Конституционная реформа состоялась. Понятно, конечно, для чего, прежде всего она была затеяна. Однако мимоходом получился upgrade Конституции, вызывающий у некоторой части общественности самые восторженные отзывы.
Итак, авторам конституционной реформы удалось, с одной стороны, худо-бедно решить самый важный для себя вопрос о власти (точнее, отложить окончательное его решение ещё на 12 лет); а с другой стороны, они смогли удовлетворить некоторым запросам патриотической общественности. Впрочем, назовём вещи своими именами: правильнее будет сказать, что общественность ещё раз получила возможность услышать от власти то, что ей очень хотелось бы услышать.
На самом деле: разве в Конституции теперь упоминаются Бог и русский народ, как об этом сообщается нам в многочисленных отзывах? Нет же: Конституция говорит о переданной нам вере в Бога, не уточняя, о каком именно Боге идёт речь. Обещанные на этот счёт г-ном Песковым разъяснения до сих пор ещё не поступили. Русского же народа как такого в Конституции и вовсе нет, а есть только русский язык, на котором говорит некий безымянный государствообразующий народ России.
Примечательно, как, тем не менее, люди, изначально требовавшие непременного упоминания Бога и русского народа в преамбуле Конституции, а в противном случае грозившие, ничтоже сумняшеся, признать её нелегитимной (и утверждавшие, что вслед за ними это сделает и весь русский народ) - эти же люди теперь уже рады и тому, что слово «русский» записано в одной статье, упрятанной в глуби Конституции. И не просто рады, а с детской верою в магию слова трепетно ожидают перемен во внутренней политике государства.
Но откуда эта уверенность, что русские поправки вообще отвечают чаяниям «всего» русского народа, что «весь» русский народ требовал их принятия, наконец, что власть, в случае их отклонения, грозила навсегда потерять доверие этого народа? Ответ удручающе прост: потому что русские составляют 80 % от населения России. Так и русскиенационал-демократы в своё время были уверены, что введение «настоящей демократии» и «действительно свободных» выборов сделает неизбежным их приход к власти: 80 % же! Очевидно, что и тут и там русские представляются не собранием индивидуальных личностей, обладающих свободной волей, а безликой однородной массой, следующей только зову крови.
Живая действительность, конечно, легко опровергает такие теории, но русские столь же легко выходят из положения: русский человек, который, к примеру, не согласен с русскими поправками, это уже нерусский, а «вырусь» или «нерусь». Но это означает только, что понятие «русский» крайне гибкое, и зависит от требований текущего политического момента. В одном случае на первое место выходит количественное, т.е. чисто демократическое, определение («Нас большинство, и потому мы правы»), а в другом - качественное, т.е. скорее элитарное, когда дело касается чистоты рядов.
Однако националисты - националистами, но вопрос о «русском» имеет самое прямое отношение к тому, чего же нам ждать от обновлённой Конституции. Положим, что она, если не прямо называет, то подразумевает именно русский народ. Как будто такую догадку подтвердил и Конституционный Суд, хотя и в предельно обтекаемой формулировке («Положение о русском языке основано на признании роли русского народа»). В конце концов, конституция французской Третьей республики только один раз и мимоходом упоминала слово «республика», что, однако, не мешало государству всё-таки быть республикой. Впрочем, с другой стороны, в преамбуле конституции РСФСР прямо говорилось о русском народе, что не мешает националистам говорить о «советской оккупации России». Но это так, к слову.
Итак, положим, что русские поправки даже в таком виде заставят власть озаботиться поддержкой русского языка и культуры, тем более, что Конституция говорит о правах коренных народов России. Впрочем, это касается только малочисленных народов, к коим русские могут быть отнесены только если вслед за русскими националистами признать, что русский националист и есть истинный русский человек.
Но что всё-таки значит - «поддержка русской культуры»? Если бы речь пошла только об охране и поддержке того, что этой культурой создано, то само по себе это, конечно, всё равно было бы благим делом, потому что русское культурное наследие находится в плачевном состоянии. Но в таком случае мы имели бы дело не с охраной и поддержкой собственно культуры, а только её внешних форм. Иными словами, в этом случае русификация оказалась бы только повторением т.н. ресоветизации.
Ведь что такое на самом деле пресловутая ресоветизация, на которую жалуются и националисты, и либералы? Это, например, отмечаемые по-прежнему советские праздники. Это советские песни на официальных мероприятиях. Это возрождение некоторых советских явлений: звание Героя труда, студенческие отряды, движение пионеров (называемое теперь движением школьников). Но всё это только форма без содержания. За этими чисто внешними явлениями не стоит породивший их изначально строй. Главное, за этими явлениями не стоит то, что прежде всего отличало этот строй в лучшие его времена: его устремлённость к будущему, к воплощению идеала. Разве идеал - стремление к «достатку и комфорту»?
«Ресоветизация» представляет собою всего лишь подражание советской эпохе с внешней её стороны, временами принимающей даже формы пародии, например, когда молодые карьеристы объединялись под названием «Молодая гвардия». Ресоветизация - это пустая гильза. Ресоветизация - то самое повторение трагедии как фарса, о котором писал Маркс.
Но разве не могут также фарсом закончиться русские поправки? Обновлённая Конституция сама по себе, положим, хорошая вещь. Но Конституция - всего лишь учреждения. Главное же всё-таки не учреждения, а человек. Однако чего стóит «поражение системных либералов», которых заставили смириться со словом «русский», без отказа от либеральной идеологии? Сказать «русский» - не велико дело: мало ли было в 90-е «русских» банков и контор. И со словом «русский» на устах всё равно можно пытаться встроить Россию в западный мир. Без отказа от этих попыток, без отказа от либеральной идеологии, без возвращения к русским культурно-историческим началам зримым выражением русских поправок может оказаться кокошник на голове футбольного болельщика.
Александр Коппенол, русский православный публицист, Голландия
