уравниловка». В итоге весь сложный комплекс общественных отношений свёлся к двум лозунгам: «время есть деньги» и «бытие определяет сознание». Легко увидеть родственность этих двух лозунгов: капиталистического и социалистического. Оба они утверждают приоритет материальных ценностей.
Для чего же эти ценности нужны? С развитием общества всё меньшее значение приобретает удовлетворение материальных нужд. Например, люди начала XX века были сыты вполне, но это не избавило их ни от неслыханных по жестокости войн, ни от кровавых революций. Потому что духовные поиски в истории человечества как раз и были тем щитом, который был призван защитить человека от самого страшного зверя на Земле – от самого себя. Но рационалисты смело вторгались в святая святых нашего бытия, рушили вековые устои, разбирая на мелкие детали человека как механическую куклу и навязывая новой кукле своё вульгарное представление об усовершенствовании общества.
В этой связи интересным для автора оказалось сравнение стран, придерживающихся различных цивилизаторских подходов в своём развитии. «Почему мусульманская культура арабов дала ряд выдающихся учёных и философов? Почему Оттоманская империя в века своего величайшего военного и экономического могущества не дала ровным счётом ничего? Почему такими неудачными оказались все попытки германизма построить империю? И почему Россия – при всей её технической отсталости и «географической обездоленности» – построила величайшую в истории мира государственность?»
«Гений человека, как и гений народа, рождается из неизвестных нам источников. Но, проследив биографию отдельного человека или историю отдельного народа, мы можем установить сумму постоянно действующих качеств: доминанту, – пишет автор. – И я буду утверждать, что основным слагаемым этой доминанты (доминанты народного характера) является и н с т и н к т».
Как известно, мы строим семью, повинуясь древнейшему инстинкту. Таким же образом мы инстинктивно строим своё государство. Голос матери-природы указал нам верный путь к успешному выживанию и процветанию. Но почему многие государства недолговечны, а их история трагична? И насколько успешно решаются в круговерти их постоянной конкуренции многие общечеловеческие проблемы?
Если народ не обладает государственным инстинктом, то ни при каких самых благоприятных условиях он государства не создаст. И если государство не обладает позитивной созидающей доминантой, как можно заключить из текстов Солоневича, то созданная им насильственная империя неизбежно рухнет, не оставив по себе светлой памяти. Россия, как известно, может гордиться своей одиннадцативековой историей. И на волне разгрома фашистского чудовища Солоневич хотя и пускал критические стрелы в сталинский деспотизм, но не видел ни малейших признаков окончательного заката великой Российской империи. Вынужденный (как и многие истинные патриоты России) покинуть родину, он с величайшей любовью относился к её непростой истории и верил в её высокое предназначение. И это был не глянцевый лжепатриотизм борзописцев и представителей той или иной правящей элиты, а выстраданная правда Гражданина, через живую душу которого сама История проехала красным от крови, как писал Солженицын, колесом. (Знаменательно, что его жизненный путь закончился сразу после смерти усатого диктатора).
Вольно или невольно Иван Лукьянович выстроил разбираемую здесь главу в сравнении историй трёх государств (России, Польши и Германии), лежащих на путях великого противостояния европейского Востока и Запада. При этом Польша постоянно играла незавидную роль буферного государства между двумя гигантами, постоянно неся потери от их соперничества. Не лучше ли было на раннем этапе своей истории полякам навсегда примкнуть к одной из сторон? И, вероятно, к наиболее родственной стороне. Ведь поляки были более чистыми славянами, по мнению Солоневича, чем россияне, но их врождённая доминанта оказала им медвежью услугу. А ведь именно Россия и Польша (наша ближайшая родственница, соседка и конкурентка) одинаково претендовали на то, чтобы создать восточно-европейскую империю «от моря до моря», как формулировали это поляки. Большей схожести между странами трудно найти, а вот результаты получились разные.
Русский народ всегда был более политически активен и в момент угроз поднимался на бой, как один человек. Крестьяне, основная масса населения в Польше, были пассивны даже во время польских мятежей 1831 и 1863 годов против чрезмерной экспансии Российской империи. К неоднократным разделам Польши польское крестьянство оставалось совершенно равнодушным. Польский гродненский сейм 1793 года единогласно проголосовал за второй раздел Польши при условии сохранения его шляхетских вольностей. Мининых в Польше не нашлось, для них не было никакой почвы. (Многие особенности тех событий, связанные с польской доминантой, Солоневич знал не из книг: он сам был родом из крестьян Гродненской губернии).
Известна многолетняя борьба России за выходы к пяти морям, а Польша не видела необходимости освоить даже своё балтийское побережье. «В 1242 году Александр Невский громит немецких рыцарей на льду Чудского озера, а за 6 лет до этого в 1236 году князь Конрад Мазовецкий приглашает тех же рыцарей в тогдашнюю Польшу, отдаёт им Куль-скую и Прусскую земли для того, "чтобы ввести там хорошие обычаи и законы..." Польша не заботится о море, не заботится о торговле, всё сдаётся в аренду немцам – и именно они строят и Штеттин (польское Щитно), и Данциг (польский Гданьск), и Кёнигсберг (польский Кролевец), совершенно автоматически отрезывая Польшу от моря и от всего, что с ним связано... Польша забросила море и тянулась на восток в поисках крепостных душ для шляхты и католических душ для ксёндзов».
В Польше щляхетство и духовенство всячески урезывали королевскую власть, а в России народ нёс царю свою любовь и своё доверие.
Показательно, что при движении на восток польская шляхта вела себя весьма высокомерно и воинственно. В 1069 году в Киев впервые ворвался польский князь Болеслав Храбрый, но с трудом ушёл оттуда живым. Столетия подряд такие же попытки повторяли Сапеги и Вишневецкие, а также Иосиф Пилсудский. И вот уже совсем анекдотично польское правительство, сидящее в лондонской эмиграции, повторило в 1943 году своё старое требование на территорию «от моря и до моря»... Но на каком основании?
По утверждению Солоневича, «Польша (выражая доминанту своей страны) на протяжении 500 лет всегда вела одну и ту же политику: подавление всего нешляхетского и некатолического. Что и явилось политикой профессионального самоубийства». Одной из причин такого финала автор называет тот факт, что при Пилсудском, как и ранее, все иноверцы (и в особенности православные) казнями и пытками загонялись в лоно католической церкви. При этом многие храмы сжигались: за 2 года перед второй мировой войной было сожжено 800 православных храмов. Поэтому в восточных районах Польши было неприятие такого «цивилизаторства». Когда в 1939 году Польша бросила против Гитлера корпуса, сформированные из западноукраинских крестьян, то они воевать не стали.
Резюмируя этот раздел своей главы, Солоневич говорит в 1945 году: «"Домашний старый спор", о котором писал ещё Пушкин, теперь решён окончательно. Русское море не иссякло – его не удалось иссушить ни большевикам, ни Гитлеру». Польша, как и следовало ожидать, оказалась в проигрыше и теперь для возрождённой империи под красным флагом никакой угрозы не представляет. И её экспансия на восток видимо навсегда остановлена по линии Керзона (по Неману, нынешней границе Беларуси в 2020 году). За тем исключением, что сегодня по правой стороне линии Керзона никакой Великой России уже нет. Она, разрушенная наполовину изнутри, откатилась теперь до Нарвы, Смоленска и Азова – как во времена царя Ивана Грозного в середине XVI века. Странная ситуация, не правда ли? При очередной великой смуте поляки не захватили Кремль, но чувствуют себя победителями, окончательно порвав с четвёртым унижением Польши в составе соцлагеря и превратившись в самую злобную моську Евросоюза. Теперь они пытаются отыграться за прежние поражения. Потомки шляхты до сих пор видят россиян только в роли «неевропейцев», пригодных лишь обслуживать их в качестве крепостной прислуги и снабжать их своим сырьём.
Вся суть претензий обновлённой Польши выражена с предельной ясностью Збигневым Бжезинским, «великим национальным героем Польши» и по совместительству членом правительственных структур США: «Новый Мировой Порядок под гегемонией США будет строиться против России, на руинах России и за счёт России. После крушения коммунизма наш самый главный враг – русское Православие».
Вот такая благодарность за то, что при освобождении Польши от фашистов погибло более 477 тысяч наших солдат. И теперь они официально снесли 100 памятников нашим погибшим воинам. Иван Солоневич конечно не мог этого предвидеть, но ведь весьма точно описал доминанту польского народа.
Переходя к доминанте немецкого народа, Солоневич пишет: «Куда бы ни приходили немцы, они автоматически организовывали феодальный строй». Так было при разгроме и Римской, и Византийской империй, при захвате Палестины в составе армии крестоносцев.
Когда германские племена покорили Рим, империя была разорвана в клочья, а её культура совершенно забыта: «Остатки древнегреческой и римской культуры пришли в Италию (с периферии бывшей империи) совершенно фантастическим путём: через Александрию, арабов и через мавританскую культуру в Испании. Но это было уже почти через 1000 лет после завоевания Италии германцами».
После империи Карла Великого возникла пресловутая Священная Римская Империя Германской Нации, о которой Гёте сказал, что она была ни священной, ни римской, ни германской и вообще вовсе не была империей. При иной доминанте, чем прежде, «воссоздать эту государственность оказалось невозможным. Германские племена разрушили величайшую в мире государственную организацию и за полторы тысячи лет не создали ничего, годного ей хотя бы в подмётки. Очередным ударом они разбили восточную наследницу этой империи – Византию. Во время очередного крестового похода в 1211 году европейские рыцари заняли Константинополь, разграбили его дотла и растащили территорию империи по своим феодам – точно так же, как около 600 лет назад их предки растащили римскую».
В крестовых походах «Гроб Господень» был поэтической вывеской. Дело шло не о Гробе, а о грабеже. Но особенно отвратительной афёрой стал крестовый поход детей. Те остатки от 10 000 детей, которые не умерли от голода и лишений в пути, крестоносцы с папского благословения продали в рабство в мусульманский Египет (что в учебниках средневековой истории нам забыли рассказать).
При колонизации Прибалтики появились Орден, епископы, купечество, бароны с замками. Под лозунгом приобщения к католицизму там шёл такой же грабёж. Там немцы нашли девственные племена, стоявшие на уровне почти каменного века. Владычество немцев там длилось почти 500 лет со дня основания Риги (1201) до завоевания её Петром Первым. Россия за два века владычества в дела прибалтийских баронов почти не вмешивалась. За четверть века (с 1918 по 1943) от семисотлетней колонизации этого края в итоге не осталось почти ничего. Всё было сметено поражением в первой мировой войне, ликвидацией немецкого землевладения, переселением балтийских немцев (heim ins Reich), второй мировой войной... Ненависть к немецкому имени была даже сильнее страха перед большевизмом.
Придя в Прибалтику, немцы начали жесточайшее угнетение её народов. И вместо помощников получили внутреннего врага. Прибалтика была утыкана замками, в которых каждый барон отсиживался не только от побеждённых, но и от друзей, и от соседей, и от родственников. Дело закончилось гибелью Ордена и присоединением Прибалтики к России. Даже сами немецкие историки признали, что непрерывная война в Прибалтике закончилась только после её завоевания Петром I. А вообще система феодальных войн внутри Германии прекращена была лишь в 1871 году.
Точно так же, они не сумели ни ассимилировать племена, ни установить с ними мало-мальски приемлемые отношения и в Италии, и в Галлии, и в Византии, и в России – нигде.
Валерий Трубицын, публицист
