Когда-то в далёкой молодости я был правоохранителем и правильно понимал свою роль сотрудника прокуратуры, как «пса» закона. Собственно, смысл этой работы не изменился.
Изменилось право! Появилась свободная политическая деятельность. В ней реализуется способность людей к конструктивному целеполаганию. То, что во времена СССР считалось исключительной прерогативой власти.
И в этом смысле, мне кажется, что сегодня реакция правоохранителей и спецслужб на политическую активность населения формируется той, исторически сформированной опаской перед проявлением свободомыслия. В избыточной государственной самозащите присутствует много прошлого.
Следует признать, что русские катаклизмы начала двадцатого века во многом определялись слабостью служб еще имперской государственной безопасности. Не меньшую роль играла слабость госбезопасности периода овладения властью большевиками. В силу известных исторических обстоятельств их подконтрольность немецким спецслужбам, в начальный период большевистской власти носила беспрецедентный характер.
Впоследствии Россия, в виде СССР, в период своего восстановления вынуждена была преодолевать тотальный контроль внутренней жизни и всего внутреннего управления со стороны вероятных противников, среди которых основным, конечно, определялась Германия.
Из-за проблем с квалифицированными кадрами, так как произошла революционная зачистка всех госкадров, противостоять в традиционной борьбе спецслужб было практически невозможно. Это всё равно что играть новичку против гроссмейстера. В этой ситуации решения были политическими. То есть уменьшалась база агентуры иностранных спецслужб – путём выявления и подавления всех политических противников и просто инакомыслящих.
В этой обстановке спецслужбы традиционно были нацелены на выявление вероятных политически опасных ситуаций, связей, личностей и групп. И отсутствие реальной возможности качественного противостояния компенсировалось количественным превентивным государственным насилием, так как это мы имеем в своей истории…
Но мы имеем и страну!
Ведь Российская империя при существенно более благоприятных обстоятельствах допустила ситуацию, близкую к практическому уничтожению страны.
Конечно, наши спецслужбы накопили опыт, обросли интеллектом и возможностями, которых, вполне допускаю, нет ни у кого в мире.
Но мир изменился! Сейчас нет необходимости в тотальной политической легитимности. Всякий чем-то недовольный и что-то осуждающий не хранит обрез в сарае, не готов к вооруженному насилию, и в силу давности не участвовал в воинских формированиях, противостоявших власти в ментально никогда не заканчивающейся гражданской войне.
Однако тот урок преодоления невозможного, пройденный отечественными спецслужбами, кажется, до сих пор довлеет над ними, что, на мой взгляд, проявилось и в комментарии №2 к моей статье «Хабаровск: запрос народность», сделанным человеком явно причастным к спецслужбам.
Не хочу подвергать сомнению утверждения о присутствии в Хабаровске всяких там навальнят, майданных спецов из соседней державы и вообще любых интересантов в устройстве шабаша. Было бы удивительно если бы их там не было.
Но факты того, что выход на митинги каких-то людей финансируется не исключает и того, что многие люди выходят по своей воле. Ведь события-то начались на волне искреннего возмущения…
Бросается в глаза, что градус политической активности населения растет повсеместно. В основе - активность, конечно, протестная. Позитивной, конструктивной повестки в ней не так много. Но это обычный результат роста правовых возможностей людей в странах со слабой организацией общества. В конечном счёте причины всех потрясений двадцатого века, пережитых и переживаемых Россией, состоят, как и состояли ранее, не в каких-то всегда присутствующих экономических и политических проблемах. Они в недостаточно эффективной внутренней организации общества.
Государство и общество наше, в цивилизационном контексте, исторически подражательное. Мы заимствуем примеры успешной деятельности более сильных обществ и суверенов. Так это было с Византией, потом с Востоком, когда заимствовали более эффективную по тем временам военную и государственную организацию у монголов, так это стало и с Западом, в культурном фарватере которого мы движемся уже четвёртое столетие, натягивая на себя одеяло англосаксонских демократий. Но демократии – это не столько писаные конституции, это реальная организация общественной жизни, верхушка которой только выражена в писаной конституции!
Мы же по обыкновению европодражания создаём подражательные, пусть во многом и полезные, правовые нормы, которые накладываются на общество не очень к тому готовое. И свою внутреннюю жизнь мы подгоняем под заимствованные правила.
Взять те же политические партии, которые у нас никого не представляют, кроме власти. Если же они будут реально представлять сегменты общества, то результат, надо полагать, будет тот же, что и в 1917 году. Это - распад общества, государства и страны!
Как и в начале двадцатого века, сегодня поводом для волны общественного недовольства служат злоупотребления чиновников, разница в уровнях потребления богатых и бедных. Если вспомнить эпоху конца СССР, тогда поводами к недовольству были общее отставание в уровне потребления от остального мира и, конечно, злоупотребления чиновников.
Общество не может состоять из множества конструктивно мыслящих людей. Такие всегда в меньшинстве и их не видно за крикливыми демонстраторами всеобщего глухого недовольства, которое в принципе неискоренимо, как неискоренимы разница в уровнях потребления и стремление наёмника (чиновника) использовать в личных интересах возможности предоставленные ему службой.
А народ упорно ждёт решения проблем от властей (основной перечень проблем читай выше), а то и, почему-то от Церкви.
Вопрос в том, почему народ не решает их сам? Чего ему для этого не хватает?
Существуют созданные англосаксами технологии дестабилизации и реконструкции обществ. Такие технологии были отлажены ими в Индии, Китае, Франции. В двадцатом веке их отточили на России.
В 21 веке это стало повседневностью: то «революцией роз», то «арабской весной», то «майданом». А вот встречные государственные технологии стабилизации общества у нас не очень просматриваются. И не только потому, что строить всегда сложнее чем ломать.
Любая конструктивная инициатива нуждается в общественной структуре. С любой идеей нужно приходить к организованному сообществу людей. А вот с идеей майдана можно прийти к толпе. Ведь толпа организуется мгновенно!
Официальная пропаганда проигрывает массовому недовольству по поводу всегда присутствующих конкретных злоупотреблений чиновников (сколько их не сажай) или раздражающей демонстрации богатства (сколько не увещевай богатеев быть скромнее).
В стране созданы сотни тысяч НКО. Насколько они занимают людей, удерживая от разрушительных протестов, знают, наверное, лишь специалисты в сфере статистики, или никто…
Правительство может дать возможность людям быть занятыми в сфере своих интересов, выделяя гранты на НКО. Но это не гарантирует того, что люди способные что-то делать в сфере своих интересов, не способны к разрушительным действиям в отношении государства и общества. НКО, скорее всего, не отвлекают людей от общественного недовольства. Политические организации, по типу партий и сопутствующих им общественных объединений, зачастую ничьих интересов не выражают. Церковь от политических оценок устраняется в силу того, что ей, как религиозной структуре, комфортно, так как на нее нет гонений…
Так что же лежит в основе структуры общества, на которое натягивается секонд-хенд западной демократии?
Прежде общество держалась психологией общины. Общины, как сообщества совместного труда в бесчисленных, небольших, как правило, деревнях, совпадавших нередко с общиной церковной, составляли ткань русского общества, на которой вышивались узоры цивилизационных цветов в виде городских сообществ, воспринимавших западные достижения.
Общинная психология воспроизводится русскими в любой сфере, в любом сообществе, даже при исчезнувших в большинстве деревнях воспроизводится в условиях города, в трудовых коллективах. Это особенно выражено было в советское время, когда трудовые коллективы стали, пусть и ограниченной в праве, но тем не менее фактической основой организации общества.
В меньшей мере, но то же воспроизводится и сейчас. Во всяком случае, кооперативная форма собственности не перестала быть тем самым базисным, первородным общинным трудовым коллективом. Может быть, кооперация и есть наше будущее, а не чуждые нам акционерные общества или кулацкие конторы по типу обществ с очень ограниченной ответственностью.
В этом смысле весьма органичной представляется идея доктора наук, физика-ядерщика И.Н. Острецова о том, что основой не только экономической, но и политической структуры общества будущего должны стать трудовые коллективы, они же и коллективные собственники имущества и результатов трудовой деятельности. Они же и выразители и создатели и организаторы всех общественно значимых решений и действий.
Нельзя не согласиться с тем, что снижение роли военных в государстве не за горами. Как только минует столетие без мировых и вообще без крупных войн, то народы поймут, что бессмысленно содержать громадные армии с дорогущим вооружением… Но с исчезновением армии из структуры государственности роль и значение государства будет вынужденно пересматриваться. Без поддержки государств не могут существовать финансовые корпорации. И вообще проблематично создание и сохранение крупных состояний. То есть в существенной части функции государственных и финансовых властей, которые сегодня практически всем управляют, вероятно в некоем отдалённом будущем могут перейти к компактным сообществам населения.
Если предполагается, что основа нашего общества – общины, либо их трансформация – трудовые коллективы, то зачем тогда политические партии, которые сделаны по лекалам присущего западному обществу тотального индивидуализма и представляют собой сообщества отдельных людей, без общих трудовых и совместных имущественных интересов?! Получается, что не зачем! Не в этом ли причина не приживаемости на нашей общественной почве политических партий западного типа? Не разумнее ли предложить обществу испробованные и естественные для него варианты общинной организации.
Не потому ли общество в каждой сложной внутриполитической ситуации смотрит на Церковь, которая ещё хранит, пусть в достаточно искажённом виде, некий общинный дух. Церковь воспроизводит общину, пусть в существенно формализованном виде, но по крайней мере официально считает её основой своей структуры. Наверное, потому люди и смотрят на Церковь с ожиданием не только религиозного, но и политического толка, что видят в ней носителя общинного принципа. Пусть, пока с искажениями, потому что на приходах миряне сегодня мало что значат и всем управляет назначенный епископом настоятель. Но настоятель формально, по уставу нерелигиозной организации, подчинён общине, чего по факту пока нет. Но со временем, с ростом самосознания мирян и воспроизводства общинного духа коллективного самоуправления, это, конечно, произойдёт.
Население всегда недовольно властью. Хотя бы потому, что у народа и власти, в силу разных функций, не во всём совпадающие цели. У власти, в отличие от народа, живущего настоящим, есть еще проблематика прошлого и будущего, да и много чего…
Методика приближения сегодняшней власти к народу, если она в каком-то виде в принципе возможна, наверное, должна предполагать не только повышение уровня образования и восприимчивости народа, но и снижение амбициозности власти, что невозможно без снижения амбициозности слоя крупных собственников. Источником формирования многих состояний являются госзаказы, использование природного сырья и госимущества. В силу этого богатые накоротке общаются с властью. И не могут не влиять на сферу потребностей чиновников.
Попытки чиновников увеличить налоговое давление на крупные состояния пока не приобрели выраженный характер. Нет очевидной тенденции к росту налогообложения богачей, и общество это чувствует…
Эта проблема, возможно, не имеет договорного решения, но от степени её остроты, от своевременных мер по снижению этой остроты, зависит поддержание в противоречиво устроенном обществе всегда хрупкого мира.
Упорно выходя на митинги в Хабаровске, люди, наверняка, имеют в виду именно это!
Проявляя политическую активность по поводу тех или иных действий (или бездействия) чиновников (или спецслужб), люди демонстрируют свою заинтересованность в существовании государства. При полном и массовом отсутствии такой заинтересованности государства исчезают.
Павел Иванович Дмитриев, правовед, православный публицист
1. "Свободная деятельность" только в следовании Христу!